Идея обратиться за консультацией не к магу, а к дракону пришла в голову Ковача неожиданно. Однако оказалась весьма разумной и жизнеспособной. Исаак прекрасно знал умение этих существ обращаться с ценностями, а также разбираться в них. Можно сказать, что у драконов это было природное. Он не часто за свою жизнь встречал их, а потому знакомстве с Дженнифер Холт было для него действительно большой удачей. Мужчина умел хранить чужие тайны, хотя отчего-то нисколько не сомневался, что в Аркхеме отнюдь не он один знал о том, кем эта девушка является на самом деле. Впрочем, это вряд ли имело хоть какое-то значение. На нее не действовала магия, а в нынешнем деле это было огромным плюсом.

Ковач привык быть осторожным. Зачастую именно от уровня осторожности зависела его жизнь. И это касалось как артефактов, так и других, не связанных с ними аспектов. И чтобы не получить премию Дарвина посмертно, он соблюдал целый ряд правил при работе с неизвестными пока вещами. Начиная от перчаток с тальком, состав которого мужчина разработал сам, и он не имел ничего общего с его медицинским собратом, до работы с искусно созданными копиями. Хотя бы в первое время.

- Возможно, - мужчина пожал плечами, поднимаясь из-за стола и отходя к окну, которое открыл настежь. Ковач привык курить за работой, но в присутствии посторонних старался проявлять уважение, хотя бы, не создавая вокруг дымовую завесу. Сейчас кольца дыма улетали куда-то в морозное стремительно потемневшее к ночи небо. Исаак думал. Взвешивал все за и против. Его захватила эта задачка, как было всегда, когда он не мог сходу определить, что за предмет перед ним и для чего он предназначен. И чем сложнее было решение, тем больше оно захватывало, естественно.

- Знаю, конечно, - мужчина согласно кивнул. Несмотря на естество дракона, Дженнифер была еще слишком молода, и это нетерпение шло от возраста. Ковач не был действительно стар по магическим меркам, но слишком насыщенные события в его жизни сделали его старше уже очень давно. И с этим нельзя было не считаться. – Хорошо. Идем.

Окурок полетел в открытое окно. Обычно мужчина так не делал, но сейчас это вышло как-то само собой, неосознанно. Когда Исаак купил этот дом, решив, что хочет проводить в Аркхеме больше времени, он перевез сюда большую часть своей библиотеки, а также ряд коллекций. Благо дом был огромным, и даже если бы Джин осталась жить здесь, трижды родила детей, а затем к ним присоединилась сестра Исаака с дочерью и ее семьей, им все еще хватало бы места. Порою Исаак жалел, что так не получается. Он рос в большой семье, и все семьи вокруг него тогда – тоже были большими. И он до сих пор считал, что так правильно, по крайней мере для него. Сейчас же он жил здесь один, и в часть комнат и не заходил вовсе. Они прошли по коридору, в самом конце которого мужчина отпер дверь, и прикрыл ее, пропустив Дженнифер вперед, и зайдя за ней следом. Помещение было большим, просторным, но тускло освещенным. Любому дилетанту известно, что предметы старины яркий свет не жалуют.

- Перчатки? – Исаак вопросительно посмотрел на девушку, автоматически натягивая пару на свои руки. – Если хочешь, конечно, - глупо было бы настаивать. Особенно когда у Холт такие отношения с магией. – Прошу, - подцепив за края полотно темной и очень плотной ткани, Ковач стянул его, тем самым демонстрируя девушке небольшой высокий столик, на котором и покоился искомый артефакт.

Ковач внимательно наблюдал за Холт, за тем, каким взглядом она изучает артефакт. Можно ли по одному этому взгляду определить, что перед ним не просто молодая девушка, живо интересующаяся древностями, а существо совершенно иного порядка? Этого он узнать уже не сможет никогда, просто потому что ему доступна правда. Сейчас же можно было лишь ждать – мнения, или же вердикта. Исааку казалось, что Дженнифер не особо верит в какую-либо исключительность данной вещи, а, скорее, склоняется к тому, что это просто красивый предмет антиквариата, не имеющий никакого отношения к магии. Это всегда вызывало у мужчины некоторое разочарование, с другой стороны, так или иначе, но загадка будет разгадана, а это всегда было прекрасно.
- Значит ничего? – мужчина вопросительно посмотрел на Холт, после чего протянул руку, чтобы забрать предмет…
Наверное, как-то так и выглядят провалы в памяти. По крайней мере, когда Исаак открыл глаза, ему захотелось их вновь закрыть, а заодно вспомнить, в какой момент своей долгой жизни он свернул не туда, начав то ли пить, то ли употреблять наркотические вещества. Хотя был еще вариант, что мужчина просто спит, и ему снится весьма странный сон. А значит достаточно лишь вновь якобы закрыть глаза, и картинка тут же сменится.

Ковач проделал все эти бесхитростные манипуляции, но ничего не изменилось. И, кажется, это был даже не астрал. Становилось все непонятнее. Мужчина попробовал пошевелиться, но и это у него не вышло. Сознание начинало функционировать все лучше и быстрее, и то, что с ним сейчас происходило, ему категорически не нравилось. «Что за дерьмо», - вот такая бесхитростная фраза была единственным, что сейчас пришло на ум мужчине, привязанном веревками в столбу. Исаак родился пусть и не недавно, но в те годы, когда средневековье с вездесущей инквизицией и охотой на ведьм было уже далеко в прошлом. А потому он искренне не мог понять, где вообще находится. Единственное, что приходило сейчас в голову, так это то, что они с Дженнифер явно где-то ошиблись с артефактом.
Мужчина внимательно  вслушивался в слова незнакомой женщины, которые вызывали сильное раздражение, если не негодование, и это несмотря на то, что Исаак более чем искусно умел держать себя в руках. – Я прошу прощения, - кажется, эти люди не ожидали, что их пленник, ну или подсудимый, решит вдруг подать голос, - Я гражданин Венгрии, и весьма сомнительно, что Вы можете судить меня по законам своей страны, - Исаак был весьма вежлив, говоря то, что периодически очень помогало в делах, особенно, когда имеешь про запас несколько полностью легальных паспортов. Британское гражданство тут вряд ли бы смогло помочь, а вот Венгрия была от штатов значительно дальше по целому ряду внешнеполитических признаков. Запоздало Ковач пожалел, что не назвался гражданином Израиля, это явно дало бы ему куда больше положительных шансов. Зато ему на руку играл легкий акцент, который всегда появлялся в моменты особого нервного напряжения. Просто сейчас не было ни малейшего смысла его скрывать.
Кажется, толку от его попыток было чуть меньше, чем ноль. Еще минута – другая, и они дадут ему последнее слово, поджигая импровизированное кострище. Но огонь появился с неожиданной стороны. И этих секунд мужчине бы хватило, вот только его руки были связаны настолько умело, что сложить пальцы даже в самом простом жесте для заклинания, не представлялось возможным. Исаак поерзал, пытаясь ослабить узлы, и судорожно вспоминая какую-нибудь вербальную формулу, кои никогда особо не любил.

Почему-то Исаак не был удивлен, что никто его тут не слушал. Мужчина понимал, что оказался в окружении истинных фанатиков, просто-напросто не способных воспринимать не чужую речь, ни иную точку зрения. Нечто подобное он уже видел. Как видело большинство государств и континентов, как видели многие поколения в совершенно разные исторические эпохи. Может быть просто такова есть человеческая природа? Что столь необходимым для ее существования является избирание вида, расы, национальности и так далее, уничтожение которых сулит всем оставшимся счастье и процветание? Так необходимо самому Человеку противопоставлять себя не таким как он, даже если в сущности нет ровным счетом никаких отличий. Нет их между европеоидами и монголоидами, нет их между бело- и чернокожими, между англичанами, китайцами, русскими и евреями, между мужчинами и женщинами, список можно продолжать бесконечно. И даже между магами и людьми без этих способностей. Идентичные скелеты и внутренние органы, идентична плоть, которая рано или поздно сгниет без остатка, потому что перед смертью они будут абсолютно равны, каждый в свой срок. Может виною тому жернова Холокоста, перемоловшие практически всех, кто был близок и дорог Ковачу, а может быть эта точка зрения сформировалась на фоне богатого жизненного опыта, не ограничивавшегося одной лишь Катастрофой, но мужчина искренне не понимал, как можно желать смерти кому-то за цвет кожи, глаз и даже за умение колдовать.
Зависть. Черная, пожирающая их изнутри зависть. Вот что во все века двигало этими людьми, готовыми с вилами, автоматами или циклоном "Б" бросаться на "других". Зависть зачастую неосознаваемая. Собственная неустроенность и умение самоутверждаться лишь за счет других. Это было до омерзения правдиво. Исаак вгляделся в лицо женщины, громче и больше всех кричащей, пытающейся будто бы раззадорить и без того неплохо заведенную толпу зевак. - Вы про электрический стул не слышали? - он вопросительно посмотрел на женщину, которая, на удивление, услышала его слова. - Про расстрел на худой конец? - Ковач тянул время, пытаясь разобраться с крепкими веревками, хотя бы старался это делать. Инстинкт выживания - единственный, который не победить и не искоренить ни в одном живом существе. - И, кстати, будьте так любезны сообщить на основании какого конкретно закона Вы пытаетесь меня сжечь, - да, он тянул время, а заодно пытался понять, какого черта здесь происходит. А самое главное - где это "здесь"? И во времени, и в пространстве.

Суматоха пришлась кстати, и лишь спустя некоторое время Исаак понял, что она была устроена Джен, которая сейчас старалась развязать ему руки. - Спасибо, - небольшая боль - это сущие мелочи, на которые не стоит заострять лишний раз внимание, только и всего. - Mir beyz dershrokn zikh mit tehore-vaser* - сорвалось как-то само собой. За столько лет жизни Ковач успел в совершенстве овладеть далеко не одним языком, но на свой по-настоящему родной переходил лишь когда действительно нервничал, что, в принципе, случалось с ним не так уж и часто.
- Портал или бежим? - он вопросительно повернулся к мисс Холт. С порталом могли быть определенные проблемы, в конце концов, Исаак их терпеть не мог с давних времен, хотя создавать умел, однако опасно было это делать когда вообще не представляешь где находишься. С бегом тоже - не факт, что им удастся превзойти охранников в своей физической подготовке. Оставался еще один вариант, - Или усыпить их всех ненадолго? - тоже было можно, по крайней мере мужчина не чувствовал, чтобы его силы были заблокированы или на исходе, к примеру, - Или... - он прекрасно помнил, что рядом с ним не просто девушка, но дракон. И если она решит улететь отсюда, он вряд ли будет против составить ей компанию.

* непереводимая игра слов, ближе всего по смыслу "чтоб вы (ты) сдох (сдохли) (идиш)

Отредактировано Isaac Kovacs (26-03-2019 12:03:59)

Впрочем, это был и правда самый адекватный вариант. Люди эти были безумны, и взывать к их разуму, и уж тем более гуманности, после того как им тут же продемонстрировали магию во всей ее красе, было просто-напросто бессмысленно. А потом оставалось лишь согласиться с Джен. Жить они явно желали больше, нежели увещевать невежд. Как бы пафосно это не звучало. Заклинание Исаак вспомнил без особого труда, как и необходимые для его сотворения жесты. Даже несмотря на то, что ему не так уж и часто приходилось им пользоваться. Повезло еще, что народу тут было не настолько много, чтобы потратить на их внезапный сон значительное количество сил. Ковач особо не смотрел, кто там и как попадал на землю, вряд ли они могли получить действительно серьезные увечья. А остальное его сейчас совершенно не волновало.
Исаак ненавидел порталы всей своей душой еще с памятного сорок четвертого. Тогда ему понадобилось слишком много времени на то, чтобы восстановить магические силы, кои после сотворения портала были практически на нуле. С тех пор прошло много времени, мужчина многому научился, и, само собой, сейчас это не могло его опустошить, даже если пришлось бы перемещаться куда-нибудь в Австралию. И все же любви к порталам от этого у Ковача не прибавилось. - Пошли, - Исаак протянул Холт руку, много времени у них не было.

Портал Ковач открывал на окраину Аркхема, в максимальной близости к своему дому. Это было логично и удобно. И гораздо лучше, нежели свалиться в самом центре города. Несмотря на концентрацию магов в столь маленьком городе, здесь все еще жили обычные люди, и нехорошо было бы их смущать. А затем тратить время, силы и нервы на стирание памяти. Их встретил прохладный легкий ветер, колышащий уже практически освобожденные от листвы редкие деревья. Исаак стоял, всматриваясь в линию горизонта, где должен был быть Аркхем. И где его не было.
- Ты тоже это видишь? - он обратился к Джен, напрочь забыв хотя бы поинтересоваться, как она перенесла путешествие, - Что это вообще, черт возьми? - ничего не оставалось, кроме как двинуться по дороге, чтобы увидеть все своими глазами. Ковач не мог настолько сильно ошибиться в координатах. Это было просто-напросто невозможно. И куда проще, нежели перенестись из того же Будапешта в Мальме, где он до создания портала ни разу не был. Аркхем же и окрестности мужчина успел хорошо изучить за годы своей периодической жизни здесь. И сейчас точно также узнавал местность. Вот только... города все также не было на своем законном месте.
Вместо города был кратер. Котлован. Назвать можно как угодно, хоть аналогом Марианской впадины. Зрелище менее или более жутким от того не становилось. Они с Джен стояли практически на краю, молча осматривая ту неожиданную картину, что предстала перед их взором. - Я. Не мог. Промахнуться. - чеканя каждое слово, Исаак скорее думал вслух, чем действительно обращался к своей спутнице. - Не понимаю, - мужчина покачал головой, нащупывая в кармане портсигар и машинально закуривая. - Что думаешь? - у него мыслей не было вовсе. Хорошо бы, если хоть какие-то идеи были у Холт. По крайней мере, Ковач на это очень надеялся.

- Нет, ножа нет, - мужчина пожал плечами, как-то не было у него привычки всегда носить в кармане колюще-режущее. - А зачем тебе... - Исаак не успел договорить, когда Джен уже порезала руку и теперь кровь капала из раны прямо на землю. Иллюзия... в это хотелось бы верить. Но в тоже время Ковач привык доверять интуиции. А она отчего-то упрямо твердила, что никакой иллюзии нет. Он помнил про артефакт, помнил про то, что вся эта чертовщина началась именно в тот момент, когда они одновременно коснулись этой вещицы. Надо было думать. Судорожно, быстро и, желательно, продуктивно. За долгие годы своей работы с предметами старины, в том числе несущими в себе магическую силу разной степени и направленности, мужчина никогда не сталкивался с подобным эффектом. Хотя, казалось бы, он видел очень многое, а если и не своими глазами, то читал в книгах, слышал от коллег по цеху, так скажем. Но... нет, ничего подобного не было. И это настораживало.
- Все-таки не иллюзия, - Исаак покачал головой, наблюдая за небольшой лужицей крови дракона на земле, ровно до того момента, пока внезапный порыв ветра не принес к его ногам обрывок газеты. Ковач не раздумывая поднял пыльный листок, вглядываясь в печатный шрифт. - Черт, - дальше шло еще несколько не самых печатных слов на языке, на котором теперь уже никто и не говорит. Идиш умер, как умерло шесть миллионов тех, для кого этот язык был родным и, зачастую, единственным. - Посмотри на это, - мужчина протянул Холт кусок газеты, машинально доставая очередную сигарету.
Он понимал. Пусть не до конца, но кое-что прояснялось. - Если это будущее... - Ковач мерял шагами одному ему ведомый по размерам и площади участок земли, рассуждая вслух, - То почему именно тридцать пятый? - он снова и снова прокручивал в голове посекундно те события, что предшествовали их попаданию в это время. Нет, не было никаких цифр, намерений или намеков. У него уж точно. Да и у Джен вроде бы тоже. - Артефакт не может работать рандомно. Либо у него проблемы с, так скажем, настройкой. Либо это время выбрано по каким-то критериям. Я только пока не понимаю по каким, - появлялась хоть какая-то ясность, хотя, честно говоря, вопросов все равно было в разы больше. - И значит, у нас есть два варианта. Либо мы просто ждем, и через заданный период времени, артефакт вернет нас обратно. Либо... мы должны найти его или аналог, но последнее нежелательно, здесь, чтобы отправиться обратно. А еще в этом случае придется найти как задавать ему временные координаты и... - Ковач покачал головой. - Короче, оба варианта так себе, - он в ожидании посмотрел на девушку, возможно, ей в голову придут другие умные мысли и идеи.
Сам же Исаак пытался не думать о том, что с помощью этого артефакта он мог бы отправиться в прошлое. Потому что эти мысли были некстати. Слишком тяжелыми и слишком неуместными сейчас, когда стоило бы отодвинуть в сторону любые эмоции. Только разум и рациональность, не более того.

- Я тоже думал, что такой магии не существует, - Исаак не хочет сейчас вдаваться в подробности, рассказывая долго и, наверное, скучно для Джен, о том, сколько времени и ресурсов он потратил на поиски и изучение любой информации, связанной с такого рода магией. С ее возможностью, если быть точнее. Его куда больше будущего, интересовало прошлое, но смысл от этого особо не менялся. Стоит заметить лишь то, что ничего подобного мужчина так найти и не смог. Разрозненные упоминания о каких-то попытках, вот только не было ни малейшей уверенности, что авторы их не сошли с ума раньше, чем взялись за перо и бумагу. – Я не знаю, Джен, пока я ничего не знаю, - Ковач может лишь развести руками. Он отчасти понимает Холт, вся ее жизнь была сконцентрирована в этом городе – родные и друзья, и ей должно быть куда страшнее сейчас смотреть на то, во что превратился Аркхем. – Но, послушай, - маг подошел к девушке, осторожно касаясь рукой ее плеча, - Если мы здесь, значит, есть возможность вернуться обратно, - Исаак хотел бы верить в то, что говорит, но успокаивать он умел весьма плохо. – И значит есть возможность что-то предпринять, чтобы, - Ковач окинул взглядом огромный кратер, зияющий на месте города, - Предотвратить это. – он не сыпал сейчас пустыми обещаниями, считая Дженнифер достаточно умной девушкой, чтобы воспринимать реальность таковой, какая она есть, а не верить в те чудеса, которые даже для магов, драконов и иже с ними могут быть нереализуемы.

Неожиданные изменения в воздухе они, кажется, чувствую оба. Исаак только успевает посмотреть на Холт, с немым вопросом, когда слышит голос, называющий его по имени. Голос, который он не слышал уже семьдесят четыре года.

Kh'hob dir mayn lebn avekgegebn,
Mayn harts, mayn neshome,
Ikh bin krank, nor mayn gedank,
Trakht nit fun nekome.

Он замирает, будто бы даже забывая дышать. Он слышит, что Дженнифер что-то говорит о «не должно» или «не может быть», но эти слова отдаются эхом где-то слишком далеко, чтобы заставить его изменить вектор направления внимания. Она точно такая же как и семьдесят четыре года назад. – Лидия? – имя тихим звуком виснет в воздухе, срываясь, когда мужчина делает шаг вперед, и еще один. Не отрывая взгляд. Разумом Исаак должен бы понимать, что это невозможно. Что они в будущем, и даже если в этой его вариации что-то отличается от их развития событий, она была человеком, и сейчас ей было бы сто одиннадцать. Но все это отметается, уносится из сознания шквалом эмоций.
- Как? – это не может быть правдой, но Исаак касается ее руки, осторожно, в тот же миг чувствуя столь родное и знакомое тепло. Слова застревают комом в горле, все, что у него оставалось – это несколько старых фотографий, портрет и лист памяти, хранящийся в Яд Вашем. И безумное чувство вины, которое он нес в себе все эти годы и десятилетия. Дышать становится тяжело, воздух будто бы застревает где-то на уровне гортани.  – Uoy fil ikh ve mist ir! Mukhl mir. Bite farbegn mir!*  - он неосознанное переходит на родной идиш, делает еще шаг вперед, заключая женщину в свои объятия. Последние страшные сомнения, что все это лишь иллюзия, лишь плод его больного воображения, исчезают практически бесследно. – Ikh ken nisht…** - сейчас Исаак вел себя совершенно не разумно, совершенно не думая о причинах появления его супруги здесь, в том же виде и возрасте, какой он ее помнил еще с середины сороковых. Будто бы любые зачатки разума отошли на второй план, умолкли, давая возможность просто снова испытать всю ту гамму чувств, что билась сейчас в груди мужчины, от одной лишь возможности видеть Лидию живой.  – Libe*** - все, что он мог выговорить, ощущая, как предательски слезятся глаза, чего с ним никогда не случалось, уже очень много лет не случалось.

Ikh hob dich tsufil lib,
Tsu zayn oyf dir gor beyz,
A nar ikh heyz, ikh veyz,
Ikh hob dikh tsufil lib.

*Как же сильно мне тебя не хватало! Прости меня. Умоляю, прости меня! (идиш)
** Я не смог… (идиш)
*** Люблю (идиш)

Люди уходят по разным причинам. Старость, болезни, несчастные случаи… Для Исаака самым страшным и жутким был, есть и останется уход насильственный. Прошло уже много времени с тех пор, как их с Лидией и Рут разлучил огонь крематориев  Аушвица. С тех пор как он не мог простить себе то, что упустил, не сделал что-то, что могло бы их спасти. За то, что он сам – выжил в безжалостных механизмах, однозначно решавших «еврейский вопрос» на территории старого света. Он – выжил. А они – нет. Даже несмотря на то, что Лидия была обычным человеком, и со всеми магическими ухищрениями с его стороны, не смогла бы дожить до нынешних времени, все же у них могло бы быть значительно больше лет. Не было никакой справедливости в том, что тридцати семилетняя женщина погибла лишь из-за того, что родилась в определенное время и с определенной национальностью. Не было никакой справедливости в том, что он не смог это предотвратить.

Она говорила с ним на их родном языке, ранее звонко разлетавшемся по улочкам европейских городов и местечек, теперь же навечно умолкшем, оставшимся лишь в памяти малой толики людей. И каждое слово отдавало болью в груди, одновременно с невероятной радостью – что бы с ними тут не случилось, это подарило ему пусть недолгую, но возможность оказаться с ней рядом. – Ни в чем… - он и не спрашивал, и не утверждал, лишь подтверждая слова Лидии. Она не могла считать иначе. Вот только история за прошедшие годы предоставила миру достаточно подробностей, чтобы при одной лишь мысли о том, какой путь пришлось пройти его жене и дочери до того момента, пока их бездыханные тела члены зондеркоманды не перетащили в печи, все внутри переворачивалось.  Годы спустя Исаак ездил туда, в Биркенау, своеобразный акт прощания. Ему некому было закрывать глаза, не на кого было посмотреть в последний раз, кроме как на железнодорожные рельсы, распределительную платформу и ровные квадраты фундаментов, оставшихся от многочисленных бараков. Ступая по земле, которая до сих пор была пропитана ужасами смертей, он словно отдавал свой последний долг тем, кого не смог спасти. Мучительно пытался среди огромного количества сваленных за стеклом чемоданов, найти тот самый, темно-зеленого цвета, с выведенным белой краской – «Lidia Kovaks».  Преклоняя колени в Месте Памяти, держа в дрожащих руках Листы Памяти, оставленные теми, кому посчастливилось видеть Лидию и Рут в их последние часы, но выжившим в аду концентрационного лагеря, в каждый йорцайт читая каддиш ятом, Исаак пытался принять эту утрату. Но она все еще была жива в его душе, и сейчас, смотря в любимые глаза, слыша родной голос, он чувствовал это с невероятной доселе, с неистовой силой.

«Человек обязан благодарить за постигшее его зло, как за ниспосланное ему добро» (Талмуд)

- Мы… - Ковач запнулся, выходя из некоего оцепенения, делая небольшой шаг, но все же беря Лидию за руку, будто бы отчаянно боясь, что мираж развеется, и он снова останется ни с чем, оборачивается к Джен, которая стала невольным свидетелем всей этой сцены. Исаак рассказывает ей все, начиная от изучения ими артефакта, заканчивая открытым порталом и шоком, от кратера на месте города, где они жили. Лидия всегда была весьма далеко от магии, если мужчина что ей и рассказывал, то лишь мелочи и в общих чертах, впрочем во время их жизни в Будапеште, он ничем толком кроме зельеварения и не занимался. Ей, как простому человеку, это было интересно, но не настолько, чтобы расспрашивать более подробно.
  – Необычной? – горечь, от одного единственного слова, нахлынула с новой силой. – Нет, мы живы. Я… я так думаю. Да ведь, Дженнифер? – он вопросительно взглянул на дракона. Они успели уйти от неадекватных фанатиков, по крайней мере, сейчас в это хотелось верить. Или… или нет? Где-то, в той части сознания Исаака, что отвечала за разум и рациональность, он понимал, что вариант их смерти был уж слишком фантастическим, но одна мысль предательски билась, будто птица в клетке, что стала ей давно мала – если Лидия здесь, он держит ее за руку, видит ее, слышит ее голос, то есть ли смысл возвращаться? Он не мог этого сказать, боясь лишь, чтобы женщина не прочитала все во взгляде.

Отредактировано Isaac Kovacs (31-03-2019 19:49:45)

Джен вполне справедливо волновал исчезнувший город, а Исаак, в свою очередь, даже не пытался выискать у себя хоть какие-то мимолетные эмоции по данному поводу. Ни маленький Аркхем, где он по большей части жил уже далеко не первый год, практически променяв на него крупный Бостон, ни весь штат, ни вся эта страна ил континент, на котором она находилась, на данный конкретный момент не имели ни малейшего значения для мужчины. Потратив столько лет бесплотных поисков в недрах астрального мира, засыпая и просыпаясь в мыслью, что одна эта цель заставляет его ежедневно вставать и идти вперед, он нашел ее совершенно случайно. Это не было плохо, но было, скорее, неожиданно. Ковач старался сейчас быть максимально собранным, но получалось из рук вон плохо. Ибо все, что имело значение, заключалось в одной единственной персоне.

Даже странный звук, доносящийся из леса неподалеку, не получил от мужчины должного внимания. Он лишь перевел взгляд на Джен, которая, кажется все же была немного напугана, а затем снова на Лидию. – Дом? – даже не вопрос, просто некоторое удивление. Он послушно шел вслед за женой, изредка оглядываясь, чтобы убедиться с Холт все в порядке и она не отстала. Дом был совсем небольшой, похожий чем-то на сказочный, скорее всего из-за своего расположения в лесной чаще. И в тоже время внутри все было вполне в ногу со временем, пусть и без излишеств. Исаак наблюдал за тем, как Лидия заваривала чай, невольно вспоминая, что точно также она делала это раньше. Даже он, будучи хорошим зельеваром, и прекрасно разбираясь в растениях, не смог бы сделать травяной напиток настолько вкусным, как это получалось у нее, просто по наитию.

- Где Рут? – Ковач задал этот вопрос, лишь когда женщина закончила с чаем и снова села рядом с ним. – Ее ведь… забрали вместе с тобой, - слова давались с трудом, слишком тяжелым грузом прошедших событий они были невольно наполнены. Их с Лидией дочь тогда была еще подростком, толком не понимавшим, что творится вокруг нее. Почему вчерашние друзья из венгерских и австрийских семей перестали однажды с ней общаться. Почему им пришлось покинуть свой дом, и отправиться жить в гетто. Почему однажды их с матерью посадили в вагон и… Слишком много почему должно было роиться в голове ребенка. Без понимания, и без ответов. А сейчас, когда Лидия была перед ним, когда мог держать ее за руки, мог разговаривать, вопрос о дочери больше не в силах был оставаться молчаливым. – Ты видела мать и отца? Милу? Аарона? – может быть вопросов и было слишком много, но мужчина не мог не спрашивать, все также всматриваясь в темные женские глаза, все такие же, как и раньше, много лет назад.

- Все? – Исаак смог выговорить лишь одно это слово, кажется, перестав дышать на какое-то время, - Я нашел его в маленьком городке в Аризоне, у скупщика. У него там целый склад… и я могу открыть портал туда, чтобы… - Ковач одновременно и сильно волновался, что с ним в принципе случалось весьма редко, но его тут же начинал выдавать акцент, неслышимый в его обычной речи, и в тоже время его слова остановило появление молодой девушки в дверях. Лидия говорила о соседке, но сейчас мужчина видел реакцию Джен, и даже ничего не зная понимал, что они должно быть слишком хорошо знакомы. Здесь не было никакого смысла пытаться что-то говорить, он знал схожие чувства, и мог лишь не мешать Джен их сейчас испытывать.

Исаак одним лишь взглядом показал жене, что не знает ее соседку, и что их связывает с Джен, но, кажется, им стоило дать этим двоим побыть наедине. Видимо, так считал не он один, потому что они с Лидией не сговариваясь поднялись и осторожно прошли в соседнюю комнату, поменьше. Любая боль должна иметь свое место, быть признанной, принятой и выраженной. И чтобы не связывало Амелию и Дженнифер, им явно лучше было пережить это без посторонних глаз. Исаак ничего не хотел более спрашивать у Лидии, поэтому просто что-то говорил, вновь перейдя на идиш, шепотом, и она также ему отвечала. Время здесь либо не существовало вообще, либо шло по каким-то иным законам, но вряд ли Ковач смог бы даже примерно определить, сколько они просто простояли обнявшись и разговаривая, посреди небольшой комнатушки.

Кажется, он говорил ей что-то о том, чем занимается все эти годы, как и где жил и живет, и лейтмотивом ко всем его словам шла одна-единственная мысль: все это здесь и сейчас не имеет ровным счетом никакого значения. Все это пустое, мимолетное и совершенно не важное. Он не слышал, о чем за стеной разговаривали Джен и Амелия, но Ковач мог представить, что творится в душе дочери и ее так рано погибшей матери. Многие любят говорить «представляю», но не многие могут сделать это по-настоящему. Он – мог. И весть о том, что Рут здесь нет, по крайней мере это неизвестно, также отозвалась тяжелым уколом где-то в области сердца. На протяжении всех последующих лет у Исаака ни разу не возникло мысли или желания, чтобы какая-то женщина родила ему сына или дочь. Даже касаемо тех женщин, с которыми он был более или менее долго. Он хорошо помнил слова Джиневры, что делить своего мужчину с живыми соперницами проще, чем с мертвыми. Но она была достаточно умна и мудра для этого, раз не уходила так долго. Лидия же всегда была, есть и будет той, любовь к которой жила в нем до сих пор все с той же силой, несмотря на семьдесят с лишним лет разлуки, несмотря на пожирающее его чувство вины, несмотря на то, что до недавнего момента Ковач потерял практически всякую надежду хотя бы раз увидеть ее снова.

- Хорошо, - Исаак согласно кивнул, они были готовы и не было смысла медлить. – Для тебя это будет непривычно, - он повернулся к Лидии, сильнее сжимая руку, - Но не страшно. Держись крепче. – Ковач почему-то не сомневался, что что-либо объяснять матери Амелии нет необходимости, она наверняка уже сталкивалась с порталами. Мужчина прекрасно помнил тот пейзжа в аризонской глуши. Маленький загнивающий городишко неподалеку от федеральной трассы. Две заправки, пара закусочных, какие-то полузакрывшиеся магазинчики. Он и тогда не понимал, как этот человек может жить в такой разрухе, когда его материальное положение позволило бы пентхаус на Манхеттене. Но у Бенджи, а именно под этим именем был известен тот самый скупщик, были на то свои причины.

- Как ты? – Исаак обеспокоенно всматривался в лицо супруги, как-то напрочь забыв, что они в несколько ином мире, если так можно выразиться, где с ней вряд ли что-то случится. И лишь убедившись, что с Лидией все хорошо, мужчина наконец-то осмотрелся вокруг. Несколько заброшенных и почти разрушенных строений, дорога, лишенная асфальта, выжженные солнцем и ветром высушенные пустыри. И больше ничего. Ковач обошел одно здание, больше напоминавшее маленький одноэтажный барак, заглянул внутрь. Затем следующее. Ни одной живой, и даже не живой, души в округе. Ничего, кроме камней, досок и мелкого мусора.

Мужчина знал много ругательств на родном языке, и спохватился лишь тогда, когда вспомнил, что из всех присутствующих, один человек его все-таки понимает, обеспокоенно качая сейчас головой. Исаак остановился, борясь с желанием просто сесть на землю, машинально закурил, тяжело посмотрев на остальных присутствующих. – Я нашел его здесь. – просто констатация факта. Горькая и почти обреченная продолжением: -И сейчас его здесь нет.

Исаак не считал, что все потеряно. Да, он был расстроен, причем весьма сильно. Но явно не настолько, чтобы впадать в панику. Все сильнее мужчине начинало казаться, что не стоило и начинать искать. Достаточно было бы просто остаться здесь. Со временем найти Рут, отца и мать, брата, сестру с ее семьей – всех тех, кого он потерял меньше, чем за два года. Жизнь в безвременье – почему бы и нет? При условии, что все, ради кого ты живешь, будут рядом с тобой всегда. Вечность. Ковач устало выдыхал кольца сигаретного дыма, с некоторым удивлением наблюдая за тем, как Лидия с матерью Холт, слишком уж ненавязчиво перекидывают доски и камни – все, что осталось от когда-то жилых построек. Мужчина хотел было посмотреть, как на это реагирует Джен, но не успел, голос Лидии его отвлек.

Голос вроде бы все такой же, но с чем-то неуловимо другим, чего он сам никогда ранее у нее не слышал – ни здесь, ни еще при жизни. Исаак понял слишком поздно. Позднее, чем перехватило дыхание, сжимая в тисках грудную клетку. Позднее, чем услышал, сказанные ее голосом слова. Те слова, которые были страшнее, чем что бы то ни было, и не важно в реальном мире, или здесь. Позднее, чем успел осознать, кто перед ним на самом деле. Позднее, чем не страх, но дичайшая горечь заставили мужчину попробовать в последний раз протянуть к любимой женщине руку.
Он был глупцом. Конченным идиотом. И еще миллиард схожих выражений. Стоило ему лишь увидеть родное лицо, услышать родной голос – он сразу же поверил. Безоговорочно. Даже не пытаясь хоть немного включить собственный мозг и заставить его поработать. И за свою неосмотрительность сейчас получал сполна. И не только он один. Ковач украдкой взглянул на Джен, безвольной куклой стоящую напротив якобы матери. – Джен! Очнись! Посмотри на них! – казалось, что это все бесполезно. Исаак не знал, сможет ли убить эту тварь, что сейчас активно наступала на него, заставляя невольно пятиться. Он не желал ее слушать, и даже видеть. Он чувствовал ненависть, которая словно снежный ком, становилась все больше и больше.

Исаак судорожно вспоминал любые подходящие заклинания, но он никогда не был хорош в боевой магии. Действительно мощных артефактов он с собой тоже не прихватил, что и не удивительно, если вспомнить, что они попали сюда из его собственного дома. И даже если бы Ковач расхаживал по своему дому с пистолетом за пазухой, ему бы это сейчас вряд ли помогло. Не факт, что даже пуля, пущенная в свой собственный лоб, сработала бы здесь правильно. Что уж говорить про попытки застрелить астральную тварь. – Может быть я теперь и бесполезен, - все его заклинания мало помогали, - Но хуже от этого только тебе? А знаешь почему? – Ковач уперся спиной в какие-то остатки каменной стены, полностью лишенный обзора, а потому не видел, что сейчас происходит с Холт. – Ты останешься здесь навечно, - борьба изначально была неравной, хотя, возможно, Ковач и не боролся до последнего. Он даже толком не почувствовал боли или каких-то других неприятных ощущений. Просто вдруг стало темно перед глазами, исчезли звуки и вообще все любые раздражители. Кажется, он даже пытался улыбаться, вспоминая лицо, которое довелось еще раз увидеть. Возможно, перед самой настоящей смертью.

Наверняка это было чертовски больно. И мучительно. Но лишь в том случае, если бы речь шла не об астральном мире, а о вполне реальном. Исаак не почувствовал ничего. Только темнота. И резкий глубокий вдох, заставивший глаза вновь открыться.
Потолок. Очертания люстры из расплывчатого пятна становятся все более четкими, и мужчина узнает их. Он в своем доме. В одном из его помещений, что служит своеобразным хранилищем. Лавина воспоминаний о совсем недавних событиях накрывает его с головой, раскручивается в обратном порядке. Искомый артефакт валяется на полу, и Ковачу приходится схватить так кстати подвернувшуюся трость, чтобы оттолкнуть злополучный предмет к противоположной стене. Трость эта антикварная, и явна не привыкшая к такому фривольному обращению. Хотя ей удалось побывать в различных местах, говорили, даже в кладовых одного дракона…

Стоп. Дракон. От резкого скачка на ноги немного кружится голова, но сейчас это допустимые элементы дискомфорта. – Дженнифер! – Исаак отнюдь не впервые столкнулся с астралом, чтобы понимать, что девушка не просто спит. Она все еще там. И это плохо. Очень и очень плохо. Стандартные попытки разбудить не помогают от слова совсем, а значит остается лишь один выход. Ковач знал эти методы, но ему не случалось использовать их на практике. Просто вытащить ее, и этого будет достаточно. Мужчина прекрасно знает о том, что его магия на дракона не подействует, ни в каком виде. Но это Ковачу и не нужно. Он может вытащить Холт не воздействуя магией на нее саму напрямую.
Исаак стягивает пиджак, засучивает рукава рубашки по локоть, жилет сейчас тоже кажется тесным, но на него просто нет времени. Он очень давно работает с действительно опасными вещами, а потому практически каждая комната его дома оснащена предметами первой необходимости. Большая бутылка воды, два гладких овальных камня, выступающих в роли аккумуляторов энергии. Исаак не может знать точно, насколько его хватит, учитывая его не лучшую на данный момент времени форму. Досчитать до трех, чтобы сконцентрироваться. Сложить пальцы в выученный жест. Лишь бы получилось.

Для верности, Ковач сжимает руку Дженнифер, до того момента, пока не получает легкое сжатие пальцев в ответ. Все. Он видит, как девушка открывает глаза, после чего отпускает ее руку, будучи в состоянии лишь сесть на полу, прислонившись спиной к стене. Он вовсе не вымотан в магическом плане, но физически и морально чувствует себя словно перемолотым. Дотянувшись до бутылки с водой, Исаак откручивает крышку до характерного щелчка, жадно пьет воду из горла, осушая почти половину, после чего отставляет воду в сторону. Если Холт она понадобится, ей будет легко дотянуться. Мужчина тянется к пиджаку, вытряхивая портсигар из внутреннего кармана, наконец-то закуривает, чуть откидывая голову назад и упираясь в стену. Дым теряется, поднимаясь к плохо освещенному потолку.

- Как ты, Дженнифер? – Исаак переводит взгляд на девушку, толком не зная, что именно, какой конкретно смысл заключает в столь размытый вопрос. Руки у мага если и дрожат, то совсем чуть-чуть, внешне незаметно, но он-то знает точно. – Все в порядке? – еле уловимый акцент выдает его с головой. Не нервозность, но слишком тяжелые переживания. Ковач невольно прокручивает вокруг безымянного пальца кольцо, очень старое, даже немного затертое. Металл приятно холодит кожу. Легкие наполняются никотиновыми составляющими. Те твари остались в своей тюрьме. Надолго ли? Об этом нет никакого желания думать, хотя, возможно, стоило бы.

Где-то в глубине души Исаак мог понять такую реакцию девушки. Где-то в глубине души он переживал тоже самое. Помня то тепло, что мгновенно разливалось по телу от одного прикосновения рук, то внутренне ликование, что с геометрической прогрессией росло в нем от одного лишь взгляда на любимую супругу. Но Ковач видел и другое. Ложь и обман. Жестокость. И он знал, что все это неведомо астральным тварям. Они не имеют ничего общего ни с людьми, ни даже с простейшими формами жизни, известными на планете земля. У них нет понимания морали и духовности. С ними нельзя договориться, апеллируя к гуманности.  Вероятно, Джен была на тот момент в том состоянии, когда ничего не видишь и не слышишь. Затуманенный разум.

- Успокойся, - это было бесполезно, потому что у девушки была самая настоящая истерика. Что делать с истериками Ковач не знал от слова совсем. Тем более с обоснованными. В его жизни была одна женщина, слишком склонная к такому проявлению болезненных эмоций, но тогда он был глух к ней как каменная стена. И закончилось это все весьма плачевно.

- Дженнифер, посмотри на меня! – Исаак все же поднялся, подходя к Холт и крепко беря ее за плечи. – Это не твоя мать, слышишь. И не была ею с самого начала. – ему было, пожалуй, несколько больно это говорить, но мужчина осознавал, что это необходимо. – Она выкачала из тебя почти все без остатка. – сейчас Ковач понимал, что именно делала та тварь с Джен. Что они вообще там делали. – Ты вообще слышала, что они говорили? Ты видела их настоящий облик? – сейчас Исаак искренне сожалел, что на драконов не действует магия. Это было бы очень кстати.

- Я не верну тебя туда. Слышишь? – маг смотрел Холт прямо в глаза, пытаясь достучаться до разума девушки, который у нее присутствовал в весьма достаточном количестве. – Это была иллюзия, Джен. Нас использовали. Понимаешь?! – искренне хотелось верить, что она все же понимает. Исаак понимал, что эмоции быстро не проходят, не могут исчезнуть по щелчку. Но это вовсе не значило, что невозможно достучаться до сознания. – Там не было твоей матери. И моей жены там не было. Только две астральные твари, которые проецировали то, что ты и я больше всего хотели видеть и слышать. – поразительно, за годы изучения астрального мира, мужчина ни разу не сталкивался с подобными феноменами. В какой-то степени это было действительно интересно, если бы не касалось его настолько лично.

Кажется, Джен начинала приходить в себя. Это было хорошо. И в тоже время Ковач ее прекрасно понимал. Он не знал как и при каких обстоятельствах девушка потеряла мать, но знал, что это произошло в достаточно раннем возрасте. Их ситуации нельзя было сравнивать между собой, они были слишком различны. И горе их было точно также несравнимо. И все же мужчина мог представить, насколько сильно было разочарование Дженнифер, насколько оно было болезненно.

- Нет, - Исаак отрицательно помотал головой, вновь потянувшись за портсигаром и зажигалкой, - Воспоминания - это одно. Они и так всегда со мной. Понимаешь? - он вопросительно посмотрел на Холт, - Они никогда не исчезали. Семьдесят четыре года, Джен. Каждый день я помню. - он улыбнулся, хоть улыбка и вышла донельзя горькой и сдержанной,  - Но эти существа, как бы мастерски они не считывали воспоминания или желания, они никогда не станут теми, кого ты и я так хотим видеть живыми. Это будет суррогат, Дженнифер. Любая фотография или портрет будут куда ближе, чем они, принимающие внешний облик, меняющие голос и говорящие им то, что мы якобы хотим услышать. - Ковач на какое-то время замолчал, равномерно выдыхая кольца дыма. Он не один год уже изучал астральный мир, якобы исключительно с магически-научной точки зрения. На самом же деле он действительно надеялся найти тот уголок этого пространства, как бы далек и спрятан он не был от посторонних, где можно встретить души ушедших.

- Они не люди, Джен, - он снова качает головой, вздыхая чуть тяжелее, чем следовало бы, - Поэтому с ними нельзя договориться. Для них это ничего не значит. Она притворялась твоей матерью, и не колеблясь ни секунды готова была опустошить тебя под ноль, - это было, возможно, несколько жестоко, зато правдиво, - Я не хочу с ними договариваться.