Он не хотел сидеть дома и грустить. Слушать за стенами чужие разговоры, смех, песни, звон посуды, шорох бумаги и треск пластика из бесчисленных разноцветных упаковок. У его соседей всё было хорошо и он искренне радовался за них. Но радость эта — слабая, хрупкая, она почти не греет сердце. Ему самому хотелось быть за той стенкой, смеяться, петь, звенеть посудой, шуршать бумагой. Вместо этого он лежал в собственной кровати и смотрел в потолок. Когда он закрывал глаза, полностью погружаясь в чужую жизнь, его всё сильнее и сильнее одолевало чувство, что он не существует. Стоило распахнуть глаза, как это чувство никуда не уходило, при взгляде на лишённую праздничных декораций квартиру. Попросту не для кого было их вывешивать.
Нет, он не был совершенно одиноким во всём городе. Конечно, у него были друзья, замечательные друзья, пара даже пригласила его провести праздник с ними. Но он, дурень, отказался. Сказал, что Рождество — семейный праздник, там нет места чужим. Ему совесть не позволяла «причислить» себя к чужой семье — не настолько близок он был со всеми своими знакомыми в Аркхеме. Тот факт, что у него самого семьи не было, он сознательно игнорировал. В конечном счёте не помогли никакие уговоры.
Быстро расправившись с завтраком, Тео отправился в единственное место, где ему казалось его не будет глодать уныние. В библиотеке было мертвецки тихо, недавно начавшийся снегопад уже заметал окна, и ныне в нём осело стойкое чувство будто не он, а весь остальной мир не существует. С этой мыслью было проще сдружиться. Тео был сперва-наперво рад, что успел оказаться внутри, прежде чем началась непогода. И всё-равно в огромном помещении библиотеки было очень холодно, поэтому Тео сидел в своей уличной одежде, поджав ноги, пока рядом медленно разогревался переносной обогреватель — включить отопление он не мог. Тогда люди обязательно заметят, что на главный праздник в году, он просто пробрался на своё рабочее место, а это грозило проблемами и общественной жалостью — ни то, ни другое его не прельщало. Впрочем, он пришёл сюда не сидеть часами, жалея себя. Он действительно собирался работать, это подтверждал горящий монитор на его столе. Когда работаешь, нет времени грустить.
Тео открыл один из рабочих документов, но так и не начал писать. Каждый раз, когда он пытался сосредоточиться, его взгляд соскользал куда-то в сторону и веки наливались тяжестью. В полу-мраке помещения и с нарастающим теплом прямо под боком его одолевала нежданная сонливость. Может ему поспать? Проспать весь этот и ледующий день, даже оставшуюся часть зимних каникул и собственный, чёртов, день рождения, приходящийся по злой иронии судьбы на последний день в году. Спать ровно до тех пор, пока не придёт время вновь окунуться в родную рабочую рутину и забыть про тоску бесконечно тянувшихся выходных дней.
Это было бы слишком просто. Ему не стоило спать уже по одной той причине, что его не то чтобы очень разрешённое проникновение на закрытую территорию мог в любой момент заметить местный вахтёр. Это в лучшем случае. В худшем... мог повториться сценарий почти двухнедельной давности. Тео ведь никому не сказал, куда пошёл, и его пропажу на этот раз могут заметить слишком поздно. После этой мысли из него будто разом высосали всё тепло. Это было совершенно не то, о чём он хотел думать. Не в это время и не в этом месте. Стряхнув очередной порыв сонливости, Тео решительно поднялся с кресла и отправился бродить вдоль книжных стеллажей. Самое ироничное в профессии библиотекаря то, что тебе самому совершенно не хватает времени на чтение чего-либо помимо отчётов и каталогов. А у него на рабочем столе давно пылился список литературы, которую он хотел прочитать ещё до конца года. Увы, до конца года оставалось всего несколько дней, но он может хотя бы начать, не так ли? Тео выбрал пару книг из медицинского раздела, прежде чем вернулся на своё место. По-началу придти в спокойно-сосредоточенное состояние необходимое для чтения было сложно, но когда это случилось, все тревоги разом стали такими мелочными и тут же забылись.