Полное имя
Аннабель Джина Морленд
(при рождении - Джулиет Темпл)

Вид
Чистокровный маг

Возраст, дата и место рождения:
104 года, 13 мая 1914 г.
Салем, штат Массачусетс, США

Род деятельности
Переводчик

Происхождение
Родственные связи:
Бартоломью Темпл и Мира (Патнем) Темпл - родители, мертвы.

Июньский ветер принес огонь - черные Салемские деревья тянут кривые, обожженные, страшные пальцы с выцветших фотокарточек; она родилась почти за полтора месяца до этих событий, не помнит ни тощих, изъеденных пламенем рук матери, ни выжженных, белых, испачканных сажей волос отца - пламя пожара перекинулось на их дом и спалило до основания, позволив лишь, как угрожающий перст, сверкая пятками исчезнуть из этого города. Вскоре Джулиет узна́ет, почему они не остались, почему не отстроили дом заново, почему ей никогда не следует туда возвращаться. Она узна́ет под изможденный, высосанный болезнями взгляд Миры в свои двенадцать, когда нечто - пугающее, неизвестное, волшебное вырвется из нее и останется внутри уже навсегда. Два мага слишком сильно боялись своей участи: подавляли, глушили, отталкивали свои силы, на многие годы забыли о практике и тренировках, были слабы, раздавлены, немощны, жили в постоянном, грызущем их изнутри страхе - не хотели, чтобы их дочь стала такой же, видели в страшных снах, как острый, неотесанный, столб ведьминского костра протыкает небо под дикие крики её смерти. На дворе был давно позабывший распри 1926 год, а всю оставшуюся свою жизнь они посвятили прогрессирующей паранойе.

Её детство тонет в постоянных перемещениях: семья Джулиет - маленький кочевой народ, шестьсот пятьдесят утомленных костей на троих. В её воспоминаниях лето горит в Иннсмуте, зимы догоняют их в Аркхеме, следуют по пятам через Куинси, Лоуэлл и Фолл-Ривер - нет места, которое можно назвать домом, нет места, в которое получится хоть когда-то вернуться. Она закрывает глаза, под веками растекаются синяками лиловые пятна, жмурится, белым пламенем приманивает к себе спокойствие - её магия брыкается, противится, никак не хочет даваться, сосредоточиться не получается - в их пристанищах всегда холодно, неуютно, безлико - ладонь отчаяния гладит их по безрадостным лицам, стирает безумный оскал с бледнеющих материнских губ. Все, что осталось, бережно хранимое в маленькой коричневой сумке на ремешке - несколько ветхих, истертых временем рукописных магических книг. Их она бережет как зеницу ока, вчитывается в размытые, грязные, непонятные записи и пытается учиться: обрывочно, непоследовательно, жадно и требовательно хватая всё без разбору. Родители не дали ей ничего, но Джулиет любит их. В отражении загнанных, беспокойных материнских глаз, плачущих едкой солью, даже в несмелых движениях плеч, робких, скрежещущих извинениях и попытках принять давно изменившуюся, спокойную жизнь. Даже когда приходится раз за разом поступать в новые школы - люди, люди, их было так много, детей, смотрящих, словно маленькие гиены на зеленого новичка в растянутой черной одежде, с соломенной копной желтовато-серых волос и единственной ценной вещью - серебристо-черным браслетом, родом из 17 века, взрослых, жалостливо качающих головами, хороших, плохих, злых - она устала от них еще до того, как успела вырасти.

Когда приходит время, родители возвращаются к истокам; неловко прощупывают изменившийся, осовремененный мир, понимают, что пожар - это просто случайность и неудача, не кара, не наказание и не повод начать новую охоту - обвинители их предков давно скончались, жизнь налаживается, а их дочь растет и совсем на них не похожа. Джулиет 22, она не улыбается - скалится, на губы печатью ложится темная, грузная тень, с благодарностью принимает всё, чему родителям удается её научить, много работает над собой. Одним ноябрьским днем в жизни Джулиет появляется он - красивый и свободный, рожденный на той же земле, что и она. С ним она чувствует себя неуязвимой, настоящей и крайне сильной; изнутри рвется отчаянное желание рассказать ему, кто она, обжигая язык, но она молчит. Молчит в первые недели знакомства, молчит, когда знакомит его с семьей, молчит на встревоженные взгляды матери, в которых красными пятнами всплывают воспоминания о Салеме и начинают кровоточить старые душевные раны, выпуская на волю застарелый страх. Но Джули молчит - счастье любит тишину, так ведь? В новой зиме разбивается старый смысл. Чем белее становится снег, тем чернее становится ночь, безжизненная и теплая. Иногда ей кажется, будто никто не доживет до весны. Так и застынет огромной глыбой – в маске из гипса, без чувств и огня, как серые, грязные статуи “парка свободы” – глупо и безнадежно названного так в месте, где нет никакой свободы. Она любит на них смотреть – они обнажены до предела и не потому, что их руки ноги, вылепленные до мелочей не прикрывают мраморные одежды. Они обнажены, потому что им нечего скрывать. И терять нечего. Их глазницы пусты, они – вечный, застывший, мертвый, до самого последнего сантиметра мертвый, статичный камень. Но они смотрят, и смотрят, и сводят с ума. Они сводят с ума и всё же на них отчаянно хочется поднимать взгляд, надеясь, что все проклятья из дряхлых книг – очевидны, ожидая, что неживая материя – лишь отражение зла, и вот-вот с окаменелых недвижных ресниц вдруг сорвется капля-другая крови. Наконец, ожидая, что чья-то рука, гильотине подобно, падая с потрескавшегося постамента, судьбоносно снесет ей голову. Одну из таких статуй ласково обнимает пересушенный мороз февральского ветра. Колени Джули, разрисованные маркой грязью садовой земли ударяются о землю, кожей въедаясь в промерзший белесый грунт. Равновесие безнадежно потеряно. Голосам так непозволительно больно заполнять её голову, они стремятся наружу, и она, как огромный воздушный шар, всё наполняясь и наполняясь, с каждой секундой раздуваясь до размеров небольшой вселенной, буквально готова лопнуть. Всё вокруг замедляется, теряет свою изначальную скорость, превращается в тесный, слишком детальный, животрепещущий ад. В нем ничего не горит и не плавится, в нем, кажется, и вовсе нет никакого огня – только её руки. Бледные, исцарапанные, изъеденные приставучим тремором замерзшие ладони и пальцы, царапающие ногтями землю, на которой ритуальной кучей лежат тела единственных любимых людей и предателя, расколовшего её сердце.

- О, Росс, - она кривит губы, упоминая его всуе. Злая-презлая шутка. “Росс” выступает кровью и слюной на губах, молебным кашлем скачет по горлу и вырывается в воздух. Вспышка. И мир перед ней будто начинает дрожать, выбивая высокочастотный ритм с ускорением во многие десятки. Родители прожили в страхе перед смертью от рук охотников столько лет, чтобы умереть однажды, полностью избавившись от этого страха. Иронично. Лицо, такое светлое-светлое, почти прозрачное, смотрит на нее, из нее, в нее, изучая глазами почти скелет. Почти демоническое существо, почти тульпу, придуманную и зазванную кем-то в этот холодный, мерзкий, негостеприимный дом. Она выдыхает так, словно каждый способен её услышать. Неровно. Нечетко. Сдерживаясь, едва уловимо, кажется, экономя воздух. Парадоксы. Росс Мердок убил её родителей, а она убила его. Их тела, сложенные друг на друга, грузные, холодные, серые сожрал огонь - вместе с мерзлой февральской землей и темным деревянным домом.
Университет, мертвый дом в Фолл-Ривер, разбитое сердце - остаются позади. Поломанный орган все так же качает кровь - черную, отравленную, холодную. Следующие годы примечательны одним лишь внушительным результатом.

Острый смех прорезает воздух. Её маска приросла так крепко, так крепко, что тонкие волокна превратились в корни, пускаясь в пляс по лицу, буквально вросли в щеки и надбровную дужку, и оплели нос. Вырастая вдруг перед зеркалом, она лишь призрак – бледный призрак в красивых одеждах, обрамленный розовой, как закатное солнце, каймой непослушных, безумных, диких волос. Волос, расползающихся, как ядовитые змеи, по хрупким изгибам ключиц и худым плечам. Джулиет становится ею - будто снимает с неё безупречную кожу и влезает внутрь. Девушка умирает быстро, Джули почти не пачкает рук - только краской, стекающей жирными каплями с волос. Одна смерть порождает несколько смертей сразу и одну новую жизнь. Первая - смерть подслеповатого деда, вторая - смерть Джулиет Миры Темпл, она исчезает с лица земли, перевоплощаясь в безутешную, скорбящую наследницу Аннабель Морленд. Она входит в новый Аркхемский дом как хозяйка. Её руки обнимают старый рояль, будто единственный в жизни оплот честности. Указательным пальцем лениво и мрачно она касается белой клавиши. Раздается скрежещуий, но совсем не громкий звук. Он отдается от стен легкой, но уверенной волной, вонзающейся в уши, и в этом звуке – напряженном, дисгармоничном, сильном – танцует её душа.

Долгие годы Аннабель проводит вдали от Аркхема - в путешествиях по миру, поисках новых магических знаний, в реализации возможности брать от жизни всё, сразу и голыми руками - и лишь изредка возвращается домой. Этот город нравится ей - маленький, неприметный, спокойный. Последний её визит, однако, меняет всё.

Внешность
Цвет глаз: серо-голубые
Цвет волос: блонд
Рост: 5' 10"
Используемая внешность: Blake Lively

Умения
Специализируется на ментальной магии («хирургия» памяти, телекинез, ввод в транс), неплохо создает иллюзии и «заплатки» на воспоминаниях и мыслях. Владеет приемами боевой магии, с удовольствием изучает магические манипуляции с элементом огня. Отвратительно варит зелья, поверхностно разбирается в простейших целительных заклинаниях. Магию создает с помощью жестов руками (или пальцами), в качестве фокусировщика - тонкая цепочка из черненого серебра, очень старая и всегда на левом запястье.
Знает немецкий, норвежский, голландский, японский, чешский, польский и испанский языки. Хорошо обращается с холодным оружием, неплохо фехтует, быстро бегает, вынослива за счет занятий спортом.

ИНФОРМАЦИЯ ОБ ИГРОКЕ
Стиль игры: посты обычно от 4к, лицо не принципиально, частота по возможности.
Другие персонажи: есть.

Отредактировано Annabel Moreland (12-03-2019 23:30:10)