Он негромким своим "Так и должно быть" придает смысл шипящей пузырящейся ране в содранном при падении колене, тупым менструальным болям, закручивающим внутренности внизу в тугие узлы, почти невыносимому ощущению давления внутри, когда член Уолтера впервые оказывается в ней, разрывая складки слизистой оболочки; кровяной пряной - в пустующем пока гнезде десны, когда вырвали молочный гладкий зуб, злобной, лишенной кислорода - в резиновом ожоге скакалки по бедру, сладковатой приторной - в глубине подкожного кровоизлияния браслетом вокруг ее запястий, когда Шергар даже не пытается сгладить звериную удерживающую хватку, словно она пыталась вырываться, а не далась ему с душащей, душной готовностью. Ника благодарно, сонно улыбается, вдавливая правую сторону своего лица в его очерченную скулу, в подходящей по форме провал под, в котором легли пустые пепельно-персиковые тени, и острые рыжие волоски сбривают постепенно мягкую улыбку, когда он начинает двигаться - она, забравшая, разместившаяся в его ровном спящем тепле, недовольно ерзает, сбрасывает ногами невидимое глазу мертвое старушечье тело, собирает вокруг себя складками худую выстиранную ткань, служившую ему покрывалом. Мужчина не позволяет ей и дальше остаться, питаться им, спуститься мягкими, знающими ладонями чуть ниже по косым мышцам живота, туда, где медные волоски закручиваются в жесткие и плотные узлы, все это не открывая глаз, не просыпаясь.

Ника встряхивает головой, отгоняя прочь из глаз бритвенно-тонкие пряди своих растрепанных ото сна волос, упирается коленями в скрипучий матрас, который покалывает ее в ответ вылезшими пружинами прямо в коленные чашечки, словно старомодная, высушенная миссис Харт даже после своей смерти не может смотреть на то, как перед чужими болотными внимательными - и ясными, будто не было спокойного, как смерть, сна, - Вероника поднимает руки, выворачивая собственные сплетенные пальцы, осторожно растягивая ноющие мышцы, жирные скопления крови в похожих на обморожение пятнах, идеальный, вычерченный хирургическими нитями шов под грудью; вдыхает так глубоко, что ложные ребра графически изнеможенно вычерчиваются над провалом пока еще плоского живота. Она не смотрит на Шергара, сквозь плотную ржавую вуаль волос видит вшитый в эту комнату силуэт бабушки Уолтера, мутный и бесплотный, лишенный своих сил, больше не поднимающий руку на осиротевшего ребенка, не запирая его в наказание в высасывающей, пугающей темноте подвала. Когда Берроуз поднимает ее на руки в слишком театральном, слишком искусственном жесте - так невест выносят из покрытых сепией старых церквей, придерживая одной рукой под горячий изгиб подколенной ямки, другую удерживая на полукруге грудной клетке, - она мелькает на периферии зрения бессильно, потому что Ника уже перевела взгляд с нее на рыжеволосого мужчину. Он несет ее в ванную с нечеловеческой легкостью, словно она не висит ничего вместе со своим мясом и костями, и она ловко, словно он - спортивный снаряд, - меняет позу; внутренней стороной бедер сжимает его бока, грудью прижимается к его груди, не спрятанной, не скрытой, обнаженной без обычного хлопкового слоя футболки, упирается локтями в чувствительные места на плечах, в которые обычно забивается едкая молочная кислота, вытягивается струной, рассматривая его лицо сверху вниз.

Она видит его; увидела, когда он прятался под синей формой, среди потерянных, перекошенных ужасом людей, смогла рассмотреть, когда в молчаливой глубине машины скорой помощи он за несколько минут заживо снял с нее тонкий слой кожи. Замечает в нем изменения, знает, что среди рыжих волосков на подбородке и абрисе лица можно найти те, которые потеряли свой пигмент и стали белыми, и что вокруг зрачка у него есть темные язвенные пятна иного оттенка, делающие его взгляд странным, за несколько дней изучает его шрамы, показывая ему свои. Шергар спускается к ней в подвал - ее тюрьма по размеру едва ли больше вытянутых широких носилок, на которых он вдавливал себя в нее, - Шергар остается после того, как Ричи решает, что достаточно. Ника грызет зеленые, легко окисляющиеся, яблоки, и они смотрят на нее двумя одинаковыми хищными взглядами, приклеившись телами к стенам, держась от нее на расстоянии в три-четыре шага. Она испытывает вящее, освободительное облегчение, когда видит, что Берроуз остался с ними, легко добавив к их незамысловатым вещам несколько сдержанных, скуповатых собственных. Четыре дня рыжеволосая спит на постели, а не на холодном, застеленным тряпками, полу, четыре дня они сосуществуют вместе; им нужно четыре дня, чтобы превратиться в сообщающийся единый организм.
Когда Уолтера нет рядом, Шергар не спускает с нее глаз, легко отказываясь от лишних часов сна, покоя, людей за деревянными, проеденными термитами и временем пределами их дома.

Ника с готовностью может предложить ему еще кусок от себя, лишь бы продлить это мгновение.

Чугунный край ванны обжигает голодом - она слегка дергается, когда соприкасается с расцарапанной поверхностью ягодицами, удерживая равновесие, когда руки Шергара прекращают удерживать ее жесткими скобами. Свет здесь сочится из продолговатого окна над самым потолком, но его достаточно, чтобы Вероника, машинально собирая волосы в распадающийся пучок, выбираясь из пропитавшегося потом и запахом ее тела за ночь шорт, с шипящим недовольством отрывая крепко приставшие к коже бинты, регулируя воду до ледяной, могла рассматривать голое его тело. Она удивляется выпирающим позвонкам и костям, всем заточенным углам, столь непохожим на рельефные мышцы Уолтера, и тому, что Шергар мог, не используя инструменты, вскрыть ее от шеи до живота одним своим телом.

Упругие удары ледяной воды заставляют нервную систему подавать отчаянные сигналы, идет рябью мурашек белая кожа, бусины сосков напрягаются до боли. Брызги летят в разные стороны, медленно пропитывают уродливый коврик, остаются бледными ранами на плитке; использованные бинты с пятнами лежат под ногами. Ника выгибает шею то в одну, то в другую сторону, чтобы вода не намочила ее волосы, а где-то под ее ногами - Уолтер не говорит, она сама выдумывает это, - когда-то лежала несколько часов в остывающей прозрачной ванне с хлопьями рвоты вокруг несчастная миссис Ричи.

- Если это снова те таблетки, я не буду их пить. - она не может не коснуться руками неровного шва на своем лице, следит за его неровным рисунком движением слепой. - Подойди, пожалуйста. Разве тебе не нужно помочь мне?

Когда он делает к ней шаг, Ника подается вперед, коленом упираясь о край ванной, выгибаясь в пояснице - вода теперь стекает по ее ягодицам с мертвенными застаревшими следами от отцовского ремня, - целует Ши влажным холодным ртом.