|
Отредактировано Richard Bolem (25-02-2019 16:40:53)
Arkham |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Arkham » Сгоревшие рукописи » this is how I show my love
|
Отредактировано Richard Bolem (25-02-2019 16:40:53)
С одной стороны, звонок Рихарда, извещавший о скором визите, был кстати. Им было что обсудить. С другой же… «Да мать твою, Гретта! Сколько ж у тебя шмоток?!» - очередная найденная тряпка, на этот раз у кофеварки, не глядя полетела в сторону холла, в гору уже обнаруженных ранее. И тоже в самых неожиданных местах.
Авральная уборка перед приходом Болема не была чем-то необычным. Скорее это был их небольшой привычный ритуал. Рихард звонил – Чак принимался метаться по дому с намыленной жопой в поисках того, что находится не на своих местах. Если не успевал, то делал покаянный вид, шаркал ножкой, а потом всё как-то забывалось само собой. Проверенная схема работала ровно год, пока в доме не появилась Гретта. Вот уж кто умел помножить все потуги на ноль. Даже шарканье ножкой и виноватая морда не помогали. А ведь самое забавное, что именно Чак срач не разводил. Ну, разве что в своей комнате. Но туда Болем не заглядывал никогда. Наверно инстинкт самосохранения работал.
Нет, вот почему именно сегодня, когда благодушное настроение Рихарда было просто жизненно необходимо, эта стервь разошлась на полную и свалила? Или это только так казалось и она всегда так бардачит? Очередная женская финтифлюшка отправилась за микроволновку. Пусть потом ищет. Если вспомнит.
Блядь! Вот и замок щёлкнул. Губка полетела в раковину с недомытой посудой. Всё равно он сюда почти никогда не заглядывает, а вот гора шмоток в холле незамеченной точно не останется. Парень рванул устранять улики. Чужого, к слову, преступления.
Вообще он всё чаще в последнее время ощущал себя не на своём месте. Лишним, ненужным. Щенком, которого подобрали из жалости, но который перерос свою умильность. И теперь занимает слишком много места. Мешает, путается под ногами.
Он тряхнул головой отгоняя лишние мысли. И запихивая неаккуратный ком одежды в стиралку, не разбираясь что можно вообще туда пихать, а что нет. Всё потом. А сейчас ему нужны деньги на поездку. И да, он знает, что месячный лимит ещё не вышел. И он, правда-правда, не спускал ничего на косметические новинки. Он вообще косметикой не пользуется, в отличии от кое кого. И нет, это не обида, и не ревность. И не ещё какая-нибудь сопливая херня из женских романчиков. Блядь, да он вообще сейчас не испытывает к этой блондинке ничего кроме раздражения, за потраченное на неё время. И нервы. И время. И ещё раз нервы.
Чак долбанулся лбом о глянцевый бок стиральной машинки, выбивая лишнее из головы. Это просто письмо от адвоката. Ему просто нужно съездить в Мэн. По делам. Это не какая-нибудь блажь, и не придурь. Хули он так распереживался?
Натянув на лицо привычную жизнерадостную лыбу, Грант отправился навстречу судьбе. Судьба, как и обычно, в виде Рихарда была какой-то напряжённой и не слишком жизнерадостной. Будто только и ожидала, что добротного пинка по яйцам.
- Хай! - Чак не замедлил подтвердить худшие опасения визитёра, - А жрать нечего, если только вчерашняя пицца тебя устроит.
Отредактировано Charles Grant (24-02-2019 08:24:40)
- Нечего? - подчеркнуто удивляется чех, снимая пальто, - А почему?
Чертов ключ опять застрял в замке и открыть его получилось только с магического пасса, в очередной раз - раздражение растет пропорционально растягивающейся ухмылке Чарли. Пожалуй, пора отказаться от этого баловства с honey, i'm home и заходить в дом как обычно, через портал, брошенный через расстояние напрямую до комнаты.
Рихард вешает пальто на вешалку и смотрит на Чарльза все с тем же вежливым любопытством в ожидании ответа. Ему и правда интересно, как можно потратить четыре с лишним сотни баксов на [судя по пришедшей смс] косметику и шмотки, и куда потом нахрен это деть, если таким добром завалена половина дома. Вдруг Чарльз в курсе - в конце концов, он здесь живет и должен знать, чем занимается астральная тварь днями и ночами.
- Гретты нет? Когда она обещала вернуться?.. Чертов замок опять сломан. Когда ты его, наконец, заменишь? Я битые полчаса пытался открыть входную дверь.
Рихард проходит дальше, мимо Чарльза [небрежно выглаживая ладонью по затылку и шее, соскальзывая к плечу], стремительно, едва не перешагивая комнаты телепортацией, пересекая небольшой холл, к залу на первом этаже, на ходу доставая телефон из кармана пиджака. Остановился, резко и недовольно оборачиваясь на Чарльза - мол, чего тормозишь? - обвел взглядом долговязую фигуру и поморщился. Опять эти длинные рукава. Язык зачесался сказать - иди поменяй на нормальную или вообще сними верх к черту. Весь взмыленный, взъерошенный, нервозность чувствуется всей кожей, в обычной своей домашней одежде. Гретта бы придумала что-то повеселее - Чарльзу до реализации клишированных гейских эротических фантазий так же далеко, как пешком до марса. Хоть бы пробку со стразинкой прикупил. Или лубрикант с запахом клубники. Как там сейчас говорят? Джаст фор лулз.
Раньше подобное не раздражало и в этой самой домашней мягкости чех находил особую прелесть - сейчас за футболку с длинным рукавом хотелось взять Чарльза за шею и хорошенько встряхнуть.
Рихард заглядывает на кухню, некоторое время молчит и еще более недовольно, чем до этого, цокает языком.
- Нет, отбирать у вас вчерашнюю пиццу на ужин я не буду, - медленно произносит чех, представляя, где может храниться эта несвежая пицца, не дай бог в холодильнике, где наверняка стоят на полках просроченные йогурты Гретты или какую там дрянь она постоянно тянула в последнее время. Рихард крутит телефон в руках, после вручая его Чарльзу.
- Закажи еду. Ты же наверняка знаешь быструю доставку, которая привезет еду в течение получаса. Сегодня пятница, поэтому отварное мясо и брокколи, остальное на твое усмотрение.
Посчитав проблему решенной, чех машет рукой - иди за мной - поднимается на второй этаж, ослабляя узел галстука. Не потому, что тот давит, а потому что так принято делать, приходя домой.
Отредактировано Richard Bolem (25-02-2019 16:50:59)
- Хм, дай подумать, - Чак изобразил тяжелейший мыслительный процесс, отчего лицо приняло ещё более придурковатое выражение, чем обычно. – Наверно, но я не уверен, потому, что всё закончилось? – выдав очевидное, он сверкнул улыбкой во все тридцать два, словно вот буквально только что решил одну из задач тысячелетия.
Нет, а чего Рихард ожидал? Он прекрасно знал ответ, и Чак его знал. И Гретта тоже смогла бы ответить, хотя это уже не точно. Грант иногда не понимал, действительно ли блондинка не понимает очевидного или искусно прикидывалась, работая на образ. Так зачем задавать риторические вопросы?
- Понятия не имею. Как обычно, к утру вернётся. Если не слишком увлечётся расчленением соседей или не застрянет в дверях со всем накупленным хламом, - весело фыркнув, он уже было дёрнул плечами, обозначая пожатие, но замер на середине движения, почувствовав на затылке чужую руку. Прикрыл глаза, впитывая ощущение, которым его Рихард не слишком радовал в последнее время. Невольно потянулся следом за ускользающей ладонью и понял – уже всё. Повернулся и вздрогнул всем телом, напарываясь на этот самый взгляд, который всё чаще ловил на себе. Недовольный, раздражённый. Брезгливый. Во рту мгновенно пересохло и почему-то стало кисло, а из него самого словно выпустили весь воздух. Внутри всколыхнулась и начала подниматься смесь обиды, злости и чего-то очень похожего на страх. Чак застыл, глядя на мага широко раскрытыми глазами, как кролик на удава.
А потом Рихард свернул на кухню.
И в голове осталось только: «Ой, бляаааа!» И картинка весёленькой жёлтой губки, плавающей среди гор грязной посуды.
«Не, про поездку сегодня точно лучше не заикаться», - тяжело вздохнув, парень поковылял навстречу ожидавшей его моральной порке, чуть не напоровшись на застывшего прямо на пороге Болема. Едва успел подхватить врученный телефон, несколько мгновений разглядывал его, пытаясь осознать сказанное, а потом спохватился и поспешил вслед за уже поднявшимся по лестнице Рихардом.
- Именно, сегодня пятница! Даже если кто-то и согласится “отварить” говядину, то за полчаса точно не уложатся. Но я могу сгонять в супермаркет, и потом пожарить стейки. Или мы можем вместе куда-нибудь сходить, - «Ага, Чак, охуенное предложение! Вы прям каждую пятницу по ресторанам ходите! Зачем же нарушать такую заебатую традицию?! Ты б его ещё на домашнюю игру университетской сборной позвал. Хот-доги на свежем воздухе пожрать».
Отредактировано Charles Grant (25-02-2019 20:05:29)
Надо было остаться дома. В одном из ланч-боксов в холодильнике, подписанным емким "friday" лежало все необходимое для ужина в одиночестве. Можно было заменить гарнир и десерт, отварное мясо на стейк, но от Чарльза такое каждый раз слышится чистым богохульством, причиной которого является банальная лень, и Рихард сверлит его взглядом, словно пытается понять - щенок сейчас так издевается над ним или говорит на полном серьезе. А потом его начинает затапливать любопытство, потому что он не помнит, когда последний раз Чарльз проявлял такую удивительную смелость и инициативу. Кажется, это было полгода назад. Если не больше.
Чарльз стоит на пару ступенек ниже, из-за чего разница в росте незаметна и не раздражает.
- Куда сходить? - спрашивает чех через паузу, прикидывая, что его шансы получить свое отварное мясо и брокколи все равно близится к нулю. Наверное, вопрос звучит слишком мрачно и зловеще, и Болем решает подбодрить своего воспитанника.
- Да ты не стесняйся. Я могу открыть портал в любую точку планеты.
Пытается пошутить, добавив сказанному теплоты, хотя уголки губ не поднимаются характерно для улыбки вверх:
- Хоть в Арктику.
В неловкой повисшей паузе - Чарльз почему-то не торопится ничего предлагать, а Рихард терпеливо ждет вариантов - слышно, как Йенс скребет когтями по истертым паркетным доскам и шуршит острыми короткими усами, выглядывая из-за перил снизу. К Чарльзу зугг проявляет неслыханный интерес и доверие, в противовес Гретте, на которую вечно шипит и старается убраться подальше от ее наманикюренных ноготков, словно те смазаны смертельным ядом.
У Чарльза джинсы и футболка, рукава которой поддернуты до середины локтя, забрызганы водой - в таком виде нельзя куда-то выходить из дома, и Рихард забирает у него телефон:
- Тебе нужно переодеться, - разворачиваясь, чтобы перешагнуть последнюю ступеньку, - Идем.
Он тащит Чарльза за собой, хотя его присутствие рядом не обязательно в комнате чеха, где тот аккуратно вешает галстук в шкаф, расстегивает две верхних пуговицы у рубашки и подворачивает рукава. На этом вся формальность внешнего вида перечеркивается. Рихард берет с собой зарядку и легко подталкивает Чарльза к выходу, а после - в сторону его комнаты.
Внутри предсказуемый бардак.
- Где у тебя розетка?
Рихард прячется от него в телефоне - сдвигает в сторону с кровати стопку книг, садится на край, так, чтобы хватало длины шнура, и отключается, утыкаясь в документацию схрона под щорох чужой одежды. Скрипнувшая дверь выдает просочившегося внутрь Йенса. Рихард бросает косой взгляд сначала на него, а после - на Чарльза. Забывает, как дышать и двигаться, по спине сползает вниз какая-то тряпка [футболка, рубашка, водолазка? - Рихард не может да и не хочет отвлекаться на то, чтобы идентифицировать это], закрывая поясницу. Мысленно чех уже ласкает хаотичный узор шрамов языком и губами, ведет пальцами по узкой полосе живой плоти и закрывающего ее пластика, приникая губами к загривку, как к источнику воды в пустыне.
- Ты готов? - хрипло спрашивает на немецком чех, обводя растерянным взглядом долговязую фигуру Чарльза. Для того, чтобы перейти обратно на английский, требуется усилие, - Эта тряпка... Цвет тебе не идет. Переоденься.
Отредактировано Richard Bolem (26-02-2019 06:20:37)
Чак чуть не спотыкается на очередной ступеньке, только чудом не уткнувшись носом прямо в белоснежную рубашку на груди Болема. «Он же сейчас пошутил?» - взгляд останавливается на губах мага, сейчас находящихся чуть выше уровня его глаз. Как всегда плотно сомкнуты, ни тени улыбки. Но он просто не мог всё это всерьёз! Или мог? Грант растерян. Действительно растерян, так что не может ухватить ни единой мысли из судорожно мечущихся в голове.
Он был уверен, что Рихард психанёт, пошлёт его. Он никуда с них не ходил. Никогда. Решив первые проблемы, после переезда Чака в Аркхем, Болем устранился. Казалось, его не сильно волновало, чем и с кем занят парень в его отсутствие. Они проводили вместе время, но всегда только дома.
Грант послушно позволяет утянуть себя дальше, уже на ходу расплываясь в светлой улыбке.
- Не, в Арктику не надо. Сомневаюсь, что там мы найдем себе ужин. Не будем же мы грабить пингвинов! – настроение резко скакнуло вверх. Рихард больше не злился и это главное. Что делать с недовольным Болемом, парень по большему счёту не знал. Зачастую не понимая, что же вызвало его недовольство. А спрашивать не рисковал, справедливо полагая, если маг и ответит – Грант его просто не поймёт. А если и поймёт – не факт, что сможет что-то сделать.
- А так без разницы, ты же знаешь: я дальше Мэна и не был никогда, - должно быть, он выглядел как обдолбанный идиот, но настроение действительно было отличным. Почему бы и не улыбаться? И даже визит Рихарда в его комнату не смог это настроение испортить.
Сам Чак полагал, что не такой уж у него тут и бардак. Просто обычное жилое помещение, а не стерильная чистота музейного интерьера, в которой привык обитаться сам маг.
Нырнув в шкаф, парень, не слишком задумываясь о выборе, вытянул первую попавшуюся футболку. Звуки немецкого застают его, когда он уже расправлял рукава. Обернувшись и поймав чуть мутный взгляд Рихарда, Грант облизал враз пересохшие и ставшие какими-то шершавыми губы. Болем переходил на этот язык только в двух случаях. И сейчас он совершенно точно не злился.
Быстро отвернувшись обратно к шкафу, пытаясь так скрыть смущение с изрядной долей возбуждения, Чак постарался угомонить свернувшие в совершенно однозначную сторону мысли. Да, ему всего двадцать. Хорошо, уже двадцать один. Но у него молодой, пусть и не совсем здоровый, организм, с вполне конкретными потребностями. И дрочить каждое утро в душе далеко не выход.
Скорее тут стоило насторожиться, или даже испугаться, реакции самого Рихарда на чужие (его) увечья. Только вот как раз пугаться и не получалось. Получалось очень даже наоборот.
Сглотнув, пытаясь поборот вставший в горле ком, Чак со свей возможной беззаботностью выдал:
- Не сказал бы что у меня тут богатый выбор. Может мне одолжить что-нибудь у Гретты?
И только договорив, понял – это была явно не совсем та реплика, если он тоже хотел поужинать.
- Может, - негромко отзывает чех.
В желудке отчетливо урчит - маг действительно хочет есть и действительно не против куда-то сходить с Чарльзом, хотя тот так и не смог назвать место. Но как теперь куда-то идти, да и вообще думать о еде, когда Грант играется с футболками, то открывая, то снова пряча предмет особо острого вожделения чеха, весь такой застенчиво-милый и несущий умилительнейшую хуйню.
- Одолжи, - добавляет Рихард. На потухшем экране сенсорника остается смазанный отпечаток влажного пальца - пока Чарльз что-то бурчит в ответ и нервно поддергивает рукава, чеха бросает сначала в жар, а после в холод, щекочет внутренности, сужая весь мир до двухлапого щенка, который совсем рядом.
Телефон и глупости вроде технической документации схрона перестают интересовать Рихарда. Гаджет подчеркнуто аккуратно ложится на смятое одеяло, Болем поднимается и подходит ближе - его тянет как магнитом - проводит рукой по плечу, без разочарования, потому что знает что там, под тканью.
Ему всегда было интересно, что он больше любит - самого Чарльза или его увечье и белесые шрамы, больше похожие на картину абстракциониста.
Ему нравится чувствовать этот рельеф на языке и ладонях, прижиматься плотно к искалеченной спине, изгрызать плечи, скользя по границе, разделяющей здоровый кожный покров от мертвенно-белого, пока Грант тяжело и влажно дышит, поскуливая от особо резких движений. Ему нравится, что все это принадлежит ему - красота, понятная не каждому, и то, как Чарльз прячет её от чужих любопытных глаз, хромированная, совершенная линия стоп и коленей, невозможная для обычных ног, темный матовый пластик гильз, плотно обхватывающий бледную кожу, не видевшую солнца несколько лет.
Ему нравится, что Чарльз уникален и ни у кого в мире больше нет такого чарльза.
- Сними, - требует чех, когда ему надоедает залезать ладонями под футболку и оглаживать ладонью поверх нее. Ткань лишняя, мешает - Рихард недовольно ворчит и тянет ее, торопя Гранта и помогая тому выпутаться из ненужной тряпки, а после одной рукой расстегивает ремень, потому что вторая занята. Вторая хаотично скользит, как намагниченная, по шероховатому плечу.
Чех как-то спрашивал, что чувствует Чарльз, когда он касается его обожженной в прошлом кожи, но не дождался внятного ответа. При четвертой степени ожогов снижается, либо полностью пропадает чувствительность. Четвертая степень - это повреждения суставов, из-за которого Грант вынужден часть своей новой жизни проводить на обезболивающих. Чарльз вряд ли ощущает, насколько сильно сцепляет челюсти чех на его остро торчащих лопатках.
Ему нравится, что в моменты этой слабости, делающей Рихарда восков-податливым под горячи теплом, разогревающим вены и кожу, Чарльз не пытается манипулировать им. Или делает это настолько по-дурацки топорно, что подобное можно назвать тонким просчетом, что не свойственно щенку, у которого большую часть его мыслей можно прочитать по лицу. Чех поддевает ладонью под пояс джинс, стаскивая их ниже сразу вместе с боксерами, коротко сжимает стоящий колом хер Гранта, смазывая большим пальцем по щели на головке.
- Хоть бы раз... когда я тебе звоню... - тихо и на выдохе ворчит Рихард, вдумчиво поглаживая чужие ягодицы, - Ты бы не хватался за уборку. А подготовил свою задницу. М-м... Хоть раз, мать твою, Грант...
Два пальца втискиваются в тугой анал с напрягом, рывком и сразу на две фаланги. Чех жмет Чарльза грудью к шкафу, облизывая пересохшие губы - насухую будет неприятно, им обоим - сплевывает тягучую слюну на ладонь, размазывает между ягодиц и пробует еще раз.
- Miststueck! Сложно тебе было?.. - смеется Рихард и не может перестать шоркаться небритой щекой о загривок, вслепую расстегивая свой ремень, пуговицу и молнию на брюках и так же вслепую, жадно, повинуясь инстинкту, звучащему в голове гулким током крови, настойчиво толкается в горячее нутро багровой головкой, резче и не настолько аккуратно, как следовало бы.
Отредактировано Richard Bolem (27-02-2019 11:27:05)
Кажется у него пылают уши. И шея, наверняка, тоже покраснела. Возможно, и не только она. Но ниже, начиная с лопаток, он уже не особо это чувствует. Всё же поддаётся назад, под едва угадываемые движения чужих ладоней. Ловит эти, скорее предвосхищения, чем ощущения. Просьба, больше напоминающая приказ. И Чак торопливо, немного суетливо и всё ещё, даже спустя два года, отчаянно стесняясь собственного уродства тянет недавно одетую тряпку через голову. Он не понимает, не может понять, чем же так привлекают Рихарда следы на его коже, если даже он сам невольно вздрагивает каждый раз, поймав своё отражение в зеркале. Но Болему нравится, и парень снова и снова загоняет поглубже панику и стыд, чтобы предстать перед ним таким какой есть.
Неприятное, тянущее чувство между лопаток. Наверное Рихард в очередной раз прокусил кожу. Это он тоже любит. Парень часто после секса видит следы крови на одежде. Именно там, в районе лопаток, чуть реже загривка. Порой ему кажется, что Болем может заиграться и выгрызть из него целые куски, а он этого и не заметит.
Чак мотает головой, отгоняя неприятную и такую несвоевременную картинку. По хрен! В конце концов, он ведь действительно этого не заметит. Так какая разница. Пусть только не останавливается.
Короткий, сдавленный и жалобный всхлип, когда Болем сначала обхватывает его, уже налившийся, член, словно обещая скорое удовольствие, но тут же выпускает, сминая уже задницу. Чак честно пытается вслушиваться в хлёсткие и, кажется, недовольные слова Рихарда, но они доносятся до него сквозь клубящуюся в голове муть и колотящуюся в ушах кровь нечётко, как старое скрипучее радио, мешая осознать сказанное.
А ещё ему жарко, толком не успевший подсохнуть пот, после очередной авральной уборки, проступает вновь, скатываясь неприятными каплями по вискам. Но Чак не успевает их смахнуть. С запозданием понимая, что Рихарда понесло и в этот раз будет больно.
Судорожно давится очередным вдохом, до побелевших костяшек, вцепляясь в рёбра шкафа. Успевает запрокинуть голову, что бы не биться ей при каждом толчке о ближайшую полку. А потом его накрывает. Там-то у него всё в порядке с чувствительностью. На какое-то мгновение даже кажется, что ноги не выдержат и позорно подогнутся. Но нет. У его возмутительно дорогих протезов есть свои плюсы. И им абсолютно всё равно, что именно ощущает их владелец.
Чак закусывает щёку изнутри, чтобы не скулить совсем уж явно, но полностью заглушить рвущиеся из него жалобные и пошлые звуки не выходит. Боль – это ничего, нужно просто немного потерпеть. Потом будет нормально, потом будет хорошо. И ничего, что завтра у него будет ещё та походочка. Всегда можно остаться дома, отговорившись, что его “накрыло”. Не очень-то и соврёт, к слову.
Шкаф поскрипывает так же мерзко и выразительно, как кровать; Грант ведет себя подозрительно тихо.
Наверняка опять искусал губы или щеки до крови, отрывая и проглатывая вместе с похабными вскриками и слишком громкими стонами целые лоскуты кожи, пока чех двигается размашисто и резко, сжимая чужое бедро до синяков. Цепляется за полку в поисках точки опоры [чертова мода на опенспейсы, незаметно просочившаяся из офисов в квартиры!]. Притормаживает, загнанно дыша и лаская надплечье Гранта губами и легкими укусами, потому что Грант чертовски тугой - неприятно тянет уздечку под головкой, влажно и плотно обхватывает, сжимает член, узкое нутро.
Чех не торопится с разрядкой и не засекает время на наручным механическим часам.
Запускает пальцы в темные короткие волосы [черт возьми, Грант, зачем ты подстригся?!], пытаясь сжать слишком короткие пряди, соскальзывает на шею, сжимая выше обозначившегося под кожей седьмого позвонка, а после на плечо, раз за разом в бессистемной ласке.
Это похоже на то, что было раньше, до появления Гретты.
Словно его окунуло с головой в омут, где в глухой тишине забвения остывали воспоминания прошлого.
Когда мягкость Гранта еще была интересна, а не вызывала ничего, кроме равнодушия, приправленного ощущением его неуместности в этом доме двухлапого щенка; когда Грант вызывал странную щемящую нежность и желание прижать к себе после истерично скрипящей кровати или дивана, целовать, не только шрамы, и снова трахаться, забыв о времени - стрелках на механических наручных часах, которые отсчитывали, забирали секунды, минуты и часы иллюзорной свободы и неуклонно настигали чеха, требуя возвращения в реальный мир.
Когда Рихард еще мог, забывшись, протянуть в горящее алым ухо - mein lieber - аккуратно прихватывая губами мочку.
Чех перехватывает руку Чарльза, тянет вниз, продолжая двигаться лениво и по инерции, пока по телу прокатываются отголоски сладкой послеоргазменной судороги.
- Давай, можно, - шепчет на немецком Рихард, обхватывая Гранта рукой поперек груди и накрывая напряженную плоть своей и его ладонью. Помогает дойти до разрядки, так, как, помнит, Чарльзу нравилось раньше, короткими и частыми движениями по шелковистой головке, истекающей смазкой.
Чех отступает на пару коротких шагов, растерянно смотрит на белесые капли чужой спермы на фаланге указательно пальца, и задумчиво слизывает ее, разглядывая Гранта пустым и сытым взглядом.
- Тебе нужно в душ, - наклоняется, выпутываясь из брюк, сползших до самых щиколоток, перекидывает их поперек предплечья. Довольно фыркает, расслабленно и медленно растягивая губы в отрешенной улыбке.
- Как и мне. Нам обоим.
На глаза попадается пепельница. Курит Грант явно не обычные сигареты, но, пожалуй, чех согласился бы сейчас и на косяк - мысль заставляет встряхнуться. В кармане брюк находится пачка. Рихард закуривает, усаживаясь на облюбованный край кровати, и наблюдает за Чарльзом. Тот снова начинает выглядеть каким-то неуместным в своей же комнате. Раньше, чем в голову полезут мысли о снисходительной жалости, Рихард шумно выдыхает и говорит:
- Иди ко мне.
Отредактировано Richard Bolem (27-02-2019 14:07:08)
Чак хрипло выдохнул и ткнулся лбом в сгиб локтя, восстанавливая дыхание. Определённо так было значительно лучше, чем при дежурном передёргивании в утреннем душе. В голове ещё шумела кровь, а по телу уже растекалась приятная усталость. Даже саднящая боль была лёгкой и пока не доставляла каких-то неудобств.
Себе Грант вполне мог признаться, что скучал по хорошему сексу. И Рихарду, в последнее время вечно слишком занятому. Или увлечённому чем-то, или кем-то, другим.
Но озвучивать ничего из этих мыслей не стал. Лишние сопли, кому они нужны? Уж точно не Болему, который ему совершенно ничего не должен. Скорее наоборот, это Чак ему крупно задолжал. Хотя парень был бы не против продолжить сексмарафон. Минут через пять-десять. И на чём-нибудь более устойчивом. Опрокинуть на них обоих хлипкий, и явно непредназначенный для таких нагрузок, шкаф, было бы как минимум глупо, и нихрена не смешно. Но всё же он ухмыляется, представляя, как они оба барахтаются, пытаясь выбраться из-под опрокинутой коробки и высыпавшихся из неё немногочисленных тряпок. Наверняка, Рихард бы, всегда собранный и предельно серьёзный, смотрелся в этой ситуации ещё более комично чем сам Грант, даже с его то железными ножками.
- Да, душ был бы не плох, но мне в лом, а ты меня не донесёшь, - Чак встряхивается, как мокрый пёс, приходя в себя и подтягивает, наконец, спущенные, вместе с трусами, до колен джинсы. Один хрен, всё полетит в ближайшую стирку, а так, хоть какая-то иллюзия, что он прикрыт. Глупо, в общем-то, лишне и смешно, после того, что между ними только что было, и вообще было. Но ему так комфортней. И спокойней.
Брошенный Рихардом на пепельницу, с парой раздавленных косяков, взгляд, заставляет на пару секунд насторожиться и даже напрячься. Маг иногда реагирует на самые, казалось бы, обыденные вещи, слишком уж эмоционально, но следующая же реплика успокаивает Гранта и он, расплывшись в искренней улыбке, плюхается на свою кровать, в любой другой ситуации слишком тесной для них двоих. Но они же не собираются на ней спать? По крайней мере, Чак точно не собирается пока спать.
- Мне тут пришло письмо и я хотел поговорить, но это подождёт. Ты же никуда не торопишься и завтра ещё тут будешь? Это не горит, – да-да, это манипулирование. Грубое и топорное. Чак в этом не силён, в отличии от Гретты, и незаинтересованность в голосе слишком искусственная. Рихадр наверняка его раскусил. И уже готовится что-то ответить, но Чарльз знает свои сильные стороны. Даже если не понимает, и не любит их использовать. Всего-то и надо перекатиться на живот, подставляя магу свою изуродованную спину, и сползшие на самые косточки джинсы. Как щенок подставляет как раз таки мягкое, розовое и пушистое, пузо.
А чтобы замаскировать всю собственную напряжённость, Чак тянется к тумбочке, и, почти, не гремя банками с медикаментами, уверенно и привычно выуживает уже скрученный косяк. Зажигалка тоже обнаруживается на привычном месте, рядом с пепельницей.
Отредактировано Charles Grant (22-03-2019 21:42:20)
Что-то новенькое.
Чарли так не делал… Рихард хмурится, пытаясь припомнить, когда Грант проворачивал нечто подобное, нечто очень сильно в стиле Гретты, но никак не может вспомнить. Потому что, наверное, никогда. Рука сама опускается на изуродованную поясницу, ведет пальцами выше, вычерчивая по бугристым шрамам, до свежих укусов. У Рихарда в комнате нет картин, в его другом доме стены пусты – пара постеров в стиле поп-арт, включенных в дизайн-проект, не в счет. Он не замечает их так же, как цвет стен или дурацкие цветы на подоконнике.
[всем было бы проще, если бы он так же не замечал бардак, царящий в этом двухэтажном доме]
Его личная картина – это Чарльз. Даже когда тот кутается в свои тряпки. Уж кто-кто, а Рихард знает, что под ними, а сейчас еще и видит. Исследует как в первый раз, словно заново – это всегда так – пока ведет ладонью то вверх, то вниз, к самому поясу сползших джинс, то к бокам, на которых при вдохе проступает рельеф ребер, на которые спускается диковинный белесый узор.
Рихард думает о том, что он выходит из этого дома с Греттой, но уже давно [так же, как тот не вел себя так?] не выходил никуда с Грантом. Он ловит себя на мысли, что хочет показать ему мир за пределами штата Мэн.
Что он хочет показать миру Гранта, знать, какой он настоящий, под слоем тряпок, держать за руку и чувствовать… ощущать… [мысль скользит, теряется, путается, как прозрачная леска] что Грант – его. Не только в этих стенах. За их пределами.
- Знаешь, ты прав, - наклоняться, чтобы прижаться губами к великолепию хаотичного, вылепленного пламенем пожара рисунка, неудобно, и Рихард нажимает пальцами сильнее позвоночник, то выступающий каждым отдельным позвонком, то проваливающийся в выемку между мышц, - Нам надо выбраться куда-нибудь на днях.
Какая-то ебанная гейская романтика. Но эта идея заполняет сознание, нравится ему все больше и больше. На деле все, конечно, гораздо проще. У него снова начинает вставать и отчитывать Чарли за марихуану совсем не тянет. Как и ковырять его явное желание рассказать про какое-то письмо.
Господи, кто вообще ему может писать? Кто и зачем.
Чех мнет белую кожу между лопаток, оторваться не может, шумно выдыхает, когда в нос забивается непонятный запах – ганджи – петляющей дымом от самокрутки, которую Грант раскуривает азартно и шумно.
- Ты же в курсе. Я не знаю, - честно отвечает Рихард, - когда мне придется уйти. Возможно, останусь до утра. Возможно – нет.
В пятницу герр Сейдж вряд ли сдернет его куда-то. Герр Сейджу плевать, что сегодня пятница – удавка проклятья может сжаться вокруг шеи в любой момент. Оба утверждения верны, Рихард прячет ухмылку, скорее по привычке, потому что Грант не сможет ее увидеть, и подчеркнуто небрежно заканчивает.
- Я никуда не тороплюсь.
Дым не вызывает отторжения, хотя его становится все больше с каждой секундой и он пропитывает горькой приторностью одежду.
- Стало хуже? Твои суставы.
Грант как-то объяснял, что покупает марихуану в аптеке по медицинским показаниям. Рихард проверил – щенок не врал. Да и бесконечные таблетки – на кухне, здесь, в тумбочке, в ванной, забытые банки и упаковки в зале – часть из которых отпускалась по рецепту, не врали тоже.
Пепел с сигареты, зажатой между зубов, падает на белую спину. Рихард торопливо стряхивает его на пол, которому уже ничего не страшно, тушит окурок, едва не столкнувшись с рукой Гранта у пепельницы.
- Что ты находишь в этом, в этом… наркотике? – с интересом спрашивает чех.
Щенок не врал, но он не верит, что обычная трава снимет болевой симптом лучше синтетической химии. Пальцы второй руки сами забираются под приспущенный пояс джинс, ровно по ложбинке, ниже которой наверняка уже стекает по мошонке вязкая сперма, и выразительно нажимают на ягодицу.
Желудок урчит.
Рихард запускает пальцы в темные волосы, пропускает пряди, перебирает их, начиная улыбаться, говорит как-то растерянно и почти мечтательно:
- Если я зайду за тобой 23ого после учебы? Оставишь машину на парковке. Заберешь на следующий день. Выберемся куда-нибудь. Покажу тебе, что есть за пределами штата Мэн.
Наверное, Грант чувствует стояк, упирающийся под ребра. Но они же оба знают, что чех приходит сюда не за домашними пирогами и не для семейного ужина за обеденным столом.
Или нет?..
- Ты дочитал «Основу формул»? – спрашивает так, словно всерьез намерен обсуждать магический трактат прямо сейчас, когда один из них только в одной лишь рубашке, а второй в джинсах. Наклоняться неудобно, но Рихард дотягивается губами до надплечья и прихватывает коротко и мягко там, где до этого успел укусить.
Отредактировано Richard Bolem (26-03-2019 01:51:25)
Вы здесь » Arkham » Сгоревшие рукописи » this is how I show my love