Это было невыносимо. Все это! От дурацкого розового пеликана - это фламинго, Бальдассаре! - до мерзкого Тони, который не желал тратиться на то, чтобы купить ему трусы, вместо это размахивая чуть ли не перед самым носом своими якобы выстиранными боксерами. Бальди сомневался, что они такие уж чистые. Видел он эти стиральные машинки в подвале мотеля. Они выглядели как нечто из прошлого века, готовое развалиться в любую секунду от малейшей натуги при стирке хоть чего-то более весомого, чем носовой платок. Так что Бальдассаре не был уверен, что эта доисторическая техника действительно стирает трусы Гарсиа, а не поласкает их, лишь размазывая по ткани и своему жестяному барабану всякую мерзкую дрянь. Что именно за дрянь размазывается во время стирки Бальди старался не думать. Особенно он старался не думать об этом, когда с тяжким, чуть ли не предсмертно мучительным стоном решился все же натянуть боксеры Тони на свою тощую задницу. Большие, они то и дело сползали ниже положенного, оголяя верхнюю часть ягодиц. Приходилось терпеть. Терпеть вообще приходилось многое. Излишнюю болтливость Гарсиа, который, казалось, не понимал, что Бальдассаре не хочет с ним разговаривать ни о погоде, ни о фильмах, ни о том, что случилось в лесу. Нескончаемое желание Тони накормить его всякой дрянью, потому что единственная плита в мотеле сейчас находилась на ремонте. Бальди кривился, но послушно ел пиццу, гамбургеры и картошку фри, уплетая их чересчур уж быстро для чупакабры, которому подобная еда не нравится. Давку в маленьком туалете, который по совместительству выполнял еще и роль ванной, каждое утро, потому что Тони не видел ничего зазорного в том, чтобы справить нужду в то время, пока Бальдассаре чистил зубы. Мерзкий Хуетни! Бальди кричал, топал ногами, размахивал зубной щеткой, отчего во все стороны летели брызги его слюны и пасты, но Тони не выходил из ванной до тех пор, пока не стряхнет последние капли мочи с члена. А эти тонкие стены?! По ночам Бальдассаре долго не мог заснуть и ворочался с боку на боку на кровати, то накрывая голову одеялом, то прижимаясь лицом к подушке в тщетной попытке скрыться от стонов и скрипов, раздающихся со всех сторон. Не ночлежка, а какой-то притон любви! Гарсиа же все эти звуки спать не мешали, и Бальдассаре испытывал в мучительные минуты ночи к дрыхнувшему Хуетни горькую смесь чувств из зависти и ненависти. Отсыпался Бальди днем, если только Тони не мешал ему очередной ерундой: надо поесть, Бальдассаре; я тут принес фильм из проката, давай посмотрим; ты хочешь пиццу с курицей или немецкими колбасками? И наконец... Нужно заняться твоими ранами.
Это самое "заняться твоим ранами" было невыносимее всего! Омерзительно. Но выбора-то действительно не было, и Бальди приходилось терпеть. Обернувшись в свою истинную форму, он прижимался к кровати, прихватывая слюнявой пастью край одеяла или простыни, пока склонивший над ним свою морду Тони, обжигал загривок вонючим дыханием, проходясь широкими мазками шершавого языка по уродливым ранам, которые постепенно превращались в уродливые шрамы. Гарсиа говорил, что рано или поздно они станут лишь воспоминанием, но, пока они жутко ссаднили и чесались, Бальдассаре было не так-то просто о них забыть. То и дело он ловил себя на том, что пытается покусать собственное зудящее плечо или уже во всю расчесывает когтистыми лапами загривок, так что только-только затянувшиеся раны вновь покрывались кровянистой росой, проступающей из-под содранных корост. Лечение затягивалось. Бальди пытался не думать о Луке. О том, как тот, наверное, сходит с ума, ищет его, в сотый, если не в тысячный раз названия на телефон, то ли забытый дома, то ли посеянный в лесу во время драки. Гадкое чувство вины поднималось к горлу приступами тошноты, от которых не помогали избавиться ни вишневая содовая, ни жирная сырная корочка пиццы, ни собственно понимание того, что Мария, Катарина, да и сам Лука, если на то пошло, иногда не появлялись дома целыми неделями. Но это же они! А это он. Бесполезный, тупой, слабый, никчемный и не способный самостоятельно выжить в этом чертовом мире, нашпигованным опасностями, как сыром на канапешках, Бальдассаре. Наверное, они уже и не ищут его. Похоронили, небось. От подобных мыслей вина и стыд крошились в пыль, из которой вырастали жгучие обида и злость на родных. То-то он утрет им носы своей самостоятельностью, когда вернется домой. Только вот когда он вернется? Оказалось, что такая возможность представится гораздо раньше, чем Бальди предполагал.
Они уже готовились ко сну. Точнее Бальдассаре старательно готовился, начищая зубы до скрипа щеткой, а Тони валялся на надувном матрасе, куда был выселен за неимением второй кровати, когда в дверь постучали. Бальди каждый раз вздрагивал и замирал, когда тонкая, словно бы попросту вырезанная из картона дверь, сотрясалась от ударов, но обычно это оказывалась или пожилая горничная, которая вечно забывала в номере тряпку или очередную вонючую банку с полиролью, или парень курьер с пакетом или коробкой, до верху заполненными жиром и холестерином. Пару раз заглядывали жильцы из соседних номеров с мелкими одолжениями - чай там, кофе, штопор или презервативы - по мнению Бальди, они вполне могли потерпеть с этим до утра или найти все в магазинчике на первом этаже, но Тони был другого мнения. Сама, блять, любезность. Вот, наверное, и в этот раз он широко улыбнется и с радостью отдаст взаймы... Пиво? Нож? Остатки своей совести? Не вынимая щетки изо рта, Бальдассаре выглянул из-за двери ванной и тут же поспешно спрятался обратно, давясь зубной пастой, отчего небо и горло обожгло мятой. Это был папа. Стараясь подавить кашель, Бальди сплюнул вязкую пену в раковину. Его сердце колотилось как сумасшедшее, ладони взмокли, кишки скрутились в болезненный узел и нестерпимо захотелось выблевать недавний ужин. Что делать? Что делать? Лука злился. Прикусив губу, Бальдассаре захлопнул дверь ванной комнаты, закрывая ее на хлипкий шпингалет. И что дальше? Собственное мятное дыхание опаливало губы и прижатую к ним ладонь. Меньше всего на свете Бальди хотел бы сейчас встретиться с папой. С папой, которого он любил, обожал и каждое слово которого воспринимал как истину в последней инстанции. Что же делать? Закутавшись в куртку Уоррена, с которой Гонсалес младший не расставался ни на секунду, Бальдассаре забрался на унитаз, прижавшись испуганно подрагивающей задницей к его холодной крышке.[icon]http://sh.uploads.ru/NG9PM.png[/icon]

Отредактировано Baldassare Gonzalez (13-03-2019 21:06:07)