— Вообще-то, если честно, война была единственной вещью, которая приносила мне настоящее удовольствие, — смущённо признается Горан, аккуратно подув огнём в лицо Валентайну. О подпалённых локонах он предпочитает умолчать, скосив глаза в сторону — а ну как ему ещё тазом засветят по мордасам. — На поле я мог отказаться от контроля и делать то, что мне хочется. Мне нравилось убивать, я чувствовал удовлетворение. Это было весело. А вот полтора часа назад вообще не весело было... Было тоскливо. А ещё знаете что? Я не чувствую себя виноватым в том, что убил его.
Бунты, восстания, заговоры против царей и прочие прелести прошлых веков — вот, в чём Горан был хорош. Рубить головы надвое, отсекать уши и вырывать языки — вот, что ему нравилось делать, когда он был молодым и звонким парнишкой с лохматой шевелюрой и задиристой ухмылкой. Каждый раз, когда затихала война, затихала в Горане и жажда бунтарства, но стоило лишь малой капле крови пролиться из-за каких-то раздоров, и вот в его руке старая-добрая сабля, под поясом кобура, ойся ты ойся, и всё такое. А уж шашкой фланкировать Горан любил пуще всего — любил и умел, красиво и с чувством. С тем же самым, с каким рубил головы — трепетным превосходством.
Он давно научился с этим справляться, да и не было в нём желания убивать всё живое — не по-казачьи это, да и не по-драконьи. Но ему этого не хватало. Он признавал лишь одно: зверю — зверево, и Мэтт был удостоен той смерти, которую заслужил. Быстрой и жалкой, в зубах того, кто смог дать ему отпор. И о нём никто не вспомнит, а если и вспомнит — не найдёт. Был зверь — и не стало его, а кость лучевую Горан себе заберёт, когда обратится.
Ну, или «если» обратится.
Ему не хочется признавать, что он с какой-то стати боится. Боится не справиться в следующий раз. Если Аспен вызывает в нём такие эмоции, значит ли это, что в другой ситуации он может сорваться, когда вокруг будет полно народу? А потом его поймают, коготки на скрабы для лица обдерут и чешую ножичком будут соскребать каждый раз, когда кому-то нужно дьявольский суп сварить. Было уже нечто похожее пару сотен лет назад, спасибо, накушался. Горану всегда нравился концепт свободы, и он поддерживал его в любых ситуациях, но сейчас он — свой собственный узник, неспособный справиться со своими эмоциями. Ему не хочется думать, что спустя несколько кровопролитных войн он вдруг банально струсил.
Не первый раз, когда им был нахально сожран человек, с которым не удалось договориться мирно, но первый — когда его это насторожило.
— Послушай меня, Горан, — говорит Себастиан, и дракон оборачивается к нему, глядя снизу вверх. Слушает вежливо и даже проникается, аккуратно кивая головой. Судьбой проще себя оправдать. Легче свалить вину за свои поступки на кого-то более возвышенного и всесильного, чем ты сам. Горан наклоняет голову вбок по-птичьи, соглашаясь с доктором, но всё же говорит:
— Обычно я хорошо с этим справлялся.
Но сегодня вечером как-то, ну, не задалось. Со всеми бывает. Хорошо, что не каждый первый — дракон, как некоторые. Хотя в таком случае было бы неудивительно, почему их осталось так мало.
— Я не могу, — с жалостью стонет Горан на предложение доктора, — у меня не получается, и я это чувствую. Ощущаю всем телом. И так знаю, но Вам могу показать, если не верите.
Ему не хочется показывать, но он уже здесь, Себастиан уже уверовал, что перед ним, мать его, дракон (причём почти что самый крупный из всех оставшихся видов), и деваться некуда.
Горан неуклюже переворачивается на ноги, помогая себе крыльями (аккуратно, чтоб не влепить доктору подзатыльник), и опирается на пясти. Секундная задержка — глубокий вдох, как фрустрация от безвыходности, — и он пытается начать обращение насильно. Вёрткое тело изгибается, когти впиваются в землю, разрыхляя её в груду, из горла вырывается неприятный, злобный рык бессилия. Обратная трансформация пытается ломать кости под себя, дракон старается устоять на месте, терпя боль, и выглядит это, как настоящий хоррор, но итог — никакой: не получается.
Резко остановившись, Горан остервенело разворачивается и в безвластии плюёт на клён, мгновенно сжигая крону и тонкие ветки. Тяжело выдохнув, он грузно и максимально неосторожно падает обратно на землю, будто обессилевший, но на деле — просто крайне обиженный.
— Не могу, — констатирует он и жалобно свистит сквозь сжатые зубы. Растягивается по всему двору, насколько ему позволяет пространство, и хвостом случайно задевает забор, мастерски ломая его и роняя на землю.
Пытаясь отвлечься от неудачной попытки обратиться, Горан обращает внимание на доктора и понимает, что в чешуе и с горячей кровью тут только он, а Валентайну не помешало бы ещё пару свитеров сверху натянуть.
— Если в гостиную открывается дверь, я просто суну туда морду, — предлагает он и снова встаёт, чтобы проводить доктора два шага до дома. — Могу разжечь камин.
Или спалить весь дом, потому что эмоции скачут, как у обдолбанной неформалки.
[nick]Goran Djatlov[/nick][status]огонь святого урала[/status][icon]http://s9.uploads.ru/0PaOt.png[/icon][lz]<b>NPC <a href="http://arkhamhorror.ru/viewtopic.php?id=375#p77867">Горан, 452</a>.</b> Дракон, автомеханик в «Marlowe Car Service».[/lz]
Отредактировано Miguel Garcia (08-03-2019 23:45:42)