Эти несколько дней показались Эстервуду настоящим адом. Переполненные стены городской больницы, когда приходилось укладывать пациентов даже в коридорах. Разве можно представить такое в столь маленьком и тихом городке как Аркхем? Да даже работая в крупной клинике Нью-Йорка, куда периодически по скорой могло поступать до двадцати пострадавших, к примеру, в огромной аварии, когда с выходных и отпусков вызывали всех, кого только можно, когда вся хирургия без лишних слов спускалась работать в приемном, ибо все без исключения привозимые были в тяжелом состоянии, да даже в случаях такого аврала, казалось, что ситуация легче и проще, чем в эти дни в богом забытом городке Массачусетса. Роберту пришлось не раз за это время выходить к журналистам, примчавшимся в Аркхем со всех концов страны. Еще бы, пахло сенсацией. Столько людей вдруг уснули и не могут проснуться. Эпидемия летаргического сна? Тайные опыты сумасшедших ученых? Эксперименты пришельцев? Каких только заголовков за эти дни не было в газетах и электронных изданиях. Какие только тонны параноидального бреда не сыпались на неокрепшие умы простых обывателей.

Роберт буквально разрывался между больницей и домом, искренне порадовавшись лишь тому факту, что незадолго до всех этих событий, Ребекка снова вернулась в Нью-Йорк. И это было логично, здесь ей совершенно нечего было делать. А когда планы якобы матери по ее срочному замужеству рухнули, девушка явно вздохнула с облегчением, отправившись обратно в большой город с большими возможностями. Мужчине с трудом удалось в телефонном разговоре уговорить Бекки не приезжать, даже несмотря на то, что ее мать также стало жертвой неведомой болезни. Сейчас он был бы просто не в состоянии объяснять дочери, что Ромейн нет уже год, пусть он сам и узнал об этом совсем недавно. Отчасти боялся, пожалуй, хоть и знал, что безумно теплых чувств к родной матери девушка давно уже не питала, если и питала вообще, с того самого момента, когда перестала ходить пешком под стол.

Дел в больнице было невероятно много, но и жить там круглые сутки мужчина никак не мог. Если бы Лору не коснулась эта напасть, она бы поняла и приняла тот факт, что Эстервуд появлялся бы дома лишь чтобы принять душ, переодеться и побыть с ней хотя бы несколько минут. Но вышло иначе. По понятным причинам Роберт не мог позволить определить Элору в клинику, это было просто-напросто опасно. Она оставалась дома, в том же состоянии сна, что и многие другие жители Аркхема. Роберт понимал, что все жизненные показатели у нее, как и у других, в норме, что это даже не глубокая кома, которая требует поддержания жизненно-важных процессов в организме, но меньше от этого не переживал все-таки. Спал он чрезвычайно плохо, зачастую используя для этого не постель, а кресло рядом с кроватью, то и дело просыпаясь, когда сквозь сонную пелену мужчине начинало казаться, что он услышал какой-то посторонний звук или движение.

Так было и в эту ночь. Роберт знал, что некоторые уже проснулись, как и понимал, где их, скажем так, сознание могло находиться во время этого сна. У Эстервуда не было лишнего времени, чтобы плотно общаться в эти дни с другими представителями магического сообщества, и знать, какие там изыскания они проводили. Но общая картина ему была известна. Роберт вздрогнул, резко распахнув глаза. Часы показывали половину четвертого ночи, что подтверждала кромешная темень за окном спальни. От неудобного положения затекла спина и шея, и он с трудом потянулся, чтобы хоть как-то привести мышцы в норму. Казалось, что в глаза кто-то весьма добрый всыпал тонну песка, а по голове долго и упорно стучали молотком, хорошо еще не отбойным. В общем, чувствовал он себя кошмарно. Правда ровно до того момента, пока не проснулся окончательно, внимательно вглядываясь в женскую фигуру, лежащую на кровати. Что-то было не так. Не так, как эти несколько дней. Не нужно было особо сильно напрягать извилины, чтобы понять, в чем причина. Понятно, что во сне живой человек не может лежать неподвижно. Но так кардинально Лора еще никогда не меняла положение.

Роберт осторожно поднялся на ноги, пересаживаясь к кресла на край кровати, едва уловимо касаясь ладонью ее плеча, - Лора? – он не мог и допустить мысли, что она не проснется. В это мужчина категорически не верил. И его вера была вознаграждена вдруг распахнувшимися глазами, - Все хорошо, - она была испугана, как после реалистичного ночного кошмара,  потому он поспешил придвинуться ближе, обнимая женщину, прижимая как можно ближе к себе, - Все хорошо, ты не спишь, все хорошо, - не понятно, кого он сейчас больше успокаивал, Лору или самого себя, но в любом случае это было необходимо, - Все закончилось, ты дома, в своей постели. Я рядом, Лора, посмотри на меня, - с трудом он чуть отстранился, чтобы заглянуть в ее глаза. – Все хорошо, - он повторял это снова и снова, гладя ее по голове, периодически оставляя мимолетные поцелуи на щеках, продолжая крепко держать в своих объятиях.  – Я здесь, с тобой, все закончилось.

Роберт понимал, что ей нужно некоторое время на то, чтобы прийти в себя. Точно также как знал, что эти дни были не совсем сном, в привычном понимании этого слова. У Эстервуда не было особо много времени на то, чтобы общаться с теми остатками ковена Прилива, что сейчас были в живых и оставались в Аркхеме, пытаясь с магической стороны разобраться с ситуацией. Его в эти дни куда больше волновала, собственно, Элора и дела больницы, тем более по части Астрала мужчина не был самым большим специалистом. Но слухи и сведения до него все равно доходили, так или иначе. А потому Эстервуд не мог не знать, в каком именно «сне» находились все, кому так не повезло. Точно также как понимал, что одну минуту реального времени, там, в Стране снов, могло пройти целое столетие. И сейчас ему оставалось лишь только догадываться, что творилось там с Лорой, и насколько тяжело ей будет вернуться обратно в единственную объективную реальность.

Собственно, магом Роберт был своеобразным. По большей части благодаря тому, что рос в отрыве от всего этого жутко консервативного сообщества, аналогичного аркхемскому ковену. Астрал был для него место интересным, но явно не настолько, чтобы менять его на настоящую жизнь. Справедливо полагая, что длительное нахождение по ту сторону может очень печально сказаться на психике человека. А еще Эстервуд знал, что его Лора была сильной, и она справится с очередным потрясением. Да, именно с потрясением, от которых он обещал ей оградить ее теперь, когда они наконец-то вместе. И этот факт больно бил и по самолюбию мужчины, и по многим другим факторам.

- Ты расскажешь мне, что видела, хорошо? – Роберт заглядывает в темные женские глаза, все еще полные непонимания и, возможно, даже страха, - Обязательно, но чуть попозже, - всему свое время, и Эстервуду действительно будет крайне важно знать и понимать, что происходило с Элорой в Астрале, но явно не сейчас, когда она и без того потеряна и пребывает в состоянии жуткого стресса. – Правда в том, что и с тобой, и со мной все в порядке, слышишь? – мужчина толком не понимал, слышит ли его женщина, точнее насколько точно воспринимает то, что он говорит. И ее действия лишь выбивали его из колеи. Но, пожалуй, этот поцелуй был необходим не только ей одной. Он и сам сейчас, в некоем исступлении касаясь ее мягких губ, получал своего рода осознание, что она снова рядом, живая и здоровая. И пройдет немного времени, все снова вернется на круги своя, и эти два дня перестанут уже что-либо значить.

- Лоры, о ком ты говоришь? – это был, вероятно, первый тревожный звоночек. Роберт совершенно не понимал, о каких мольбах и, главное, к кому она сейчас говорит. Но пытаться более настойчиво расспрашивать Эстервуд сейчас не хотел, понимая, что это бесполезно, когда Лора просто-напросто разрыдалась. Все, что он мог делать, это продолжать обнимать ее, ощущая как горячие ее слезы обжигают кожу, проступая сквозь ткань его футболки. – Кто такой Тео? – мужчина уже точно ничего не понимал, а потому не знал, как лучше реагировать на те или иные слова женщины, чтобы не навредить, пока она настолько эмоционально не стабильна.  Роберт лишь успевает, с долей секунды опоздания, подняться вслед за Лорой, но не удержать. А потому в следующий момент уже оказывается рядом с ней на полу, машинально наблюдая, как скоро затягивается небольшой порез на женской руке.

Ощущение дежа вю бывает настолько неприятным, что невольно пробирает дрожь. Однажды, достаточно давно, Эстервуд уже наблюдал подобное. Вот только тогда с регенерацией у Элоры было несколько хуже. Но он точно также держал ее руку в своей, внимательно наблюдая, и отчаянно боясь, что может случиться нечто плохое. Не понятно, сколько прошло времени, пока они так и сидели на полу, пока он осторожно приобнимал ее за плечи, терпеливо ожидая, пока схлынет очередная волна чрезмерно сильных эмоций.  Сын… это было плохо. Наверное, он предпочел бы, чтобы Лора пережила в Астрале какую-то фантастику, никак не связанную с реальной жизнью, но получилось, судя по всему, наоборот. А это означало лишь одно – ей будет гораздо сложнее принять факт того, что все это было ирреально. Тео… Теперь Эстервуд начинал понимать, и от этого осознания становилось не по себе. Происходившее там, вероятно, было слишком уж схоже, как будто иная линия вероятности сработала много лет назад. И где-то глубоко внутри пронеслась мимолетная мысль, что он тоже хотел бы узнать, как все могло бы быть, поверни импровизированная линия судьбы чуть-чуть в иную сторону.

- Давай встанем с пола, - Роберт поднялся, осторожно помогая сделать Элоре тоже самое, и усаживая ее на кровать. – Слушай, я понимаю, что тебе сейчас сложно, - мужчина сел рядом, вновь устанавливая столь необходимый сейчас зрительный контакт с женщиной, - Хочешь рассказать мне, что случилось? – трудно было подбирать адекватные формулировки. – Ты спала почти двое суток. Точнее не спала в прямом смысле слова, ты была в Астрале. Как и многие другие жители Аркхема. Но ты же знаешь, что там все нереально? – Эстервуд осторожно проводит кончиками пальцев по ее щеке, все еще влажной от слез. Столь желаемая фраза буквально рвется наружу, и мужчина с трудом себя сдерживает, чтобы ее не озвучить. Только не сейчас. Несколько позже – обязательно, хотя бы потому что он принял для себя за правило не лгать Лоре, вообще ни в чем. Сейчас же она лишь причинит женщине дополнительную боль от воспоминаний о том, что с ней происходило за это время. – Я переживал за тебя, - и это чистая правда. Куда больше, чем за кого бы то ни было.

I look inside myself
See my heart is back
I see my red door
And I wanna paint it black
Maybe then I'll fade away
And not have to face the facts
It's not easy facin' up
When your whole world is black

Роберт чувствовал себя загнанным в угол, и в тоже время раздираемым противоречиями в полярно разные стороны.  С одной стороны, ему было больно смотреть на Лору в таком состоянии, на то, как по ее бледным щекам скатываются ручьи из слез, как она цепляется за горловину его футболки, как за спасительный круг, и как по ее телу проходит очередная волна дрожи, которую он ощущает практически физически. И если бы он мог сейчас сделать, что угодно, отдать, что угодно, лишь бы прекратить ее страдания, он бы сделал это, нисколько не раздумывая. Но в тоже время мужчина понимал, что это не в его власти. И как бы он не желал того, как бы не старался, он не сможет вернуть Элоре то, что она потеряла в той жизни в Астрале. Знакомые ощущения, о которых Эстервуд успел за последнее время практически позабыть, и свято верил, что с возвращением Лоры, они, напротив, никогда более не вернутся в его жизнь, вновь тянули к нему свои холодные липкие черные руки. Опутывали грудную клетку, проникая сквозь преграду из ребер внутрь, касались сердечной мышцы, заставляя ту сжиматься, и биться быстрее и сбивчиво, пытаясь уберечься от яда, что несли эти ощущения с собой, так явно и так неотвратимо. Он верил, что никогда больше не почувствует себя настолько беспомощным, и пробежавший сейчас холодок вдоль позвоночника, окончательно развеял эти надежды мужчины. Он был бессилен. Именно сейчас – и полностью. Не было ни единого шанса, чтобы исправить случившееся. И забрать себе всю ту боль, что сейчас терзала его любимую женщину, он тоже не мог. Беспомощность. Именно она окутывала его темнотой, удушающей, заставляющей практически на физическом уровне чувствовать все то, что он так хотел оставить в прошлом.
И с другой стороны – Эстервуд прекрасно понимал, что страдания о том, чего никогда не было в реальности, лишь приносят ненужные горести, и вредят здоровью. Да, рационализм тянул мужчину в свою сторону, пытаясь достучаться до его разума, напомнить о том, что сейчас, потакая фантазиям Элоры, он будет делать ей лишь хуже, все дольше и дольше оставляя ее в плену грез, бесплотных и ранящих ее душу. Что он должен хотя бы один раз переступить через себя, проявить жесткость, вернуть Лору в реальность, как бы она не сопротивлялась, и как бы не сжималось его собственное сердце от этой необходимости. Но пока мужчина лишь молча смотрел на женщину, слушал ее сбивчивые речи, и все равно не мог решить, что он сейчас может действительно сделать, чтобы ей стало хотя бы немного лучше.

- Что ты сейчас сказала? – Роберт не понял ни слова из этой фразы. Он, конечно, не мог доподлинно знать, какие языки знает Лора. Но ничего похожего на этот, кажется, никогда и не слышал. Но еще больше он хотел понять, найти слова и фразы, нужные именно в этот момент. Но мысли путались. А эмоции Элоры зашкаливали настолько, что, казалось, будто они становились физически осязаемыми, заполняли собой все пространство спальни, лишая его остатков кислорода. И будто бы он уже сам начинал чувствовать страшную горечь утраты того, кого никогда и не было на самом деле.
Когда она отпустила руку, и следом отвела взгляд, не в силах больше сидеть, мужчина поднялся, отходя к подоконнику, и на некоторое время просто всматриваясь в пейзаж за окном. На то, как снег мерно падает, укрывая сбросившие листву деревья густого нерегулярного сада возле дома, как ложится снежными шапками на раскидистые лапы вечно зеленых елей. Как серое тяжелое небо нависает, давит, словно все больше, с каждой секундной, приближаясь к земле. – Знаешь, Лора, - он все еще не поворачивался, говорил тихо, и голос предательски начинал хрипеть, заставляя мужчина откашляться, - Это прозвучит странно, и я не должен ничего подобного говорить, - он вздохнул, и вообще делал непозволительно долгие паузы между частями предложений. – Я могу лишь догадываться как тебе сейчас больно и тяжело, - хотя нет, он все же мог чуть больше, потому что сейчас прекрасно помнил, что значит потерять того, кого искренне и сильно любишь, но просто не хотел напоминать об этом ей, не сейчас, и не вслух, - И в тоже время, - он чувствовал, как напрягались мышцы спины и рук, выражая тем самым нервное перенапряжение, - Я будто бы завидую тебе. Прости меня, но это так, - Роберт был с Элорой предельно честен, потому что не умел, да и не хотел вести себя иначе. Только не с ней. – Как бы страшно это не закончилось, оно было. И он… был, - Эстервуд опустил голову, чуть прикрыв глаза, и всеми силами пытаясь отогнать от себя эти фантазии, начавшие причинять и ему боль, которой он не должен испытывать.
Так сложилась их настоящая жизнь, позволившая лишь сейчас быть наконец-то честными друг с другом. Так сложилась их реальность, лишившая многого, слишком многого, о чем можно было бы вспоминать с невероятной теплотой в сердце и душе. Но в тоже время, она дала им будущее. Их общее будущее. И его смело можно было измерять не днями, но годами, и даже столетиями. И Эстервуд хотел думать лишь об этом, просто радуясь, что все обошлось, что Лора проснулась, и снова рядом. Но что на данный момент нужно было ей самой – этого мужчина знать никак не мог.

Следующие слова Элоры заставили его сначала вздрогнуть, а затем с силой сжать края подоконника, на который он все еще опирался руками. – Что ты говоришь?! –воздуха в грудной клетке хватило лишь на одну короткую фразу, но кое-как собравшись с силами, он отпустил подоконник, не обращая внимания на то, что под пальцами пошла тонкая трещинка в податливой древесине. И развернуться, поднимая голову, чтобы посмотреть женщине прямо в глаза. – Лора, что ты вообще говоришь? – смесь непонимания, какой-то иррациональной обиды и горечи застыла на мужском лице, и ему потребовалось время, чтобы собраться, и заговорить снова. – Ты… ты вообще понимаешь? – он практически задыхался, даже не думая, что им могут столь быстро и настолько безумно сильно овладеть эмоции. Нет, он не злился на нее лично. Но слова Лоры можно было бы сравнить с очень острым и весьма болезненным уколом, с которым Эстервуд сейчас пытался справиться.  – Черт! – он выдохнул, обхватывая голову руками, и снова закрывая глаза, простояв так какое-то время, и лишь попытавшись привести в порядок дыхание, вновь посмотрев на Лору.  – Нет, я не хочу это слышать! – проведя столько десятков лет в слепых надеждах, и наконец-то, пережив действительно самое страшное, что только могло быть, обретя то, чего так искренне желал, слышать теперь нечто подобное было… нет, у Эстервуда не нашлось бы никаких эпитетов хоть как-то описать то, что он при этом испытывал.
- Каждую свободную минуту в эти дни, - он заговорил тише и еще медленнее, - Я отправлялся домой, сюда, чтобы побыть рядом с тобой. Я держал тебя за руку, разговаривал с тобой, и ждал, что ты проснешься. Потому что знал, что так и будет. Потому что иначе просто не может быть. Только не снова, - Роберт поморщился, на время отводя взгляд в сторону, будто бы стесняясь рвущихся наружу эмоций, так легко отпечатывающихся на выражении его лица, - Эти два дня до боли напоминали мне то множество лет… И теперь ты говоришь, что я чего-то там захочу… что ты сможешь… - немой вопрос в недосказанной фразе застыл на его губах, но слова больше не давались, даже с самым большим трудом. Оставалось только пытаться сделать как можно более глубокий вдох, и не более.

No more will my green sea
Go turn a deeper blue
I could not foresee
This thing happening to you
If I look hard enough
Into the setting sun
My love will laugh with me
Before the morning comes

Cracked eggs, dead birds
Scream as they fight for life
I can feel death, can see its beady eyes
All these things into position
All these things we'll one day swallow whole
And fade out again and fade out again...

Да, он повел себя весьма эгоистично, отдавшись на волю разрывающим грудную клетку эмоциям. Повинуясь отголоскам прошлого, которые слишком ощутимо и слишком болезненно начинали рвать душу цепкими железными когтями. Отчаянно хватаясь за край пропасти, до онемения, до побелевших костяшек напряженных суставов, лишь бы не сорваться, лишь бы не оказаться вновь в пучине той ужасающей пустоты, в которой он пребывал последний год, и из которой, к слову, так и не сумел найти адекватного выхода. Но мужчине стоило бы помнить, что Элора пережила многое за эти два земных дня в Астрале, и он уж точно не вправе ее винить в неосторожных словах.

Роберт шумно выдохнул, когда она подошла ближе, обнимая, прислоняясь лицом к мужской груди. Сейчас он чувствовал то, что, наверное, было для него всегда самым важным, тем, что поддерживало на плаву, не давало все бросить, не позволяло раскиснуть окончательно – он чувствовал ее тепло, именно чувствовал, а не просто представлял себе эти объятия, хотя он так долго довольствовался лишь иллюзиями. А раз так, то разве вправе он винить Элору в ее иллюзиях и реакциях на них? Вряд ли.  – Все хорошо. Прости, - он осторожно, и с какой-то непомерной нежностью гладил девушку по голове и волосам, - Я не хотел так… остро реагировать, - больше, пожалуй, и сказать было нечего. И все, чего сейчас хотелось, и что только Эстервуд мог сделать, это вдыхать ее запах, такой родной, что он не смог бы его забыть, сколько бы времени не прошло, чувствовать, как бьется ее сердце, как вздымается грудь при каждом новом вздохе, заглядывать в темные, в бездонные глаза, каждый взгляд которых оказывал на него всегда своего рода гипнотическое воздействие. Она была здесь, живая, сумевшая выбрать из плена астральных иллюзий, какими бы реальными они не казались. Она – здесь. Так разве он может просить большего? Больше, чем то, чего столь много лет не мог получить никоим образом. Да разве может он себе позволить быть на что-то обиженным, или чем-то недовольным?

- Лора, я… - все возможные слова застряли в горле тяжелым комом, - Я…, - он толком не знал, что она успела пережить в той, иллюзорной жизни, лишь в общих чертах, что сумел уловить из ее сумбурных слов этим поздним вечером, уже плавно перешедшем в ночь. Но, кажется, только сейчас полноценно осознал, смог прочувствовать, насколько это было болезненно и страшно для Элоры. И эта боль, словно колючая проволока, сдавливала сейчас все его естество, не давая что-либо сказать, или сделать. Роберт просто смотрел в ее глаза, все еще влажные от недавних слез. Как будто никак не мог насмотреться вдоволь. Впрочем, вряд ли когда-то это вообще для него случится. – Я обещаю, - повинуясь совершенно иррациональным порывам, перестав как-либо контролировать свои эмоции и чувства, Эстервуд опустился на колено, беря девушку за руку, и по воле собственной привычки, прижимая ее ладонь к губам, оставляя на мягкой коже едва уловимые поцелуи, - Нет. Клянусь, - говорить становилось легче, - Что всегда буду рядом с тобой, чтобы не случилось. Что ты в безопасности рядом со мной. Я не исчезну, и никогда не оставлю тебя одну, - он все же поднялся, выпрямляясь, и беря лицо девушки в свои ладони, - Веришь мне? – и это подтверждение сейчас необходимо мужчине как воздух, и даже больше. Будто бы без ответа сердце перестанет биться, перестанут расправляться легкие, насыщаясь кислородом, перестанет кровь бежать по артериям и венам. Перестанет существовать весь этот огромный и многообразный мир.

И без этого поцелуя, что он сейчас себе позволяет, погаснет солнце, земля сойдет с орбиты, погружаясь в темный, страшный хаос, о котором мужчина знает куда больше, чем хотел бы того на самом деле. В голове бьется одна-единственная мысль, теми же самыми словами, что он едва слышно твердил год назад, даже не пытаясь прятаться от пронизывающего зимнего ветра. Те самые слова, которые он пытался в вложить в мерзлую горсть сырой земли в подрагивающей ладони. Те слова, что, как ни крути, определяли и продолжают это делать все его существование. «Не оставляй меня», - он повторяет мысленно, продолжая касаться ее губ своими, и где-то на подсознательном уровне полагая, что Лора тоже слышит эти настолько важные для него слова.

Immerse your soul in love
Immerse your soul in love