Когда раздается напористый стук в дверь, Деб вздрагивает в кровати от неожиданности. Он ее не будит. Не вытаскивает из неги сна, не заставляет спросонья щурится, переворачиваться с одного бока на спину, непонимающе тянуться рукой к выключателю торшера на тумбочке рядом. Попутно она не сшибает бокал, который с глухим звуком толстого стекла по всем законам физики обязан покатиться по полу и, вполне возможно, даже не разбиться. Бокал не с водой. Пустой, точнее на самом дне плещется тонкая как пленка полоска янтарной жидкости, все еще пахнущей крепким алкоголем. У нее легкая мигрень, затянувшаяся бессонница и постоянное желание попросить помощи у магии. С таблеток она слезла. Таблетки закончились. Остался только алкоголь. Какое-нибудь зелье или простенькое заклинание накладывающее сон ей бы очень не помешало. Но Деб, конечно же, не хочет выглядеть слабой, поэтому бессонницы не признает, а признает лишь намеренный отказ от сна. Даже если это не так.

Сжав в руке мобильный она бездумно листает ленту в инстаграме. Яркие фото сменяются одно другим. Чужая жизнь в картинках. Она за час посмотрела уже на пару тысяч жизней, не иначе. Чужой завтрак в Лондоне, в отеле за название которого не цепляется взгляд. Чужая подтянутая задница прямиком из раздевалки тренажерного зала. Чужие счастливые лица в открытом бассейне на фоне заката. Заданный набор фотографий помноженный на десять сотен повторений, хоть и с вариациями. Довольно скучно, если подумать. Даже слишком скучно. Примитивно. Каждое фото вызывает у нее поднимающееся изнутри отвращение и недовольство. Как будто это ее действительно должно волновать. У нее у самой весь инстаграм из таких фото. Счастливых лиц нет. Она их удаляет с удивительной скоростью сразу после очередного расставания, как будто стирая из собственной памяти подчистую без какого-либо шанса. Во всем остальном нет ни ценности ни смысла.

Когда раздается стук в дверь Дебора думает, что неплохо бы добраться до сигарет. Думает о чем-то еще, но случайная мысль оказывается слишком ненужной, чтобы остаться в голове. Поздний стук в дверь пугает ее лишь своей внезапностью. Подавив в себе внезапный испуг, она сжимает губы, откладывая мобильный на кровати.

А что если она притворится, что дома никого нет? А что если она сбежит через портал? Деб нравятся порталы. Деб не представляет, как раньше жила без них. Один минус - они ей почти не удаются. И под «почти» она подразумевает нечто нестабильное и сомнительное, куда едва ли стоит заходить. Можно попробовать сбежать через задний двор. У нее там витая калитка на замке и выложенная камнем дорожка прямо до леса.

Дебора почти наверняка уверена, что это он. Да нет же, она знает, что это Он.

Рано или поздно это ведь должно было произойти? Она ведь сама ждала, когда это случится. А после похорон иллюзорные ожидания очень быстро стали ощутимыми. Каждый день, каждый час, когда она проводила дома над ней висело гнетущее ожидание полное беспокойства. Конечно, Деб успокаивала себя мыслями о том, что ему попросту плевать на неё и её нахождение в этом городе. С чего вообще ему стоило интересоваться, переживать или тем более негодовать с того факта, что она ему немного соврала и не уехала, как планировала до этого. На похороны она, конечно, и сама не явилась. Пришлось придумать историю о том, что ей хочется побыть с Роем и по неуверенному, растерянному голосу матери Деб поняла, что это сработало. Нужно было всего лишь подтолкнуть ничего не объясняющим намеком, что они снова вместе, сошлись чудесным образом и пытаются наладить отношения. Довольно неплохая новость, если подумать, особенно на волне смерти родного человека. Деб не стыдно в этот момент, её больше заболит позвонит ли матери Рой и что скажет сам. Почти наверняка ничего, что нарушит ее легенду. Скорее всего даже не упомянет про нее.

Бежать бессмысленно. Это ее дом и она вольна оставаться в нем сколько пожелает. Стук не прекращается. Похоже он совершенно точно намеревается достучаться до нее этой ночью. Деборе интересно, что он будет делать если она не откроет дверь. Развернется и уйдет? Придет утром? Устроит слежку за домом, дожидаясь когда она трусливо высунет свой нос? История интересная, но чересчур мудреная. Куда проще подняться с кровати, накидывая на короткую шелковую сорочку молочного цвета такой же халат, запахивая его и завязывая на пояс и тихо ступая по полу босыми ногами включить свет в гостиной ( у нее тут простенький диван, кресло и настоящий камин, который можно разжигать).

Рой врывается в дом с ночной тьмой и холодом. Высокой темной фигурой, не дожидаясь когда дверь откроется шире, пропуская его, сам распахивает ее, делая уверенный шаг на свет и тепло. Взвинченный, резкий, полный праведного гнева. Дебора отступает назад, как будто он сейчас сметет ее с пути, если она вдруг замешкается. Вместо приветствия задает емкий вопрос, на который она рассчитывала, но вот придумать внятный ответ так и не смогла. А теперь и подавно не до этого. Дверь за его спиной захлопывается, оттесняя холод ноябрьской ночи.

Что Деб не собирается делать, так это оправдываться. Только не после их прошлой встречи, закончившейся тем, что она обзывала его всеми приходящими на ум матерными словами, пока ехала до своего отеля, с трудом различая дорогу сквозь слезы. Проклятия, конечно, работали не так, так что вряд ли у него даже настроение в тот вечер испортилось.

- Я думаю, что...  - Деб действительно делает вид, что думает. Наиграно и глупо, изображая из себя, что в его появлении нет ничего тревожного. В его виде нет ничего тревожного, кроме комка нервов притаившегося под кожей. - Думаю, что это не твое дело.

Она говорит это предельно серьезно, глядя прямо в темные глаза Роя. Ей кажется, что он хочет заглянуть в каждую из комнат в этом доме и как следует осмотреться. - Не твое дело, ясно?
Повторяет для верности, складывая руки на груди.

- Кстати, я была бы не против увидеть значок, офицер. Или сержант. Или кем ты стал? Значок, что ты тут как полицейский и мне не нужно беспокоиться и вызывать полицию.

Деб не думает, что она хочет позлить Роя. Деб знает, что она хочет это сделать.

У него вид, как будто это действительно обыск с пристрастием. Деб сама не замечает как хмурится, а вроде как собиралась не снимать маску абсолютного безразличия и спокойствия. Может быть она оставила тут что-то важное, может у нее здесь лежит недочитанная книга с магическим содержанием. Ей вполне справедливо неприятно, что по какой-то причине ее дом (а она все-таки хоть и с натяжкой считает его домом - в сравнении с номером отеля и подавно) попал в такое пристальное поле зрения полиции. Почему полиции? Потому что Рой ведет себя как типичный коп, ищейка со стажем и даже не замечает своего беглого взгляда по комнате, точнее того, насколько он выглядит в этот момент... подозревающим неладное. Точнее ей не охарактеризовать. У нее даже слов подходящих нет. Когда Дебора ожидает, что он возьмется перекладывать подушки на диване, Рой все же останавливается и обращает внимание на нее.

Разумеется, его не устраивает её ответ. Кто бы мог вообще подумать, что они сейчас сторгуются на том, что у поздно явившегося разгневанного на весь мир, точнее на неё одну в этом мире Роя не будет никаких вопросов и возражений на лаконичное «не твое дело». Что он совершенно внезапно вдруг сменит свой гнев на милость и его сжатые в кулаки руки расслабятся, показывая, что он больше не настроен настолько враждебно.
Куда уж там. В одном только «отвечай» столько требовательности и напора, что у Деб мурашки ползут по спине и она лишь сильнее сдавливает предплечья. Она не может понять причины по которой он настолько недоволен, настолько раздражен тем, что ее отъезд оказался враньем. Ей нужно спросить какая ему разница, но это слишком просто. К тому же он едва ли услышит ее слова за собственным обжигающим гневом. Деб нужно признать, что это вполне себе типичный Рой, которого она знала всю свою жизнь, но нет. Не так. Это не Рой, которого она знала полыхает злостью сейчас в её новоиспеченной гостиной небольшого домика неподалеку от окраины Аркхема. Это новый, абсолютно не знакомый ей человек. Так что, возможно, ей не стоит с ним шутить.
Обо всем этом она думает краем сознания, слишком захваченная происходящим. Когда мужчина произносит знакомое имя она удивленно вскидывает брови, но почти сразу щурится, все еще пытаясь понять к чему он ведет. На мгновение ей кажется, что он знает. Интуиция вопит, что он знает что-то такое, что не должен знать. О городе, об Элайдже, а значит и о ней. Но это лишь мгновение, которое остается позади. Дело в другом.
Внезапный ночной визит без предупреждения. Недовольство, от того, что он не знает о ней и ее пребывании в городе. Все это так похоже на...

Деб кривит губы в улыбке. Деб думает, что она поняла. Да она уверена, что поняла.
- Ты злишься, потому что я не спросила твоего разрешения остаться? - Она смотрит на его лицо, полное внутреннего напряжения, на сжатую челюсть, которой он шевелит лишь чтобы бросить ей короткий вопрос или потребовать объяснений. Улыбка становится шире, когда она опирается спиной об стену гостиной и поводит плечами, сбрасывая оцепенение. Он хочет загнать ее в угол упоминанием Фонтейна и кладбища. Пусть думает, что у него не получилось.
- Так ты выходит шериф Аркхема? - Тянет протяжно, заглядывая в глаза Роя и почти кокетливо прищуриваясь, словно весь из разговор шутка. - Прости. Не знала.
Деб отходит от стены, с невозмутимым видом стоя в проеме гостиной.
- Пойдем. Устрою тебе небольшую экскурсию. Смотри. Тут спальня, - она указывает рукой. - Можешь и ее осмотреть, если интересно. Там туалет и ванная. А там кухня. В подвал лучше не ходить. В подвале я храню трупы. А вообще не стесняйся. Будь как дома.

Рой невозмутим. Рой не понимает причины по которой ей становится настолько смешно. Это ей хочется рассмеяться прямо ему в лицо от этой ненужной претенциозности. Даже если на деле она все неправильно поняла. Даже если злит его нечто другое, но что тогда. Что? Это ей и хочется выяснить любыми доступными способами. Так же как и ему узнать об истинной причине ее пребывания в Аркхеме, но она то об этом точно не расскажет. Тихое эхо, отголосок былого прошлого напоминает о себе.

Скажи, скажи ему. Просто расскажи. Просто доверься. Просто сделай то, что не сделала тогда - расскажи обо всем.

Деб знает, что это обман и заблуждение. Она не собирается ему рассказывать и уж тем более не собирается ему доверять. Каким бы важным человеком Рой когда-то для нее не был. Не сказала тогда, значит и сейчас нечего говорить.

- Если ты все еще ждешь ответ на свой вопрос, - на этот раз выдержать необходимую паузу ей не удается. - Это все еще не твое дело. На кладбище я не была. С Элайджей Фонтейном я тоже не знакома. Ты меня с кем-то перепутал.

Ей не нужно притворяться, что это правда. Ложь у нее всегда выходит на удивление правдиво, так, что случайный человек даже не почувствует подвоха. Сейчас явно не тот случай и Рой точно знает, что он видел. Деб все равно готова до последнего настаивать на противоположном.

Дебора верит, что у нее есть преимущество. На этот раз бесспорное. На этот раз не она нерешительно стучит в его дверь, а потом ждёт рядом с какой-то непонятной преданностью лишь бы его увидеть, посмотреть ему в глаза спустя все это время. Различить в них нечто родное, знакомое. А потом приходит Рой, не тот Рой, отпечатавшийся в ее памяти как единственный кто любил ее по-настоящему, как единственный, кого она любила так же - другой Рой и спускает все ее гребаные надежды и ожидания в сливное отверстие. Выкидывает на свалку, там где ее надеждам самое место. И она стоит в этой его (его!) квартире как настоящая идиотка и не знает, что делать и как вообще себя вести.
Это чувство её гложет, гложет все это время, что она проводит в городе, ходит по его улицам, перемещается с одного места в другое и заглядывает в лица прохожих. От страха. От ожидания. Она хочет, чтобы он её нашел.
Она хочет увидеть его впереди, перебегающим дорогу к своей машине.
Она обходит его дом кругами, ни разу не оказываясь даже на соседних с ним улицах.
... хочет увидеть его хмурый,  такой уверенный вид с которым он закуривает очередную сигарету.
Она думает уехать в Бостон в ожидании, что его там уж точно не будет.
...хочет увидеть то краткое мгновение, когда он еще смотрит мимо, неспешно выдыхает в сторону дым и затем различает ее лицо.
Она его ненавидит. Деб ненавидит его. Он не имеет права так с ней поступать. Он не имеет права ее презирать, относиться к ней с пренебрежением, игнорировать ее, ждать, когда она уйдет, сообщая такое необходимое "уеду завтра, прощай".

Теперь он на её территории. Теперь он вынужден считаться с её присутствием здесь. Теперь она будет решать, как обращаться с внезапным гостем и несколько радушную хозяйку из себя строить. Ей приятно говорить ему, что это не его дело. Ей до чертиков, до сладостной истомы приятно сообщать Рою ответы, которые удобны ей, а не ему. Ей нравится знать, что он не добьется от неё правды, ей нравится, что Рой чего-то не знает, но что-то очень хочет узнать.
Деб уверена, что это игра и на этот раз у неё выигрышная комбинация.
У неё еще полно того, что она может ему сообщить. Она может предложить ему не злиться. Деб может попросить его уйти. Она скажет ему, что вызовет полицию и действительно вызовет. Тогда она победит, а он проиграет.
Деб хочет почувствовать власть над ним. Здесь и сейчас, любой, даже самый незначительный признак того, что теперь он уязвлён до глубины души. Что она смогла задеть его и обидеть. Теперь его черед ощущать на себе её раздражение и гнев.

Триумф настолько близок, что она уже готова предложить ему расслабиться и выпить. Она молчит, но в этом молчании отпечатываются невысказанные, рвущиеся на волю и требующие быть озвученными вопреки всему и вся слова.
Рой, ты чего такой хмурый. Неужели услышал то, что тебе не по нраву?
Они все еще в гостиной, глядят друг на друга как заклятые враги.
Рой, я устала и хочу спать, поэтому тебе лучше уйти.
Он похож на обезумевшего.
Я знаю Элайджу Фонтейна. Конечно. Мы трахались здесь до твоего прихода, а еще я отсасывала ему как тебе когда-то, НО ТЕПЕРЬ ЭТО УЖЕ НЕ ТВОЕ ДЕЛО, ПОНЯЛ!
Рой похож на убийцу. Деб думает, что он собирается убить ее и предполагает, что обязана убить его раньше даже ценой собственной жизни. Её легкое, почти что шутливое возмущение его поздним приходом и устроенным допросом перерастает в то, от чего сводит мышцы живота и в исступлении бьется внутри разросшаяся до невиданных размеров истерия.

Удивительно, но того, что происходит дальше она не ожидает.
Рой не обидит ее. Не причинит ей вреда, не сделает ей больно. Рой не схватит её одним быстрым, почти незаметным движением, заставляя приподниматься на носках, потому что его ладонь сдавливает шею, лишая способности нормально вздохнуть и сглотнуть.
Происходящее кажется нереальным, происходящим не здесь и не с ними, но пальцы на коже слишком ощутимы, чтобы делать вид, что этого нет.
Нет-нет, Рой бы не стал так делать. Он бы не сжимал ее горло, уверенно делая шаг за шагом, невозмутимо, настойчиво, пока она неловко переступает с одной ноги на другую, то и дело теряя равновесие и пытаясь ослабить его хватку собственными бессильными пальцами.
Она смотрит на него с неверием и ужасом, взглядом затравленного зверя, встречаясь с закипевшей и выплеснувшейся на неё ненавистью. Бесконтрольной, первобытной.  Он не хочет отпустить ее, настолько не хочет, что игнорирует любые ее попытки освободиться, когда она пытается дотянуться пальцами до его лица, расцарапать ногтями щеку, ткнуть в глаз. Он перехватывает ладонь и стискивает до боли, не обращая на ее протесты внимание.

- От...пусти, - Деб не умоляет, голос выходит тихим, прерывистым. Ей уже не страшно. Она злится. Злится и морщится, когда встречается спиной и затылком с ближайшей стеной, а он, как будто специально, вдавливает ее сильнее, заставляя прижаться ягодицами, ловя ртом воздух и умудряясь бросить ему недвусмысленное:
- Убью... тебя.
Она убьет его, просто еще не знает как. Хочется кричать, биться в истерике лишь бы выпустить наружу все то, что переполняет изнутри. Отпихнуть плечом, отдавить ноги (и это босыми ступнями), оттолкнуть порывистым движением бедер, пытаясь увеличить расстояние. Вместо этого она лишь вжимается сильнее в его тело, напомнить себе как это, когда он... Стоит лишь допустить одну единственную мысль, как ее затопляет жгучей волной болезненного возбуждения, обдавая низ живота. Она влажная и всё, что ей хочется это увести его руку вниз, направить пальцы туда и кончить от нескольких его резких движений, подкосившимися коленями перенося спазмы. Ненавидеть всей душой дальше себя, его и целый мир вокруг. Деб хочет прикусить Рою язык, пока он широкими мазками вылизывает её рот, не собираясь прекращать. Умолять его не останавливаться. Сжать зубы, пустить кровь и сопротивляться до последнего.
У нее нет на уме ни одного подходящего заклинания. Нет ничего, что позволило бы ей вдруг выпутаться из ситуации.
Или всего лишь нужно позволить ему взять то, что он хочет?
Дебора упрямая, упертая. Деб хочет стащить с него куртку, задрать футболку и разодрать его спину на кровавые полосы. Все ради того, чтобы выместить свою боль и, показать ему насколько она недовольна.
Всё, что ей нужно это один глубокий вдох, возможность перевести дыхание сразу после того как Рой отстраняется, рассматривая ее припухшие губы и вспыхнувший насыщенный румянец на щеках с тем, что она бы назвала удовлетворением
Обычно Дебора колдует той рукой, что сейчас с затекшими пальцами отведена в сторону, но вторая рука тоже сгодится. Она шевелит пальцами, неуклюже пытаясь вывести на его груди хоть что-то походящее на заклинание телекинеза. Выходит скверно. Выходит настолько скверно, что ее вместе с ним слабым порывом толкает вперед, прочь от стены. Рой даже не пятится, только отступает по инерции одним широким шагом, твердо стоя на обоих ногах, путаясь пальцами в ее волосах и оттягивая затылок назад, интуитивно чуя подвох.
Губы подрагивают, выдавливая подобие улыбки, пока Дебора смотрит не моргая, широко распахнув глаза, одним своим видом сообщая:
Сюрприз!
Фотография аркхемского пейзажа с глухим стуком падает со стены.

- Я тебя убью, - обещает Дебора с придыханием, не пытаясь поправить сползшую вместе с тонким халатом лямку сорочки, оголившую часть груди, с вызовом глядя на его все еще злое, но понемногу проясняющееся внезапным пониманием лицо. Находит в себе силы на очередную попытку выдернуть свою руку из его и отстраниться, оттолкнуть, взмахом второй руку цепляя за первое, что успеет найти взглядом.
Прозрачная ваза с букетом роз пролетает мимо, с оглушительным треском врезаясь прямо в железную решетку камина, осыпаясь на полу градом стекла.

В висках громыхает сердце. Лихорадочно и отчаянно, как будто у них здесь поединок ни на жизнь, а насмерть. Тук-тук, сбоящий ритм. Горло саднит так, словно он все еще держит ее шею и не отпускает.  Она прижимает непослушные, занемевшие пальцы с вздымающейся от глубоких вдохов и выдохов груди, обретая, наконец, свободу и сразу же отступая на несколько шагов назад. Не к стене, туда, где будет сложнее прижать ее снова. Ближе к выходу из гостиной.

Его искреннее удивление вливается в тело приятным ликованием, разливаясь внутри чувством долгожданной победы. Кажется, только для этого и нужно было скрывать всю жизнь, страшиться быть раскрытой, застуканной за непозволительным, ждать непонимания и неприятия. Дебора Хейз - самая обычная простушка каких полно. Без выдающегося ума и исключительных способностей. В ней нет ничего особенного за что можно было бы ею восхищаться. Никаких внешних данных, делающих ее писанной красавицей и той, от кого сходят с ума все вокруг, провожают взглядом, мечтают о такой девушке как она. Ей все время не хватает элегантности из этих цветастых модных журналов, какого-то несравнимого почерка. Так что же, может она одна из тех умниц, у которых блестящее образование, чтобы хвастаться им перед случайными людьми в попытке их заинтересовать? И тут мимо. У нее дерьмовое образование. Такое, которое она смогла позволить на те деньги, что у нее были и с тем аттестатом, который остался после школы. Грустная жизнь и грустные перспективы.
Как-то раз Деб говорит Рою, что он не притязательный. Он отвечает, что так привык, не вдаваясь в подробности. Она тоже не уточняет, что говорит о себе и о том, что они вместе.

А ей отчаянно хочется его удивить. Поразить и заявить о себе. Не получается и первая, а по совместительству и последняя встреча оставляет во рту горчащий привкус неудовольствия. Потому что ему попросту все равно какая она теперь. Вместо восхищения и признания - безразличие и отрешенность. Но не теперь. Не сейчас, когда беспроигрышный, припрятанный в рукаве козырь вдруг вылезает наружу и заявляет о себе. Дебора искренне верит, что это кое-что получше первоклассного гарвардского образования и аристократического бледного румянца на щеках. У неё настоящая магия, настоящие способности как у какой-нибудь Кэрри, фильм про которую они однажды смотрели по телеку.
Деб хочется различить все эти оттенки изумления на лице мужчины, понять насколько он шокирован нечаянным открытием, насколько оно потрясло его. Насколько она его потрясла. 

Удивление Роя граничит с отрешением и проходит спустя пару коротких мгновений. Слишком быстро, если подумать, но Дебора в этот момент не думает. Ей вообще не до этого. С растрепанной темной копной волос, прядями налипшей на лицо, едва не споткнувшаяся об валяющийся на полу халат, запутавшись в нем ступнями она делает еще несколько короткий шагов назад. Тяжело дыша, как будто после длительного бега. Пытается сдуть с лица лезущие в глаза волосы, хватая воздух губами и не сводя остервенелого взгляда с лица Роя, как и раньше ожидая, что все переполняющие его чувства отразятся на нем. В глазах, которые взирают на нее с диким блеском, с отражением света от лампы, обычно согретые теплом в её памяти, а теперь лишенные даже самого слабого намека - обозленные, свирепые.

Хватит! Перестань. Остановись.
Это она себе. А еще ему. А еще гребаному миру вокруг. Истошный крик полный боли рвется наружу, но она лишь сильнее сжимает губы, не собираясь показывать собственную слабость. Нет, слишком далеко зашла, чтобы идти на попятные.
- Уходи, - сдавленно шипит она сквозь зубы. Не измученный, загнанный в угол зверь. Та, кто сама способна открыть охоту на своих врагов и мстить, покуда каждый не окажется растерзанным одной только её волей. А он не слушает ее, не понимает. Если отправленная в полет одним взмахом руки ваза его и впечатлила, то недостаточно, чтобы передумать.

- Иди и устраивай допрос своим шлюхам. Тем, кого ты трахаешь в этом занюханном захолустье. Кому нравятся, когда их душат и имеют не спрашивая разрешения.
Каждое брошенное в него слово придает сил и уверенности в собственной правоте. Возвращает решительность. Даже когда на губах остается его вкус. Даже когда, пусть и прикрытая тонкой тканью кожа помнит его горячую ладонь на собственном бедре, заставляющая желать о продолжении в любых возможных вариациях. Прижавшись к стене, не снимая куртки, приспустив штаны, утолить нахлынувшее острое желание резкими толчками, вбиваясь в твердую поверхность и не замечая неудобства или боли. Не отстраняться сразу после, а ловить постепенно затухающие искры все еще ощущаю его в себе. Гораздо веселее, чем то, что у нее было в последнее время с теми, кого куда больше возбуждает прибавление нулей на их банковских счетах, чем близость женского тела и любые старания.

Нет, нет, нет.

Деб снова пятится, выписывая пальцами новое заклинание и с силой подтягивая в свою сторону увесистый диван, преграждая дорогу. Жесткое днище скрипит по паркету, но поддается на её манипуляции.
- Уходи, - снова повторяет она, стоя уже в коридоре, где стояла до этого, когда он пришел. Вытягивает правую руку, хватаясь за локоть другой, как будто так ее жест будет выглядеть более угрожающим и весомым. Пальцы согнуты, вот-вот готовые впиться в чужое тело.
- Уходи или я вырву сердце из твоей груди. Думаешь, я не смогу? Думаешь, я струшу? - Сиплой угрозой, судорожно вдыхая и выдыхая воздух, которого становится вдруг так мало. Смотрит, не отводя взгляда, не давая ни единого сомнения в серьезности своих намерений. Только по пальцам едва заметно проходится дрожь, которую не унять так просто.

Всё это чистейшей воды фарс. Её вытянутая рука и пальцы, впивающиеся в пустоту, не делая ее при этом осязаемой. Она вообще знает такое заклинание? Умеет складывать знаки, шептать нужные слова и представлять в своей голове как это будет выглядеть? Нет, не умеет. Даже ведьма из нее никудышная. Не ровня всем тем, выдуманным кем-то другим образам, не чета тем, кто впитывает магию с самого своего детства, окруженный этим всю жизнь. Для кого магия это не поддающийся сомнений факт. Не болезнь, искажающая восприятие, не изъян, мешающий жизнь нормально. Нечто, что не поддается сомнениям.
Среди обычных людей, окутанная шумом больших городов она еще может считать себе кем-то, кичиться своей инаковостью. Среди здешних магов - нет. Еще один камень на сердце, осознание своей недееспособности, которое злит, злит и выводит из себя.
Подпитывается раздражением и подавляемой при каждой неловкой мысли ревностью. Теперь уже из-за него.

Какое ей должно быть до него дело? До его жизни после их расставания? До его мыслей? До его отношения к ней? Никакого. Чужие друг другу люди. Ей наплевать на него. Её жизнь, наконец-то, меняется в ту сторону, в которую ей хочется. Она, наконец-то, меняется сама. Свободная, вольная делать то, что считает нужным. Не отягощенная его присутствием рядом (лишенная опоры, перекати-поле), делающая шаг в новую жизнь, оставляя в прошлом его, себя, их вместе. Великая жертва, которую необходимо принести. У ее нового любовника трехэтажный дом в самом элитном районе Бостона (она делает слишком сильный порез на запястье и кровь стекает по руке вниз, льется на выведенные на полу символы). 

Ей наплевать на Роя ровно до того момента, как она не оказывается в Аркхеме. Чем живет, с кем встречается, с кем спит. А потом всё меняется. Ревность вспыхивает не сразу, постепенно. Подтачиваемая временем и собственными мыслями. Иррациональная, непонятная, жгучая ревность. Что он говорит ей в этот момент? Смотрит ли на нее так же? Гладит по обнаженной спине, вдоль линии позвонков, прижимаясь ладонью к мягкой груди, цепляя выпирающий сосок кончиком пальца.
Дебора не знает лица неизвестной. Не знает как та выглядит вообще. У нее окрашенные медью волосы или она блондинка, чьи волосы россыпью струятся по подушке жидким золотом? Она хочет знать кто это такая. Узнать, а потом сделать то, что у нее получается лучше всего. Проклясть. И плевать как это будет выглядеть. Плевать на любые последствия. Её ненависть сродни ненависти из мрачных жестоких сказок, где она уже не прекрасная принцесса, ожидающая своего принца, а та, кто намерена им помешать. Та, для кого страдание окружающих лучший бальзам на израненную и больную душу.
Она конечно не проклинает никого. Смиряет ненависть, загоняет ревность куда подальше и перестает изводить себя понапрасну.

У нее все еще есть надежда, что ее угрозы и проявление силы подействуют на него. Так, как хочется ей, иначе... Что иначе Деб не знает. В его молчании и свирепом взгляде нет ни грамма обещания остановиться и уйти. Поддаться, признать за ней правоту. Незнакомый, непонятный для нее Рой, чужой во взгляде, чужой в своих действиях. А может ей все-таки пора спасаться? Примирительно склонить голову, опустить руку и сдаться, отвечая на все возникшие вопросы честно, потому что ему так...

Только
Если
Я
Захочу

Только если он захочет. Каждое слово как вынесенный приговор, как обвинение в преступлении, когда все уже известно и остаются сухие формальности.
Мимолетная мысль в голове - угадала. Угадала, что нужно было спрашивать его разрешения, а что теперь с этим делать не ясно. Уж точно не складывать свои вещи и проваливать так, как будто весь город это его неприкосновенная территория, а она непрошеный и нежданный гость, явившийся вдруг с сомнительными целями и плохими новостями. Неблагонадежная, а значит слишком подозрительная.
Вот что о ней думает новый Рой, не спускающий с нее угрожающего взгляда. Даже голос его гулкий рык, но все, что Деб собирается сделать это... послать его.

А не пойти ли тебе нахрен? - хочет она ответить ему, даже открывает рот и даже тянет первую букву, когда одним незаметным движением он откидывает увесистое препятствие в виде дивана в сторону. Вместо осмысленной фразы, короткий испуганный вскрик, с которым она вздрагивает, нервно и часто моргая, пока сознание пытается осознать увиденное. Дальнейшее происходит слишком быстро. Пока она разглядывает перевернутый диван, а в ушах еще стоит грохот от соприкосновения его с полом и, кажется, тумбочкой, Рой хватает ее за руку быстрее, чем в голове появляется вполне справедливая мысль - сбежать. Дернуться в сторону, к выходу из дома и широко распахнув дверь, выбежать прямо на дорогу.
У нее нет никаких шансов.
Рой горячий, как печка, прижимает ее к себе теперь уже с более насущной задачей - обездвижить руки. Не дать сотворить ни одного даже самого бесхитростного заклятия на которое она способна. Биение его сердца отпечатывается в ней как эхо - в ее собственном теле, пока они стоят вот так. Пока она смотрит на него, пытаясь отыскать в себе хоть что-то отличное от замешательства.
Кажется, она удивлена его способностям гораздо больше, чем он.

Деб не верит, смотрит, пытаясь взглядом заглянуть в самую глубь его мыслей, но блестящие в полутьме глаза не принадлежат Рою. Кому угодно, но не ему... понимание приходит постепенно, отражаясь в удивленно распахнутых глазах.

Так вот какой ты стал?

Она немного знает об оборотнях. Знания скудные из серии кое-что о чем стоит узнать не при встрече, а заранее. Устройство полного магии мира ей рассказывают первым делом. Но Рой...
Меняет ли это все? Да, меняет. И не меняет ничего совершенно. Ей необходимо время на то, чтобы вернуть лицу прежнее выражение уверенности в своих словах.
Запертый в собственной плоти и костях зверь глядит на нее своими глазами, обнажая белые клыки, способные перекусить горло жертвы за один раз. Ошеломляющий, непонятный, отражающийся в ней слабым, но таким ощутимым уколом интереса. Другого, отличного от того, что раньше. Будь у нее свободы руки, она бы протянула ладонь к нему, боясь и желая одновременно ощутить под пальцами что-то, что сокрыто в нем.
Одна проблема - ближе от этого они не становятся. И спокойнее тоже.

Он требует ответов. Все тех же, как будто они все еще имеют какое-то значение. Как будто ему все еще нужно знать эту информацию о ней, чтобы понять, что делать дальше. У Деб есть хороший ответ для него. Для Роя и для того, кто сидит в нем неотделимо от его собственного тела.

- Потому что ты меня не отпускаешь, - выдыхает она со всем присущим ей и ее голосу бархатистым шепотом, с которым можно встречать лишь своего самого лучшего, самого желанного любовника. 

Правда? Правда. Неправда? Неправда. Он сжимает ее плечи так, как будто понимает, что это ложь. Чистая ложь и неприкрытая ирония. Но что он хочет услышать? Что она ученица одного из представителей здешних магических семейств? Что она все это время тренировала в себе способности, а потом шла и напивалась, будь то случайный, ничем не примечательный бар Аркхема или Бостона, или же купленный в маркете алкоголь? Сходила с ума, терялась в воспоминаниях и не могла иначе. Чтобы теперь ей указывали ее место, указывали, что она здесь никто. Она и так никто. Искаженное отражение собственных пороков и желаний.

- Такой ответ тебя устроит? - Он находится так близко, что всё, что нужно это поднять подбородок, вытягивая и подставляя хрупкие позвонки беззащитной шеи, чтобы коснуться его лица своими припухшими губами. Прищурившись от истомы, с нежной улыбкой той, кто не помнит, что было только что, какие слова были произнесены, какие услышаны.  - Давай, покажи мне моё место. Сделай что-нибудь. Я хочу остаться. Я хочу убедить тебя, что я должна остаться. - Произносит она, смотря прямо в неестественные желтые глаза Роя, пытливо пытающиеся отыскать в ее словах новую порцию лжи. Но это не ложь. Врать ей больше незачем.
- Поимей меня как одну из своих шлюх в этом гребаном захолустье. Как взбесившуюся суку. Давай, Рой.

Ты победил, теперь ты доволен? По праву силы и только по этому.

Она добивается того, что хочет, но лучше ей от этого не становится. Вместо этого появляется чувство подавленности, расползающееся внутри гнетущим ощущением проигрыша. Вот она признает себя побежденной, вместе с этим еще и не правой. Вот соглашается с тем, что только он решает её дальнейшую судьбу нахождения в этом городе. Слова, все это всего лишь слова но то, что ей приходится их произнести уже имеет огромное значение. Значение, которое ей не нравится почти сразу, после того как Рой бросает свое сухое, сдержанное «меня устроит, если ты».
Хочется наконец-то разрыдаться от собственной беспомощности и несостоятельности. Дать волю тугому комку накопившихся эмоций, засевшему где-то на уровне горла вырваться наружу со сдавленным криком, переходящим в хрип и приглушенный плач. Из-за всего и сразу. Из-за всей её жизни, уже начатой как-то неправильно; из-за способностей, которых она не просила; из-за невозможности их раскрыть, реализовать; из-за всех своих хреновых выборов от которых было потом хуже, чем она рассчитывала; из-за бесконечной жалости к себе и только себе, за которой не видно больше ничего вокруг. 
Из-за того, что это он заставляет её чувствовать себя такой раздавленной, слабой и бессильной сделать хоть что-то так, как нужно.

Вести себя так. Как? Как вести себя?
Дебора не думает, что хочет услышать ответ на свой вопрос. Чтобы он его проговаривал своим голосом, а ей бы приходилось слушать, делая вид, что его слова ее не задевают.

А она, между прочим, ведьма! Именно это хочется воскликнуть, оглядывая руки и еще не сошедшие с них следы от его пальцев, морщиться от недовольства, как будто она какая-то преступница, угрожающая жизни доблестного полицейского. Только вот полицейский не доблестный и вообще не тот, за кого себя выдает.
Стоя в коридоре, теперь уже в паре шагов от него, Деб складывает руки на груди, сутуля плечи, склонив голову и рассматривая собственные ступни пустым, уставившимся в одну точку взглядом. Кажется, весь её вид обличает слабость, которой сейчас не хочется. Растрепанные волосы, скрывающие лицо, а тонкая сорочка слишком короткая, чтобы чувствовать сейчас себя гордой и смелой, уверенной в собственных силах. Куда уж ей до пустых угроз вырывать чужие сердца? Даже смешно думать о том, что она умудрилась сказать такую глупость.

Приподнимает голову, смотря обиженным и уязвленным взглядом на Роя, будто оценивая сделает ли он еще что-нибудь. Кажется, нет. Кажется для него это внезапное противостояние заканчивается сразу же после услышанных признаний. Лицо приобретает прежний свой вид, даже не напоминая как он глядел на неё до этого, но все еще неся в ее памяти отпечаток, делающий всего его... другим. Действительно другим. Больше не несущим в себе ничего из прошлой жизни, что было ей так знакомо и что притупляло его восприятие в настоящем, все время возвращая к воспоминаниям, все время накладывая на него нынешнего образ того, другого человека, совпадая лишь изредка, когда это касалось их общих воспоминаний.

Он даже смотрит на нее так - не понимая, кто перед ним. Кого он видит, с кем разговаривает. С той, кто собиралась его убить только что? С ведьмой, у которой проблемы с контролем? Тогда у Деб плохие для него новости, потому что она тоже не понимает кто он такой.
Почти забытый сон, совсем как дежа вю. В котором есть только луна и кто-то, мечущийся в приступе агонии. Даже странно, что она вспоминает об этом вдруг, а вспомнив, теперь снова силится выхватить исчезнувшие вместе с пробуждением детали, скользя по Рою бесцельно блуждающим взглядом.

Неуверенно, но все же выпрямившись, запустив в волосы пальцы и приглаживая их так, чтобы они лежали ровнее, Деб осторожно, шаг за шагом, проверяя реакцию мужчины и не спуская с него опасливого взгляда, доходит до гостиной, где сбившийся перекрученный лежит ее халат. Тянется за ним, поднимая и накидывает на плечи, просунув руки в рукава, оставляя пояс свисать вдоль талии.

Не исключено, что это выглядит как попытка придумать подходящий ответ на вопрос давно ли она ведьма. На деле же ей хочется привести в порядок как свои мысли, так и окружающее пространство. А еще выдержать паузу.
Раз уж тебе интересно узнать.
Пальцы руки, которыми она колдует уже почти не ощущаются чужими и перевернутый диван возвращается на свое место с громким стуком по полу. Когда Дебора подыскивает себе жилье, осматривая этот дом, владелец рассказывает ей о дизайнере, которого пригласил из Бостона. Что ни говори, а дизайнер умудряется подобрать мебель со вкусом. Даже плед выглядит в создавшейся картине тем самым завершающим штрихом. Вместе с вазой и цветами. Небрежным движением, подцепляя его своей силой, Дебора накидывает на диван. Вазу же остается только выбросить, аккуратно собирая осколки.

Где-то там, во тьме кому-то, кто ей очень дорог плохо. Ей нужно помочь ему, но она не знает как. А очнувшись от сна, не знает кому.
А теперь, получается, знает?

- С четырнадцати лет, - Деб проходит мимо, останавливаясь лишь на мгновение, чтобы заглянуть снизу вверх ему в глаза, зная, что он все еще ждет ответа. Растягивает губы в улыбке, не размыкая их и не произнося того, что очень хочется.
Теперь будешь считать как давно я тебя дурю? Будешь пытаться вспомнить сколько раз мог уличить в этом? Сколько раз замечал нечто неправильно, но не придавал этому значения?
- Давно. - Взгляд красноречивее любых слов, но начинать всё с начала ей не хочется. Снова обидчивые претензии, попытки задеть за живое, разве только теперь у нее вряд ли выйдет. Что-то... изменилось.

До кухни всего дюжина шагов. Она щелкает по переключателю и яркий свет выхватывает белые шкафчики и пустые поверхности. Разве только выемка с полками заставлена самым разным алкоголем. Неровный ряд бутылок с вином и тем, что крепче Бутылка с виски с черной эмблемой уже наполовину пуста. Всего наполовину.
Вытащив из шкафчика два бокала, она разливает виски по выверенному глазом объему. Так, чтобы лишний раз не доливать. Возвращается с бокалами к Рою.

- Если хочешь, можешь выпить. Если хочешь, можешь присесть, - тон выходит в меру гостеприимный. Сама она забирается с ногами на кресло, поправляя сползшую с бедер ткань и разглядывает Роя, отпивая из бокала. - А ты давно...
Сложно подобрать подходящие слова, которые бы не делали этот разговор менее неестественным. Деб не заканчивает свой вопрос. Отпивает снова и морщится, кашляя. Горло обжигает, но сказать ей все еще есть что.
- И как тебе живется?

Этот вопрос кажется ей гораздо важнее.

И по сердцу её стелется тоска. Неестественная и непривычная. Незнакомая. Отчего хочется вскочить и попробовать отыскать подвох, который бывает в том странном мире из чужих грёз.
Трет пальцами плотную ткань оббивки кресла, прислушиваясь к ощущениям.
Всё это один затянувшийся сон, настолько он выглядит странным и выбивающимся из череды дней, к которым она уже успевает привыкнуть. Даже не привыкнуть, свыкнуться с ее необходимостью. У той её жизни, оставленной в Чикаго множество минусов и множество плюсов. У той её жизни от безысходности саднит в груди и от каждого плюса тоже.
Аркхем как лекарство от всех бед. Как вечный отпуск там, где никто не найдет и не достанет.
Место, которое её убьет. Место, которое её исцелит.
Как и Рой, который ей так отчаянно нужен и в то же время она не понимает, не знает, как к нему подступиться. Как с ним общаться. Какие слова говорить.

У всех её прошлых отношений темп такой быстрый, что сложно уследить за последовательностью. Они спят, едят и разговаривают о всякой херне. Забивают время встречами с другими и не впускают друг друга в свои сердца, не испытывая в этом хоть сколько-то необходимости, не видя смысла. Кого-то Дебора отталкивает сама, уже по инерции, не представляя, что делать с чужим желанием внезапно быть искренним и честным, ожидая того же от нее. У неё нет желания делиться прошлым, нет желания рассказывать про настоящее, нет желания строить планы на будущее. Она может выдумать сотню историй, ни одна из которых не будет правдивой.
Так проще уберечь то, что притаилось внутри. Обороняясь, не подпуская близко, не давая вывести себя на чистосердечные разговоры.
А потом приходит он и сдирает с неё эту привычную защитную кожуру, наверняка, сам не осознавая, что делает. Не понимает, а оттого сидит сейчас на диване, выглядя так естественно и буднично среди этой мебели и обстановки. Как будто напросился на ночные посиделки, зашел в гости проведать старую подругу. Как будто в камине не валяются осколки вазы, а её затылок не встречается со стеной (на этой мысли Деб тянется к волосам, приглаживая их еще раз). А ей зло, ей до зубного скрежета обидно и больно, поэтому нужно защищаться. Нужно собрать расколовшийся футляр и сберечь себя от всех нахлынувших на неё чувств, сбивающих с толку.

Рой смотрит на нее без тени лукавства, изучает и примеряется с чем-то внутри о чем она, конечно же, не имеет даже малейшего понятия. Дебора думает, что хорошо изучила его когда-то, но вот, он сидит тут, совсем рядом и она не представляет о чем он может думать. В один момент на его губах вдруг мелькает тень улыбки, исчезая почти сразу, оставляя после себя недосказанность и растерянность. Ей не нравится быть такой растерянной, ловящей каждый его взгляд и каждое движение, ища в них что-то такое важное и нужное для себя. Она лишь молча пьет, больше не откашливаясь от жгучей крепости, отводя взгляд на пол. Не хочется выдавать себя.

А вот немногословность о его прошлом, остается при Рое. Это то, что она помнит и то, что она знает. Или, быть может, ему просто не хочется делиться всем тем, что он успевает пережить за это время. Мысль вызывает сопротивление, притупляет былую обиду и толкает вперед. Она вполне твердо стоит на ногах, когда поднимается с места и идет к нему, покачивая бедрами. Он все еще хочет знать об Элайдже так, как будто это что-то изменит в нем, в нем и в его отношении к ней.  Деб понимает, что он хочет знать, на что намекает этими простыми, на первый взгляд, вопросами, с медвежьей грацией переводя тему с себя на неё и на цель её приезда.

- Элайджа Фонтейн. Что в нем такого интересного? - Изрекает она расслабленно и правда испытывая любопытство от этого интереса. Или любопытство и раздражение вместе. Присаживается с краю, глядя в глаза доверчиво, без тени скрытности или сомнения.

- Я приехала к тебе.

У неё все еще есть настойчивость. Неловкая, надрывистая, но есть.

- А то, что я делаю с Элайджей Фонтейном это только мое и его дело, - она не настаивает, но обозначает границы четко, делая еще один глоток виски, щедро заливая его в себя уже не пытаясь выглядеть так, как будто крепкий алкоголь для нее в новинку, редкий гость и самое последнее средство от тоски и грусти. Стоит посчитать потом сколько раз имя мага упоминается в их сегодняшнем разговоре, вдруг это прольет свет на вещи, о которых сейчас нет времени думать.

- Почему ты не хочешь поверить, что я приехала к тебе? - отставляет бокал на столик неподалеку, раздумывая примерно секунд десять. На этот раз идти далеко не надо. Достаточно сбросить с себя халат и стянуть лямка за лямкой ночную сорочку. Тонкий шелк ползет по гладкой коже, обнажая грудь и задерживаясь на бедрах. Теперь уже не до сомнений, так что слегка надавив на собравшуюся ткань пальцами, она стягивает её ниже, позволяя упасть к ногам.
Ей все равно уже раздетой или одетой стоять перед ним, разговаривать о чем угодно, выворачивая свои тайны наизнанку. У неё теперь найдется любой ответ на любой из всех возможных вопросов. Что поменялось с того момента как Рой ворвался в дом с ночной прохладой подступающей к порогу зимы и запахом улицы? Всё и ничего одновременно. Теперь она чувствует, верит, знает как действовать так, чтобы её ответы были услышаны и приняты.
Она смотрит исподлобья, лишь намечая на изогнутых губах едва заметную, но различимую улыбку. Смотрит на бокал, почти опустевший, но не пустой, в отличии от её. На его губы, целующие её еще совсем недавно требовательно и несдержанно. Смотрит на его глаза - теплые, человеческие, различая в них то, чего не было раньше. То, что заставляет её говорить все эти слова, ощущать себя смелее.

- Увидеть. Помириться. Загладить свою вину, - упирается коленом в мягкую поверхность дивана рядом с ним, расправив плечи и вытянувшись прямо, сводя лопатки. Изгибая вопросительно бровь, ожидая ответа или подтверждения, что некромант и её учитель по совместительству в данный момент Рою интересен куда больше, чем она.
Нужно всего лишь его согласие, когда она чуть поддается вперед и тянет руку к его груди, туда, где бьется размеренное и горячее сердце, которое она обещала вырвать. Он сжимал её запястье, сдавливал так, чтобы ей сложно было сделать хоть что-то и это воспоминание больно давит по самолюбию отчего сильнее хочется почувствовать под пальцами ровный ритм чужой жизни и вжать ладонь сильнее в голую кожу. Одна проблема - это она уже раздета, пока он всё еще нет.

Он не спешит отвечать на её слова, хоть Деб и ждет. Воздух холодит обнаженную кожу, напоминая, что еще совсем немного и зима. Напоминая о всех их зимах в Бостоне и тепле чужих тесных, но таких уютных объятий.
Деб и не хочет, чтобы Рой взялся ей отвечать. Ни слова о маге, который играет в её жизни теперь такую важную и первостепенную роль и чья благосклонность её единственная надежда на хоть что-то, роднящее её с этим все еще незнакомым, но таким желанным миром.
Она думает, что это необходимо - раз за разом повторять одни и те же слова, как будто извиняясь без пресловутого «прости». Прости, что не звонила, прости, что не писала. Прости, что ушла когда-то. Произнесешь такое и отсечешь все пути к отступлению. Куда проще пытаться убедить в том, в чем ей хочется и так нужно. В том, чтобы он не пытался уличить её в недосказанности или обмане. Убедить в том, что она здесь для него. Убедить себя саму, что разлаженное, разбитое, разорванное и скомканное еще можно склеить.

Что она сделала с теми фотографиями, так бережно собираемыми в отдельный альбом где её счастливое лицо рядом с его с подписью маркером на обороте «годовщина '10»?
Запах жженой бумаги и дыма щекочет ноздри, отпечатываясь в памяти вместе с сотней других костров и кострищ, тонких головок спичек, охватываемых пламенем.

Рой неспешно обводит её взглядом, от которого одновременно хочется поежится, но и расправить плечи, выпячивая грудь и задирая подбородок еще выше. На краткий миг её больно жалит неловкое осознание внезапного отказа и недоверия. Накладывается на клокочущую и спрятанную обиду побежденного (ей все еще не все равно), заставляя расцвети на лице румянцем. Ей бы все-таки послать его к черту, подбирая свои вещи мягкой копной на полу и убегать с глаз долой оскорбленным достоинством в тысячу раз сильнее, но его рука ложится на выступающую кость бедра, обтянутую кожей раньше, чем она успевает дернуться, предпринимая любую из всех возможных глупостей.
Даже за один его взгляд, тревожащий сердце забытым беспокойством, нервозным ожиданием хочется послать его к черту, перескакивая любые формальности, но она лишь склоняет голову чуть в бок, позволяя его руке лечь на шею. В пору самой себе советовать расслабиться, а не ждать, что сейчас его пальцы сдавят горло. Но Рой больше не пытается напомнить ей о том, кто здесь главный, а лишь убирает руку, стаскивая с себя футболку.

Деб даже примерно уже не помнит когда почувствовала к своему названому сугубо в кавычках старшему брату то, что можно было описать вожделением или особым интересом. Это все детские шалости, когда у неё появляется развлечение врываться в его комнату или ломиться в ванную для того, что детским умом не описать и даже не представить какой ей от этого прок. Как не описать, почему она смотрит презрительно на всех тех девушек, которые заходят к ним в дом или, того хуже, тащатся наверх по лестнице, которую Деб как обычно оккупировала как надзорный пункт и место для вычерчивания в альбоме всего, что придет ей в голову. Кто-то ей действительно не нравится, кто-то вызывает раздражение. Как-то раз она толкает вперед дверь, прикрываясь каким-то чрезвычайно срочным вопросом и видит нечто странное, что ей наверное видеть не стоило, но что потом крутилось в её голове все время, вызывая жгучую неловкость, исчезнувшую лишь через какое-то время.
Конечно же Рой запирает дверь в следующий раз и во все последующие, вынуждая её проявлять любезность и хотя бы немного такта...

Она конечно же помнит как это, хоть и старается забыть, стереть его из памяти, заполняя жизнь совсем другими людьми. Бесконечное дежа вю, которое бывает от не одного и даже не двух лет, когда они вместе и изучают друг друга, очерчивая пальцами, губами, влажным языком каждый сантиметр тела, реагирующего на прикосновения чутко, окутывая мягкими волнами неги. Деб злится, когда он ведет себя грубо, подминая под себя и наваливаясь, вдавливая в кровать так, что ей тяжело дышать; когда утром, перед сменой в кафе тянет её выглаженную юбку вверх, укладывая на твердую поверхность стола и раздвигая ноги, заботливо пытаясь не оставить случайных следов, потому что ей вообще-то уходить через десять минут; когда хватается руками за изголовье кровати и рваными, порывистыми движениями вбиваясь в неё. Она злится и отдается с остервенением, получая удовольствие, колючее, порой болезненное от каждой секунды.
Всё, что хочется обычно рассерженному из-за какой-то там сложной ситуации в полицейском управлении Рою это курить и трахаться. Благо, не одновременно.

Он прижимает её к себе будто в попытке согреть, а она льнет к нему плотнее в попытке согреться. Проводит холодными пальцами по кубикам пресса, щурясь и прикусывая губу. Тянет пошутить про то, кого он тут ловит в такой физической форме - сбежавших из загона лебедей? Язвить не выходит, когда Рой смотрит на неё таким взглядом, от которого разрывает нутро, распарывая обнаженную и незащищенную душу.
Не смотри так, - нужно ответить ей, но Дебора только глядит в ответ, поднимая свою ладонь выше, туда где его сердце. Под плотью, ребрами, перегоняющее кровь, делающее его таким горячим, пылающим.

Так что же она сделала с фотографиями, которые согревали её изнутри воспоминаниями?
Загляни в глубину его глаз и скажи:
«Сожгла. Сожгла. Сожгла».
Тем огнем, что горит на кончиках пальцев, но жжет ничем не хуже.
Ей стыдно даже сейчас.

Смазанный поцелуй как попытка своровать чужое дыхание, едва не стукаясь зубами и напирая каждый со своей стороны. Деб сдается первой уткнувшись носом в его плечо и судорожно выдыхая, когда чужие пальцы наконец-то оказываются там, где ей так хотелось. Надавливают и поглаживают, заставляя считать каждую секунду промедления и путаясь в застежке ремня и в какой-то момент просто дергая её на себя, освобождая доступ к телу.
Он реагирует на ее прикосновения, стоит только провести пальцами по нежной горячей коже, а затем обхватить ладонью ощутимее, ведя вверх, скользя вниз, распаляя сильнее. Колени утопают в мягкой подушке дивана, когда она присаживается сверху, направляя рукой  и прерывая этот момент неспешного, томительного ожидания.
Дебора нависает над ним, каскадом волос стелясь по коже и прикрывая лицо, разглядывая глаза не подернутые дымкой, а глядящие на нее все так же внимательно, отмечающие каждое движение. Увидеть в них сокрытое, ловить всполохи желания, двигая бедрами на встречу, обволакивая своим жаром и останавливаясь, будто в попытке привыкнуть, чувствуя его в себе и целовать его рот, гладить покалывающую под пальцами щеку и подбородок, спускаясь к шее. Она наклоняет голову, прихватывает незащищенную кожу губами и царапая зубами в попытке укусить, но не причиняя боли. Рой едва ощутимо дергается и только сильнее прижимает её к себе, ведя руку вверх по позвонкам спины и мягко заставляя запрокинуть голову, вытянуть шею, подставив нежную кожу под его поцелуи.

Смотреть друг другу в глаза.
Заглянуть вглубь, погладить душу. Прочитать мысли и понять, чувствует ли он действительно что-то или это всё память тела. Или ей привиделось.
Как он жил. С кем жил и с кем спал. Скучал ли по ней, думал ли ночами, искал ли её отражение в чужих лицах?
Ей хочется сделать это так, держась за его плечи, призывая не двигаться, не пытаться перевернуть её, укладывая лопатками на диван или вдавливая животом и грудью в спинку, оказываясь сзади. Ей нравится плавиться от размеренного ритма, навязываемого ею и разматывая напряжение лентами скрученное внутри, до тех пор пока он не впивается пальцами в ягодицы, не дает отстраниться, а придвигает ближе, теснее, вжимаясь и требуя. Одним сильным толчком направляя вперед.

- Оборотни спят друг с другом в звериной форме? Хочешь я встану на четвереньки? - Лучшего момента для дурацкого вопроса и не придумаешь, но Деб посмеивается, понимая, что это, пожалуй, то, что ей очень хочется узнать. От алкоголя или же просто так.
Рой выглядит вовсе не готовым ответить ей. Она выгибает спину, упираясь руками ему в ноги, то подаваясь бедрами вперед, то назад, ловя знакомый ритм и двигаясь в едином порыве. Прикрыв глаза и глядя на потолок сквозь полуопущенные ресницы, Деб чувствует, что еще пара резких движений и по телу прокатится желанная волна наслаждения, заставляя стремиться к этому моменту неистово, лишь судорожно пропуская через себя воздух, вдыхая и выдыхая...

Бедра движутся сами: плавно, так, чтобы продлить этот момент перед наивысшей точкой, когда по телу пробегут судороги. Мир теряет четкость, а взгляд перестает воспринимать происходящее, пока в ушах лишь звуки собственных прерывистых вздохов и то, с каким напором встречаются их тела. Хочется проклинать Роя, кричать о собственной ненависти и не прекращать. Не останавливаться.
С каких-то пор в жизни её клинит как будто на ровном месте и всё, что она может делать это симулировать, имитируя наслаждения и выдавая такое полчище натужных криков, что самой становится в какой-то момент смешно. Большинству её мужчин этого даже хватает. Удовлетворение приходит через собственные руки и сумбурное терзание тела.
Она ненавидит Роя за то, что ей так приятно ощущать его внутри, за то, что она так увлекается, что в какой-то момент закрывает глаза, оставаясь один на один с собственным наслаждением. Наступивший оргазм похож на вспышку, от которой сводит мышцы, а тело заходится ходуном и все сжимается и разжимается, заставляя задержать дыхание и замереть в одной позе, опадая на широкую мужскую грудь.
Он подхватывает её быстрее, чем Дебора собирает с силами, успевая лишь убрать с лицами волосы и отсутствующим взглядом упереться в закрытое не до конца тяжелыми светлыми шторами окно.
Лениво движет бедрами на встречу, но Рою хватает нескольких движений в её все еще подрагивающей, сдавливающей его стенками плоти. Нужно сказать, что он может кончить внутрь и ей даже не придется переживать об этом как раньше, бежать в аптеку и запивать возможную нежелательную беременность таблетками, но он предусмотрительно выскальзывает до этого.
Деб чувствует как он дышит, как тяжело вздымается его грудная клетка от глубоких вдохов, прижатая к её спине и жмурится от удовольствия.

По окну, сквозь приоткрытые шторы ползет луч света, на миг задевая и их. Бостон бы, как и Лос Анджелес шумел в такое время сумбурным гулом машин, смолкающим лишь в тот час, когда ночь понемногу тает, сдавая свои позиции и уступая место зарождающемуся еще очень далеко рассвету, окрашивая небо с каждым часом на тон светлее.

Дебора заводит руку за спину, поглаживая влажные волосы склонившегося к ней мужчины.
Разворачивается, хватаясь за его плечи быстрее, чем он отстранится. Как будто сейчас самый подходящий момент, пока он расслаблен и сердце отбивает учащённый ритм, перекликаясь с ее, когда Деб обнимает его за шею, пряча лицо на влажном твёрдом и все еще горячем плече. Ближе к выступающей ключице, утыкаясь носом и вздыхая по привычке. Очень давней привычке, которая исчезает почти сразу после их расставания. Прижимаясь к нему всем телом, своей грудью к его и проводя рукой по шее, вверх к волосам, цепляясь кончиками ногтей. Сердце стучит громче, отчетливее с каждой секундой, за которую она зажмуривается так крепко, чтобы не выдать себя и своих чувств. Словно проломившаяся напополам плотина, они все валятся и валятся на неё грозным потоком вдавливая в землю.
Деб думает, что неплохо что-то сказать ему. Здесь и сейчас. Как скучала, действительно скучала и не понимала этого. По его запаху к которому примешивается вечный дым знакомых сигарет; по его лицу ставшему самым родным из всех. По тому как он прижимает ее к себе, деля на двоих жизнь и целый мир вокруг, раскрашивая привычные будни ощущением нужности кому-то. Ему. Как отвратительно было ей все эти годы и как он был ей нужен.
Деб не знает, что сказать. Нужные слова не приходят на ум и остаётся только крепко обнимать его не давая отстраниться. Умоляя не отстраняться. Вспоминая как сейчас, как тянулись руки обнять напоследок, когда вещи были собраны и Рой стоит напротив, пряча руки в карманах и глядя на происходящее через застывшую на лице маску отрешения и неподвижности. Не прося остаться, как будто зная наперед, что все уже решено. Она решила за них обоих и все, что это оставалось - мириться с последствиями. Руки и в самом деле на миг отрываются от сумки, словно готовые уже по привычке лечь на плечи. Обниматься слишком натянуто и глупо да? Как будто еще мгновение и она передумает. Задержится еще на чуть-чуть, задумается и в итоге останется.

Интересно, как бы все сложилось будь мы вместе.
Хочется произнести вслух, мечтательно и тихо, но она конечно же не произносит. Гадать о прошлом, воображать будущее - Деб не знает откуда берётся это робкое, совсем неясное желание. Только сердце стучит учащенно, подгоняя кровь, напоминая о времени. Был бы Аркхем и эта его квартира. И он бы стал оборотнем, навсегда обретая то звериное, темное, глядящее на неё сегодняшней ночью из янтарной глубины его глаз. Аркхем стал бы их новым домом и магия, пронизывающая этот город рано или поздно добралась бы до нее.
На самом деле Деб не уверена, что Рой воспринимает ее слова всерьёз. Она врёт лишь в одном, но ставит под сомнение любое, каждое свое слово. Имеют ли её слова вообще теперь смысл? Деб лишь вздрагивает, как от внезапного сквозняка и враз успокаивает сердце, осушая глаза так и не случившимися слезами.

Поднимается вверх, к уху и словно решает в этот момент сложную задачу, в конце понимая, что итог все равно будет один. И даже сквозь вязкую пелену наслаждения и доверия проскальзывает эта знакомая, уже привычная мысль, отдающая тянущей возле самого сердца болью.
- Получил то, за чем приходил? - Расслабленный тон вопроса не скрывает его напористости. Она стирает с себя этот неловкий момент сентиментальной близости и приводит чувства напоминая, что сейчас уже не тогда.  - Теперь я могу остаться в твоем городе?
Она прихватывает губами мочку уха и тянет на себя, ведёт языком вдоль края, касаясь выступающей поверхности. - Могу гулять по улицам, заглядывать в бары, встречаться с людьми, - нашептывает она отстраняясь, чтобы удобнее было спускаться лицом, ведя губами и кончиком носа по горячей коже, собирая соленые капли пота и наклоняясь ближе к его бедрам.

- Оборотни случайно не обзаводятся никакими особыми способностями относительно... - Дебора не заканчивает, мягко обхватывая его член рукой. Открывает рот и высунув язык, вылизывает его конец от своих же собственных выделений. Солоноватый, ни с чем не сравнимый вкус ложится на язык тонкой пленкой, напоминая об отсутствии дополнительной смазки.
Тянет просунуть его глубже к основанию языка, но дальше она не идет. Отпускает, убирая лицо и откидываясь на диван, вальяжно вытягивая ноги прямо на журнальный столик, отодвигая пальцами бокал в сторону. Теперь Рою так или иначе придется перешагивать через эту преграду на пути к душу.  Раскрывая ладонь, поджимая мизинец и формируя в голове конкретное намерение. Зелёная пачка сигарет плывёт по воздуху подобно редкой птице, залетая прямо в руку. Фокусы на уровне старшей школы, уже даже не позерство, если подумать.
- Иди, - свободной рукой она легонько поглаживает себя по животу, задумчиво водя пальцами. Низ тянет так, как будто еще немного и начнутся месячные, подоспев на несколько дней раньше. Нужно, пожалуй, сказать ему спасибо, но это уточнение Дебора оставляет при себе, пряча тенью в уголках губ.