Предложение посетить Ежегодное собрание Американской Психиатрической Ассоциации Себастиан Валентайн получил вечером 17 ноября. Развернутое деловое письмо с деталями потенциальной командировки было прислано на электронную почту, и доктор практически сразу досконально изучил его, обдумывая в голове каждое прочитанное слово.

«…Мы бы были очень признательны, если специалист такого уровня посетил бы нашу научно-практическую конференцию и рассказал бы о своем психотерапевтическом опыте…»

«…Все расходы на перемещение и проживание организатор берет на себя…»

«…Вы можете взять с собой одного личного ассистента, который сможет посетить данное мероприятие вместе с вами и набраться теоретического опыта…»

Двухдневная командировка в Нью-Йорк была интересным поводом развеяться от однообразной тяжелой рутины в пределах больницы Святой Анны, а также являлась отличной причиной вырваться из маленького магического городка – подальше от всей этой волшебной истории с вампирами, оборотнями и прочими представителями нечеловеческих сущностей. Постоянное пребывание в месте, пропитанным сверхспособностями, очень тяготило Себастиана, поэтому он с невыразимым удовольствием принял приглашение посетить конференцию, но исключительно в качестве гостя, а не спикера, как изначально было заявлено.

А что на счет ассистента… Ноэль был слишком занят делами дома и не мог найти время даже на короткую встречу; Форрест перестала объявляться в жизни Себастиана после той истории с «гляделками» - и такое неожиданное исчезновение было ей абсолютно свойственно; остальные знакомые же вряд ли бы согласились составить врачу компанию в этом медицинском приключении. Хотя…

Себастиан скинул Калебу информацию о потенциальной поездке по электронной почте, и сделал лишь короткую приписку в самом низу письма: «Отличный повод повидать семью, не находишь?». Доктор знал, что младший Петтерсон родом из Нью-Йорка и, судя по коротким рассказам Роя, имеет довольно тесную психологическую связь со своими родителями. Да и к тому же Себастиан предполагал, что юноше могло быть интересно посетить такого рода мероприятия ради повышения собственной эрудированности. А если все-таки нет, то слетать домой бесплатно всегда приятно.

Некоторое время Калеб принимал окончательное решение – позднее, в телефонном разговоре, в его голосе звучало сильно сомнение, которое доктор постоянно ломал очередным холодно высказанным аргументом (вроде «Обещаю, будет очень интересно посмотреть на науку под таким углом», «Твоя семья, полагаю, будет очень тебе рада» и «Все равно из-за урагана ты пока не работаешь, почему бы не развеяться?»). В конце концов Петтерсон сдался и прислал свои паспортные данные для оформления билетов на самолет.

Конечно, всех этих изматывающих транспортировок между городами и штатами можно было избежать, воспользовавшись порталами, который спокойно создал бы, например, Андрей Найтшейд. Но сама идея этого двухдневного «трипа» была основана на полном отказе от проявления магической силы, поэтому в поездке на такси до Международного аэропорта Логан в Бостоне и в прохождении стандартного паспортного контроля была своя отдельная прелесть.

Уже перед самой посадкой Калеб выглядел совсем растерянным – его руки крепко сжимали лямки дорожного рюкзака, а непослушная челка то и дело соскальзывала со вспотевшего лба на глаза. Доктор же чувствовал себя совершенно обычно – равнодушное выражение лица, длинное классическое пальто до колен и саквояж в правой руке как стандартный атрибут служителя медицине и науке. Эти двое заметно контрастировали друг с другом, от того проходящие мимо люди ловили себя на мысли, что этот молодой сын совершенно не похож на своего отца.

- Ты как, нормально? – спрашивает Себастиан Калеба уже после того, как самолет набрал высоту. Их полет займет меньше часа, так что уже в 12 дня они будут выезжать на специализированном трансфере из аэропорта Джона Кеннеди прямо в сердце города небоскребов.

А пока – можно поговорить.

Отредактировано Sebastian Valentine (20-02-2019 20:57:44)

Конечно, Себастиан совершенно не хотел, чтобы Калеб присутствовал на предстоящем медицинском консилиуме без собственного желания и будучи заставленным ехать туда, куда он ехать категорически не хотел. Поэтому план предстоящей поездки был предельно прост – они в паре оба добираются до Нью-Йорка, по дороге обсуждая потенциальное расписание, а потом, доехав до Манхеттена, расходятся каждый по собственным делам. Калеб – к родителям, девушке или просто к близким сердцу местам; Себастиан – в конференц-центр Якоба Явица, к коллегам, партнерам и просто различным светилам науки. Предложение доктора поехать вместе не обязывало совершенно ни к чему, но этот момент было необходимо уточнить заранее, чтобы ни у кого не возникало лишних вопросов. К сожалению, Валентайн был слишком занят в последние дни на работе, чтобы выделить минуту на объяснение своей позиции. В таком случае нужно было прояснить данный вопрос сейчас.

- Не особо. Естественно, в первую очередь я собираюсь с интересом выслушать спикеров на этом мероприятии, и, возможно, повидать старых знакомых коллег… - Себастиан медлит минуту, заглядывая в крошечное окошко иллюминатора и наблюдая за плавным движением облаков. – К тому же, среди всех современных психиатров есть довольно много представителей магического сообщества.

Доктор слегка снижает тон голоса, проговаривая последнюю фразу, но это не имеет совершенно никакого значения – в гуле летящего самолета его слова абсолютно не слышимы для других; в довесок к этому салон был практически пуст и рядом с сидящей парой «отец-сын» не было никаких неудобных соседей.

- Рой сказал мне, что ты родом из Нью-Йорка, поэтому я решил, что короткое возвращение домой пойдет тебе на пользу, - не совсем понятно, что имеет в виду Себастиан фразой «пойдет тебе на пользу». Калеб никогда не был и, вероятно, не будет потенциальным пациентом доктора, поэтому высказывать такое субъективное мнение в сторону юноши как минимум не совсем этично. Как максимум – неуважительно. Но Валентайн никогда не отличался лаконичностью и избирательностью в выражениях, поэтому часто его слова звучали как приговор. Профессиональная деформация, прямолинейность и совершенное равнодушие на чужую эмоциональную реакцию.

- Так или иначе, я не собираюсь водить тебя с собой, если ты не хочешь, - слишком удачное начало разговора стало подводкой к «неудобной» теме. – В аэропорту нас встретит трансфер, заказанный организаторами мероприятия, который довозит до Манхеттена, а если быть точнее – в район Адской Кухни. Там находится конференц-центр. Я могу договориться с водителем, чтобы после этого он доставил тебя прямо до дома. Опять же, как тебе будет удобнее.

Доктор поворачивает голову к спинке стоящего напротив кресла и, сцепив ладони, хрустит костяшками пальцев и разминает затекшие от перепадов давления руки.

Ему совершенно не нужен ассистент на данном празднике психопатии. Особенно с учетом того, что доктор не планирует никаких дополнительных активностей, кроме просиживания штанов в лекционных залах и хаотичного перемещения между стендами с последними нейрохирургическими наработками. Именно поэтому в данный момент он давал Калебу полную свободу выбора в потенциальном времяпрепровождении – все-таки у них обоих было примерно полтора суток в запасе до обратного рейса, который вылетал из аэропорта Кеннеди 20 ноября в шесть часов вечера. За это время в Нью-Йорке можно было успеть многое – прогуляться, повидать друзей, испробовать типичный местный фастфуд и завести тысячу и одно новое знакомство. Последний раз Себастиан оказывался в сердце Америки больше двадцати лет назад, поэтому ему было не менее интересно посмотреть за тем, как преобразился этот крупнейший город. А еще доктору хотелось прокатиться на метро – этот вид общественного транспорта привлекал его как возможность не стоять в пробках и как повод без зазрений совести наблюдать за колоритными людьми.

Валентайн некоторое время обдумывает зародившиеся в голове мысли, после чего вновь поворачивает голову на своего собеседника, внимательно вглядываясь в его глаза и переносицу.

- А у тебя есть какие-то другие планы, кроме встречи с семьей?

Доктор невольно делает акцент на слове «семья», как будто именно это слово вызывает у него какие-то неприятные эмоции. На самом деле ничего подобного – Себастиан давным-давно смирился со своим патологическим одиночеством и даже не цеплялся за правильность собственных формулировок. Просто так получилось.

Отредактировано Sebastian Valentine (22-02-2019 21:43:52)

- Если бы меня обременяло твое присутствие, то я бы, вероятно, даже не переслал бы тогда то письмо, - Себастиан хмурится, но делает это настолько естественно и незаметно, что его лицо все еще остается дружелюбно-равнодушным. – Приглашение на тебя все равно уже оформлено. А если появятся какие-то другие планы, то просто уйдешь раньше. Но не думаю, что мы проведем на этой конференции больше пары-тройки часов – массовые собрания утомляют слишком быстро. Даже меня.

Последней фразой доктор окончательно ставит точку в планировании их времяпрепровождения, принимая решение за всех. Валентайну была абсолютно свойственна такая прямолинейная манера разговора из-за постоянного общения с «плавающими» пациентами, не способными на адекватный и осознанный ответ. Именно с этой моделью поведения Себастиан часто подписывал «смертный приговор» в виде направления на госпитализацию в психиатрическую клинику, ведь он был не способен на банальное сострадание к людям и слишком часто руководствовался политикой «лучше хирургически отрезать, чем медикаментозно лечить». И в данном случае ему нужно было лишь уловить настроение Калеба, задавая наводящие вопросы. А так как младший Петтерсон не был настроен категорично относительно посещения конференции, то пусть, в таком случае, составит доктору компанию. Как там было… «Вместе веселее»? Вроде того.

- Не знаю, какая у тебя есть идея, но, вероятно, твой отец относится к ней довольно серьезно, - сейчас они находились на борту самолета, а не в кабинете психотерапевта, поэтому Себастиан предпочитает не задавать лишних вопросов и выпытывать из сидящего рядом знакомого личную информацию.

- Совершенно не умею выступать на публике, - коротко отвечает доктор на вопрос Калеба о своем статусе. Конечно, лукавит – он никогда не нервничал перед группой людей и вполне мог зачитать короткую лекцию с примерами из практики в больнице Святой Анны.

- Да и не хочу, - а вот это уже было чистейшей правдой. Себастиан действительно не хотел. Как минимум, из-за нежелания привлекать к себе внимание различных людей. Как максимум – из-за собственного эгоизма. Все-таки пациенты Аркхема – его пациенты. И Валентайн совершенно не хотел слушать чужое мнение на тему эффективности или неэффективности проводимой им терапии. Все эти светила науки, окутанные таинственным флером загадочности и псевдоинтеллектуальности, вызывали лишь раздражение. Люди, ничего не знающие про волшебное сообщество, будут учить ментального мага с пятидесятилетней практикой психоанализу. Звучит удручающе.

На этом их разговор заканчивается. Оставшиеся полчаса полета доктор читает на своем айпаде новую книгу русского психотерапевта Андрея Курпатова «Красная таблетка», наспех переведенную на английский язык какими-то энтузиастами. И ловит себя на мысли, что когда-нибудь закажет ее в бумажном виде и поставит в правый нижний угол своего библиотечного шкафа.

В аэропорту Джона Кеннеди Калеба и Себастиана действительно встречает трансфер до Нью-Йорка. Доктор быстро отмахивается от вопросов разговорчивого водителя и всю оставшуюся дорогу до Манхеттена они едут молча, рассматривая колоритный пейзаж приближающегося мегаполиса. Небоскребы, широкие проспекты, наполненные людьми и автомобилями, разнообразие звуков и запахов – Нью-Йорк был полной противоположностью тихому и спокойному Аркхему. Город огней и бесконечного движения.

Они останавливаются возле конференц-центра Якоба Явица ровно в 13:00. Себастиан выходит из машины и сразу же закуривает, уныло наблюдая за подъезжающими такси и стекающимися к главному входу людьми. Ловит себя на мысли, что ему уже не нравится это «приключение», даже если рассматривать его как дань уважения к науке и исследованию. Но отступать уже некуда, поэтому остается только выбросить тлеющую сигарету в урну и сделать шаг вперед.

- Ну что, пойдем? – спрашивает Себастиан, совершенно не по-докторски зажимая сигарету губами и освободившимися руками доставая из саквояжа два пригласительных билета на фамилии «Валентайн» и «Петтерсон». – Первая лекция начнется через час. До того момента можем просто выпить кофе в кафетерии. Там, вроде, он есть.

Скуренная до полоски фильтра сигарета отправляется в урну. Последний выдох никотинового дыма – и Себастиан делает шаг вперед, на мгновение прикрывая глаза в попытке абстрагироваться от всего происходящего. Это всего лишь научно-практическая конференция, всего лишь собрание Американской Психиатрической Ассоциации. Никаких обязанностей и никакой магии.

Доктор и Калеб проходят через главный вход, оказываются возле рамок металлодетекторов и стойки регистрации. Добродушной девушке-организатору даже не нужно бросать беглый взгляд на приглашения, чтобы учтиво склонить голову и выдать совершенно искреннюю улыбку:

- Доктор Валентайн, добрый день! Мы очень рады, что вы все-таки приехали. Как прошел перелет?
- Здравствуйте. Спасибо, неплохо, - Себастиан хмурится – абсолютно так же, как и пару часов назад в самолете – и в качестве подтверждения своих слов коротко кивает головой.
- Это замечательно! Вот, возьмите программу мероприятий. На обратной стороне есть карта расположения стендов. Мистер Петтерсон, - девушка поворачивается к Калебу и протягивает ему папку с буклетами, блокнотом и ручкой, помеченными фирменным бело-синим логотипом «APA». – Прошу вас.
- Не подскажите, где находится кафетерий? – мягко спрашивает Себастиан.
- По главной лестнице наверх и направо, - организатор сопровождает свои объяснения характерными движениями ладонями, показывая маршрут более понятно.

Дойдя до первой установленной точки, доктор сразу выбирает взглядом потенциальный столик – подальше от чужих глаз, за массивной колонной. Он заказывает американо и сендвич с лососем, а после отвлекается на мобильный телефон, лишь краем уха цепляя разговор Калеба с девушкой за прилавком. Читает смс, с силой нажимает на экран, набирая ответ, после чего ставит смартфон на беззвучный режим и прячет его в карман.

Через пару минут гость и названный ассистент располагаются на изначально примеченном месте.

- Свою карьеру я сделал еще в Эдинбурге, как видишь, - Себастиан намекает на разговор с организатором, которая узнала его по, вероятно, уставшему морщинистому лицу. Или по внешнему виду – одно из двух. – Бурная жизнь больших городов меня тяготит. Все-таки мне уже почти 95. Хотелось чего-то более спокойного и… Магического.

Доктор берет в руки керамическую чашку и делает глоток обжигающего капсульного кофе. Отмечает в голове, что в этом году организаторы совсем сэкономили на качестве еды и напитков. Хотя, возможно, то была особенность конкретно этого конференц-центра, в котором мероприятие проводилось в первый раз.

- В Аркхеме все мои пациенты – это представители разных рас и способностей. Маги, вампиры, оборотни… - Себастиан отводит взгляд, задумываясь над дальнейшим продолжением своего ответа. – У каждого из них свое уникальное устройство мозга и модель работы сознания. Мне очень интересно исследовать каждого.

Интерес – понятие относительное. Для Себастиана Валентайна это слово имело скорее негативную окраску, ведь копаясь в голове очередного страдающего пациента во время проведения терапии, доктор чувствовал скорее садистское удовольствие, чем радость изучения. Но это все делалось во имя науки. А наука все простит.

Отредактировано Sebastian Valentine (23-02-2019 01:16:36)

Доктор обдумывает сказанное Калебом несколько длительных мгновений.

- Да, так или иначе, все в Аркхеме – мои пациенты, - фраза звучит как абсолютное согласие и перед собеседником, и перед самим собой.

И ведь действительно – все проживающие в маленьком городе представители магического сообщества считаются Себастианом Валентайном своими потенциальными и текущими пациентами. С кем-то их них он встречается в пределах своего кабинета или палат психиатрической больницы Гарриет Аркхем; с кем-то заинтересованно пьет в баре «La Foret»; с кем-то – танцует в гостиной собственного дома. Все эти существа – его пациенты, и каждого из них он хочет исследовать настолько детально, насколько позволяет собственная этика и установленные обществом рамки приличия. И если бы у доктора была возможность самостоятельно стирать и обрисовывать границы дозволенного, то он бы уже давным-давно бесцеремонно влез бы в голову каждому. Даже сидящему напротив Калебу Петтерсону.

Последний привлекал внимание не только как человек, попавший в магическую среду и невольно вынужденный в ней осваиваться; Себастиан был полностью уверен, что молодой юноша был совершенно неортодоксальной структурой с точки зрения устройства собственного мозга. Он вел себя не так, как все, и все то время, сколько они общаются, держался обособленно от мира и коммуникативных контактов – таких, к которым привыкли «классические» люди. И именно по этой причине доктор чувствовал внутри своей души неподдельное желание прикоснуться пальцами к вискам Калеба и окунуться в чужие чертоги разума с головой, исследуя невиданные ранее библиотечные полки и стоящие на них книги.

«- Интересно, что же у тебя в голове…» - Себастиан не решается высказать свои желания вслух и ограничивается лишь очередным глотком остывающего кофе из маленькой белой чашки. Калеб Петтерсон никогда не был его пациентом. И никогда им не будет. Необходимо уяснить это как факт и не пытаться брать на себя больше, чем полагается.

- Я могу сказать, что в Нью-Йорке концентрация представителей магических рас в разы меньше, чем… - Себастиан пытается закончить собственную фразу, но его мысль прерывается прерывается чужим возгласом: «Доктор Валентайн!».

Он оборачивается на источник шума и пару секунд вглядывается в стремительно приближающуюся фигуру, пытаясь опознать ее среди залежей собственной памяти.

- Доктор Штейн…  - задумчиво произносит Себастиан перед тем, как подняться со стула и протянуть правую ладонь вперед. – Я думал, вы давно отошли от дел.

Обладатель фамилии «Штейн» - практически полностью лысый мужчина в возрасте и с ростом около 5,5 футов расплывается в улыбке, светя своими неестественно белыми искусственными винирами, после чего с силой жмет протянутую ему руку и звонко произносит:

- Ну уж нет, доктор Валентайн, я никогда не отойду от дел! – далее коллега слегка снижает тон голоса и слегка склоняется вперед, пытаясь проговорить следующую фразу на порядок тише. – Не вы один постоянно меняете место работы в попытке скрыться от посторонних глаз. Однако, я такой же слуга науке, поэтому не могу так просто бросить дело всей своей жизни.

Себастиан в ответ лишь прищуривается и опускается на пластиковый стул, бросая короткий и полный раздражения от происходящей ситуации взгляд на Калеба. Тот, похоже, совершенно не против неожиданных гостей.

- Доктор Штейн, это мистер Петтерсон – мой ассистент. Калеб – психотерапевт Карл Йозеф Штейн, мой коллега из психиатрической больницы в Морнингсайд Плейс, Эдинбург, - Валентайн коротко представляет гостей друг другу, после чего делает очередной глоток кофе – скорее для вида.

- Очень приятно, - без энтузиазма бросает доктор Штейн, притягивая к рассчитанному на двоих столику третий стул. – Доктор Валентайн, где Вы пропадали столько времени? Я думал, что эдинбургская больница станет Вашим последним местом работы перед заслуженным отдыхом. – он нарочно делает акцент на слове «заслуженным» и лающе хихикает. Совсем как оборотень, коим и является.

- Я решил перебраться в Массачусетс, - Себастиан не смеется. – Устал от шума и грязных выхлопов больших городов. Так что, можно сказать, что я как раз вышел на отдых.

- Вы сделали это слишком стремительно для человека, тщательно подготавливающегося к собственному переезду на другой континент, - Карл Штейн опирается предплечьем на край стола и внимательно смотрит прямо в глаза своему собеседнику. – Уж не из-за Алана ли решили сбежать?

Себастиан бледнеет и, кажется, пару секунд даже не дышит. Его лицо не выражает совершенно никакой эмоции, однако пальцы с силой сдавливают маленькую чашку с обжигающим напитком. Доктор Штейн слишком занят изучением лица своего собеседника, чтобы отследить данное движение, но, возможно, его замечает Калеб, сидящий напротив.

- Нет, не из-за Алана. Он уволился за пару месяцев до моего ухода. Я не знаю, из-за чего, - голос Валентайна понижается на несколько тонов и превращается скорее в громкий шепот.

- Из-за избиения, доктор Валентайн. Кто-то зверски над ним поиздевался в то время, - Штейн щурится сильнее, пытаясь зацепить взглядом реакцию Себастиана на сказанные им слова. – А в клинике всегда ползли слухи о том, что между вами с Аланом были отношения.

- Доктор Штейн. Между мной и Аланом не было ничего, выходящего за рамки рабочей коммуникации, - резко отрезает Валентайн дальнейший поток сознания своего собеседника. – Да и к тому же это не очень этично – обсуждать события, произошедшие десять лет назад, не находите?

- Ладно-ладно, - Штейн расслабляется и снова позволяет себе короткий смешок, откидываясь на спинку пластикового стула. – Я просто поинтересовался. В любом случае, мне уже пора. – он смотрит на циферблат своих дорогих часов. Вероятно, «Ролексов». – У меня будет лекция в аудитории 2С в 14:20 на тему психосоматики. Заглядывайте в гости – буду раз видеть Вас и… Мистера Петресона.

Коллега Валентайна поднимается с насиженного места и, не прощаясь, поворачивается в сторону выхода из кафетерия.

- Ох, - Себастиан позволяет себе короткий вздох, выражающий целую гамму негативных эмоций, и несколько мгновений смотрит куда-то в сторону, с каждой секундой все сильнее сводя брови к переносице.

Отредактировано Sebastian Valentine (24-02-2019 22:23:06)

Карл Штейн разворачивается к Калебу так же стремительно, как и пару секунд назад брал вектор направления в сторону выхода.

- О, серьезно? Слушай, - психиатр совершенно легко переходит с вежливого «Вы» на бестактное и скорее насмешливое «ты». – Мой ассистент, будь он неладен, по приезду решил отведать японской кухни в первом попавшемся кафе и теперь лежит в номере со страшным пищевым отравлением. Сломал мне все планы, собака…

Лысый врач-оборотень позволяет себе выругаться в отношении собственного ассистента. Или же говорит про него правду – в таком случае, чупакабре в номере действительно не повезло. Хотя эти существа настолько всеядны, что вряд ли их желудок не смог бы переварить какие-то обыкновенные суши. Круговорот неоднозначностей и парадоксов, не иначе.

- Мне очень не помешали бы лишние руки сейчас. Сам понимаешь – подготовка к семинару, вычитка речи и обработка заявок обратной связи, - доктор продолжает, вскидывая густые седые брови – единственный оставшийся вид растительности на его голове.

Себастиан же отмечает, что Штейн слишком ловко перефразирует обыкновенное понятие «выполнение грязной работы», в которое дополнительно входят задания «принеси кофе», «пошли вот этого надоедливого фаната куда подальше за меня» и «таскай проектор между аудиториями, пока остальные организаторы обедают». Калеб, вероятно, тоже это понимает, но остается непоколебим в своем предложении – он смотрит в лицо лысому мужчине без тени страха или беспокойства. Штейну это нравится. 

- Поэтому я был бы очень рад, если бы ты, Петресон, составил бы мне компанию. Исключительно если твой док, - он делает очередной интонационный акцент на слове «твой» и продолжает. – не против.

- Петтерсон, - Себастиан вмешивается в разговор, поправляя коллегу в произношении чужой фамилии, после чего вновь бросает беглый взгляд на Калеба. Последний же пытается терроризировать его совершенно ангельским выражением лица. – Если ты хочешь – пожалуйста. В этом году я являюсь всего лишь гостем и вполне могу решить все дела на конференции в одиночку.

Валентайн вспоминает недавний их недавний разговор в самолете. Они тогда ведь действительно решили, что не будут связывать собственные планы какими-то взаимными обязанностями. Тогда доктор совершенно ясно дал понять, что Петтерсон не его ассистент и вправе заниматься в Нью-Йорке всем, чем захочет. И если его текущее желание заключается в том, чтобы составить компанию надоедливому и наглому коллеге по цеху, то Себастиан не имеет никакого права это запрещать или высказывать свое недовольство.

- Чудненько! Тогда юноша позвонит тебе, как только мы закончим, - Штейн подмигивает – совершенно отвратительно и даже пошло. Валентайн игнорирует его выпад чуть более, чем полностью, и лишь допивает остаток кофе в чашке.

И думает. Думает о том, что сказал ему коллега на тему Алана.

«Кто-то зверски над ним поиздевался в то время…»

В голове один за другим всплывают воспоминания, до нынешнего момента спрятанные за семью печатями в самом дальнем углу подсознания – чужое окровавленное лицо с разбитым носом и фиолетовыми взбухшими синяками на веках; лежащее на полу маленькой однокомнатной квартиры бессознательное тело; грязные руки самого доктора, с силой сжимающие открытую бутылку виски.

«Между вами с Аланом были отношения…»

Флешбеки сменяют друг друга быстрее – робкое касание чужих пальцев еще не такой морщинистой, как сейчас, ладони; первый секс на большой двуспальной кровати; переезд нового человека в квартиру; два месяца горячего ужина и завтрака каждый день.

Предательство.

Раскрытие обмана.

Состояние аффекта.

Отредактировано Sebastian Valentine (24-02-2019 22:42:56)

Калеб стремительно уходит вслед за Штейном, оставив Себастиана наедине с собственными мыслями и остывшим кофе. Доктор рассматривает край керамической чашки еще примерно 15 минут и все это время предается потоку старых воспоминаний, нахлынувших после срабатывания триггера от коллеги-психиатра.

***

Кровь на руках. Избитое лицо с обширными гематомами. Чужие пальцы, слабо сжимающие рукав его рубашки в попытке отвести от себя кулаки. Удар. Еще один. Падение бессознательного тела на ламинат. Звук откручивающейся металлической пробки на бутылке с алкоголем. Глоток. Кладбищенская тишина вокруг – ни звука, ни шороха.

Он сидит на ступеньке гостиной и смотрит. Разглядывает пострадавшую одежду, неровно разодранную в попытке борьбы. Бегает глазами среди разбросанных вещей, упавших стульев и общего бардака, образовавшегося в результате драки. Думает о том, что все могло бы сложиться совершенно иначе. Если бы он тогда не доверился, то его бы и не предали. Но теперь, к сожалению, уже ничего не исправить. Что тогда, летом 2008, что сейчас, осенью 2018.

Себастиан думает о том, что Штейн не в курсе деталей произошедшего инцидента – со слов Алана, его очень сильно избили в темном переулке поздно ночью, когда он возвращался с практики в эдинбургской больнице. По рассказам юноши, в ту ночь на него напали двое в масках и битами; они забрали его деньги и единственную драгоценность – золотое кольцо – после чего поспешили скрыться. Когда Алан пришел в себя, то самостоятельно добрался до дома, не смотря на свое обморочное состояние, и взял несколько дней отгула. На последующий логичный вопрос коллег, почему он не снимет побои и не обратится в полицию, практикант испуганно замолкал и пытался всеми силами сменить тему. Всем было очевидно, насколько сильно его травмировала произошедшая ситуация, поэтому в какой-то момент разговоры про заявление окончательно сошли на нет. Через пару месяцев Алан действительно закончил свою практическую деятельность в больнице, и, хотя ему предлагали остаться на полную ставку, на следующий день после окончательно ухода он уехал из страны в неизвестном направлении.

***

Валентайн снова и снова прокручивает в голове старые флешбеки и в итоге принимает решение выйти на улицу – подышать свежим воздухом и покурить. И на пути к главному входу доктор ловит себя на мысли, что совершенно не хочет, чтобы Карл Штейн рассказал об этой истории Калебу Петтерсону. Но ведь он точно это сделает, старый волк; ему всегда доставляло невыразимое удовольствие копать под своего коллегу. Такие уж были отношения между психотерапевтами и психиатрами много-много лет назад.

Калеб позвонил в назначенное время – сообщить, что остается в распоряжении лысого старика до конца вечера. Себастиан воспринимает эту новость спокойно, хотя и не понимает, почему Петтерсон предпочел доктора Штейна его компании. В любом случае, аркхемский знакомый действительно не подписывался быть личным ассистентом Валентайна и был в праве проводить время с тем, с кем хотел. А кто уж это будет – лысый психиатр или миловидная девушка с голубыми глазами – вопрос последний.

Все оставшееся время Себастиан Валентайн перемещался между организованными стендами, проводил часы в лекционных залах и то и дело натыкался на своих знакомых из прошлого. Он десять минут общался с главным врачом Университетской больницы Квебека, где проработал с 1960 по 1966 год; курил в паре с коллегой-хирургом – эффектной ведьмой за 60, которая выглядела в два раза моложе; обменивался контактами (исключительно электронной почтой) с различными страждущими представителями волшебного и людского сообществ, чтобы они в будущем «наладили с доктором деловую переписку». В общем, занимался всеми теми вещами, которые позволяли удерживать тонкую связующую нить со внешним миром науки за пределами Аркхема.

Так как кроме рабочих коллег и Калеба Петтерсона у Себастиана не было больше никаких знакомых в Нью-Йорке, то после окончания основного действия в конференц-центре, доктор принял решение поужинать и выпить в каком-нибудь простом заведении, не уходя далеко от 7-й авеню. Его выбор пал на маленький итальянский ресторан через квартал от престижного отеля «Никербокер», в котором организаторы конференции забронировали номера своим приглашенным гостям.

Классический ужин в виде пасты с морепродуктами, несколько стаканов терпкого виски из бара, доступного итальянскому заведению, где-то полтора часа прослушивание живой музыки от приглашенных в ресторан музыкантов – и около 9 часов по местному времени Себастиан Валентайн переступает порог своего номера, вставляя ключ-карту в разъем и зажигая свет. Место проведения одной ночи оказывается двумя спальнями с панорамными окнами, соединенными просторным коридором-залом, и не менее большой ванной комнатой. Доктор вспомнил, что при отправке паспортных данных забыл уточнить, что в отеле будет ночевать один, так как Калеб планировал остаться у своих родителей. Но сейчас уже ничего с этим не сделаешь.

Около 11 вечера Себастиан, приняв душ и переодевшись в мягкий махровый халат, решил устроиться перед телевизором в своей спальне и продолжить чтение начатой в самолете книги. Но неожиданно зазвеневший телефон перевернул потенциальные планы доктора с ног на голову.

- Что-то случилось, Калеб? – обеспокоенно спрашивает Себастиан, вставая с кровати и подходя к одному из окон спальни, рассматривая оживленную улицу. – Организаторы оформили номер на двоих, поэтому здесь есть вторая спальня. Приходи. 10 этаж, номер 298.

Петтерсон не отвечает на вопрос, что у него произошло, лишь коротко соглашаясь на приглашение и заканчивая звонок. Доктор хмурится, несколько секунд все еще разглядывая маленьких людей, проходящих по тротуару, а после снимает халат и переодевается в дневное – черные брюки и серую рубашку, у которой закатывает рукава по локоть и оставляет не застёгнутой верхнюю пуговицу воротника. Пиджак, жилетку и галстук не трогает.

Через пару минут Калеб уже стучится в дверь. Доктор открывает и первым делом оглядывает своего знакомого с ног до головы – проверяет опрятность внешнего вида. После чего пропускает юношу внутрь, а сам проходит в коридор-гостиную, вытаскивая из мини-бара бутылку скотча и два стакана. 

- Твоя спальня справа. Я туда не заглядывал, но, смею предположить, что в ней есть все необходимые вещи.

Отредактировано Sebastian Valentine (25-02-2019 14:12:15)

Калеб выглядит совершенно так же, как и с утра, когда они оба переступили порог конференц-центра – разве что, в данный момент он был одет в классический костюм. Себастиан делает предположение, что домой Петтерсон все-таки заходил, так как с собой такие предметы гардероба он не мог провести как минимум в виду наличия лишь одного небольшого рюкзака в ручной клади. Значит, Калеб либо повздорил со своими родителями, либо самостоятельно принял решение не оставаться дома. Но ради чего? Ради компании уставшего врача и его коротких монологов на тему того, что конференция прошла абсолютно стандартно и не запомнилась ровным счетом ничем?

Доктор держит ладонью бутылку виски и пальцами той же руки откручивает крышку. В движении наливает ледяной алкоголь в стаканы, а затем ставит их на журнальный столик, разделяющий два стоящих напротив друг друга кресла – практически так же, как в кабинете психотерапевта больницы Святой Анны. В этом, вероятно, можно было бы увидеть какой-то сакральный смысл и знаки, располагающие к долгой философской беседе с стоящим в коридоре гостем (и теперь уже жителем) номера, но Себастиан был слишком плох в понимании намеков. Если, конечно, перед ним не сидел его пациент.

А Калеб его пациентом никогда не был и, вероятно, не будет.

Валентайн садится в одно из кресел. Закидывает ногу на ногу – совершенно типичное его движение – и перехватывает со столика свой стакан, некоторое время крутя его в руках и рассматривая искрящуюся в тусклом свете номера мутноватую жидкость. Пожалуй, выпить виски в приятной компании, находясь в отеле в центре Нью-Йорка – это самое лучше завершение насыщенного командировочного дня, на которое Себастиан мог рассчитывать.

- Два часа назад, - доктор бросает взгляд на висящие на стене электронные часы, чтобы дать наиболее точный ответ. – Но сегодня днем я раздал практически все свои визитки, поэтому пришлось потратить немного времени, чтобы разобрать электронную почту.

Себастиан делает глоток из стакана, позволяя терпкому алкоголю пройти через гортань и слегка обжечь пищевод. Виски был дешевый – совершенно не под стать номеру в пятизвездочном отеле. Все-таки это была особенность конференции «APA»; с одной стороны – довольно высокий уровень организации в целом; с другой – абсолютная невнимательность к деталям, как будто сделанная нарочно в концепции «ложки дегтя в бочонке с медом». Невкусная еда, капсульный кофе, дешевый виски… Вероятно, по мнению админов мероприятия, «светила науки» должны были питаться собственными и чужими знаниями и информацией, самоотверженно выключая реальные физиологические потребности.

- А у тебя, Калеб… Что-то случилось? – спрашивает врач после того, как чувствует разливающееся послевкусие от алкоголя внутри своей груди. – Как прошла встреча с семьей?

Он пытается начать, вероятно, щепетильный разговор как можно более мягко. Хотя, так или иначе, Себастиан был уверен, что Калеб никогда не расскажет о своих внутренних переживаниях даже психотерапевту, пока сам того не захочет. Но прощупать почву в любом случае было необходимо; к тому же, алкоголь мог развязать им обоим языки и обменяться более личной информацией. Чуть позже.

Отредактировано Sebastian Valentine (25-02-2019 14:41:22)

Они оба устраиваются в мягких креслах друг напротив друга – совсем так же, как расположились бы в пределах кабинета психотерапевта за несколько сотен километров от просторного номера отеля «Никербокер» с двумя спальнями и панорамными окнами. Себастиан все еще продолжает убеждать себя в том, что Калеб – не его пациент и никогда им не будет. Но происходящая между ними ситуация и непосредственный диалог говорят об обратном. И в данном случае для достижения точки невозврата доктору нужно лишь прикоснуться кончиками средних пальцев к вискам Петтерсона, позволив своей магии проникнуть в чужое человеческое сознание и оформить визуализацию памяти в виде длинных стеллажей с книгами и рукописями.

Но доктор обещал – в первую очередь самому себе – что в этой поездке совершенно не будет использовать магию и проведет время командировки исключительно как простой человек без волшебных способностей. Ровно так же, как и сидящий напротив потенциальный ассистент, которым в итоге Калеб так и не стал.

Алкоголь всасывается в кровь и растекается по телу. Тепло внутри груди усиливается по мере того, как губы прикасаются к краю запрокинутого стакана и приоткрываются в глотке ледяного виски. Пока еще слишком рано говорить об опьянении, но не исключено, что это является одной из потенциальных целей доктора на сегодняшний вечер. В попытке спрятаться от собственных размышлений и воспоминаний прошлого, Себастиан смакует на губах солодовый привкус и методично слушает короткий рассказ Калеба, который прекрасно понял намек доктора выпить вместе еще тогда, на входе в номер.

Одному Богу известно, чем закончится эта ночь. Но сейчас Валентайн и Петтерсон всего лишь сидят друг напротив друга в номере на 10 этаже пятизвездочной гостиницы прямо в сердце Манхеттена, как будто возвращаются в резко закончившийся разговор в кафетерии сегодняшним утром. Как будто и не было этого Карла Йозефа Штейна, научно-практической конференции и целого дня, проведенного по-отдельности.

- Рой всегда был из тех людей, которые предпочитали жить в абсолютном одиночестве, лишь периодически пуская редких гостей в свою скромную волчью обитель, - доктор кладет ладонь, сжимающую стакан, на подлокотник кресла. Отводит взгляд, отслеживая собственное движение руками. И продолжает:

- Но я абсолютно уверен в том, что если бы его смущало твое проживание в доме, то он бы не стал терпеть тебя только из-за ваших родственных связей. Рой… - Себастиан медлит. - …всегда ставил собственные интересы на порядок выше чужих. Именно это и позволило ему стать вожаком стаи оборотней. Думаю, ты понимаешь, о чем я.

Очередной глоток виски окончательно убирает легкое стеснение и коммуникационную закрытость.

- Я не знаю ни твоих родителей, ни статус ваших отношений. Но судя по тому, как ты общался с матерью по телефону в аэропорту, вы довольно неплохо ладите, - доктор слегка подается корпусом вперед, внимательно вглядываясь в лицо Калеба. -  Уверен, она просто волнуется за тебя. И ей тяжело привыкнуть к тому, что ее сын уже взрослый настолько, чтобы самостоятельно принимать решения. Не воспринимай ее слова буквально.

Валентайн перестает говорить и начинает разминать затекшую шею наклонами головы, прощупывая ее свободной левой рукой. Кажется, он действительно устал за сегодняшний день, как бы не пытался убеждать себя в обратном. Его организм требует снотворной эмброузовской таблетки и 6-7 часов спокойного сна. Вот только сидящий напротив собеседник настолько интересен доктору, что тот не может вот так просто подняться со стула и удалиться в собственную спальню со словами «доброй ночи». А еще Себастиану очень важно выяснить, что же все-таки про него Калебу наговорил Штейн. Вероятно, ничего такого страшного, если Петтерсон после ссоры с родителями решил переночевать в его номере, а не, например, у друзей, но все же.

Да, действительно, более удачное завершение первого дня командировки представить воистину сложно. Во всяком случае, общество Калеба Петтерсона, в руках которого переливался на свету стакан с практически допитым виски, нравилось Себастиану Валентайну в разы больше, чем потенциальные обжимания с какой-нибудь студенткой, заметившей доктора во время конференции и решившей проявить активные действия в его сторону. И тем более это общество нравилось психотерапевту больше, чем компания самого себя в тотальном всепоглощающем одиночестве. Конечно, доктор скорее всего в любом случае открыл бы эту треклятую бутылку виски и осушил бы ее в одиночку, поставив под вопрос свое пребывание на втором днем конференции на следующее утро. Но все-таки чужое живое присутствие рядом всегда заставляло Валентайна чувствовать себя чуточку лучше, хотя он до последнего не признавался в этом даже самому себе.

Калеб отвечает на «равнодушную поддержку» доктора довольно резко. Это выражается не только в его достаточно прямолинейных словах, но и в жестах – он откидывается на спинку кресла, принимая более расслабленную позу, то и дело переводит взгляд с лица Себастиана куда-то за его плечо, берет несколько мгновений паузы между предложениями перед тем, как продолжить собственный монолог. Но в общей сумме его манера общения становится более доверительной и располагающей, что убеждает Валентайна в мысли о том, что Калеб пришел в его номер не от безысходности и невозможности переночевать где-то еще, а по собственной инициативе и желанию. Между ними определенно устанавливается тонкая нить взаимопонимания, которая родилась еще тогда, во время транспортировки пианино, и усиливалась сейчас – ни то под влиянием отвратительного хмельного алкоголя, то ли из-за довольно откровенных разговоров о личном.

- Да, можешь, - согласно кивает Себастиан, заинтересованно прищуриваясь и позволяя себе еле заметную ухмылку – он чувствует, как медленно действует алкоголь на клетки его мозга, видоизменяя сознание и окутывая визуальное восприятие пространства вокруг туманной дымкой. – В любом случае, я действительно всегда могу отказаться.

Он внимательно следит за движениями Калеба. В очередной раз отмечает красоту и изящность его тонких пальцев пианиста и узких запястий; на мгновение останавливается взглядом на маленьком участке оголенной шеи; опускается ниже – к расстегнутым пуговицам – и внимательно рассматривает цвет и фактуру классической белой рубашки. Она практически такая же, как и у Валентайна, и отличается исключительно цветом. Судя по беглому осмотру ширины плеч и степени прилегания к телу, Себастиан предполагает, что Калеб носит все-таки размер S.

Доктору очень интересно, в какую игру задумал играть его собеседник. И какие правила пытается установить. Сейчас их разделяет около полутора метра свободного пространства гостиной, разделенный одиноким журнальным столиком и начатая бутылка виски. Не исключено, что уже через каких-то полчаса они будут рассуждать об устройстве вселенной и смотреть смешные видео на Ютубе. А может пойдут гулять по ярким и шумным улицам Манхэттена. А может просто разойдутся по комнатам и рухнут в кровати, пытаясь выспаться перед новым ответственным днем и последующим перелетом домой, в Аркхем.

Себастиан думает об этом всем вскользь и, отмечая степень опустошенности стаканов, подливает виски и себе, и Калебу, двигаясь совершенно аккуратно и без тени алкогольного опьянения, хотя на самом деле солод уже начал постепенно отдавать свои свойства. Еще несколько стаканов, выпитых залпом, и потенциальную игру можно заканчивать, даже не начиная. Но все-таки в номере отеля сидели достаточно взрослые люди, которые умею контролировать собственное поведение и желание напиться.

Наверное.

Калеб отходит от пространственно-размытых вступлений и ограничивается лишь коротким монологом, рассказывающим совершенно крошечный пласт его жизни. Себастиан слушает его с равнодушно-уверенным выражением лица – абсолютно таким же, с каким проводит предварительные консультации с пациентами перед предстоящей терапией. Он собирает крупицы информации со скрупулезностью ответственного врача; вставляет куски паззлов в огромное полотно чужой истории болезни и пытается зацепиться за тонкие нити возникшего доверия, продумывая не только собственный ответ на будущий вопрос, но и потенциальные дальнейшие действия.

В словах сидящего напротив человека не все так однозначно. Петтерсон, судя по наблюдению доктора, не имел привычки беспричинно рассказывать о своей жизни и прошлом. За каждой зависшей в воздухе фразой Калеба, за каждым его действием, за каждой вербальной или невербальной реакцией стоит определенный мотив и катализатор к действию. В движениях его рук можно проследить повторяющуюся последовательность; в мимике узнается определенное выражение в соответствии с диапазоном разработанных им паттернов; в глазах читается совершенная ясность и осознанность всего сказанного до и после отдельно взятого мгновения времени. Нельзя утверждать, что юноша ведет себя совершенно предсказуемо и прямолинейно – вовсе нет. Но специалист когнитивной психологии Себастиан Валентайн уже собрал некоторый набор повторяющихся реакций своего собеседника, и сейчас это позволяет ему с определенной точностью угадывать текущее настроение Калеба.

Поэтому на основе проведенного анализа, состояние Петтерсона в конкретный промежуток времени можно описать как «нейтральное». Он говорит уверенно и спокойно, обдумывая слова не дольше, чем любой другой не зацикленный на поднятой теме человек. Себастиан отмечает, что история из прошлого его совсем не цепляет, наоборот, она проговаривается из-за искреннего интереса Калеба узнать, как должны вести себя люди, находящиеся в состоянии стресса. Как должен был действовать его отец, когда его семья раскрылся обман; как должна была вести себя мать, узнавшая о предательстве; как должен был вести себя сын, оказавшийся между двух противоборствующих сторон. Валентайн думает о том, что в его практике уже были такие случаи – но если прочие пациенты страдали от чувства вины, считая, что именно они виноваты в конфликтах собственных родителей (если бы с ними не случилась травма, то массажистка была бы не нужна и, тем самым, никогда бы не появилась в доме), то Петтерсон совершенно не считал себя причиной произошедшего родительского разлада. И именно это позволяло доктору сделать вывод о том, что его собеседник, сидящий напротив, абсолютно здоров. Или, хотя бы, находится в стабильном контролируемом состоянии.

Вопрос про отношения Штейна и Алана немного обескураживает. Себастиан снова прокручивает в голове произошедший днем диалог, и в смятении сдвигает брови к переносице, хмурясь чуть сильнее, чем обычно.

- Мы все работали вместе, поэтому могу сказать тебе откровенно – между Штейном и Аланом никогда не было отношений, - он подчеркивает слово «никогда» в каком-то ревнивом подтексте, но не стремится объяснить собственную интонацию. – И этот старый волк не злится на меня, а лишь пытается подтвердить собственные предположения, чтобы потом использовать их против меня. Он завистлив…

Доктор берет паузу, чтобы сделать новый глоток виски из стакана. Алкогольное опьянение растекается по его организму словно приятный и медленно убивающий яд.

Второй вопрос Калеба остается без ответа, потому что Себастиан сделал свой выбор. И выбор этот пошел не в пользу магического сообщества, от которого доктору так хотелось отойти во время этой поездки. Когда-нибудь они обсудят вопрос передачи магии уже в Аркхеме, находясь в окружении всех этих треклятых способностей, рас и волшебных сил. Ну а сейчас…

- Что рассказал тебе Штейн про меня? – вдруг резко спрашивает Валентайн, отводя руку, удерживающую стакан, от лица. Его выражение лица все еще выглядит достаточно раздраженным и сам Себастиан это чувствует, однако никак не пытается надеть на себя маску приятного дружелюбия. Они оба сейчас достаточно откровенны, чтобы утаивать друг от друга собственные реакции. Во всяком случае, довольно откровенным доктор считал как минимум себя.

- И сразу задам еще один вопрос. Если даже он и говорил что-то нехорошее, - Валентайн облизывает пересохшие губы и коротко выдыхает перед тем, как закончить фразу. – Ты ему веришь?

Лицо Себастиана выглядит так, будто бы его обладатель страшно раздражен и в целом недоволен текущим происходящим диалогом. Но это было совсем не так – в первую очередь, внутри души сидящего в мягком кресле доктора был исключительно исследовательский интерес расспросить Калеба о сразу нескольких темах: про Карла Штейна и его длинный язык; про отношения с родителями (чтобы лучше понять причины и следствия произошедшей сегодня ситуации); про общее отношение к Аркхему и своему положению в нем. Более мелких идей для разговоров со стороны Валентайна тоже было довольно много, но он принял решение не делиться ими сразу. Он был уверен, что после этой совместной командировки и вот такого простого философско-алкогольного разговора у них будет достаточно времени в будущем, чтобы успеть обсудить все. Возможно, даже подружиться – такой дружбой, которая недоступна им обоим.

Калеб говорит, что ошибся. Его слова можно трактовать по-разному, не только со смыслом «я думал, что Штейн был в отношениях с Аланом, но это оказалось не так». Он мог ошибиться в том, что согласился на предложение Себастиана посетить конференцию; мог ошибиться в планировании собственного дня, предпочтя своему знакомому психотерапевту компанию старого лысого психиатра; мог ошибаться в принятом решении все-таки остаться ночевать в «Никербокере» вместо того, чтобы составить компанию каким-нибудь старым знакомых из Нью-Йорка. Возможно, Калеб жалеет обо всем произошедшим до и происходящим сейчас – но Себастиан был твердо уверен в том, что совершенно не хочет копаться телепатией в голове у своего неназванного ассистента. Во всяком случае, сегодня.

- Я не злюсь. Просто меня тошнит от этих рабочих связей и контактов, - откровенно признается доктор, вставляя свою фразу между двумя параллельными монологами собеседника. – И я уже несколько раз пожалел, что решил посетить данное мероприятие.

Он не лукавил. В общей сути Себастиан сделал вывод, что конференция ему все-таки не понравилась. Ни как возможность к социально-коммуникационным связям, ни как концентрация около-полезной информации, непосредственно связанной со рабочей специальностью. По факту, доктор сегодня не узнал ничего нового, что могло бы пригодиться ему в проведении терапии или в консультациях пациентов. Радовало лишь то, что этот вечер проходит именно так, как должен был пройти в наилучшем исходе событий.

- Хм… - Валентайн слушает монолог Калеба до конца и снова прикладывается к стакану – стандартная задержка для обдумывания ответа. – Знаешь… До переезда в Аркхем я заработал себе довольно темное прошлое. Бывало всякое. Даже то, о чем тебе мог рассказывать Штейн. Но все-таки прошло слишком много времени с тех времен… Мысль быть злым меня больше не прельщает.

Себастиан коротко усмехается уголками губ и слегка двигает кистью руки, заставляя жидкость в стакане плескаться из стороны в сторону – слишком аккуратно, чтобы виски перелился через края.

- Но прошлое уже не вернешь. Остается только не совершать ошибок в настоящем, - доктор вновь смотрит на настенные часы в зале и отмечает, что время уже перевалило за полночь. Он несколько секунд наблюдает за двумя мигающими точками, разделяющими цифры, а после возвращается к своему стакану и залпом выпивает оставшийся виски.

- Так или иначе, завтра нам надо рано вставать. Насколько я помню, завтрак в «Никербокере» с 8 до 10. Ты продолжаешь завтра ассистировать Штейну? – доктор задает последний вопрос совсем без энтузиазма и делает это скорее для того, чтобы просто чтобы подтвердить свое одиночество на втором дне конференции перед отъездом в аэропорт.