Что останется от нас после нашей смерти? Наверное, каждый хотя бы один раз в жизни, но задавался подобным вопросом.  Бренное тело можно закопать в землю, дожидаясь, пока плоть начнет гнить и станет прекрасной почвой для размножения и питания червей, а когда они закончат свою работу, останутся лишь кости, практически идентичные с аналогичными костями любых других людей. Можно сжечь тело и хранить прах в специальном сосуде, некоторые из которых и вовсе представляют из себя предмет искусства (что, к сожалению, не всегда соответствует тем, кто в них навечно заключен), а можно развеять где-нибудь над Атлантическим океаном или с вершины Эвереста. Все зависит от креативности усопшего, что была присуща ему, конечно же, еще при жизни, ну или от того, насколько сильно он ненавидел своих родственников, которые будут вынуждены лезть на гору или ехать на побережье, лишь бы выполнить прописанные в завещании условия. В Мексике, например, принято всей семьей, включая маленьких детей, ухаживать за останками, время от времени наведываясь на специальные кладбища, доставая кости бабушек и дедушек, и заботливо протирать их салфеточками. Пожалуй, не каждому дано принять для себя столь странное, но несомненно заботливое отношение к предкам. А может статься и так, что окоченевший труп будет валяться где-нибудь в канаве, в глухом лесу или на дне морском. Оно может стать пищей для падальщиков или рыб, а может просто сгнить, удобрив собой почву. По кому-то будут профессионально и навзрыд страдать специально нанятые плакальщицы, а о ком-то никто даже не вспомнит, и будет этот Джон Доу, в лучшем случае, завернут в кусок белой ткани, и сброшен в общую могилу таких же как и он. Вот только, каким бы не был исход, конечный итог один и тот же. Человек просто перестает существовать в этом мире. И от него могут остаться лишь две категории – память и вещи. И если память важна скорее тем, кто питает ее своей энергией, то вещи – штука для живых куда более полезная.

Ковач немного нервно вертел в руках перстень, не забыв при этом надеть перчатки. То ли это была привычка его как антиквара, не трогать голыми руками предметы старины по вполне понятным причинам, то ли к ней подмешалась и нормальная магическая осторожность, ибо мало ли что там могло быть в этом перстне. А разбираться с последствиями совершенно не хотелось. Бывший владелец вещицы умер закономерно, но не слишком хорошо. Будучи человеком весьма богатым, он напрочь забывал о том, что не вечен, и всегда есть вероятность прекратить свое веселое существование. И, судя по всему, он этого боялся, в противном случае с какой стати ему было бы искать мага, специализирующегося на создании различных артефактов, дабы отвалить ему, образно говоря, мешок золота за амулет, поддерживающий здоровье. По крайней мере, заявлено было, что с перстнем проводились соответствующие манипуляции. Сам Исаак в этом отчасти сомневался. Будучи хорошим специалистом, он мог сходу определить, в какое время, в какой стране, а в случае эксклюзива и кем было создано изделие. В магических артефактах мужчина разбирался не хуже, но в данном случае его что-то смущало. Как будто все было слишком очевидно. А это могло таить в себе внушительный подвох. А еще Ковач знал, что последнему владельцу этот перстень не под заказ делали, он приобрел его не самым честным путем, и вот это проследить уже никак не удавалось. А чтобы обозначить цену изделия, которая могла быть даже значительно выше, чем антиквар предполагал изначально, нужно было знать, кто был предыдущим владельцем. Все привычные способы получения информации уже были испробованы. И их нулевые результаты и привели Ковача к последнему, неожиданному варианту – обратиться к Элайдже Фонтейну.

Сейчас, оставив машину неподалеку от входа в городской парк, и ступив на его немноголюдные аллеи, Исаак неспеша направлялся к условленному месту встречи. За свои сто тридцать, мужчина не раз встречал тех, кто утверждал, что способен вызывать души умерших. У него был свой личный интерес к людям с подобной способностью, а потому чего только Ковач не насмотрелся. Он видел тех, кто терзал несчастную доску Уиджи, царапая деревяшку швами дна блюдца, и тех, кто заставлял свечами целые залы, вовсе не боясь спалить все к чертовой бабушке, и облачившись в одежды, одновременно напоминавшие сутану католического священника и балахон ку-клус-клановца, носился среди этих свечей, крича, что призраки среди нас, и даже тех, за кем во время встречи приехали специальные службы, потому что двумя днями ранее этот предприимчивый дедуля в пятый раз за два месяца сбежал из местной психиатрической больницы. В общем, у Исаака был богатый опыт, и если бы он захотел написать сборник юмористических рассказов про идиотов, этого опыта хватило бы с лихвой. Но вот только хотел он совершенно другого.

Кажется, он пришел несколько раньше, а потому сейчас присел на скамью и закурил. Он знал, что Фонтейн – человек публичный, а потому решил, что лучше встретиться здесь, благо в это время парк далеко не самое популярное место, нежели приковывать к себе лишнее внимание в каком-нибудь ресторане. – Здравствуйте, мистер Фонтейн, - Исаак поднялся, протянув руку для рукопожатия. Иногда он невольно обращал внимание на то, что за все эти годы жизни так и не избавился от своеобразного произношения буквы "р", хоть и говорил на ряде языков без акцента. Вот и сейчас это почему-то всплыло снова. Скорее всего, от легкого скрытого волнения. - Спасибо, что согласились на эту встречу. – они вкратце уже обговорили причину этой самой встречи, а потому, Ковач решил, что не будет ничего страшного в том, чтобы сразу перейти к делу. – Я буду Вам очень благодарен, мистер Фонтейн, если Вы сумеете мне помочь, - о том, что он готов был поблагодарить мага и материально, было неприлично упоминать вслух, ибо подразумевалось само собой, и вопрос цены сейчас вопрошающего мало волновал. В конце концов, если Элайдже удастся сделать то, ради чего они сейчас здесь находятся, то в итоге Исаак мог в дальнейшем получить несоизмеримо больше. Ибо то, что он мог бы получить в дальнейшем, нельзя измерить в формате материальных ценностей.  – Это та вещь, о которой я и говорил, - Ковач достал из кармана пальто небольшой мешочек из плотной ткани, протянув его Фонтейну, - Наверное, Вам нужна от меня небольшая предыстория? То, что мне уже известно?

Исаака совершенно не волнует, во что одет его собеседник. Он может ходить с зонтом и в темных очках, а может в каком-нибудь комбинезоне кислотных оттенков – не важно. Все, что имеет значение – это уровень профессионализма. И о нем Ковач слышал достаточно, чтобы договориться об этой встрече. Поэтому на замечание о зрении мужчина лишь понимающе кивает. Что ж, можно быть сколько угодно талантливым магом, но все же иметь некоторые, скажем так, проблемы со здоровьем. Это не его дело, и выказывать сочувствие или, тем более, интерес было бы крайне неуместно. Их встреча должна носить исключительно деловой характер, по крайней мере, пока. Пока не получится разобраться с той вещицей, что сейчас покоилась в холщовом мешочке в ладони Исаака. И если все пройдет гладко, можно будет перейти к куда более серьезным вещам. Более личным для самого Ковача. К тем, что тревожат его уже многие десятилетия, и ради которых, как бы пафосно это не звучало, он встает по утрам. Каждый день.

- Если чисто внешне, то простой перстень, - Исаак чуть улыбается. Реакция Элайджи была интересной. Сам Ковач с трудом мог себе представить, как некоторые маги умудряются считывать информацию с вещей. Вот так легко и просто, не имея никаких вводных данных. Впрочем, у него была другая специализация. Более распространенная. Таких же специалистов как мистер Фонтейн он не знал лично, потому каждая, даже самая малейшая реакция, была сейчас на вес золота. – По моим подсчетам ему около пятиста лет. Незамысловатый орнамент, заключенный в почти правильный круг. Весьма качественная бронза. Впрочем, Вы, вероятно, не это хотели услышать? – сам Исаак наотрез отказывался прикасаться к этой вещи руками. Опыт подсказывал ему, что неизвестные предметы старины, а тем более, если есть подозрение, что это настоящий магический артефакт, голыми руками трогают либо идиоты, либо самоубийцы. 

- Последний владелец погиб. И гибель его была… - мужчина сделал небольшую паузу, будто бы подбирая максимально подходящие в данном случае слова, - Не самой приятной. – слишком жестокое убийство приятным быть не может. Ковач не знал всех подробностей той истории, но и общих сведений было более чем достаточно. – Его убили. Полтора года назад.  – они неспеша шли по парковой аллее, все же погода в ноябре уже не располагала к долгому нахождению на улице без движения. Исаак машинально поправил воротник пальто, поднял его, почувствовав очередной порыв прохладного ветра. – Также мне известно, что хозяин перстня, каким бы недальновидным он не был, за свою жизнь все же опасался. И весьма серьезно. Данный перстень, предположительно, должен был его защитить. И эта защита стоила ему воистину неприличной суммы, однако, - Исаак вздохнул, безо всякого сожаления. Пожалуй, он уже слишком давно разучился жалеть о каждой смерти, о которой он слышал. Эти вести не могли пробить панцирь, в который он заключил себя сам. Когда тебе с лихвой хватает своих личных эмоций, нет необходимости получать новые и новые извне. – Ему это не помогло. – здесь можно было лишь развести руками. Итог был известен.

- Меня смущает, как бы сказать точнее, излишняя открытость, - Исаак старался говорить максимально доступно, нисколько не сомневаясь, что перед ним весьма умный человек, но все же специализировался он на других вещах, а потому мог не знать о каких-то нюансах артефактологии просто-напросто за ненадобностью. – Обычно мастера стараются максимально скрыть истинное действие изделия. Тем более, если они призваны защищать владельца. – и это было логично, ведь если желающий напасть, причинить вред и даже убить, сможет слету определить, что объект защищен тем или иным амулетом, обойти защиту будет куда проще, какой бы сильной она не была. Защитные функции должны быть сюрпризом, а не открытой книгой. – Здесь же все как на ладони, видите? Кстати, мистер Фонтейн, можете открыть посмотреть, но трогать без перчаток не советую все же. – Ковач не знал, как именно Элайдже комфортнее работать, не исключено, что возможность визуального контакта тоже играет какую-то роль. Исаак не торопил, вообще не имел такой привычки. И в данном случае точно также – ему был важен результат, но не скорость.

Это и правда было безумно интересно. И потому Исаак слушал максимально внимательно, впитывая каждое слово. Начиная доподлинно понимать, что за вещь попала в его руки.

Ковач бы соврал, скажи он, или даже подумай, что совершенно не боится смерти. Этот страх присущ любому живому существу, а его отсутствие лишь показатель той или иной степени девиации. Ведь как известно, герои, которые сознательно жертвуют своей жизнью, с точки зрения психологии люди не совсем здоровые. Впрочем, героем Исаак тоже не был. И, наверное, к счастью. И если он и отчетливо понимал, что привыкнуть к чужой смерти – можно. И отчасти успел привыкнуть к ней сам, отстраненно, если речь идет о людях ему близко не знакомых. То к своей… Вряд ли. Вероятно, ныне покойный бывший владелец перстня настолько был обеспокоен своей возможной кончиной, что готов был идти на крайние, и при этом сомнительные меры. Его нельзя осуждать за страх, конечно же, если только за недальновидность. С другой стороны – никто вообще судить права не имеет.

- Интересно, - говорит Исаак медленно и задумчиво, все еще переваривая услышанное от Фонтейна. – Разве что мне пока сложно представить – зачем? – то ли сам Ковач привык вести дела максимально честно, насколько это возможно в его профессиональной среде, а потому, выполняя определенный заказ, ему бы вряд ли пришло в голову делать такие… сюрпризы. То ли от его понимания все еще ускользало нечто важное. Слишком важное. – Откровенно говоря, мне не доводилось сталкиваться с подобными вещами, - и правда, мужчина бегло перебирал в памяти различные типы артефактов, с которыми он когда-либо работал, делал сам или просто встречал на своем жизненном пути, но ничего аналогичного по составу и действию там совершенно не находилось,  - Как Вам кажется, мистер Фонтейн, эта вещь была сделана под конкретного человека? – действительно важный для Исаака вопрос. Положительный ответ, само собой, значительно увеличивал цену перстня. Но в тоже время практически сводил на нет его дальнейшее использование по назначению, без внесения коррективов. А сам Ковач уж точно не стал бы копаться в той магии, что уже была вложена в данный артефакт.

Основное, пожалуй, артефактолог для себя понял: ему просто нужно избавиться от этой вещицы, желательно, с выгодой для самого себя. Да, это был интересный экземпляр, но явно не настолько, чтобы засесть с ним в кабинете на двое-трое суток, изучая, анализируя, пытаясь в нем досконально разобраться. И маг не строил иллюзий, что отчасти – перстень был лишь хорошим предлогом. Однако, как выяснялось, перейти к более волнующей мужчину теме было сложнее, чем он себе представлял. – Я благодарен Вам за помощь, - Исаак чуть улыбнулся, - Благодаря тому, что Вы сейчас рассказали, мне стало наконец-то понятно, что это за вещь, - и тем самым была решена одна из мелких, но насущных проблем. Все же Ковач терпеть не мог держать у себя артефакты, не зная и не понимая до конца их действие и его направленность.

- Могу я задать Вам вопрос, мистер Фонтейн? – Исаак достал из кармана портсигар, закурил, неспеша, пусть они и выбрали место встречи парк, где отнюдь не было тепло. – Я смотрел Ваши… шоу, - и это было правдой. Более того, в какой-то момент Ковача происходящее вполне увлекло, и он, кажется, просмотрел, как минимум, больше половины. Та магия, которой пользовался Элайджа, была ему знакома лишь в весьма скромной теории. Ибо практиковался он сам в совершенно иных областях. – И мне правда интересно, какие должны быть условия для установления связи с… призраками? – Ковача несколько смущала его собственная терминология. Он так тщательно и долго изучал именно астральный мир, в поисках – душ, призраков, да назвать можно как угодно. А вдруг это было зря? Вдруг, если такой контакт вообще возможен, то его техника лежит совершенно в иной плоскости?

- Оплошность, - Исаак кивает, на какое-то время просто молча делая шаг за шагом, по аллее аркхемского парка. Становится зябко, но не настолько, чтобы сейчас же направиться прочь, сесть в теплый салон автомобиля и уехать. Спрятанный в ткань перстень, уже покоился в кармане пальто. И Ковач совершенно точно знал, что станет с ним делать. Эта история для артефактолога была закончена. Быстро и, пожалуй, наилучшим образом. Но была и другая, достойная куда более серьезной и важной для мужчины беседы.

Исааку показалось, что Элайдже даже понравился этот вопрос. Как обычно бывает, когда человека спрашивают о деле всей его жизни, о чем-то, в чем он прекрасно разбирается, что любит всем  сердцем, и чему придает огромное значение. Что ж, тем лучше. Тем больше шансов узнать максимальное количество интересующей мага информации.  – Астральные сущности? – Ковач будто бы зацепился за столь знакомое словосочетание. Сколько лет он уже изучал Астрал, сколько бродил по знакомым и незнакомым местностям, но так и не нашел ни единого знака, ни одного подтверждения тех потрясающих теорий, гласящих, что нечто, что проще и понятнее всего называть душами, после смерти человека в этом мире, попадают именно в астральный план. Что там они обретают столь желанный вечный покой или даже блаженство в райских кущах, или же вечное страдание в отдаленных и ужасающих уголков этого бесконечного пространства.

Воспитанный в весьма религиозной семье, так причудливо и умело сочетавшей хасидизм с магией, Исаак до сих пор во многом придерживался привитых с детства догм и правил. Как и веры в целый ряд различных вещей. И это отнюдь не ограничивалось определенными привычками в питании и празднованием самых крупных религиозных дат. Он верил, или же хотел верить, (возможно вопреки), что после смерти остается что-то еще. Возможно, недоступное для обыденного понимания.  И пусть магия не может дать точного ответа на этот вопрос, запретить верить в данное мужчине не могла ни она, ни религия.

- Им становится легче, потому что они получают то, что хотят услышать, - Исаак сдержанно улыбается, беря небольшую паузу, - Я понимаю, мистер Фонтейн. И не вижу в этом ничего предосудительного, если Вы вдруг подумали об этом, - пожимает плечами, будто бы извиняясь за собственные расплывчатые формулировки, - Я не особо сведущ в некромантии, как и в общении с… астральными сущностями такого плана, - звучит это несколько странно, конечно, но Ковач старался лишь максимально точно донести свою мысль. Если ему посчастливилось сейчас общаться с магом, обладающим в этих областях обширными знаниями, то этот шанс было бы безумно глупо не использовать максимально возможным образом. К тому же, он не искал утешения, в отличие от многих, кто обращался к Фонтейну. Он искал правду. И был отчего-то уверен, что многие ее части сможет получить именно из этого разговора. – Если считать, что они хотят этого общения. Какие могут быть прочие условия? – Исаак машинально потянулся в карман, вновь доставая портсигар и закуривая, также автоматически протягивая его собеседнику, - Простите, я правда слишком мало знаю об этом, но, например, давность гибели? То, как именно погиб человек? Наличие фактического захоронения, в конце концов, это имеет значение? – он мог бы сказать прямо, но не спешил, интересуясь пока лишь общими чертами. И искренне надеялся, что все это не выглядело назойливо, нагло или глупо.

- Не суди, как говорится, - Ковач сдержанно улыбается, чуть поводит плечами от внезапного порыва ветра, ненадолго вновь проваливаясь в собственные размышления. Святых не существует на земле. В этом Исаак был убежден, и чтобы изменить его убеждения, пришлось бы слишком сильно стараться. И если кто-то и может судить других, то только Б-г. Уподобляться было бы воистину кощунственно. Праведников же мужчина видел своими глазами. Тех, кого позже так нарекли. Людей, самых обычных и разных, таких же грешных, но творивших добро для других, зачастую рискуя своими жизнями и благополучием.  Так как он мог судить или осуждать? Никого и ни за что.

- И часто у них остаются здесь незавершенные дела? – можно ли вообще быть настолько готовым к собственной смерти, чтобы уйти, не оставив ни малейшей зацепки, ни единого мимолетного сожаления о том, что что-то сделал не так, а что-то не сделал и вовсе. Что-то не успел, что-то кому-то недосказал. Пожалуй, будь нечто такое на самом деле, Исаак мог бы с абсолютной уверенность заявить, что завидует этому человеку.

Когда живешь дольше, чем отведено обычному человеку, невольно не раз смотришь смерти буквально в лицо. Видишь, как покидают этот мир те, кто когда-то был тебе практически ровесником. Так может быть и по этой причине чистокровные магические семьи так отгораживают себя от других людей? Может ли быть это своего рода защитной реакцией психики, чтобы не сойти в итоге с ума, когда на протяжении среднестатистической жизни мага лет так в двести пятьдесят, от того количества смертей вокруг, свидетелем которых он неминуемо становился? Вот только это была тема для совершенно иных размышлений. Сам Ковач, как и большинство его ровесников из числа магов, родились и жили в то время, когда смерть была за каждым поворотом, углом дома, фонарным столбом. Когда полы ее черных одеяний, словно бесконечные крылья, раскидывались над городами и странами, сметая всех на своем пути.  Так неужели среди ее молчаливых жертв, счет которым – миллионы, могло не остаться ничего незавершенного на этом свете? Пожалуй, в это мужчина поверить пока что не мог.

- Я не хочу, чтобы Вы думали, мистер Фонтейн, будто бы это праздное любопытство, - Исаак не видел смысла лгать, отвечая лишь откровенностью на откровенность. – Или лесть, - на своем пути маг встречал достаточное количество обманщиков, кричащих направо и налево о подобных своих способностях. Ему было с чем сравнивать, если говорить прямо. – И само собой, этот разговор останется между нами, - он согласно кивает, ни имея ни малейших причин или же желания с кем-либо обсуждать их с Элайджей беседу.  – Насколько уместно будет просить Вас о том, о чем Вы сейчас мне рассказывали?