РЕСТАРТ"следуй за нами"

Arkham

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Arkham » Аркхемская история » из кармана торчал пиратский флаг


из кармана торчал пиратский флаг

Сообщений 1 страница 24 из 24

1

http://funkyimg.com/i/2Sh8s.jpeg

Elias Moore, Berthold Ackermann
15 ноября 1912, ночер, Париж


коротко о том, как Берт понял, что он пират

+3

2

На громкое отеческое «Илай, нет», Илай отвечал громким илаевским «Илай, да». Абсолютно мнительный, граф Мур внимательно отслеживал все происходящие в Европе события, влезал в мелочи политической игры и строил не самые утешительные прогнозы. Он был абсолютно уверен, что не пройдёт и пары лет, как старушку Европу наконец разорвёт пополам, и та погрузится в беспросветный мрак военных действий. И если подобные заявления уже довольно давно прохаживались по Белфасту, то граф Мур был главным нарушителем всеобщего спокойствия.
Ну конечно, он не хотел никуда его отпускать. Иногда не сдерживался, и во время очередного разговора на данную тему, называл Илая глупым мальчишкой, что не понимает очевидных вещей и зря только лезет на рожон. Он отговаривал его всеми возможными способами, правдами и неправдами, и уже хотел было прибегнуть к очередному категорическому запрету, но в дело вмешалась графиня, трезво рассудив, что в свои тридцать три года Илай уже достаточно взрослый мальчик, дабы принимать подобные решения.
Стены родительского дома осточертели ему настолько, что младший Мур уже был готов бежать в любом направлении, лишь бы оказаться подальше отсюда. Жизнь в поместье годами никак не менялась, будто бы законсервированная, тем самым полностью лишая домочадцев возможности хоть как-то участвовать в окружающей их действительности. Илай чувствовал себя настоящим затворником, всякое утро спускаясь к семейному завтраку, в очередной раз хваля сносное блюдо во время обеда и поддерживая столь естественный разговор о погоде на ужин. С каждым годом он всё чаще думал о Сильвии, что несмотря ни на что выбралась из этого болота и отправилась покорять огромный мир, оставив его нянчиться с закостенелыми родителями.
Эта поездка была ему просто необходима. Как глоток свежего воздуха, ради которого можно не только поспорить с отцом, но и при необходимости сбежать из отчего дома. Вечер за вечером возвращаясь в свою комнату, он чувствовал себя щенком, прочной цепью привязанным с своей золотой будке. Поездка куда угодно, зачем угодно и лишь бы не здесь – вот его единственное лекарство от ощущения собственной протухлости.
Он выбрал Париж, потому что уже довольно давно там не был и успел даже соскучиться. Он выбрал Париж, потому что в этом городе имеется достаточное количество людей, среди которых будет совсем не сложно затеряться. Он выбрал Париж, потому что Бертольд прежде никогда там не был, а он так сильно хотел показать ему весь мир, начав хотя бы с этого весьма немаловажного города.
Ещё только начав размышлять о возможности совершения подобной поездки, Илай уже знал наверняка, что возьмёт его с собой. Если говорить честно, то за все эти годы он порядком разучился существовать отдельно от Бертольда, всякий раз испытывая душевные муки, когда родители вынуждали его куда-нибудь поехать вместе с ними, наставительно рекомендуя оставить Аккермана в Ирландии. В такие моменты Илай нехотя подчинялся, а затем всю поездку высчитывал дни до своего возвращения домой.
Мур даже не стал спрашивать его, хочет ли он поехать, а просто поставил перед фактом, попросив помощи в сборе чемоданов. О, с его вещами Бертольд обращался куда лучше, чем сам Илай, а потому очень скоро всё свелось к тому, что в то время как Берт выкладывал из шкафов необходимые тряпки, молодой наследник просто околачивался рядом, развлекая того очередными историями из жизни очень далёких предков. Быстро возвращаться домой из этой поездки он никак не собирался, рассчитывая в тайне от отца сделать Париж лишь первым пунктом их путешествия по Европе.

Зал вновь взрывается оглушительным хохотом, когда дон Иньиго наконец осознаёт, что совсем не способен самостоятельно выбраться из этого дурацкого ящика. Подобная реакция зрителей всегда казалась Илаю непонятной. В время даже самых ярких сцен сам граф предпочитал ограничиваться лишь широкой улыбкой, считая более открытое выражение эмоций совершенно не уместным. Он вообще предпочитал любую комедию драмы, с куда большим доверием наблюдая за страданием несчастной девушки, нежели за хитроумными уловками очередной замужней дамы.
Посетить Париж и воздержаться от посещения Гранд-оперы для Илая настоящее кощунство. И было бы довольно странно, если бы он считал себя совершенно обязанным показать Бертольду это человеческое чудо, и желательно в один из первых вечеров их пребывания в городе. Он полагает, что лёгкий и совсем не продолжительный «Испанский час» - это лучший выбор для первого посещения, к тому же опера всё ещё довольно новая, со дня её премьеры прошло всего каких-то полтора года. Что может быть лучше для совсем ещё непросвещённого зрителя, чем комическая опера Равеля в одном из лучших театров всего мира?
Чёрный смокинг невероятно идёт Бертольду, и на протяжении всего представления Илай не может удержаться, чтобы бросить короткий взгляд на своего действительно прекрасного спутника. Не так интересно ему происходящее на сцене, как сидящий совсем рядом человек, которого в театральной темноте можно даже ненадолго взять за руку. В вычурно богатых интерьерах Аккерман смотрится довольно органично, вынуждая графа раз за разом ловить себя на подборе поводов для частого посещения подобного рода мест.
Музыка не успевает толком замолчать, как громкие аплодисменты заглушают несчастную последнюю ноту. Общего восторга Илай никак не разделяет, пусть даже и имеет полное удовлетворение от качества только что услышанного. Сюжет слишком прост, слишком не для него, но сейчас гораздо важнее, чтобы опера понравилась именно Бертольду.
Они выходят из театра, поддерживая хрупкую беседу на тему только что увиденной постановки. Мур старательно выспрашивает у Берта мнение на этот счёт, задавая как лишь только наводящие, так и вполне конкретные вопросы. Ему хочется услышать его мнение. Можно даже сказать, что его мнение – единственное, что Илая вообще сейчас интересует.
Сворачивая на довольно узкую улочку жилых домов, граф точно знает, куда ведёт своего спутника. На остаток вечера, плавно перетекающего в ночь, у него имеются довольно определённые планы, до которых осталось только дойти. Сюрприз, который непременно должен понравится Бертольду.

[icon]http://sd.uploads.ru/RteZb.gif[/icon]

Отредактировано Elias Moore (23-03-2019 10:27:04)

+1

3

Бертольд путешествовал лишь однажды в жизни - когда, собственно, из Германии они перебрались сюда, в Ирландию. Подробносте того переезда он, конечно же, уже не помнил - слишком мал был, так что когда Илай говорит, что они уезжают в Париж, он даже не знает, как реагировать.
То есть конечно первая реакция - это просто кивнуть. До Бертольда не сразу доходит. что эта поездка только для них двоих - не путешествие с семьей, не какой-нибудь образовательный визит, не прием или еще чего. Просто они двое и больше никого. У Бертольда ушло действительно много времени на то, чтобы начать себе хотя бы примерно представлять, что вообще это должно значить, так как до этого они никуда вот так вместе не выбирались. Ну, может за город на пару дней. В остальное же время все их общение, хоть и было насыщенным, сводилось к утренним ритуалам с одеванием-умыванием, приглашением к обуды-ужину. Иногда с Илаем можно было посидеть, пока он занимался, но с тех пор, как он закончил основной курс и ударился в освоение магии Бертольду там делать было нечего - только что сидеть и просто на него смотреть, уповая на то, что закончит он раньше, чем Аккерман уснет. А спать хотелось низменно, учитывая, что большая часть их общения происходила вот так вот по ночам - просто от недостатка времени. Нет, были еще тайные прогулки по саду, тайные вылазки в город, но суммарно времени на это все равно уходило меньше. чем на ночные визиты Бертольда. И если у Илая после таких ночей была хоть какая-то возможность отоспаться, то у Бертольда ее не было - слуги жили по совершенно иному распорядку дня и, если бы Бертольд придерживался его, то с Илаем они бы встречались только во снах. Так что чем-то приходилось жертвовать, но не спать Бертольд давно уже приспособился.
А теперь вот они едут вместе заграницу. В Париж. Что вообще Бертольд знает о Париже? Ничего. Если постарается - найдет на карте Европы.
Однако само путешествие ему пока нравилось - убедившись, что Илай в своей каюте заснул, Бертольд, уе отвыкший ложиться так рано, спускался к матросам, и они вместе пили, играли в карты и обсуждали пышногрудых пассажирок. Моряки Бертольду вообще очень понравились, и Бертольд ловил себя на мысли, что, если бы не Илай, то он бы пожалуй пошел во флот. То время, что они провели на корабле, было таким беззаботным, что Бертольд и представить себе не мог, что это путешествие станет лучше. Делать ничего было не надо, во всяком случае, ничего такого, что не доставляло бы ему удовольствия. Бертольда, в отличие от Илая, даже почти не укачивало, так что на корабле он чувствовал себя восхитительно, и на большую землю вступил уже порядком отдохнувшим. И пропахшим ромом.
А потом был Париж, и Бертольд не очень понял, чем это все отличается от отчего дома, кроме того, что их никто не видит. Нет, было прекрасно жить в "собственном" доме, где Илая можно было зажать у абсолютно любой поверхности, наброситься с поцелуями в самом неподобающем месте, и Бертольд даже выбрал один крайне красивый диван, на котором собирался вечером хорошенько отыметь своего графа, но не сложилось - Илай потащил его в оперу.
Нет, ну серьезно, чем все это отличается от их обычной жизни? Илай все также ходит в дорогих костюмчиках и важничает, раздает приказы временной прислуге. Вон в оперу их решил отвезти. Стоп, их? Это что, Бертольд тоже пойдет? Прямо...внутрь? В зал?
Смокинг сильно жмет ему в промежности, из чего Бертольд делает вывод, что у знати больших членов не бывает, но предпочитает не жаловаться - в конце концов, это всего один вечер, как-нибудь потерпит. Костюм такой дорогой, что в нем даже потеть стыдно, но Бертольд старается вообще ничем не выдавать своего волнения по этому поводу.
Главное испытание все равно ждет его в театре - ему настолько хочется разглядывать все вокруг, что шею приходится напрягать до боли  чтобы не пялиться по сторонам, выдавая в себе простолюдина. Правда когда свет в зале гаснет, Бертольд все же осматривается, так что первые минут пятнадцать от действа он пропускает,о чем нисколечко не жалеет.
-То есть подожди, - говорит он после - какой-то испанский мужик написал целую оперу о мытарствах одной бляди, а все, что люди твоего круга могут на это сказать - это "охохохохо"? - Бертольд даже постарался повторить звук смеха зала.
Постановка ео не впечатлила. История была понятна и проста даже для него, только вот зачем такое ставить - он не понял. Ну то есть - он таких историй за день по десятку слышал. В больших, к слову, подробностях, а тут люди даже деньги платят, чтобы их послушать? Честное слово, могли бы просто пообщаться со своими слугами.
Все свои мысли Бертольд Бертольд послушно излагает Муру, но добавляет все же, что ему понравилось. Необычный, все же, опыт.
За дорогой он не особо следит - все равно местность ему незнакомая, а Илая идет так, словно бы точно знает, куда.
Впрочем, когда они, кажется, доходят,Бертольд уже не так уверен, что Илай привел их туда, где им стоит находиться.
-Илай, - тихо ховет он, осматривая подозрительных мужчин в переулке - где мы?

+1

4

Нельзя сказать, что реакция Бертольда на увиденное и услышанное несколько удивила или огорчила Илая. Совсем напротив, чего-то подобного он от него и ожидал, будучи абсолютно готовым в любую секунду кинуться в объяснения того, на что стоит обращать внимание при просмотре оперы, и о чём можно задуматься в уже вторую очередь.
- Ну почему же, - голос его подобен тому, с которым учителя много лет назад объясняли ему совершенно очевидные сейчас вещи. – Сказать они смогут довольно много. Просто говорить нужно не о, как ты выразился, «мытарствах одной бляди», а о том, как они были показаны на сцене. В опере историю рассказывают не столько значения слов и движения актёров, сколько тот звук, что ты слышишь. Ирония передаётся именно музыкой, гармонией, ритмом, оркестровкой, голосом певцов, в конце концов. Сама история имеет исключительно второстепенное значение. Но не переживай, сходим сюда ещё раз перед отъездом, выберем историю поинтереснее, может быть тогда тебе понравится.
На самом деле, переживал здесь исключительно один Илай. Это он так сильно хотел приобщить своего мужчину к прекрасному, а в итоге несколько промахнулся с выбором оперы и теперь очень боялся, что навсегда отбил у Бертольда интерес к этому жанру. Но ведь Берт не откажется сходить с ним ещё раз, если он у него попросит, верно? Быть может в душе он и будет против ещё одного подобного похода, да вот только у графа появится ещё одна прекрасная возможность доказать ему, что на самом деле опера – это очень здорово.
На вопрос Бертольда он лишь хитро улыбается. До осуществления его плана осталось совсем немного, осталось только пройти до следующего перекрёста и свернуть налево. Ну а кто же раскрывает свои секреты, когда до их скрытия осталось так недолго ждать?
Об этом месте Илай впервые услышал от своего троюродного брата по материнской линии, когда вместе с родителями они посещали Париж года так пол назад. Поездка была совсем короткой, где-то в неделю длинной, но этого оказалось вполне достаточно, чтобы хорошенько так наладить отношения со своим далёким родственником, которого Мур в последний раз видел, когда они были ещё совсем мальчишками.
Мариус был то ли пятым, то ли шестым ребёнком в семье, за воспитанием которого следили не так уж и тщательно, как за тем же самым Илаем. Присущего всему аристократическому роду снобизма в нём не были ни грамма, а высокое положение давало себя знать исключительно в нескончаемой любви к роскоши и красоте, что было можно заметить даже по самому новомодному костюму француза. Лёгкий и беззаботный, найти с ним общий язык не составило труда, особенно после бутылки того самого заветного отцовского виски, что граф Мур привёз родственникам вроде как в подарок. Хорошенько накидавшись, Илай сам толком и не заметил, как разболтал своему совсем уж новому другу о своих очень близких отношениях с Бертольдом. И тот, что было довольно удивительно, не выразил и капли смущения или омерзения, лишь загадочно вздёрнул брови и пообещал троюродному кузену показать что-то очень интересное.
Собственно, именно это «интересно» теперь и намеривался показать уже сам Илай Бертольду. Ему хватило всего одного раза, чтобы запомнить дорогу сюда, и всего одного посещения, чтобы договориться с хозяином заведения о возможности нового визита.
Снаружи дом выглядит совсем непримечательным, ничуть не больше и не меньше против, окна завешаны плотными шторами, а у двери весит звонок. Мур несколько раз нажимает на круглую кнопку, после чего не успевает пройти и минуты, как на пороге появляется довольно привлекательный мужчина в форме обычного дворецкого.
- Bonsoir, monsieur Sutherland.
Он шире открывает дверь, пропуская гостей внутрь дома. Гам и хохот слышаться даже отсюда.
- Не волнуйся, я буду всё тебе переводить. Но, думаю, слова тебе и не потребуется.
Снова хитрая улыбка и лукавый взгляд. Илай отдаёт верхнюю одежду всё тому же мужчине, дожидается Бертольда, после чего начинает движение в сторону источников шума.

[icon]http://sd.uploads.ru/RteZb.gif[/icon]

Отредактировано Elias Moore (23-03-2019 10:26:56)

+1

5

Бертольд не волновался. Ну, почти никогда.
За этот день эмоций было уже как-то слишком много для того, чтобы продолжать удивляться, а переживать тоже было как-то не из-за чего - не на убой же Илай его ведет. Если они суда идут, значит, тут интересно. Или хотя бы Илай считает это место интересным.
Бертольд часто задавался вопросом, замечает ли Илай, насколько они все-таки разные. Даже при том, что почти все детство и отрочество они провели вместе, они росли и развивались совсем по-разному как внешне, так и внутренне, духовно. Илай вырос начитанным, образованным, интеллигентным. Заставить его выругаться даже кога они были наедине было той еще задачей: Илай должен бы быть для этого либо очень злым, либо ему должно было быть несказанно хорошо. Второе Бертольду за годы практики стало даваться лучше конечно, но вот самому ему для непристойных выражений поводов не требовалось совершенно. Книг он не читал, во всяком случае, не так, как Илай - он их просто слушал, при чем далеко не всегда охотно. Ему нравились всякие приключенческие истории, описания старых войн, различных подвигов и всего такого прочего. Илай такие книги тоже любил, но с годами, кажется, начал больше понимать всевозможные философские трактаты, научные труды и прочую мудреную литературу, которая в Бертольде вызывала лишь непреодолимую скуку. Илай предпочитал конфликты заминать, на крайний случай - разрешать словами. Бертольд бил, при чем не особо задумываясь о том, что будет после удара. Годы таких драк научили его тому, что он далеко не всегда сильнее и ловчее противника, порой прилетало так сильно, что и жить не хотелось, но вот тяга к дракам от этого никуда не девалась, хотя конечно Бертольд старательно избегал мыслей о том, что в драки его заводят не жизненные обстоятельства, а собственный взрывной характер и неотесанность.
Бертольд не умел долго и красиво о чем-то рассуждать, но он настолько отчетливо понимал, что именно ему нравится в Илае, сколь отчетливо совершенно не име никакого представления о том, что самому Илаю нравится в нем. Они жили с разницей в два этажа, но между этими двумя этажами словно была бездна, которая всех прочих людей разделяла, заставлял называть друг друга "ну те" и "эти самые", а их почему-то разделить не смогла или вовсе не пожелала. Или, может, просто они сопротивлялись слишком настойчиво.
Сегодняшнее спокойствие Илая Бертольд тоже оставляет со странным осадком: Мур вообще не имел привычки срываться на него, называть дураком или как-то еще, но в целом по нему всегда было заметно, когда он был сильно недоволен поверхностностью и недалекостью Бертольда, но сегодня он был словно бы даже не удивлен. Это что - он просто привык? Устал сопротивляться? Бертольду пора переживать на этот счет?
Илай ведь, в конце концов, уже не мальчик. Вон, в Париж наконец без родителей улетел. Выбора у него теперь хоть отбавляй - ему ведь только свистни, обязательно кто-нибудь появится. Причин для ревности, конечно, Илай не давал, но Бертольду было тяжело не думать о том, что может наступить момент, когда Илай позволит себе взглянуть на кого-нибудь еще и осознает, что на Аккермане свет клином не сошелся.
Потому что лично его свет на Муре сошелся давно.
От всех этих мыслей становится так тошно, что немедленно хочется взять Илая за руку и утащить в какой-нибудь еще более темную подворотню, где из наверняка нико не увидит и напомнить себе, что пока Илай принадлежит только ему и никому больше. Но они, кажется, уже пришли.
-Было бы из-за чего переживать, - недовольно бурчит Бертольд, дергая плечом - мусье Сазерленд.
Французского, разумеется, Бертольд не знал от слова совсем, но и не считал, что ему это нужно. Он с французами дел никаких иметь не собирался, а переживать из-за одной поездки было как-то глупо.
Конечно его немного настораживает тот факт, что Илая назвали не его фамилией, но это, в конце концов, не первый подобный случай - на совместных вылазках в город они тоже никогда не использовали официального имени Илая во избежание ненужного внимания и разговоров, может, сейчас Илай тоже не хочет лишнего внимания...Подождите. а почему этот дворецкий вообще его тогда узнал?..

+1

6

В конце тёмного и длинного коридора их ожидает стена, на которой отражается свет, льющийся из единственной комнаты, дверь в которую была открыта. Илай ступает вперёд совершенно уверено, будто бывал здесь не один раз, все сто, а быть может даже гораздо больше. На пути к источнику света им встречается совсем молоденький лакей с абсолютно пустым подносом, куда-то совершенно точно спешащий, и будто бы не имеющий права даже взглянуть в глаза новым гостям этого дома.
Комната большая и просторная, с огромными окнами, завешенными плотными, бархатными шторами. Никаких подсвечников и прочей старой рухляди, освящение обеспечивается исключительно благодаря лишь входящим в человеческую жизнь электрическим лампочкам. Помещение оформлено в самом лучшем и новомодном стиле, с особой долей вычурности и роскоши. Тут тебе и витиеватые перекладины этажерок, и плавно-текучие спинки диванов, и самые причудливо-откровенные картины на стенах. Всё исполнено исключительно в определённых тонах, цвет мебели и стен будто бы играет не меньшую роль для комнаты, чем её наполнение. Одного взгляда на интерьер достаточно, чтобы определить желание и возможность хозяина салона следовать всеми современным тенденциям. Сложно представить себе лучшей возможности одной лишь залой проникнуться духом всей эпохи модерна.
Однако комната невероятно задымлена – сигаретный дым просто не успевает растворяться в воздухе. На всех возможных и невозможных горизонтальных поверхностях стоят бокалы, стаканы и иные ёмкости, из которых хотя бы примерно что-то можно было бы пить. В углу стоит и с честной совестью отрабатывает вложенные в себя средства граммофон – музыка громкая, странная, не особенно мелодичная, но всё-таки подходящая под понятие «аллегро». Людей в салоне неприлично много, но все исключительно хорошо одеты и находятся в самом распрекрасном настроение. Голоса приплетаются в неразборчивый шум, перекрывая собой едва различимую и, возможно, довольно бесполезную музыку.
На мгновение остановившись на пороге комнаты, Илай делает всего один шаг внутрь, давая Бертольду возможность также пройти через дверь. Ему кажется, что с момента его последнего визита в салоне ничего толком и не изменилось – люди будто бы застыли на своих местах, ведя бесконечные, одни им известные разговоры. Сфокусировать взгляд на кому-то определённом довольно сложно, да Мур сделать это не сказать, что особенно пытается. Напротив, старается побороть как всегда в подобных ситуациях нахлынувшее смущение и поскорее влиться в толпу.
- Чарли!
Илай резко поворачивает голову в сторону, с которой только что донеслось это наспех придуманное имя, тут же натыкаясь взглядом на расплывшегося в широкой улыбке человека.  Минимум на голову выше самого Мура, стройный и ладно сложенный, до безобразия очаровательный мужчина приближается к ним быстрыми шагами. Костюм сидит на нём так, словно тот в нём и родился – в петлицы свежая ярко-красная гвоздика. Лицо острое, колкое, светлые волосы уложены в гладкую причёску, что придаёт довольно солидному внешнему виду мужчине несколько щегольской вид. Точный возраст определить совершенно невозможно, однако предположение о тридцати пяти будет достаточно походить на правду.
- А я почти что потерял веру в твоё возвращение, даже не смотря на то обещание, что ты дал мне в последний свой визит, - он останавливается в шаге от Илая и Бертольда, как бы в дружеском жесте потирая друг о друга руки. Его английский разбавлен обаятельнейшим французским акцентом.
- Даже, если Париж – это новый Рим, длина дорог в него ведущих бывает совершенно непредсказуемой, - Илай сконфуженно улыбается, опуская взгляд.
- Единственный способ обуздать эту несправедливость – и вовсе из города никогда не выезжать. Но в любом случае, я очень рад тебя видеть, - мужчина тепло хлопает Мура по плечу. – Может быть представишь меня своему спутнику?
Илай резко поднимает голову, переводит взгляд на Бертольда, коротко кивает.
- Да-да, конечно. Разреши тебе представить, месье Люсьен Реналь – хозяин этого прекрасного заведения и мой хороший друг, - говорит чуть более уверенно, потихоньку осваиваясь в столь непривычной для себя атмосфере. – А это…
Он указывает ладонью на Бертольда, но неожиданно замолкает, не зная, как стоит его назвать. Настоящие имена в этом месте называть не принято, но о необходимости придумать Аккерману временное прозвище, он как-то позабыл.

[icon]http://sd.uploads.ru/RteZb.gif[/icon]

Отредактировано Elias Moore (23-03-2019 10:26:50)

+1

7

Бертольду здесь как-то не по себе. Он еще ничего толком не видел но атмосфера здесь какая-то..вычурно гнетущая. Те люди, которых он уже успел увидеть, были одеты кто как: кто просто нарядно, кто-то наоборот слишком строго, но все очень богато - уж Бертольд в этом понимал. Собственный дорогущий костюм, если конечно можно назвать его собственным, учитывая, что его в него просто впихнули и велели носить, совсем не казался сейчас броней, как это было в театре. В театре ему вообще казалось, что он не вызовет ни у кого подозрений, что костюм соврет за него, не заставив и рта раскрыть. Он тогда еще не знал, что в театре вообще не слишком-то много общаются. Здесь же он просто-напросто чувствовал себя обманщиком в чужом костюме. словно бы даже кто-то сейчас крикнет "эй это мое!" и потребует Бертольда раздеться. А Илай будет стоять рядом и краснеть, словно бы это и не он притащил ему этот чертов костюм.
Теперь брюки кажутся ему еще более тесными, и дело совсем не в том, из-за чего в них было тесно обычно. И даже не в ворованных яблоках.
В помещении, куда они заходят, душно и накурено, и для Бертольда это становится еще одним знаком того, что они в каком-о жутко дорогом аристократском логове. В пивнухах, куда он водил Илая, тоже было жарко и душно, но пахло совсем иначе, да и люди вели себя совершенно иначе. Тут все старались словно бы выглядеть своей мраморной копией, в людях, которые танцевали на столах в пабах, было столько же очарования, как, например, в пинте пива - вроде бы и да, а вроде бы и нет. Словом, Илай снова привел его в ту часть мира, к которой Бертольд не имел никакого отношения, да и вряд ли когда-нибудь это отношение заимеет.
Незнакомец окликивает какого-то Чарли, и Бертольду требуется все его самообладание, чтобы не выразить удивления, когда на это имя, на это чрезмерно фривольное обращение вдруг откликается его Илай. Он еще раз напоминает себе, что в тех местах, куда их водит Бертольд, настоящие имена тоже не в фаворе, и успокаивает себя этим.
А затем Илай произносит какую-то слишком витиеватую фразу, суть которой Бертольду уловить тяжело настолько, что он даже пропускает момент, когда начинают представлять и его.
Так...Настоящим именем называться не стоит? А почему нет? Он ведь не аристократ, в конце концов, где бы они сейчас не находились - его точно уж никто не узнает и репутацию его точно ничто подмочить не сможет, учитывая, что ее просто нет.
Но это все, кажется, какая-то очередная аристократская игра - Бертольд понимает это по тому, как долго и как покорно этот Люсьен ждет его ответа. Словно бы это нормально - когда два человека целую вечность не могут вспомнить имя одного из них.
-Эрик, - произносит Берт, кивнув и протягивая руку для приветствия. Он где-то слышал, что у французов принято чмокаться при знакомстве, но вот уж ни черта подобного он делать не будет - Леншерр.
Как он придумал это имя? Наверно где-то слышал. Может, "Чарли" читал ему когда-то книгу о человеке с таким именем. Вполне возможно, "Эрик" не вспомнит уже никогда.
Он бегло осматривает Люсьена без какой-либо определенной причины. Отмечает, что тот довольно хорош собой, но, как кажется Бертольду. слишком уже этим говорится и слишком это подчеркивает. Вд у него довольно прилизанный, костюм слишком уж щегольский, да и вообще..Он выглядит так, словно бы всем видом хочет нравиться людям вокруг, но именно такие люди Бертольду обычно и не нравятся, так как сам он никогда не юлит ине притворяется. Ну, кроме как сейчас, да и то только ради Илая.

+1

8

Не без удовольствия Илай отмечает про себя, что Бертольд столь хорошо ухватил правила этой игры и не подвёл его в не самый простой момент. Хотя, прикидываться кем-то иным для них давно уже не было чем-то непривычным – во время каждой их вылазки Муру приходилось примерять на себя личину какого-нибудь совершенно бедного и несчастного парня, обращать на которого лишнее внимание никому даже не и захочется. Безусловно, подобное лицедейство Илаю нравилось не сказать, чтобы очень, однако он прекрасно осознавал необходимость подобного поведения. Как и тогда, когда, впервые войдя в двери этого дома, назвался первым именем, пришедшем ему на ум.
- Рад знакомству, Эрик, - мужчина крепко пожимает протянутую ему руку, как-то совершенно оценивающе осматривая Аккермана. Этот взгляд не заметить совершенно невозможно, правда Илай не спешит обижаться на хозяина салона – прекрасно знает, что это самая стандартная процедура. – Всегда приятно видеть новые лица в нашем скромном обществе.
Где-то в глубине комнаты с жутким грохотом падает на пол полный пустых бокалов поднос, а на звук разбивающегося стекла не обернуться совершенно невозможно. Люсьен мигом оборачивается в сторону происшествия, но посчитав масштаб бедствия недостаточным для личного немедленного вмешательства, вновь поворачивается к ним.
- Иногда бывает сложно удержать даже самого себя в руках, так что уж говорить о посуде, - говорит беспечно, слегка пожимая плечами. – Боюсь, я должен вас всё-таки оставить. Подобную халатность не стоит оставлять без внимания в любом случае, - опускает руку Илаю на плечо, концентрируя всё его внимание исключительно на себе одном. – Наверху ещё относительно свободно, а вот в курильне уже достаточно многолюдно. Но, я думаю, для тебя и твоего друга местечко всё-таки найдётся. И обязательно найди меня перед уходом, Чарли. Если уж я не могу знать наверняка, когда ты снова порадуешь нас своим визитом, то хотел бы хотя бы хорошо попрощаться, - Илай коротко кивает, и мужчина снова обращается к ним обоим, - приятного вечера.
Он растворяется в толпе столь же быстро, как всего несколько минут назад вынырнул из неё. И стоит Люсьену только исчезнуть из виду, как Илай тут же поворачивается лицом к Бертольду.
- Не знаю как ты, а я чертовски хочу выпить.
Ни что так не сказывается на благовоспитанности молодого графа, как подобная атмосфера. Находясь в окружении такой толы и в то же время ей совершенно не замечаемый, он чувствует себя как никогда уверенно и раскрепощённо. Знает, что волен делать всё, что только вздумается, а потому рассчитывает сегодня максимально использовать эту довольно редкую и соблазнительную возможность.
Берёт Бертольда прямо за руку и ведёт за собой, направляясь к одному из лакеев, услужливо предлагающих гостям напитки. Он поднимает с подноса два стакана и один протягивает Аккерману – в том, что налито совсем немного больше. О том, что именно находится в его стакане, Илай даже как-то и не задумывается. Знает, что это что-то наверняка очень крепкое и определённо качественное – запасаться другим алкоголем Люсьену не позволили бы честь и совесть. Да и в целом, это касалось не только уровня напитков, но и самого заведения. За стены этого дома ничто и никогда не выходило, даже гости, случайно встречаясь потом друг с другом на улицах, лишь без лишнего интереса проходили мимо, даже не думая о том, чтобы поздороваться.
- За Париж, - провозглашает Илай, поднимая свой стакан несколько вверх, после чего немедленно выпивает всё его содержимое. Сегодня ему хочется исключительно пьянеть и не думать о том, что будет завтра. А ещё лучше, не думать о том, что будет через две недели.

[icon]http://sd.uploads.ru/RteZb.gif[/icon]

Отредактировано Elias Moore (23-03-2019 10:26:43)

+1

9

Бертольд против выпивки не возражает, но замечает про себя, что, стоило им сда войти, как Илай стал каким-о очень уж радостным. Он переваривает эту мысль так долго, что даже не сразу замечает, что его взяли за руку. Прямо здесь. Посреди толпы людей. Не наедине.
Бертольд зыркает по сторонам - а вдруг заметили? Нет, конечно, их вряд ли тут узнает кто-то, но все равно - вот так вот публично вести себя столь фривольно...странно. Непривычно. Неуютно.
Он принимает бокал из рук Илая, радуясь, что тот наконец-то отпустил его руку - так ему намного спокойнее. Страшно даже подумать, что с ними могут сделать, если кто-нибудь заметит их поведение. Бертольд, конечно, был сильным, но и у его сил был лимит.
Может, Илай уже где-то поддал, а он не заметил? Или как еще можно объяснить такое поведение? Это же его Илай, он и наедине был скованным, робким, беспрестанно краснеющим, а сейчас его словно бы подменили.
Не присутствие Люсьена же на него так повлияло?
-За Париж, - чуть напряженно вторит он и послушно подносит бокал к губам, уже решив, что много пить не станет. Илаю весело, Илай может веселиться, еси хочет, но кому-то из них двоих надо держать ситуацию под контролем, и вполне логично, что это должен быть Бертольд. В конце концов, это же обязанность любого слуги - следить за своим хозяином. Защищать и оберегать. А выпить он сможет и когда они вернутся домой.
Он даже не понимает, что именно пьет, лишь пригубив напиток.
-Давно ты его знаешь...Чарли? - спрашивает Бертольд, на мгновение придвигаясь чуть ближе, чтобы слышал его только Илай. Он пытается взглядом отыскать Люсьена, но вокруг слишком дымно и многолюдно, чтобы разглядеть хоть коо-то конкретного, стоящего дальше, чем Илай сейчас.
Бертольд не ревнует, но недоумевает. Они пришли непонятно куда, Илай весь визит сюда окутал завесой тайны. Потом липовые имена, и этот мужчина, который ведет себя так, словно они с Илаем знают друг друга очень давно, словно у них есть или может быть что-то общее. Что, черт возьми,вообще происходит, и откуда у его домашнего мальчика такие странные знакомства?
-И может все-таки уже скажешь, куда меня привел? - уже мягче почти просит он - я не понимаю, как себя вести, когда не знаю, где я, - признается он, не боясь осуждения. Нет, а что ему надо было сказать, если это правда? Общество аристократов неизменно требовало играть в игры и подчиняться правилам. Обычно единственной игрой, доступной для Бертольда. была игра "принеси-подай". Условия в ней были очень простые - аристократ велит что-то принести - ты приносишь. Велит подать - подаешь. Правила еще проще: ничего не разбей, не потерей по пути. Не забудь, что именно велели приносить. Этой игре его обучили еще в детстве, но тут все явно играли во что-то другое. На графские приемы это тоже не было похоже, хоть Бертольд и не мог конкретно объяснить, почему. Просо что-то общее было конечно, но было и что-то неуловимое...Атмосфера, пожалуй. Более свободная, более расслабленная. Словно бы все пришли не покрасоваться и уважить друг друга, а просто хорошо провести время. Если бы Бертольд верил, что аристократы умеют просто хорошо проводить время, наверняка бы повелся, но он был в этой среде, не являясь ее частью, слишком давно, чтобы не замечать чужих взглядом. Не только на себя, на Илая, на друг друга - все смотрели по сторонам, словно ища знакомых, изучающе, доло и часто. Бертольд уме выдерживать любой взгляд, его это совершенно не напрягало, а Илай словно бы ничего и не замечал.

+1

10

В тот раз Люсьен появился точно также, почти на пороге, после чего крайне тепло и дружелюбно поприветствовал Мариуса – он, собственно, их и познакомил. Его взгляд ещё долго потом преследовал Илая в самых странных снах, всё никак не желая забываться или растворяться в других воспоминаниях. Такой долгий, заинтересованный, максимально внимательный и достаточно скользкий. Никто прежде на него так не смотрел, но почему-то в тот момент Мур сразу же понял, на что примерно направлены мысли данного человека. Почти у самой лестницы, ведущей в дом, Мариус предупредил его о назначении данного заведения, о его особенностях и достоинствах. Илай был несколько смущён данным открытием, но уверенно пообещал себе, что сможет расслабиться и приятно провести время, пусть и без использования всех доступных возможностей.
Находится здесь впервые было поистине странно. Общая атмосфера так и подстрекала с головой окунуться в все прелести жизни, в то время как голова усиленно отвергала любые подобные предложения. Илай пил, курил так много, как никогда в своей жизни, но отчаянно держался за мысль о том, что когда-нибудь приведёт сюда Бертольда и тогда сможет окончательно себя отпустить. Бертольд был якорем для его разумности, проверку для которой в тот раз устроил тот же самый Люсьен, когда всё-таки сделал Илаю предложение, от которого тот едва, но всё же сумел отказаться.
- С тех пор, как последний раз был в Париже. То есть, где-то полгода, - он ещё кривиться, содержимое его стакана оказалось на вкус довольно горьким, учитывая количество выпитого одним разом. – Но вижу я его, считай, только второй раз в жизни.
Скрывать что-то от Бертольда ему совершенно не хочется, да и скрывать, в принципе, ему толком то и нечего. Правда и рассказывать всё до последнего слова тоже как-то не кажется разумным. Какая вообще разница, что с ним было, когда он впервые оказался в этом салоне? Самое главное, что главного-то и не было, а всё остальное вряд ли имеет какое-то значение. Сейчас гораздо важнее то, что они наконец-таки здесь и к тому же вместе, а здесь можно всё и даже капельку больше.
Он берёт с подноса ещё один стакан, но уже так, скорее про запас, ибо пить ещё сию же секунду ему как-то не очень-то и хочется. Делает шаг в сторону от лакея, освобождая места для других и лишая того возможности слышать их разговор – так, совсем уж на всякий случай. Пусть даже Илай чувствует себя в полнейшей безопасности, привитая домашними мнительность даёт о себе знать и тоненьким голоском всё-таки шепчет в ухо, напоминая об опасности быть настигнутыми и разоблачёнными даже в месте, где подобное совершенно невозможно.
Просьба Бертольда вызывает у него самодовольную ухмылку. Их местонахождения кажется графу совершенно очевидным, тем, что сразу же бросается в глаза. Однако он несколько позабыл о том, что сам впервые пришёл сюда уже зная, что будет ожидать его внутри, а потому не имел никакой возможности как-то иначе трактовать вполне себе легко объяснимые факты.
В комнате много людей, все дорого и хорошо одеты, но среди них нет ни одной единой женщины. Все диалоги ведутся исключительно в группах или парах, нет ни одного единственного человека, что стоял бы отдельно от остальных. Возраст гостей варьируется от едва познакомившихся с щетиной мальчишек, до довольно почтенных мужчин с проседью в волосах, однако это никак не мешает их общению. Совсем напротив, двух диаметрально противоположных по внешнему состоянию людей приметить гораздо легче, нежели друг на друга похожих, но ведущих беседу. Если совсем уж попытаться приглядеться, то можно заметить, что стоят эти люди очень и очень близко, сидят уж и вовсе чуть ли не на коленях друг друга, и все непременно в хорошем настроении. И всё это можно увидеть лишь при первом внимательном осмотре, в то время куда более тщательное наблюдение может предоставить взору и куда более занимательные картины.
- А ты попробуй догадаться сам.
Криво усмехается, поворачиваясь к Бертольду боком, взмахом руки указывает на собравшуюся вокруг них толпу.
Ну, давай же, раскрой наконец свои прекрасные глаза.

[icon]http://sd.uploads.ru/RteZb.gif[/icon]

Отредактировано Elias Moore (23-03-2019 10:26:39)

+1

11

Вся эта загадочность Бертольду не слишком-то нравится, но он послушно осматривается по сторонам. Нет, он и раньше смотрел на этих людей, но очень поверхностно - так, как смотрел бы, если бы все это было приемом в особняке Муров, где на гостей смотреть было не то чтобы запрещено, просто очень нежелательно. Да и вообще к чему ему смотреть на кого-то другого, пока рядом есть Илай, который, к тому же, кажется решил расслабиться и за которым смотреть действительно надо?
И до Бертольда доходит не сразу. Он смотрит на людей, переводит взгляд с оного на другого. Как-то мельком замечает, что пока не углядел ни одной женщины, но это его и не может сильно напрячь - у Муров тоже часто собирались женские чаепития или мужские политические дебаты, так что чему тут удивляться? Лица присутствующих не вызывают у Бертольда решительно никаких эмоций -просто люди. Конечно удивляет такое обилие юных красавчиков со смазливыми мордашками, но, в конце концов, он тоже сюда пришел с молодым и симпатичным, может, это просто место такое. Не просто же так Илай сюда решил придти снова.
А затем он замечает двух мужчин, стоящих как-т слишком близко, но поначалу принимает это за случайность...Пока не замечает руку одного, постарше, на талии второго. Вот так вот просто. Посреди людей, более того - они общались с компанией других мужчин.
Бертольд щурится, не вполне уверенный в тм. что и правда видит то, что видит, но теперь все словно бы иначе - теперь он понимает, что вообще все держатся здесь как-то слишком близко друг к другу, как-то слишком..любовно? Страстно? Какое слово будет уместнее?
Может, из-за этого Илай и посмел взять его за руку публично? Может, здесь так принято?
Стоп, а что именно здесь принято?
-Илай, - тихо и вкрадчиво зовет он - ты что, в бордель меня привел? В... - он долго подбирает слово - содомитский бордель?
Мужчин, которые открыто демонстрировали свою любовь к мужчинам, Бертольд прежде не встречал. Наверняка среди гостей и друзей графа такие  были, только вот говорить об этом в их обществе было не принято, а слухи Бертольд не то чтобы очень охотно. Он знал, что такое в мире существует и что встречается даже довольно часто, только вот вплоть до этого момента ему не приходило как-то в голову, что могут быть места, в которых такие люди могут так спокойно собираться.
Ну...То есть...Это же тайна. Это страшная, ужасная тайна, которую обычно все старались скрыть, о которой не принято было говорить, даже если все вокруг уже знали или просто догадывались. А тут...Ту все были такими спокойными, словно бы это норма. Словно бы это в порядке вещей.
Бертольд даже не замечает, как подносит ко рту собственный бокал и глотает содержимое залпом. Ему это сейчас очень нужно, он просто не справляется с правдой, которая только что стелой вонзилась в ео обычно слабый на подобные догадки мозг.
Нет, конечно...Конечно все могут жить кк им хочется, это же не дело Бертольда. Он этих людей видит первый и последний раз в жизни, какое ему вообще дело...Да и парни эти не выглядят так, словно  сильно против всех этих приставаний, значит, им за это хотя бы платят, так что придраться тут совсем не к чему.
Правда остается главный вопрос.
-Зачем мы здесь? - спрашивает настороженно, крутя в руках пустой уже стакан.

+1

12

Илай недовольно закатывает глаза.
Ну почему же сразу в бордель? В борделе всё построено на купли-продаже, предоставлении услуг и отсутствии какого-никакого права выбора. Посещение подобных мест всегда казалось Илаю чем-то невероятно низким и неприемлемым – разве станет уважающий себя человек покупать любовь, пусть даже и всего на одну ночь? Если хочешь поразвлечься, всегда можно найти вариант с обоюдным согласием, лишённым какой-либо денежной подоплёки, разве нет? Пусть молодому графу в принципе не приходилось сталкиваться с подобной проблемой, ему почему-то казалось, что сам он в подобной ситуации никогда бы на такое не пошёл.
- Это не бордель, - отвечает мягко, будто бы боится, что сейчас Бертольд впадёт в неминуемую истерику. – Ну, быть может, Люсьен и нанял несколько человек для увеселения гостей, но большая часть посетителей точно находится здесь на добровольных началах и своим телом не торгует.
Он наклоняется к нему поближе, совсем к лицу, чтобы слова его уж точно не попали в чужие уши. Быть может, в них нет ничего такого, что не было бы известно каждому посетителю, однако громко говорить о таких вещах как-то совершенно не хочется.
На самом деле, Илай не раз задумывался о возможности существования подобных мест ещё до совершения своего первого визита. Существуют же политические салоны, литературные кружки, всевозможные клубы, где люди со схожими интересами обсуждают свою общую страсть. Так неужели в мире не может существовать места, где такие как он могли бы вести себя открыто, честно, без страха быть непонятыми и осуждёнными. Правда, искать подобные заведения в Ирландии у него не хватало силы духа – слишком велик шанс, что его любопытство вскроется в совсем непригодном свете и на его голову свалятся очень серьёзные проблемы. И совсем другое дело находиться здесь, во Франции, где тебя мало того, что никто не знает, так и вряд ли сможет отыскать, даже если очень постарается – ну, без применения магии, конечно. А последнее было решительно невозможно, учитывая, что место это было создано прежде всего людьми и для людей, а потому о концентрации сверхъестественных существ здесь речи идти и не могло.
Он с каким-то изощрённым удовольствием наблюдает за тем, как Бертольд наскоро осушает свой стакан. Волнуется. Нередко ему приходилось видеть Аккермана хотя бы немного взволнованным. Раздражённым – да, но волнение хрупкое ему совершенно не свойственно. Привыкший быть ведомым в их союзе, Илай чувствует себя совершенно странно, но в то же время очевидно приятно, когда ситуация поворачивается в обратную сторону.
- Чтобы хорошо провести время.
Опускает свободную руку ему на плечо, тянется ближе. Ему не нужно оглядывать по сторонам, чтобы это сделать. Сегодня он волен творить всё, что только вздумается его забитой душе, и никто не сможет на это сказать ему своё категорическое «нет». А хочется ему сейчас исключительно одного.
Его губы горькие, потому что всего минуту назад испытали на себе вкус неизвестного алкоголя. Его губы сладкие, потому что принадлежат они именно ему. Он наваливается на него, целует настойчиво, требовательно. Ему нравится слышать живой мир вокруг себя, знать, что совсем рядом есть кто-то ещё и этот кто-то ни в коем случае не помешает им это делать. Ощущение свободы опьяняет не хуже алкоголя, заводит только одной мыслью о безнаказанности содеянного. Дом так далеко, дома совершенно ничего не нельзя, и домой как-то вовсе и не хочется.
Он отстраняется от него – совершенно счастливый, с характерным огоньком во взгляде. Делает маленький глоток, не отводя глаз от лица Бертольда.
- Чего бы тебе хотелось прямо сейчас?

[icon]http://sd.uploads.ru/RteZb.gif[/icon]

Отредактировано Elias Moore (23-03-2019 10:26:27)

0

13

Илай како-то слишком спокойный для человека, оказавшегося здесь второй раз в жизни.
Так спокоен, словно бы ему здесь правда нравится, но что вообще ему может нравиться в подобном месте, только если...Нет, унижать его своей ревностью Бертольд сейчас вовсе не собирается, но если так подумать - какой толк ему от посещения подобных мест? Что оно может дать ему такого, чего не даст самый обычный бар, ресторан или салун? К чему вот это все?
Да, Бертольд судил несколько предвзято - в воспоминаниях все еще были свежи рассказы тех мальчишек, которых забирали с улиц исключительно для того, чтобы сделать подстилками богатых извращенцев. Тех самых мальчишек, красивых, но замученных и озлобленных. Это ведь в таких местах собираются те, кто ценит такой досуг? Конечно в таких.
А потому с трудом верилось, что Илаю может быть здесь...приятно. Комфортно среди этих..людей. Нет, серьезно, почему они здесь? Что за странные приключения ударили в голову наследнику?
Бертольд просто не успевает все это переваривать. Совершенно. Стоит ему только понять, где они, как уже требуется принять, что Илаю здесь хорошо, а он вдруг тянется к нему с вполне недвусмысленным желанием поцеловать и, видят боги, Бертольду стоит огромного труда его не оттолкнуть. Ну вот что он творит? Это же просто неприлично, это просто не вписывается ни в какие рамки. Даже еси вокруг никто не осудит - к чему выставлять свои отношения на показ, в чем здесь удовольствие?
Единственная вседозволенность, которая устраивала Бертольда - это когда Илай был под ним голый и согласный вообще на все, что он только сможет придумать. Вт такая вседозволенность его опьяняла, вот тогда ему действительно сносило крыши и срывало все тормоза. А все это? Нет, это лишь позерство. Желание выставить напоказ то, что никому знать не нужно. И это не только Илая касается - вообще всех. Что это вообще за встреча по интересам, на которой все что? Лапают друг друга за задницы и хвастаются победами в горизонтальных войнах? Выйдя отсюда, они же наверняка все тут же забывают. что были знакомы и мило общались всего пару минут назад, так какой толк от такого общения?
Бертольд и в самом деле ничегошеньки не понимает. И это его раздражает.
Илай еще совсем не успел набраться, но ведет себя уже как пьяный, и Бертольд не знает, как ему поступить. Стоит ли увести отсюда, пока не случилось что-то совсем уж его компрометирующее? Так нет же, упрется наверняка, по нему же видно, что ему здесь нравится.
Уйти отсюда, думает он про себя, когда Илай задает свой вопрос. Больше всего я хочу сейчас уйти и поехать домой. Снять с себя эти ужасно тесные штаны и зажать тебя на том симпатичном диване. Но ты ведь не это хочешь сейчас услышать, да? Ты хочешь веселиться.
-Не знаю, - отвечает он нейтрально, стараясь ничем не выдавать своего растущего неудовольствия от нахождения здесь. Теперь ему кажется, что все вокруг только и делают. что обнимаются и гладят там и тут, да и взгляды их утрачивают былую невинность. И смотрят теперь все не на него, а на Илая. Его Илая - я бы покурил, пожалуй, - он кивает в сторону плотного серого облака, что окутывает людей в зале. На самом деле и курить-то ему не очень хочется, но надо же чем-то себя занять, надо же хоть как-то развлечь и себя, раз Илаю уже весело.
Но идет он туда не сразу, внезапно пораженный новой догадкой.
-Илай... - зовет он достаточно громко - ты привел нас сюда потому что думаешь, что мы...как все они?

+1

14

Да, Илаю здесь нравится. Да, именно здесь он чувствует себя на своём месте. Да, ему здесь комфортно как нигде больше, потому что окружают его такие же люди, как он сам. Илаю уже тридцать три, и за все эти тридцать три года ему не повстречалась ни одна девушка, что смогла бы вызвать в нём хоть какой-либо интерес. И дело тут не только в бесконечной привязанности и любви к Бертольду. От мира он больше не отстранён, с миром он знаком достаточно, чтобы иметь возможность смотреть на окружающих его людей. Не так уж и редко он ловит себя на мысли, что у этого мужчины красивые глаза, у того – притягательные руки, на третьего хочется любоваться исключительно в профиль, а для четвёртого наилучший вариант – это вид сзади. Он отмечает про себя их красоту, их особенные черты, пусть даже дальше этих поверхностных размышлений заходить себе не позволяет. Ему нравятся красивые люди, ему нравится находится в их обществе, и всё-таки повсеместно распространённое восхваление женского тела он откровенно не понимает.  Илай прекрасно знает, что с ним что-то не так, но это не так преодолеть решительно невозможно. Не появись в нужный момент в его жизни Бертольда, сценарии развития данного отношения к людям обязательно вылился бы какую-нибудь не самую благозвучную историю. Он обязательно бы вляпался в какую-нибудь грязную историю, очиститься от которой помогли бы исключительно родительские деньги, да и то, скорее всего, не совсем уж окончательно. Именно поэтому, он чувствует некоторое единение со всеми этими мужчинами вокруг, что так и норовят ухватить кого-нибудь за задницу, притянуть поближе и сотворить что-нибудь совершенно нехорошее. Просто, он совершенно такой же. Да только ещё не до конца это понимает.
- Покурил бы? – участливо переспрашивает он. – Сигары, сигареты, трубку? Здесь можно достать даже кое-что более интересное. Хочешь попробовать?
Сам Илай в тот раз так и не решился присоединиться к курильщикам опиума. Струсил. Мариус очень долго его уговаривал, но в конечном счёте они сошлись на чуть менее серьёзной травке, достать которую здесь также не было никакой сложности. Теперь же, когда рядом наконец находится Бертольд, Мур намерен попробовать все возможные варианты. Рядом с ним он чувствуют невероятную уверенность во всех своих действиях, внутреннюю силу и решительность. Ему так хочется быть громким, откровенным, но в то же время принадлежать одному лишь Бертольду – тёмная сторона молодого наследника наконец решила подать знак о своём существовании.
Однако Аккерман вырывает его из размышлений, когда довольно громко произносит его настоящее имя. Он даже успевает договорить оставшуюся фразу, прежде чем Илай закрывает ему рот ладонью.
- Мы не для того придумывали эти прозвища, чтобы ты во всеуслышание называл моё настоящее имя, - нет, он почти на него не зол, быть может только самую капельку. Он очень скоро убирает руку, в полной уверенности, что больше подобной глупости Бертольд не совершит.
Его вопрос ему совершенно не нравится. Вернее, он его не до конца понимает. Что значит «как все они»? А разве они не точно такие же? Кто-то из них двоих успел чудесным образом поменять пол, а второй этого и не заметил? Разве можно в подобном сомневаться, когда ночь за ночью, год за годом укладываешься в одну постель сначала с мальчишкой, потом с юношей, а затем и вовсе с мужчиной? Нет, вопрос Бертольда совершенно не имеет никакого смысла. Это, наверное, неудачная шутка, которую Илай попросту не понял, а потому повёл свои размышления совсем в неправильную сторону.
- Если мне не изменяет память, то примерно такие же.
Илай едва касается рукой его живота, затем чего проводит несколько ниже, а убирает её уже после того, как дошёл до паха. Ему нравится это делать. Иметь такую возможность. Такое право. Он тысячу раз видел, как его вынужденные друзья по образу жизни, хорошенько так накидавшись, лапают хорошеньких девушек за все возможные и невозможные части тела. А чем он, собственно, хуже? Почему не может точно также до тронуться до своего близкого человека?
Делает новый глоток, гораздо больший, чем предыдущий. Снова кривиться – на дне осталось не так уж и много всё никак не распознанной жидкости.
- Так что же изволите покурить, месье Леншерр?
Для него всё это не более, чем приятная игра. Игра, к которой хочется возвращаться снова и снова.

[icon]http://sd.uploads.ru/RteZb.gif[/icon]

Отредактировано Elias Moore (23-03-2019 10:26:18)

0

15

Что и требовалось доказать.
Илай и правда ассоциирует себя и, что самое сложное для восприятия, и Бертольда со всеми этими похотливыми мужчинами вокруг.
То есть нет, конечно, Бертольд никогда не стал бы отрицать свою симпатию, свою любовь и свой стояк по отношению к Илаю, но...на этом все и заканчивалось. Только Илай, не какой-то другой мужчина, мог задеть его чувства. Он не любовался другими мужчинами, хоть и мог объективно оценить их привлекательность. Рассматривал оценивающе он только женщин - их приятный, мягкие формы и изгибы были куда более симпатичны его взгляду. Он любил девушек с большой грудью, красивыми волосами, вкусно пахнущих и звонко смеющихся. Он всегда таких замечал издалека, часто ловил себя на том, что смотрит на них несколько дольше, чем стоило бы. Разумеется он никогда и не думал изменять Илаю с ними, несмотря на обилие подобных предложений, он не мог себ представить с кем-то кроме него, но только с ним он себя и представлял. Он даже не мог представить, что сделает с тем, кто решится оказать ему знаки внимания подобные тем, что сейчас так настойчиво оказывал ему Илай. Девчонки - ладно, девчонок можно и перетерпеть, но юноши...Мужчины, что хуже - нет, ни за что и никогда. Ему неприятно даже просто под их взглядами.
Но, кажется, Илай совсем другого мнение - что, в общем-то, было понятно сразу.
Наверно, для него все просто иначе. Наверно ему и правда не нравятся девушки, наверно ему и правда кажется, что он - такой же, как все они, только вот это же неправда.
Была, во всяком случае, пока они сюда не вошли. Сейчас же он ведет себя под стать им всм и это жутко раздражает.
Он перехватывает его руку у себя на паху, но Илай отнимает ее раньше, чем Бертольд решает, что ему с этим делать.
-Не делай так больше, - почти шепотом просит он - я не хочу, чтобы...
Чтобы что, Бертольд? Чтобы вас видели? А какая разница, когда все вокруг заняты тем же и никого ты не знаешь? Чтобы все думали, что вы такие же? Так ведь иначе вы бы сда не пришли. Точнее, Илай бы иначе вас сюда не привел. Если бы только знал...О, так причина в этом, да? Тебе просто неприятно думать о том, что ты можешь ассоциироваться с ними всеми, да? Да. Ну и что в этом такого? Каждому может быть что-то неприятно, Бертольду вот неприятно здесь находиться. Неприятно, что все вокруг могут решить, словно бы он такой же содомит, как все они, когда на самом деле это не так.
Он здесь только ради Илая. Илай развлечется и они пойдут домой. Вместе. уда, где никого нет, где только они. И вот тогда развлекаться будет уже Бертольд, а сейчас...Сейчас надо просто немного потерпеть.
-Хочу. Давай пробовать, - коротко бросает он. Ему надо отвлечься. Надо перестать думать обо всем, что происходит вокруг. Предыдущий план оставаться трезвым и вменяемым лети в тартарары, но он все еще убежден, что справится с чем угодно и в каком угодно состоянии. Ну, кроме нахождения в подобном злачном месте. Тут его нужна помощь.
Мимо них проплывают вдое не слишком крепко держащихся на ногах мужчины, придерживая друг друга за талию. Бертольд не хочет думать, куда они там идут, если выход остался в противоположной стороне. Это просто не его дело. Но он туда точно не пойдет.
Он так старается держать раздражение под контролем, что даже не замечает, как перед ним появляется трубка - просто падает на подушки и послушно принимает ее в руки, лишь мельком отмечая, что на обычную трубку это похоже мало.
Он кивает благодарно, когда ее поджигают и, косясь на Илая, затягивается медленно и глубоко.

+1

16

Не хочешь, чтобы что? Неужто Бертольда тоже охватывает смущение? Быть может, ему неуютно находится под взглядами толпы? Как объяснить ему, что в этом месте никто никому не нужен, если находится от тебя на расстоянии больше полуметра. Все эти люди заняты исключительно самими собой и собственным удовольствием. Пожелай Бертольд взять его прямо здесь, на этом самом месте, вряд ли кто-нибудь вообще придаст подобному особое внимание. Людям и без того известно, зачем они здесь находятся, а где конкретно и чем им заниматься – исключительно выбор каждого.
Но если совсем уж не хочешь, пусть даже и не непонятно что, тогда не буду. По крайней мере пока. Полностью избавиться от желания прикасаться к нему Илаю вряд ли удастся. Слишком велика эта жажда, а утолить её одним запретом совершенно не получится.
Перед тем, как двинуться с места, он допивает свой измученный стакан и наконец ставит его на тот самый поднос, с которого не столь давно его и поднял. Он больше ему не понадобится – они пойдут туда, где алкоголь есть не более, чем детская невинная шалость. Мур знает исключительно по рассказам третьих лиц, и ему совершенно не терпится испытать действие заветной трубки на себе.
За руку же взять можно? В тот раз вроде не вырывался, а потому Илай вновь берёт его за руку и тянет за собой. Идёт он довольно уверенно, прекрасно помня расположение той самой комнаты, полноценно посетить которую в тот раз всё-таки побоялся. Теперь же о страхе можно было и не думать, Бертольд защитит его от любой напасти, верно?
Сказав, что в курильне осталось не так уж и много мест, Люсьен был совершенно прав. Эта комната располагалась всё на том же первом этажа, пусть и была более удалена от входа. Размерами чуть меньше прежней, а света едва хватает, чтобы на кого-нибудь не наступить. Да, здесь люди лежат прямо на полу, на мягких тюфяках, заваленных подушками различных форм и размеров. Кто-то в одиночку, кто-то в обнимку – при необходимости на одном таком спальном месте можно уместиться даже втроём. А спальным его правильнее всего назвать потому, что лежащие на них люди скорее всего именно спят. Есть что-то таинственное в выражении их бесстрастных лиц, что-то совершенно особенное, что так и не терпится опробовать на себе.
Они подходят к одному из немногих оставшихся мест, едва успевают усесться, как перед глазами тут же появляется заветная трубка – услужливый китаец средних лет прекрасно справляется со своей единственной, не самой пыльной задачей.
Илай не успевает даже что-то сказать или о чём-то попросить, как Бертольд уже прикладывается к ней губами, готовый вдыхать ядовитый дым. Он наблюдает за действом с подозрением, буквально видит, как взгляд Аккермана теряет осмысленность, погружаясь в сладкую дрёму. Нет, это ему совсем не нравится. Это он должен быть на его месте, он привёл его сюда попробовать столь странное развлечение, а теперь Берт по его же вине столь скоро его и покидает.
Он отбирает у него трубку в надежде, что тот не успел ещё хорошенько надышаться. Однако Бертольд лежит расслабленно, глаза его медленно закрываются, и он будто бы выпадает из реальности.
Такое развитием событий Илаю совершенно недоволен, но сам тянет трубку ко рту, желая поскорее присоединиться к Аккерману в его сновидениях. Чувствует, как слабость степенно закрывает его веке, но последняя цельная мысль не позволяет ему разрешить себе проникнуться этим ощущением.
Возвращает трубку так и оставшемуся стоять рядом китайцу, благодарит одним кивком, после чего укладывается рядом с Бертольдом.
Поближе, чтобы смазано целовать его в щёку – тело не слишком хочет поддаваться разуму – чтобы перекинуть руку через него, провести по спине, спуститься ниже, а потом вновь сделать то, что Бертольд просил его больше не делать.
Интересно, чувствует ли он, как расстёгиваются пуговицы его совсем узких штанов?

[icon]http://sd.uploads.ru/RteZb.gif[/icon]

Отредактировано Elias Moore (23-03-2019 10:26:12)

+1

17

Бертольду хорошо.
Бертольду очень хорошо, что даже как-то удивительно, учитывая, насколько тревожно было всего пару минут назад.
Он слышал об этой вещи прежде - только по слухам и рассказам на улицах, не думал даже, что однажды ему доведется попробовать нечто подобное, но прямо сейчас он ни о чем не жалеет. Хотя бы просто потмоу что при всем желании ни о чем пожалеть не сможет прямо сейчас.
Он чувствует себя комком мягкого хлопка. Мягкой подушкой, набитой самыми лучшими перьями. Он - пар, исходящий от горячего куриного бульона, он сама невесомость. Он сейчас - не он настоящий, но ему хотелось бы не быть собой как можно дольше, потому что это...Прекрасно, черт возьми. Есть ли в мире что-то более прекрасное, чем такое быстрое забвение?
Он валится на подушки неосознанно, просто потому что уже не особо понимает, в каком положении относительно пола и потолка находится -ему сейчас это абсолютно безразлично. Его будто бы тянет в сон, но это больше похоже на забытье - он вроде бы и понимает, что происходит вокруг, но как-то заторможенно, словно бы наблюдая за всем со стороны.
А за чем - всем?
Вот Илай забирает у него трубку и затягивается сам. Бертольд рад - он-то уже знает, что будет дальше. Знает, что сейчас Илаю станет еще лучше, чем уже было до этого. Илай отдает трубку и приваливается рядом, прижимаясь очень близко. Будь Бертольд собой, сказал бы. что слишком близко, но сейчас  просто очень. И это прекрасно. Что может быть прекраснее прикосновений любимого мужчины? Совершенно ничего.
Наверно поэтому он лишь тупо улыбается, чувствуя чужую руку у себя на паху. Чувствуя чужие пальцы, ловко орудующие с глупыми пуговицами. Чувствуя тепло чужой руки у себя под бельем.
-Я так мечтал об этом весь день, - тянет он, имея в виду скорее просто освобождение от тесноты чертовых брюк, нежели конкретно то, что предлагает ему Илай сейчас. Но он, собственно, не против и уже точно не вспомнит, что совсем недавно был против.
-Ты развратник, Чарли, - гундосит он, перехватывая чужую руку за запястье - ты такой глупый развратник, Чарли.
Собственный голос делает ему почему-то очень смешно, и он смеется в голос. но затем тихо охает - когда привычные уже к подобным манипуляциям пальцы его мужчины добираются до головки.
-Я говорю тебе нет, - он снова охает - а ты все равно делаешь...И только попробуй...Остановиться... - даже в полукоматозном состоянии он продолжает оставаться главным, когда дело доходит до главного. Может, проявляет инициативу и Илай, но не взять весь контроль на себя он просто не может.
А моет, в этом и есть его проблема? Может, он пытается контролировать слишком многое? Что, если на самом деле ему просто надо все отпустить, позволить Ила делать с ним все, что тому вздумается? Сейчас же ведь хорошо. Он не смог увести Мура из этого логова порока - и во что это вылилось? Совершенно не во что-то плохое. Так, может, это просто намек вселенной? Тонкое и ненавязчивое предложение сдаться воле случая, забыть о том, что надо быть главным. надо всегда быть осторожным, надо всегда быть настороже? Он должен защищать Илая - это бесспорно, но сейчас ведь речь о любви, а не о войне. К черту вообще войну, когда есть такая любовь.
-Да, Чарли?.. - он не вполне уверен, что говорил вслух, а что про себя, но это уже и неважно, так как дальше мыслить ему все равно уже невозможно.
Впрочем, одна мысль в его голове все-таки есть.
Он хватает Илая за волосы, заставляя два затуманенных взгляда встретиться.
-Хочешь меня? - спрашивает он, но быстро понимает, что это, наверно, не слишком точно - трахнуть? Меня? Сам?

+1

18

Его мелкая моторика, быть может, сейчас и не на высоте, однако расстегнуть несколько пуговиц ему всё-таки удаётся. Слишком отлаженное, доведённое до автоматизма движение, которое выполнить он смог бы, наверное, и в более неконтролируемом состоянии. Быть может конкретно эти брюки ему и приходится расстёгивать впервые, однако на то вполне сгодится и опыт предыдущих, куда более дешёвых вариантов. Открывшееся ему нижнее бельё, естественно, помехой не становится. Илай залезает под него пальцами так естественно, будто совершает это действие по несколько раз на дню – что, на самом деле, не так уж и далеко от правды.
Он ведёт пальцами по пока ещё мягкому члену, совсем осторожно, будто бы всё ещё боится негативной реакции Бертольда. И когда тот перехватывает его руку, он почти уверен, что за своё самоуправство сейчас получит нагоняй, однако этого не происходит. Напротив, он всё также предоставляет ему свободу действий, чем Илай немедленно пользуется, пальцами добираясь до головки. И реакция Берта на это, казалось бы, совершенно обычное действие распаляет не хуже слов, что слетают с его губ. О да, молодой граф слушает его очень внимательно, ловя каждый звук, вдумываясь в каждый смысл.
Илай не умеет не смущаться, даже сейчас краска появляется на его щеках столь же быстро, как это было в далёком детстве. Он всё ещё не может позволить себе некоторые вещи, например, чувствует стойкое желание прикрыться, в первые мгновения после того, как раз за разом оказывается без штанов. Есть в нём что-то такое, какой-то тонкий покров целомудрия, что служит для отвода глаз, но быстро слетает в ситуациях, схожих с этой. Сейчас его мысли слишком далеки от невинности, направлены исключительно на тот самый объект, что от не самых сложных манипуляций буквально в руках становится всё твёрже.
Пусть не резко, но не вполне приятно Бертольд тянет его за волосы, вынуждая приподнять голову. Глаза Илая видят недостаточно хорошо, чтобы разглядеть что-то на дне таких же затуманенных глаз Аккермана. Он лишь глупо улыбается, в первые секунды не особенно вдумываясь в смысл только что произнесённых Бертольдом слов.
Они делают это уже семнадцать лет, но ни разу до этого самого дня он не предлагал ему такого. Да если говорить откровенно, то этого Илаю не слишком то и хотелось. Его вполне устраивало раз за разом принимать его в себя, в то время как его собственный член мог похвастаться лишь только периодическим посещением всё того же аккермановского рта. Ему нравилось чувствовать его внутри, нравилось чувство заполненности – и это казалось невероятно правильным. Настолько естественным, будто иначе быть просто и не может.
А теперь Бертольд предлагает ему совсем обратный вариант развития событий, но Илай вовсе не уверен, насколько этого хочет. Он привык ему подставляться, отдавать всего себя и разрешать делать с собой всё, что тому только захочется. Теперь же он просит его взять эту роль на себя. И это кажется невероятно странным, да разве может Мур ему в чём-то отказать?
Вместо ответа он снова целует его, в этот раз совершенно неспешно, наконец убирает руку. Затем переваливает его на спину, в то время как сам оказывается сверху – смотрит на него лишь несколько секунд, после чего сползает и садится возле аккермановских ног.
Илай пытается воскресить в памяти действия Бертольда, правда голова слишком усиленно отказывается работать. Наверное, нужно избавиться от его брюк. Да, это первостепенная задача, иначе будет совсем неудобно что-то делать. И Мур принимается развязывать шнурки в кое-то веки лакированных ботинок Аккермана, чтобы те не препятствовали снятию штанов. Хотя даже этого оказывается недостаточно, дабы наскоро освободить Бертольда от одежды – брюки действительно слишком узкие, слезать совсем не хотят, руки путаются, не совсем понятно, как лучше и за какую штанину тянуть.
Окружающий мир для Илая будто бы не существует. Ему кажется, что они находятся в этой комнате совершенно одни, и нет рядом никаких уснувших, и нет того, перед кем стоило бы смущаться. Он с самым довольным видом разглядывает лишь наполовину раздетого Бертольда, совсем не беспокоясь о том, что этим прекрасным видом можно с кем-то поделиться.
И всё-таки, такой вид ему не сказать, чтобы очень нравится. Поэтому он расстёгивает пуговицы его пиджака, затем жилетки, после чего принимается за рубашку. С каждой новой пуговицей пальцы его действуют всё легче и слаженнее, и совсем скоро ему открывается вид очень даже привлекательного торса. Довольный проделанной работой, Илай проводит рукой по плоскому животу, целует куда-то чуть ниже пупка, после чего боязливо разводит ему ноги.
Что обычно делает в такие моменты Бертольда? Ах да, начинает его растягивать. Обычно для этого у них есть что-то, что могло бы сделать этот процесс минимально неприятным и сократить время его продолжительности. Однако в запасе у Илая есть только слюна, а ещё…
Он склоняется над его членом, языком касается головки, после чего вбирает его в рот, помогая себе при этом рукой. Так поступает Бертольд, когда хочет сделать ему совсем уж приятно?

[icon]http://sd.uploads.ru/RteZb.gif[/icon]

Отредактировано Elias Moore (23-03-2019 10:26:06)

+1

19

За реакцией Илая на такое предложение Бертольд уже не следит - весь мир сейчас какой-то слишком сюрреалистичный, ненастоящий, размытый и неясный. В голове вообще ни одной мысли - только желание тянуться к теплу чужого, но такого родного тела, быть ближе, нет, еще ближе, чем обычно, чем всегда. Возможно, так близко, как никогда они уже не будут. Каждое прикосновение он принимает с улыбкой, подставляясь каждой иброй своей души. Ему даже кажется, что в памяти навсегда зафиксируются эти тактильные ощущения. Он пока не понимает, насколько ошибается.
Илай времени не теряет, начиная его раздевать. Он, сам толком не понимая, почему, смеется, когда Илай стаскивает с него ботинки и чуть ли не пузыри слюнявые пускает от тихого умиления, которое испытывает, глядя на рассеянную из-за опиума старательность Илая.
Как же он его все-таки любит. А он что, сомневался в своих чувствах? Нет, нисколько, хотя и был уверен, чо не пойдет ни на что подобное в таком месте...А каком-таком? Где они там вообще? Вспоминается с трудом.
На трезвый рассудок Бертольд бы никогда даже не подумал предложить то, что предложил. Не то чтобы его пресловутая гордость была против подобного развития событий, просто...Ну, это было не его. Подставить зад, отдаться Илаю - в этом не было потребности не физической, ни эмоциональной. В сексе они становились одним целым, нерушимым единым, пускай у каждого и была своя привычная роль. Бертольд навилось быт сверху. нравилось быть внутри Илая, нравилось управлять его телом так, как если бы он был хорошим музыкантом, а Илай - самой прекрасной в мире скрипкой. Он боле чем комфортно чувствовал себя в положении направляющего - и это касалось не только секса, а Илай в то же время. кажется, вполне неплохо ощущал себя в роли ведомого. И в этом тоже не было ничего такого - он бы наверняка сказал, если бы его что-то не устраивало. Они друг от друга ничего не скрывали, тем более - такие важные вещи. Тем более после...Ну, того случая. Первого случая, воспоминания о котором блекли с каждым годом, в течение которого Бертольд как мог заглаживал вину перед Илая, старательно наращивая на то воспоминание новые приятные.
И вот теперь он неожиданно для себя не чувствует себя странно, когда Илай ведет себя так властно, так уверенно. Ему не впервой раздевать Бертольда, они вообще часто друг друга раздевали, но сейчас все как-то совсем иначе. Сейчас Илай и правда главный, и Бертольд не может перестать им любоваться.
Он разводит перед ним ноги с готовностью. Если бы они отстегивались - он бы сейчас их отстегнул и выкину куда подальше не думая, просто чтобы Илаю было проще и комфортнее.
Ему хочется сказать - давай. Сделай это. Я же вижу - ты уже очень хочешь, и я тоже хочу. Страсть как хочу, так что пожалуйста не тяни. Но, кажется, в итоге он не произносит ни слова, потому что Илай вдруг берет его член в рот, и из Бертольда словно бы в мгновение ока выходит весь воздух. Он чувствует себя рыбой, задыхающейся на суше, только очень от этого счастливой. Серьезно, он всегда так хорошо ему сосал или сейчас он просто очень старается? А обычно, то есть, не очень?
Он решил не быть главным, решил отдать весь контроль Илаю, но тот все далет слишком медленно, у Бертольда просто не хватит терпения дождаться. когда ему уже вставят, а потому он выпутывается из нежных объятий и закидывает ноги на плечи Илая - чтобы зад был выше. Он-то уж наверняка знает, как повернуться так, чтобы Илаю было удобнее. Можно было конечно просто перевернуться на живот или встать раком, но сейчас ему слишком хочется его видеть - настолько, что он готов оставить последнюю гордость в этом похабном месте.
-Вставляй уже, я тебе не девочка, - требует он, но голос звучит как-то слишком уж довольно для того, кто пытается что-то требовать.

+1

20

До кристально чистого состояния ему также далеко, как пешком до парящего в открытом космосе Ганимеда, однако ощущения исключительности момента окутывает с головой и кажется предельно ясным. Наверное, отчасти в этом есть заслуга и этого странного дыма, что, проникая в лёгкие, меняет твоё сознание, добавляет в него то, чего прежде никогда в нём не существовало. Если уж говорить до конца откровенно, то только благодаря ему сейчас и происходит то, что происходит. Ни в какой иной ситуации Бертольд бы не предложил бы ему сделать это, а Илай никогда бы на то не согласился. Ему это не нужно. Им это не нужно. Но сейчас они всё-таки это делают.
За все годы, проведённые вот так вот вместе, аккермановский член стал для графа ну практически своим собственным. Не хуже какого-нибудь секретного муровского заклинания он знал, где стоит коснуться, где погладить, а где лизнуть, чтобы выбить из Бертольда долгий, такой сладостный стон. Когда стоит пройтись языком исключительно по головке, а когда надо выбрать весь член целиком, давя никуда не девшиеся рвотные позывы. И Илай всегда всё делал одинаково, боясь лишней инициативностью испортить то, что и без того работало более чем прекрасно. Однако сегодня почему-то Бертольд реагирует как-то особенно громко, особенно чувственно, что лишь распаляет до того ещё не до конца уверенного в своих действиях Илая. Теперь же он точно знает, что сделает это. Нужно проделать только самую важную часть – доказано экспериментальным путём и на личном опыте.
Он пытается делать всё в точности, как обычно делает Бертольд, ибо у Бертольда всё обычно выходит именно так, как надо. Бертольд всегда знает, как лучше сделать именно сейчас, а потому Илай старательно старается следовать его привычному плану. Он вставляет в него один палец именно тогда, когда Аккерману уже определённо хорошо и это действие не вызовет у него сильный дискомфорт. Бертольд невероятно узкий, даже несмотря на то, что сейчас определённо расслаблен – действительно, подставлять кому-то свою задницу ему ещё не приходилось. Растягивать его так странно, в голове тут же всплывают собственные ощущения в подобные моменты, а потому Илай старается медлить на столько, насколько вообще позволяет собственное желание.
Два пальца входят в него уже довольно свободно, когда Бертольд наконец подаёт голос и требует немедленно приступать к делу – ответить ему Илай никак не может, его рот всё ещё занят очень важным делом. Необходимость заняться собственным членом он старательно игнорирует.
Да ведь в том то и смысл, что не девочка. По этой-то причине Илай с ним так долго и возится, боится сделать больно, сделать неправильно. Он ему доверился. Впервые позволил взять над собой какой-никакой контроль, а потому Мур никак не должен теперь оплошать. Он будет растягивать его до тех пор, пока сам не уверится в том, что этого будет достаточно. Именно поэтому вместо собственного члена, он вводит в него лишь ещё один палец – ну чтобы уж наверняка.
Смотреть на Бертольда даже из этого неудобного положения, учитывая, что тот умудрился закинуть ему на плечи ноги, всё равно до ужаса приятно. Его красивое тело влечёт Илая сильнее, чем что-либо ещё в этом огромном мере, а теперь он может наконец сам и овладеть.
Он выходит из него, выпускает член изо рта – этого должно быть достаточно. Тянется к пуговицам собственных брюк, освобождая от ткани твёрдый член, который бы сейчас тоже не отказался от подобной ласки.
Смотреть на Бертольда вот так, сверху вниз кажется почти неправильным. Вот он, лежит под ним, готовый принять его в себя, даже желающий наконец это сделать. И Илай входит в него. Медленно, совсем осторожно, будто пробирается в темноте по заставленному старой рухлядью чердаку, будто делает это совсем наощупь. Он останавливается только, когда входит в него до конца, когда делает один протяжный вдох.
Ощущения совершенно непривычные, ощущения ни на что не похожие. Всё ещё узко, тесно и так странно. К подобному Илай совершенно не привык и даже не был раньше уверен, что подобное ему может понравиться – тело как-то того не слишком то и требовало. Он привык быть на его нынешнем месте, привык принимать его, но никак не наоборот. Он знает, что должен начать двигаться, даже прекрасно себе представляет, как следует это делать, но почему-то того совсем не хочется.
Лишь через почти что минуту, Илай кое-как заставляет себя податься назад, чтобы затем снова вперёд и до упора. Постепенно он начинает действовать в определённом темпе, но делает это всё также неспешно, будто пытаясь распробовать такой секс на вкус.

[icon]http://sd.uploads.ru/RteZb.gif[/icon]

Отредактировано Elias Moore (24-03-2019 15:58:07)

+1

21

Очень тянет бросить все, вцепиться в Илая и, перевернув на спин уже его, просто усесться на него сверху и сделать все самому. И Илай это, возможно, даже понравится - во всяком случае, Бертольду нравилось, хоть Илай и делал это не слишком часто. Илай вообще был все еще поразительно стеснителен, когда дело казалось секса, хотя казалось бы, сколько лет там они уже вместе? Илай знал его тело наизусть, Бертольд тоже, но Илай все равно стеснялся каждый раз, когда дело доходило до сути. Нет, конечно, сейчас было намного проще - он даже пошлить научился, да и вообще Аккермана эта его черта не то чтобы очень напрягала. Он не находил ее очаровательной, стеснительность бывает очаровательной лишь у девушек, да и то Берт не уверен, что оценил бы - такое ценят романтики, к коим он себя никогда не относил. Илай просто был собой, и Бертольд просто его принимал таким, какой он есть, тем более что стеснительность вообще никак им обоим не мешала все-таки в итоге получать удовольствие от компании друг друга.
Сейчас Илай о стеснительности вовсе забыл - он забыл о ней еще пока задница Берта была прикрыта штанами, а весь этот визит казался отвратительной идеей. Сейчас он ни о чем уже не думает, он даже не особо соображает, где сейчас находится и вряд ли бы смог ответить на такой вопрос, реши вдруг кто-нибудь его задать.
Все,в чем он уверен сейчас - это в собственном нетерпении перейти уже к сути. Он не знает, чего ожидать, он не знает, как будет себя чувствовать, единственное, чем он сейчас одержим - это идеей почувствовать Илая внутри также, как Илай обычно чувствует его. Он помешался на ней незаметно для себя, но прямо сейчас фантазия, что скоро станет явью, возбуждает его чуть ли не сильнее, чем рот Илая.
В заднице ощущения...Ну, терпимые. Болевой порог бертольда вообще был довольно высок, не в укор Муровскому будет сказано, но в целом это и не т чтобы супер-приятно. Он прекрасно знает, зачем все это надо - черт, Илай же наверняка просто повторяет то, что испытывал на себе и, соответственно, делает то, чему его обучил Бертольд, но как же это, черт возьми, все долго.
Даже когда Мур добавляет второй, а затем и третий палец, и становится еще более неприятно, он полон решимости довести дело до конца, однако уже раздраженно рычит, понимая, что Илай все еще не закончил.
Наверно, будь он трезвее, это все казалось бы ему правильным - такая забота с его стороны. Но сейчас это просто...раздражает. Он ведь уже сказал, что будет в порядке, он уже дал добро, так какого хрена он тянет?
Илай начинает входить в него, и на секунду воздуха становится так мало, будто Бертольд пытается вытянуть его из камня. Он выгибается в пояснице, хватаясь руками сам не понимая за чт - то ли за какие-то занавески, то ли за подушки - и не может произнести ни слова. Эта боль очень странная - не такая резкая, острая, как он себе когда-то ее представлял, скорее...давящая. Просто слишком много давления сразу, тело, с которым прежде ничего подобного не случалось, пытается сопротивляться, даже несмотря на то, чо из наркотика сейчас в целом очень расслаблено.
Полноценно дышать он начинает лишь когда Илай входит до конца и замирает в нем. Аккерман прислушивается к ощущениям - бль уже ощущается не так сильно, а эмоции...Одна только мысль о том, чо это все-таки происходит, вот прямо сейчас, прямо здесь он принадлежит Илаю также, как тот принадлежал ему столько лет - это пьянит и без того отравленный разум только сильнее. Он не чувствует счастья, но определенно чувствует что-то близкое к эйфории.
Он даже почти начинает смеяться, но тут Илай решает начать двигаться, и он лишь тихо охает. прикусывая нижнюю губу.
-Если бы я тебя так медленно трахал, ты бы... - он не договаривает, снова охая и закусывает ладонь - сделай так еще раз, - не выпуская ладони изо рта произносит он. Он никогда особо не понимал, что там происходит с Илем в такие моменты, главное - ему становилось хорошо. Теперь, кажется, понимал.

+1

22

Илай не может сдержать ухмылки, видя, как Бертольд старательно прикусывает ребро ладони. Что, неужто боится проронить как-то лишний звук? Или же просто не знает, как справиться с новыми ощущениями? Мур даже не успевает начать беспокоиться о том, что сделал что-то не так – одного взгляда на Бертольда достаточно, чтобы убедиться в обратном. Значит, не зря тянул и растягивал. Прекрасно помня о своём собственном первом разе, Илай безумно боялся сделать что-то неверно и причинить Аккерману боль. Но не причинил. Ну видно же, что не причинил – вон как сладко охает, выгибается.
На самом деле, наблюдение за таким Бертольдом доставляет ему не меньшее удовольствие, чем ощущения тела. В первую очередь Илай начинает двигаться не потому, что так сильно хочется наконец это сделать, а просто потому, что так нужно. Это от него ожидается и это его сейчас первостепенная задача.
- Так?
Он практически выходит из него, чтобы затем вставить резко и до конца. Да, так определённо приятнее. Илай проделывает это несколько раз, пытаясь соблюдать некий темп, очерёдность телодвижений. Он не сводит с Бертольда глаз, ловя любое изменение выражения его лица. Его взгляд затуманен действием трубки, и всё же Мур силится разглядеть в нём что-то, что является последствием исключительно его действий. Обычно подобной возможности у Илая даже не имеется – позволяя Бертольду овладевать собой, он концентрируется исключительно на собственном теле, лишённый возможности и желания наблюдать за лицом любовника. Теперь же он может насладиться этим сполна.
Максимально концентрируясь на Аккермане, Илай не сразу осознаёт, что постепенно начинает всё больше увлекаться происходящим. Больше не ищет наиболее оптимальный способ проникновения, а трахает его так, как хочется самому себе. И дело тут не только в члене, что впервые за столько лет получил возможность проявить максимальное сексуальное участие, а в голове юного мага. Это же он трахает Бертольда. Не наоборот, а именно он и именно его. Он лежит под ним, сжимая в кулаках подушки, подстраивается под его, Илая, темп и даже стонет. Скажи кто-нибудь Муру пару дней назад о том, что так будет, никогда бы не поверил, да ещё бы скорее всего рассмеялся. Теперь же он чувствует, как что-то внутри него хотя бы ненадолго, но меняется, и вот он уже не мальчишка, что с огромной радостью подставляет своему слуге зад, а самый настоящий граф, что тоже вполне способен кого-нибудь поиметь.
Он дышит тяжело, двигается рвано, всё также держится за закиданные ему на плечи аккермановские ноги. Начинает совсем тихо постанывать, когда чувствует, что совсем скоро кончит. Илай даже не задумывается о том, чтобы попытаться сдержаться, растянуть удовольствие на подольше – для него этот опыт максимально нов и сейчас единственное, что ему действительно хочется, так это поскорее прочувствовать его целиком.
Почти замирает, жмурит глаза и запрокидывает голову. Делает несколько вновь неспешных, но глубоких толчков, кончая внутрь чужого тела. Ему всё ещё странно, но определённо хорошо, чем так хочется поскорее поделиться с Бертольдом. Тот, и в этом нет ничего удивительного, оказывается на порядок выносливее, а потому недолго думая Илай охватывает его член рукой. Прямо так, не выходя из Бертольда, он довольно умело дрочит ему, пока чужая сперма не пачкает его сжатый кулак.
Илай чувствует себя чертовски хорошо, а потому максимально глупо улыбается. Он так и остался почти полностью одетым, не считая приспущенных брюк. Несчастная рубашка теперь определённо пропитана потом, а внешний вид его требует к себе тщательного внимания. Но в данный момент это графа совершенно не интересует. Он наконец выходит из Бертольда, скидывает с себя его ноги, чтобы затем улечься прямо на него. Ни в коем случае не рядом, а именно на голое, разгорячённое тело – какие бы эксперименты ими бы сегодня не были проведены, его жгучая потребность быть максимально близко к этому человеку никак не переменилась.

[icon]http://sd.uploads.ru/RteZb.gif[/icon]

+1

23

Бертольд выгибается в пояснице так сильно, что на утро та обязательно будет болеть, хоть сейчас он этого и не знапет. У него вообще нет опыта в подобных вещах, он пока что понятия не имеет, что на утро что-то действительно будет болеть.
Сейчас ему хорошо так сильно, что он не думал бы об этом даже если бы не был под действием опиума, а раз уж он был - то тем более.
Илаю, кажется, тоже все это очень нравится - это видно по лицу и по движениям, чо с каждой минутой становятся все более и более уверенными, если не сказать агрессивными. Теперь-то он уж точно не боится сделать ему больно и кажется даже понял, что можно делать обоим приятно одновременно, даже если при этом заботясь прежде всего о себе. Очень хочется пошутить о члене чудотворном,но сейчас он просто не в состоянии, особенно после того, как Илай несколько раз подряд проехался по чувствительной точке.
Его всего выгибает, он не знает, как долго еще сможет вот так вот метаться, потому что кажется, что его вот-вот буквально разорвет. Слишком много чувств, слишком много ощущений, слишком приятно, слишком жарко...Ему всего сейчас слишком, и он не знает, как долго еще сможет сдерживать это все внутри себя, но вполне готов умереть прямо так - счастливым и с голой вытраханной задницей. Подумаешь, не самая плохая смерть.
Илай кончает первым и Бертольд, как и всегда, заранее предугадывает что это произойдет по одним лишь стонам. Хотя сейчас ему в подспорье еще и движения, ставшие более рваными и менее ритмичными - с ним тоже такое всегда происходит под конец, когда уже не можешь думать ни о чем кроме скорой разрядки. Илай и правда скоро кончает прямо в нем, и Бертольду еще только предстоит понять, что конечно по этому поводу он думает и чувствует. Сравнивать ему, разумеется, не с чем.
О нем Мур тоже не забывает, надрачивая мягкой влажной от пота ладонью, а то, что он так из него и не вышел прибавляет всему этому процессу какую-то дополнительную пошловатую атмосферу. Бертольду определенно нравится, надо потом повторить...Когда они вернутся к привычным ролям. А они точно вернутся - ни один приятный трах Бертольд никогда не поменяет на упругую, созданную будто под его член задницу юного графа, просто не сможет отказаться от этого ощущения. Не сможет не хотеть обладать им, хотя конечно это никогда не было самоцелью их отношений.
Он кончает и, едва успев отдышаться, с готовностью принимает Илая теперь уже просто в объятья, крепко прижимая к себе. Он чувствует, как быстро бьется его сердце и чувствует его теплое дыхание. Хочется сжать руки посильнее, впечатать его в себя, становясь с ним одним целым, но Аккерман прекрасно понимает даже в таком состоянии, что просто-напросто задушит его, если не сломает шею.
-Не думай, что я теперь не поимею тебя на том красивом диване в дальней комнате, - сообщает он сонным голосом - у меня еще куча времени, - он зевает - чтобы сделать это...И в ванной....И вообще...Где и как захочу, - продолжать говорить очень тяжело, его жутко клонит в сон, хотя сейчас, наверно, и не самое лучшее для этого время и место, но о последнем он уже даже не догадывается - разум все еще слишком опьянен.
Ему очень спокойно и совсем не кажется, что теперь между ними что-то сильно изменится. То есть  да - все  случилось совсем иначе, не так, как обычно, но...В конечном итоге это же все еще они. Есть ли разница, кто кого трахает, пока участники действа не меняются? Ну, точно не для Бертольда.

+1

24

Сердце всё ещё бьётся с бешеной скоростью, дыхание только собирается прийти в норму, в то время как усталость равномерно раскатывается по всему телу. Илаю кажется, что сегодня он устал несколько сильнее, чем обычно, что совершенно неудивительно. Обычно толком-то от него ничего и не требуется, лежи себе спокойно да получай удовольствия. Теперь же ему пришлось воспользоваться всем своим весьма помельчавшим за целый день запасом энергии, чтобы показать себя с лучшей стороны, дать Бертольду то, о чём он столь неожиданно попросил.
И всё-таки вот так вот лежать на Бертольде, в его объятиях нравится Илаю ничуть не меньше, чем спать с ним. Вот так вот просто, невзирая на не самую прекрасную компанию людей, что спали не в таком уж отдалении от них, а если вспомнить про китайца, то вообще можно почувствовать себя довольно сконфуженно. К счастью, никто из присутствующих признаков бодрствования за всё время действие так и не подал, что несколько облегчало уровень критичности ситуации – а быть может, они просто никого и не заметили. Так или иначе, помешать им никто не попытался, а делать это сейчас совершенно не имеет смысла.
Илай едва касаясь губами целует его то ли в щёку, то ли в скулу. Ему так хочется быть с ним максимально нежным, будто бы выразить всю свою любовь в таком обычном жесте.
- И на диване, и в ванной, и где захочешь, - будто мантру негромко повторяет он следом за ним. – Как и когда угодно.
Небрежно улыбается, устраиваясь на Аккермане поудобнее. Ему ведь, наверное, не тяжело? Если бы было тяжело, он бы непременно об этом сказал, верно? С Бертольда не станется, он обязательно скажет, если что-то пойдёт в негативном направлении, правильно? По крайней мере Илаю очень хочется в это верить. Учитывая пристрастие Аккермана к открытости и прямолинейности, в подобном отношении к каким-либо вещам можно даже и не сомневаться.
Спать Илаю не сказать, чтобы очень уж сильно хочется. Да, усталость всё ещё не даёт выйти из горизонтального положения, однако именно заснуть ему вряд ли удастся. Заглотить побольше дыма он так и не решился, да и мысли в голове никак не располагают к сновидениям. Однако это никак не отменяет его желания пролежать вот так вот всё свою оставшуюся жизнь.
Наверное, ничего между ними после этого случая и не изменится. Нет, Мур в этом практически уверен. Один раз поменявшись местами, им вряд ли хочется так уж часто прибегать к этому способу получения удовольствия. Если бы кому-то из них что-то подобное и требовалось, они бы наверняка испробовали всё это гораздо раньше, а не стали бы тянуть как минимум пятнадцать лет. Нет, подобный опыт Илаю очень даже приглянулся, но с возможностью принадлежать Бертольду никогда не сравнится. Принадлежать душой и телом, всецело и до самого конца. Порой ему кажется, что на самом деле Аккермана толком то и не существует, а он является исключительно воплощением его больной фантазии. Разве может в действительности существовать человек, которого будешь любить столь невыносимо сильно, которому станешь доверять больше, чем самому себе? Нет, безусловно, раз за разом ощущая в себе его прекрасный член Илай так или иначе доказывает себе реальность существования Бертольда, да быть может он сам существует исключительно в голове своего собственного слуги?
Дыхание Бертольда становится более редким и тихим, что возвещает о том, что тот всё-таки уснул. Илай укладывает голову ему на грудь прислушиваясь к ровному сердцебиению, что для него звучит в десятки тысяч раз лучше самой гениальной оперы. Вот он, совсем рядом, такой живой и тёплый, только его собственный, которого ни с кем не требуется делить. Его и больше ничей, правильно?

[icon]http://sd.uploads.ru/RteZb.gif[/icon]

Отредактировано Elias Moore (24-03-2019 20:48:29)

+1


Вы здесь » Arkham » Аркхемская история » из кармана торчал пиратский флаг


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно