Брехни большей, чем уверенное заявление «время лечит» в своей жизни Илай, наверное, и не слышал. Это бред. Бред, брехня, гнусная ложь и неправда. Оно не лечит, даже не успокаивает и не работает по принципу плацебо. Оно просто безостановочно несётся вперёд, сглаживая в голове черты милого лица, заглушая всё звучащие в ушках звуки родного голоса, размывает счастливые воспоминания, но никак не помогает затягиваться всё кровоточащей в угле ране. Время – паршивый друг и ненадёжный советчик. Оно лишь подливает масло в бушующий пожар, не позволяя забыться, лишая возможности выкинуть всё это когда-нибудь из смертельно уставшей головы.
Время не лечит, но за неплохое обезболивающее неплохо так может сойти алкоголь. Выпускает наружи все тайные горести и невзгоды, позволяет думать о них открыто, тем самым будто бы подменяя невыносимую реальность скудными обрывками далёкой памяти. Но Илай этого не любит. Не престало как-то достопочтимому графу напиваться в хлам, закрывшись в собственном кабинете и оказавшись в круглом одиночестве – так, гляди, и вовсе глупостей каких-нибудь натворит. А в ближайшем окружении не так-то просто найти людей настолько доверенных, чтобы не бояться случайно сболтнуть что-нибудь лишнее или поплакаться на сильном мужском плече. Сидя за высоким забором своего семейного поместья, Мур чувствует себя невероятно одиноким, даже когда оказывается с собственной женой в постели. Особенно в такие моменты.
Они поженились больше двадцати шести лет назад, а по сути то, ради чего и затевался весь этот брак, всё никак не случалось. Не сказать, чтобы они особенно пытались или Илаю слишком уж хотелось поскорее стать отцом, но всё-таки мысль о том, что ради детей, всё никак не желающих появляться в их семье, он когда-то вынужден был расстаться с Бертольдом, просто сводила его с ума. Даже родной отец, что женив наконец единственного сына вроде бы немного успокоился, уже начинал промывать мозги постоянными намёками и куда более целенаправленными заявлениями – мол, пора, сынок, пора.
Он сбежал от них. Сбежал как трус, не имея больше сил на то, чтобы и дальше обитать в этой атмосфере полной обречённости. Сбежал от требовательного отца, показательно молчаливой матери и излишне серьёзной Вивьен, сбежал в самом банальном направлении и не на такой продолжительный срок – ему просто нужно снова научиться дышать полной грудью.
Лондон без лишней теплоты и радушия встречает всё пребывающих и пребывающих путников. Лондон большой и находится не столь далеко, когда бессилие начинает подступать к горлу, Илай позволяет себе сбежать именно сюда. В тайне от семьи он уже довольно давно купил в личное пользование небольшую квартирку недалеко от центра города – так было проще и не нужно было всякий раз регистрироваться в отеле. Он опосредованно платил небольшой, но достаточно стабильной фирме за то, чтобы раз в неделю в его квартире проводилась уборка, пусть даже сам мог не бывать в ней до нескольких лет. Тут он мог побыть один на один с самим собой, мог полностью отдаться своей тоске без опасения, что кто-нибудь об этом узнает.

В уже знакомой подворотне его приветливо встречает красная вывеска с выведенным на ней золотистым названием «Lamb & Flag». Паб этот пережил уже не одно столетие, пользовался дурной славой и всегда имел в самом распоряжении весьма неплохие напитки. Обычно, любая одинокая поездка Илая начиналась именно с посещения этого заведения.
Возле стойки его встречает совсем незнакомый бармен, что, на самом деле, очень даже неплохо и исключает вероятность возникновения излишних вопросов – пусть в данный паб граф заглядывает не так уж и часто, но это не исключает вероятность существования у какого-нибудь из работников феноменальной памяти на лица, что повлекло бы за собой ряд замечаний на тему его затянувшейся молодости. Просит принести бутылку Bushmills, да чтобы постарее, да один единственный стакан в его временное пользование.
Бутылка пустеет постепенно, но достаточно быстро, а где-то к её середине всё крутящийся неподалёку бармен уже никак не может скрыть своего искреннего недоумения, что высказывает в виде не самого тактичного вопроса: «Как ты пьёшь эту ирландскую мочу?». Всё ясно, новенький.
Малышу Вилли всего лишь двадцать один и он вызвался заменить приболевшего старшего брата, отстояв за того сегодняшнюю смену. Наверное, находясь Илай в чуть более трезвом состоянии, вовсе бы не стал ввязываться в тот бессмысленный спор с ребёнком, но его пьяная ирландская честь была слишком задета, чтобы продолжать.
Спор выдался продолжительным, громким, может быть даже немного забавным. Мур даже уговорил парнишку дёрнуть один стаканчик на рабочем месте, ну вот просто чтобы доказать тому свою правоту, но тот лишь отвратительно скривился и тут же побежал полоскать рот водой – ну просто выделывается же, гад.
Запас графских аргументов был огромен и нескончаем, однако дискуссия их заходила в тупик и тогда Илай решил пустить в ход свою тяжёлую артиллерию.
- Эй, мисс! – он поворачивается на девяносто градусов, обратившись к сидящей на соседнем стуле вполне миловидной барышне. – Сделайте одолжение, внесите крупицу истины в нашу затянувшуюся дискуссию. Скотч или хороший виски?