РЕСТАРТ"следуй за нами"

Arkham

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Arkham » Аркхемская история » gangnam style


gangnam style

Сообщений 1 страница 9 из 9

1

http://s3.uploads.ru/t/8xXif.gif

Gretta & Richard Bolem
25 oct 2018, Аркхем

+1

2

« И диетическую кока-колу»

Гретта отправляет сообщение , с силой нажимая пальцем на экран будто это может придать большей убедительности беззвучному тексту её слов.
Предыдущие штук  пять с описанием того, чего ей хочется — много быстрых углеводов и дешевого сахара для растущего организма - уже ушли в течении последних десяти минут.
Матовый экран смартфона загорелся на мгновение бледно-зеленоватым светом, оповещая  о доставленном уведомлении.
Рихард  получил сообщение, опять оставив его без ответа.
Гретта ещё пару мгновений смотрит на экран, но он безмолвно гаснет и больше не загорается.
Она, неловко сминая покрывало пяткой , отталкивает от себя смартфон босой ногой и тот скользит по  темной ткани поверхности её  кровати. Теряется где-то  в  неаккуратно собравшихся складках.
Прикусив нижнюю губу и сосредоточенно нахмурив лоб, Гретта возвращает всё свое внимание обратно к ногтям на руках, которые она старательно, затаив дыхание, красит новым ультра-модным (консультант в отделе косметики старался быть очень убедительным, хотя в случае с Греттой  совершенно не требовалось таких стараний, она бы и так хорошо потрясла эту кредитку) цветом — темно-фиолетовый с мерцающими красными блестками где-то в глубине, так, что пока не присмотришься — не увидишь.
"Ночь в стиле буги"
Девушка тихонько дует на пальцы, и машет ими в воздухе, опять дует. Выставляет обе ладони перед собой, и оценивающе смотрит на результат. Ей нравится и довольная ухмылка тянет правый уголок рта вверх.
Она соскальзывает с кровати сразу на обе босые ступни. Флакон с лаком  падает на бок и  растекается глянцевой быстро застывающей лужей по покрывалу.
Гретта выходит из комнаты и прислушивается.
Кроме неё в доме никого нет. Он полон той особой тишины, которая свойственна таким вот старым деревянным зданиям, где гудят  проржавевшие трубы в стенах, когда даже совсем несильно  включаешь воду, где тоскливо скрипят  прогнившие половицы, как бы бесшумно ты ни старался по ним ступать, и что-то невидимое шуршит по полу. То ли мыши, то ли банально ветер гуляет сквозняком , протискиваясь во все возможные щели и обтекая прохладой неровности стен.
Гретта заходит в комнату Рихарда, тихо и осторожно открывая дверь, будто боясь потревожить мужчину, хотя точно знает, что его тут сейчас нет.
Медленно обводит взглядом более, чем скромную обстановку комнаты Болема.
Минимум мебели, минимум личных вещей, минимум ощущения, что тут кто-то действительно живёт. Двуспальная кровать, стол...
Гретта подходит к шкафу и открывает его, втягивает носом запах одежды, стягивает с вешалки белую рубашку.
Ей даже не приходится выбирать какую именно, потому что все рубашки мужчины одинаково и безнадежно белые. Протягивает тонкие руки в широкие рукава. Мягкий, приятный  хлопок тканью скользит по гладкой, золотистой от искусственного солнца солярия, коже.
Гретта обхватывает свое худое тело руками, будто обнимая,  представляя, что это руки Рихарда.
От этой мысли  приятное возбуждение вдруг отдает сильной пульсацией где-то внизу живота, внутри, растекаясь  щекочущим  теплом по телу, бьет в щеки жаром.
В глубине дома, где-то внизу, раздается какой-то звук. Ступая  на самых кончиках пальцев, Гретта выходит из комнаты , аккуратно прикрывает дверь и идет к лестнице, ведущей на первый этаж.
Чарльз пытался начать делать простой ремонт,  который мог бы осилить сам и кое-то что даже успел, но теперь его уже неделю нет и кажется, что двухэтажный дом стал еще более заброшенным, чем был тогда, когда они все приехали сюда первый раз.
Пустым и  сиротливо вздыхающим пылью потертого коврового покрытия когда-то изумрудного цвета на покатых ступеньках лестницы, когда Гретта сбегает вниз, скользя ладонью по натертым до тусклого блеска светло-коричневым перилам и застывает на самой последней ступеньке, увидев как открывается дверь.
Пристально , почти не моргая, смотрит на Болема, прижавшись бедром к прохладной деревянной поверхности. Согнутое худое колено одной ноги торчит из-под рубашки. Пяткой нетерпеливо стучит по потертому тканевому краю.

- Я проголодалась — немного ломанный английский искажает линию рта, привыкшего к раскатистой грубости согласных звуков немецкого. - Ты всё купил? - она немного вытягивает шею, чтобы увидеть купил ли он вообще хоть что-то из того, что она просила.

Отредактировано Gretta Bolem (27-02-2019 22:21:23)

+3

3

Рихард нечасто заходит через парадную дверь в этот дом, с которого осыпается черепица и вода в трубах гудит так, что, кажется, вот-вот лопнет изъеденный коррозией чугун и обои начнут мокнуть, сползая вниз с неровных стен. Открыть дверь и переступить порог места, где чех привык оказываться сразу в своей комнате... непривычно.
Но раз сегодня он опять приехал на машине, то почему бы и нет.
Почему бы не отказаться от привычной идеи, что весь мир - одно большое однородное пространство, ряд комнат, в которые можно шагнуть через портал. Пройти через блеклую зелень уставшей от жары Калифорнии, по аркхемовским коридорам, через желтизну Гранд Каньона, гостиную во флигеле особняка Сейджей, остановиться на улице Аркхема, закуривая, шагнуть в звенящий стеклом офис в Бостоне... Разные комнаты, разделенные щелком пальцев, уже привычно отдающим простреливающим дискомфортом в локоть. Зелень, бетонные стены, изрезанный камень скал, вгрызающиеся в синее бездонное небо ослепительно бликующие небоскребы и низкие, утопающие в прохладной тени вязов таунхаусы.
У мира больше не было границ и расстояний, у дверей больше не было замков, у людей больше не было лиц - так почему бы сейчас, в очередной раз, не поиграть в то, что они есть. Это похоже на странный ритуал, переход из мира-без-границ в мир людей, к которому он относился со снисходительным пренебрежением.

Honey, i'm home!

Открывать дверь ключом неудобно - чех ищет его в связке почти на ощупь, сдавленно ругаясь себе под нос, потому что объемный бумажный пакет, от которого в руках тепло, откровенно мешается. Рихард пытается, почти минуту, до того, как сдается и открывает дверь
[не-своего дома, дома, находящегося в его собственности, но где он появляется слишком редко, чтобы назвать своим]
коротким пассом ладонью, в который вложена самая малость искрящей по нервам магии.
Одна из пластиковых упаковок-боксов едва не вываливается на затертый коврик - Wel...me! - у порога, Рихард недовольно выдыхает, толкает дверь плечом. Гретту он видит, когда вешает пальто на кривую вешалку; разглядывает провокационную позу, которую, в этом Болем уверен, юнге фрау умудрилась где-то подглядеть, подвернутые рукава рубашки, небрежно застегнутые пуговицы и вырез, в который хочется упасть взглядом, чтобы разглядеть небольшую аккуратную грудь с горошиной соска. 
Ниже белого полотна - округлая и теплая коленка, которую хочется погладить ладонью и тонкие щиколотки с выступающей косточкой.
Выше выреза - блескучие и ярко-голубые, как весеннее небо, наглые глаза, выискивающие что-то с затаенной жадностью, с которой Гретта часто смотрит на стопку купюр или кредитки.
Даже это ее не портит. 
"Хорошая оболочка," - одобрительно думает чех.

Ступор и незримое очарование момента пропадает, когда на краю зрения снова попадает какая-то цветастая тряпка, стекающая с перил на ступени, и швабра, брошенная поперек небольшого холла, а на кухне гремит чем-то зугг [geh raus, Jens], ранее мелькнувший в дверной проем из Астрала.
- Для начала, добрый вечер, Гретта, - на немецком отвечает чех, игнорируя вопрос и обозначая, что без Чарльза английский не обязателен, можно не каверкать себе язык, а наполнить скрипящую тишину старого дома царапающим ухо мекленбу́ргским диалектом, словечки из которого нет-нет, да проскакивали в речи Гретты.
Пожалуй, он готов ей простить его, как и бардак, который обнаружился в доме, уже здесь, на входе, раздражающе лез из всех щелей небрежно скинутой обувью, смятыми упаковками чего-то, брошенными безделушками, пылью, разводами грязи и тряпкой непонятного назначения, свисающей с перил. По сравнению с комнатами во флигеле в этом доме - настоящий хаос и немерянное количество вещей, в которых тонет быт, и с которыми неумелая уборка Чарли никогда не справлялась.
- Купил. Лучше, чем ты просила. Ну, поцелуешь меня? - просто спрашивает чех, когда театральная поза Гретты начинает утомлять. На лестнице с перилами, с которых слезает краска, во всем этом обшарпанном доме, она смотрится так же уместно, как античная статуя посреди затихшего ночного чайна-тауна, забитого мусором и отголосками бессмысленной дневной суеты. 
Надо поставить защиту на шкаф, думает Рихард, пока однажды утром он не обнаружил, что астральная дрянь повытаскивала все его носки; обхватывает ладонями лицо Гретты, заглядывает в глаза, выглаживая большими пальцами по вискам, и целует настойчиво, взахлеб, раздвигая полоску белых острых зубов языком.
Чертова собственная рубашка на Гретте рождает странную и приятную смесь чувств - наверное, это не так страшно, да и в целом он не против, чтобы она взяла еще парочку из его комнаты.
- На ужин палтус с рисом и спаржей, суп по-саксонски, и яблочный пирог, - сообщает Болем, поддевая фалангой указательного под под подбородок Гретты, давит, вынуждая поднять голову вверх и чуть влево, разглядывает, как делает обычно, коротко смазывает по губам сухим поцелуем, и отпускает, отвлекается, доставая телефон, где все последние сообщения от немки, из пальто.

Наверное, он бы даже купил, то что она просила, если бы не сворачивал на Тисовую улицу в момент, когда после коротко "скоро приеду" телефон завибрировал в первый раз. Белое вино [$26 за бутылку] и бельгийское безалкогольное пшеничное пиво [$22 за упаковку] всяко лучше дурацкой приторной газировки [1,29$ за 1,25 литра], хотя и менее экономично.
Гретта, конечно, будет недовольна - к сожалению, выбора у нее немного, потому что если она просит купить еды, значит, денег у нее опять и совсем не осталось.

- Разберешь пакет.
Вопросительные интонации едва угадываются. Гретту хочется погладить, как собаку - Рихард растерянно ведет ладонью по светлым волосам от лба к затылку, оставляя руку лежать на остром плече, прислушиваясь к утробному урчанию фамильяра с кухни.

Отредактировано Richard Bolem (21-02-2019 10:55:11)

+3

4

За свою короткую жизнь (всего каких-то пару лет) в человеческом теле, Гретта быстро поняла одну основополагающую вещь, уяснила одно правило,  выучила закон, который управлял по её мнению всем и вся  в этом материальном мире — люди хотят , отчаянно жаждут и упорно стремятся к двум вещам — деньгам и сексу.
Обе эти вещи обладают невероятной властью над их умами, телами и жизнями. Потому что и  то и другое просто бесконечный источник удовольствий.
А Гретте нравилось получать удовольствие от пребывания в этом мире и в этом теле.
Ей нравилось тратить деньги. Своих ( тех , что давал Рихард) ей никогда не хватало надолго, и тогда она тратила деньги Чарльза. Иногда получалось хорошенько потрепать и карты Болема, но это было чревато неприятностями, которые ее действительно пугали.
Гретту очень заводило чувство возможного наказания, ей нравилось переступать через запретное, нравилось ловить  секундные замирания сердца, которое потом срывалось в более беспокойный и быстрый темп, нравилось чувство опасности, ощущение страха быть пойманной.
По этой же причине она иногда воровала в магазинах разные мелочи. Один, два пакетика фисташек, пачку сигарет, совершенно ненужную помаду непонятного цвета, дешевые кольца в отделе бижутерии, которые она даже не успевала хорошенько рассмотреть.
Последствия её не волнуют, ведь это просто игра. Гретта знает, что нужно будет просто расплакаться хорошенько, чтобы густо намазанная на длинные ресницы тушь потекла ручьями, окрашивая слезы  в черное, рассказать историю про тяжелую жизнь с жестоким отцом, который её несомненно сильно изобьет (ведь он всегда так делает) если узнает, что она такое вытворила…

Секс был второй приятной стороной жизни. И тут Гретта не могла не признать тот факт, что ей действительно повезло с оболочкой. Она себе нравилась, ей нравилось то,что она нравилась другим мужчинам, ей нравилось, что она нравится Рихарду, иначе бы он с ней не спал.
Не смотря на то, что она первая залезла в его кровать, после того как в первый раз хорошенько насмотрелась легкодоступного порно в интернете и решила, что это то, что необходимо срочно попробовать, чтобы понять почему существа со строением тела похожим на ее собственное, издают такие завораживающие звуки, от которых внизу живота становится горячо и влажно.
Быстро нахватавшись основных приемов, которые встречались чаще всего и повторялись с очевидным упорством, Гретта бесцеремонно и с бесстыдством присущим только подростку, телом которого управляет нечто далекое от мира человеческой морали и рефлексии, забралась  к нему в кровать, не встретив при этом впрочем никакого сопротивления со стороны Болема.
В поисках другого разнообразного опыта Гретта ввязывалась в разные ситуации.
Таскаясь бесцельно по Аркхему вечерами, забредала в какой-нибудь ночной клуб, где на ее длинные светлые волосы , симпатичное лицо и доступное поведение быстро попадался какой-нибудь студент из Мискатоника и потом неловко лез потными от волнения руками под футболку в кабинке обшарпанного туалета, и засовывал язык в рот Гретты так глубоко, что она едва могла шевелить губами в ответ, больно прижатая затылком к прохладной твердости кафельной стены.
Но даже в таких неоднозначных опытах она находила удовольствие, и открывала новые грани себя и жизни в человеческом теле.

Появление Болема оживляет дом.
Почти всегда Гретта сначала кажется равнодушной, но она  мягкая и податливая , как пластилин, молча прижимается к нему всем телом, пока его губы, с силой надавливающие на ее, не включают где-то внутри нее что-то такое , от чего тело вдруг реагирует моментально и бурно возбуждением, вспыхнувшим как спичка.
От высоко задранного подбородка темнеет в глазах. Поцелуй, сильный и напористый, перекрывает дыхание.
Гретта была бы не против, если бы Рихард положил еще и руку на ее горло и сдавил посильнее, но он оставляет её  рот в покое как раз в тот момент, когда зрачки уже полностью заполнили голубое пространство ее глаз, а пальцы опустились на ремень в его брюках и уже почти нащупали металлическую прохладу пряжки.
Телефон на мгновение отвлекает его и девушка делает то, что мужчина просит. Выскальзывает из-под его руки и начинает потрошить пакеты.
- Это по-твоему лучше? - тихим шепотом себе под нос произносит Гретта, недовольно морщится, не обнаружив ни гамбургера ни картошки-фри. Шоколадки тоже нет. Только скучная взрослая еда.
Впрочем белое вино быстро примиряет ее с ситуацией. Она тащит бутылку и два бокала в комнату,  где в кресле уже сидит Рихард и что-то там читает в телефоне. То ли сообщение. То ли ищет нужный номер чтобы его набрать.
- Мне здесь скучно. - она садится к нему на колени, подсовывая обе худые ноги под руку мужчины, лежащую на подлокотнике кресла. И ей действительно скучно. Чарльза нет. Рихард появляется не каждый день. Гулять по Аркхему надоело, да и деньги кончились.
- Возьми меня с собой. Я буду себя хорошо вести.
Торопливыми пальцами теребит узел его серого галстука. От её неловких и резких движений плотная ткань твердым краем  впивается в шею Болема и он хмурит брови, убирает ее руку , расслабляет галстук сам.

Отредактировано Gretta Bolem (25-02-2019 00:08:31)

+3

5

Она ластится, как кошка. Вьется рядом с вином и бокалам, лезет на руки, вкрадчиво, так, что маг пропускает момент, когда под его ладонью оказывается та самая коленка и упругое бедро, по которому приятно вести самыми кончиками пальцев, теплое, словно Гретта только вылезла из своего дурацкого солярия, имитирующего солнце, пропитавшего живым теплом кожу. Иначе говоря, подделка, но Рихарду хватает и её. Он замирает, на секунду прикрывая глаза. Мне здесь скучно - начинает ныть Гретта - и перед глазами встает картина кухни [даже не заглядывай туда!], выглядящей как после бомбежки.
- Тебе нечем заняться? - уточняет чех и голос звучит слишком ровно даже для него самого. Он медленно закрывает сопроводительную документацию к проекту нового схрона в SRC и еще некоторое время, пока Гретта говорит, отключает все приложения на смартфоне.
- Ты не умеешь...
Экран гаснет и чех откладывает телефон на тумбочку, стоящую слева, поверх стопки каких-то журналов и, судя по заумным названиям, книг Чарльза.
- ...хорошо себя...
Узел галстука впечатывается под кадык.
- ...вести.
Чех сбрасывает пальцы Гретты и отводит ее ладонь в сторону. Перед глазами все еще стоит погром, другого слова и не подберешь, на кухне - да ладно тебе Болем, что ты, в самом деле, красивая девка так и липнет, трется, тянется, чтобы приласкали! - но, Гретта, черт возьми!..

Kinder, Kuche und Kirche.
С детьми, допустим, все понятно - предназначение твари из Астрала лежало явно в другой плоскости от женского.
Церковь - Рихард и сам был не особо набожным, чтобы требовать этого от кого-то еще.
Но кухня-то, Gretta, verdammte scheisse!

Что может быть проще, помыть пару тарелок, убрать то, что рассыпано, протереть стол и плиту.
В момент, когда Рихард заглядывает на кухню, его натурально примораживает к месту, а ладонь ныряет в карман пиджака, выискивая монету, и с нажимом оглаживает ее большим пальцем, один раз, второй, третий... Он привык опускать рубильник по щелчку, убирая все эмоции, потому что все из них были не нужны, мешали - привык настолько, что всё чаще забывал поднимать его обратно, включая в себе возможность чувствовать. Это работало не один десяток лет - и дает сбой здесь, в этом доме.
Что может быть проще, чем поцеловать красивую девушку, сидящую на коленях, и продолжить вечер так, как хотят они оба.

Рихард запускает пальцы в мягкие волосы Гретты, подается навстречу, касается мягких губ осторожно, словно пробует на вкус, лезет ладонью под белое полотно, не нащупывая полоски кокетливых стрингов или бархатных шортиков, ведет с нажимом вверх и вниз, убеждаясь в том, что Гретта, не считая рубашки, обнажена  - так правильно, так и должно быть - а под закрытыми веками снова вспыхивает гора немытых тарелок.
Да и черт бы с ними?..
С застывшей сизой пленкой воды, в которой плавают какие-то объедки и блестящие фантики из-под шоколадок.
Пиджак с монетами-артефактами далеко, не дотянуться - чех сжимает светлые пряди в пальцах.
Нет, серьезно, зачем обламывать приятный вечер и себе, и Гретте, если можно от души потрахаться, а после пить недешевое вино из [заляпанных, в отпечатках пальцев] бокалов, удобно устроившись в этом же кресле или на диване, стоящем чуть дальше. Не бардак - флёр беспечной романтики, не обремененной глупыми формальностями и условностями.
Цветастая тряпка на перилах идеально вписывается в эту концепцию, прилипшая ступне жвачка - тоже.
Ни тому, ни другому Рихард не рад.
Du gehst mir auf die eyier, Gretta!
И то, и другое его неожиданно и неконтролируемо - бесит.

- Хватит! - отрывисто, сжевывая гласные, рявкает чех, больно дергая Гретту за волосы. Поднимается резко, в одно движение, скидывая с колен на пол, тянет за шелковистые пряди, и ему кажется, что сейчас он ее ударит по мягким губам, которые целовал только что. Ярость, ударившая в голову с рваным вдохом, неохотно опадает волнами, с каждым следующим выдохом, и Рихард поджимает губы, не торопясь ни помочь Гретте подняться, ни извиниться.
Нет, все же, какая дрянь!
Чех не видит в небесно-голубых глазах ни капли раскаяния, вздергивает немку на ноги и тащит за собой на кухню - острое желание натыкать Гретту носом, как нашкодившего котенка, в каждую из грязных тарелок и желтых потеков, остро колет виски, заставить выдраивать ее каждый сантиметр этого дома, пока нежная кожа на пальцах не покраснеет и не полопается, а красивый темный лак, со вспыхивающими красными искрами в фиолетовой глубине, не сойдет безобразными и бесцветными ошметками.

Отредактировано Richard Bolem (23-02-2019 19:00:42)

+3

6

Безразличная рука мужчины в привычном положении на ее колене будто прожигает кожу насквозь, оставляя  клеймо хозяина.
Впрочем Рихард он и есть. Вытащил из Астрала, поставил печать.
Сидеть. Лежать. К ноге.
Иногда, когда Гретта думала об этом долго, то чувствовала как начинает злиться.
Девушка давно заметила, что думая о чём-то старательно и продолжительное время можно загнать себя в то или иное состояние. Это ей нравилось. Хоть и не всегда получалось хорошо раскачаться и воспылать какими-либо эмоциями. От других получать их было гораздо проще и действеннее...

Гретта медленно трется носом о его шею, вверх к уху, вниз к ключице. Стаскивает безвольно повисший на его шее галстук, кидает куда-то в сторону, внося этим небольшое дополнение, легкий штрих в итак чрезмерный беспорядок вокруг, который почему-то всегда так бесит Рихарда.
Прислушивается настороженно к тому, что он чувствует, пока целует ее. Определяет по движениям губ как далеко они сейчас зайдут
Присматривается к движениям его рук,  к тому как он дышит, насколько глубока складка между его бровями, насколько напряжено тело, затянутое в серый строгий костюм
Гретта как собака, живущая инстинктами, ловящая каждый жест своего хозяина.
Она не может пользоваться магией, Рихард не подвластен эмпатии ее теплых ладоней , как бы старательно она не водила руками по его груди, опускаясь вниз насколько позволяет ремень в его брюках,  и проскальзывая тонкими пальцами под рубашку, как бы не царапала его кожу ногтями, на которых не успевший высохнуть лак или морщился в безобразном узоре напоминающем сброшенную кожу змеи, или попусту облез, как потрескавшаяся дешевая  штукатурка на стене заброшенного здания.
Гретта не может отловить настроение Болема, почувствовать его боль или радость.
Не всегда. Только, когда он разрешает.
Она лишена возможности манипулировать, влиять и воздействовать своей магией.
Менять настроение мужчины под свои интересы, и раскачивать его в разные стороны, ощущая приливы его эмоциональных волн по всему своему телу. И не важно каких. Мрачно-черных, утягивающих в бездонную пропасть меланхолии , где ты скользишь на грани суицида. Или истеричное счастье бьющее по коже брызгами ярких вспышек и бенгальских огней, пущенных по венам.
Ей кажется она чувствует его возбуждение  и нерешительность в том чтобы сдаться её цепким ласкам, и дать ей то, что она хочет.
Но что-то его держит. Не пускает.
Рихард злится и Гретте это нравится, хоть она и не понимаем почему он недоволен. Его занудство в некоторых вопросах всегда удивляет её. Например, зачем так переживать из-за беспорядка, и давить на то, чтобы она всё это разгребла, когда можно заняться чем-нибудь более приятным и интересным.
Она изгибается под его пальцами, с нажимом двигающимися по ее спине.
Резкую  волну ярости мужчины Гретта ощущает одновременно с тем как уже оказывается на полу, больно ударившись локтями. 
Накрывает так внезапно и сильно, что на пару мгновений отключает осознание происходящего. Адреналин бьет в голову темнотой в глазах, и серо-белыми мушками, как рябь на старом телевизоре.
Больно схватив ее за руку так, что потом останутся сначала красные следы отпечатков его пальцев, а некоторые окрасятся лиловым, а потом и во все почернеют браслетом вокруг запястья на неделю как минимум, Рирхад тащит ее на кухню.
Вот уж нет. Убираться она не намерена.
Ноздри девушки широко раздуваются, загоняя кислород глубокими и быстрыми вздохами в тело, которое напряжено и наполнено силой злости, которую так щедро влил в нее мужчина.

- Я тебе не служанка ! — кричит она яростно, вспомнив как какая-то женщина орала это же какому-то мужчине в каком-то фильме. - И вообще ты тут даже не живешь! Какая тебе разница! — выдает она уже более резонный, как ей кажется аргумент.
Потом хватает какую-то чашку, может быть даже любимую Чарльза из горы посуды, скучающей у умывальника и высоко подняв над головой  с силой швыряет об пол. Осколки керамики взрывом разлетаются по кухне.

+3

7

Он, все-таки, не Виктор, как не пытается быть его копией во всем - от дорогих, сшитых на заказ, костюмов, до ледяного спокойствия, с которым герр Сейдж хлестал в ответ словами, как плеткой, хлестко и наотмашь. Так, что это запоминалось, надолго.
Он не Виктор - Гретта кричит так, что закладывает уши, и на шее чеха тяжело вздувается вена, пульсируя частыми неровными толчками.
Он не Виктор - казаться не значит быть. У него нет в запасе хлестких слов, только в голову ударяет второй волной злости, горячо пульсирует, раскалывает остатки спокойствия, как Гретта одним махом бьет несчастную кружку.
Чех рефлекторно моргает, щурясь, провожает взглядом пляску фарфора по керамической плитке, медленно возвращается к красивым ступням немки, вверх до рубашки, по полоске пуговиц, расстегнутых от груди, к напряженной тонкой шее, и все это время, пару секунд, отпечатывающихся в сознании быстрой сменой стоп-кадров, в голове - бум-бум-бум - снова стучит, заглушая все остальные звуки, первобытная ярость, ищет выхода, в непривычных словах, или в еще более непривычных действиях.

Строго говоря, у него нет ничего своего. Всё, от двухэтажного флигеля до рубашки, которая на нем надета, так или иначе является щедрым даром герр Сейджа - всё, кроме этого дома и Гретты с Чарльзом, единственное, что у него язык поворачивается назвать своим от и до. От красивых коготков астральной дряни, которые она выкрашивает в разные цвета, до гудящих труб, зашитых под гипсокартон у кирпичной кладки.

Откровенно говоря единственное, что ему хочется сделать - это свернуть шею этой суке.

От взмаха рукой, рубящей воздух - слишком резкий жест, слишком много энергии в него вложено - Гретту отбрасывает к противоположной стене, отдачей переворачивает и разламывает о кухонный гарнитур стол. Звон бьющейся посуды прокатывается в несколько волн, от истерично-оглушающего до одиночного робкого и редкого звона.
Щелчок простреливает откатом до самого локтя, но чех оказывается рядом с Греттой быстрее, чем в несколько осторожных шагов по осколкам, вздергивает на ноги, прижимая больно стиснутые локти к бокам, а спиной - к стене. Встряхивает до клацнувших зубов, и видит перед собой не малолетку, которую таскает из комнаты в комнату и швыряет неаккуратно, нимало не заботясь о целостности хорошей, но слабой оболочки.
- Этот дом - принадлежит мне.
Цедит сквозь зубы чех, впечатывая согласные, как гвозди.
- Здесь - мои правила. Ты - моя. И ты - будешь подчиняться. Ты поняла меня?.. Ты - меня поняла?!.

Разум затапливает гневом, но какой-то его частью чех отстраненно наблюдает за тем, как он подтаскивает Гретту к столешнице рядом со сломанным перевернутым столом, как впечатывает в нее грудью, удерживая за больно вывернутую руку, и щелкает пряжкой ремня, выдергивая его из шлевок в пару движений с характерным змеиным шелестом.
Все это кажется безумием - разгромленная им же кухня, хлесткие удары, прилипающие к нежной коже, белые полосы, наливающиеся розовым и багровым там, где приложило более жестким ребром. Раз за разом, беспорядочно, выплескивая гнев, сжимающий виски стальным обручем, пока ягодицы и бедра сплошь не покрываются горячими следами, пылающими на искусственном загаре, а розовый не становится насыщенно-красным.
Пока не отпускает.
Очень хочется закурить.
Чех разжимает пальцы и гладит немку по вздрагивающей спине, спускается ладонью на поясницу, трогает кипящие краснотой полосы на заднице, придерживает, помогая выпрямиться, разворачивает к себе.
"Никогда так не говори," - думает чех. Усталость свинцовая и гнет к земле, хочется по-простому сесть на пол у стены и выдохнуть. Вместо этого Рихард все щупает ладонью красивое лицо, словно хочет стереть с него память о произошедшем, и крепко прижимает к себе астральную дрянь, целуя светлую макушку. И сам не замечает, как ладонь сменяется настойчивыми губами, по бровям и закрытым векам - к чужим губам, которые чех сминает, навязывая поцелуй.

Отредактировано Richard Bolem (27-02-2019 11:33:51)

+3

8

Её будто вспарывает изнутри взрывом  и вдруг швыряет с размаху о стену.
Гретта  сильно ударяется затылком, от чего темнеет в глазах и всё идёт черными кругами , которые мигают в свете падающем из небольшого окна, уставившегося в облезший забор и угол соседского дома.
Она падает на пол, покрытый мелкой крошкой гипсокартона облетевшей от удара и продолжающей оседать белесой пылью на ее волосы, плечи, всё ещё скрытые под рубашкой, и  голые колени.
С внезапным ударом резко выбивает осознанность происходящего, отключает ясность восприятия всего, что есть вокруг, она только видит отстранено как стол разбивается в хаос разломанного дерева, как до этого кружка об пол, и становится похож на искалеченное животное с переломанными ногами, напоминая ей о Чарльзе, которого можно очень удобно обвинить в том, что Рихард злиться, а Гретте больно.
Ей непривычно видеть Болема таким откровенно злым и тем более таким агрессивно яростным, и от того Гретте страшно до ужаса, который приятно замер в животе  и колет кожу онемением бесконечного числа тонких иголок.
Его слова звучат глухо, издалека, будто с другого конца бетонного тоннеля, раскатываясь эхом в ее голове.
Гретта всё понимает, но не может ни отрицать ни соглашаться. У нее пересохло во рту и вообще её сейчас нет и всё это происходит не с ней.
Астральная сущность наблюдает из темноты Греттиного сознания за происходящим, смотрит на тело, как его двигают, как оно встает, ощущает его боль, облизывается хищно.
Она чувствует как ее тащит вверх, по стене, стальными пальцами Рихарда стянувшими ее кожу в болезненной хватке.
Зубы клацают, неприятно отдавшись ломотой в затылок, и прикусывают язык до крови.
Но эта боль сразу тонет  в следующей, становясь незначительным островком в огромном океане.
Горячая щека с силой впечатывается в прохладную поверхность столешницы и закрученная за спину рука лишает возможности двигаться, перекрывая даже зачатки попыток вырваться.
От жгучей  боли из глаз начинают течь слезы, ласково, будто издеваясь, щекоча кожу и стекая  в рот, внезапно обжигая раздраженный язык солью. Она терпит, закусывая губу до крови.
Внезапно все заканчивается, напоминая о себе только ожогом саднящей от ударов кожи  и вспухшими красными полосами, которые скоро станут еще более темными.
Рихард прижимает ее к себе и всё вокруг опять обретает вкус, звук, форму, ощущение.
Гретта чувствует, что ей очень хочется разреветься, громко , так чтобы трясся подбородок, клацали зубы, глаза заливало и веки опухли. Глупо и бессмысленно по-собачьи выть.  Не потому, что ей обидно или горько, а потому что этого всего так много, что её человеческое тело не выдерживает, и готово излить это излишнее наружу. Спазмом сдавливает горло, будто что-то застряло внутри и она не может это проглотить.
Рихард целует её и этим выдергивает чеку из гранаты. Прорывая моментально и так еле сдерживающую бурный поток, в котором и бревна и камни и черт знает что еще, плотину.
Гретта льется горячими слезами.
Она запутывает свои пальцы в волосах Болема.
Тянет голову Рихарда еще сильнее к себе, жадно отвечая на поцелуй, кусая его губы, скользя своим языком по его.
Гретта толком не понимает, что делает, только чувствует как ее разрывает изнутри чем-то сильным, что ищет выхода.
Щемящий клубок страха в животе начинает разматываться хлесткими, широкими волнами желания.
Она забирается на столешницу,  садится не обращая внимания на боль, хотя впрочем сейчас эта прохлада даже приятна и как раз.
Тянет Рихарда , обвивает ногами, упираясь пятками в дверцу прижимает к себе с такой силой, будто хочет поглотить его, сожрать как голодный зверь.
Он кажется ей отстраненным, уставшим, хотя отвечает на ее поцелуи, но Гретте этого мало.

- Прости меня —  шепчет она прямо в его губы  - прости, прости- шепчет  как в лихорадке и проводит по его губам языком, продолжая поцелуем.
Светлые волосы растрепанны, спутанны, липнут к мокрым щекам, лезут в рот, в глазах лихорадочный почти безумный блеск, уже совсем мятая рубашка Рихарда сползает с её плеча.
Гретта кусает мужчину в шею. Мягко. Втягивает носом запах его кожи, жадно как наркоман  дорожку кокаина, жмурит глаза от кайфа.
Пытается расстегнуть пуговицы на его рубашке, но пальцы дрожат, соскакивают. Ткань трещит, грозясь порваться и Гретта не рискует. Бросает начатое и тогда просто тянет его брюки вниз. Ремень валяется безжизненно змеей посреди останков их предполагаемого ужина — палтуса со спаржей.

Отредактировано Gretta Bolem (28-02-2019 21:24:10)

+1

9

Она лихорадочно и быстро шепчет свое нескончаемое прости-прости-прости – целует жарко солеными губами, ее лицо влажное, а пальца проворно расправляются с пуговицей и молнией на брюках, пока чех беспомощно сжимает покрытые искусственным загаром плечи и робко, устало расстегивает пуговицы рубашки, добираясь ладонью до небольшой и упругой груди.
Ткань медленно шелестит вниз по ляжкам. Боксеры цепляют резинкой стоящий колом хер – так всегда, после акта насилия, будь то порка, порезы, пощечины или другие удары, глохнущие под мягкой кожей,  или сцепленные на шее пальцы. Не хочется ничего и хочется все сразу. Растерзать, пополам разорвать, если бы на это нашлись еще силы.
Адреналин и нечто другое, вещество, которому нет названия и состав вне таблицы Менделева, расчерченной на скучные квадраты, пульсирует в крови; сбивающееся дыхание стучит гулким эхом в токе крови.
Ноги у Гретты горячие и сильные. Пятки мягкие, трутся о поясницу, пока чех закидывает себе за спину тонкие щиколотки, прижимаясь к влажной промежности, тычась головкой вслепую и как в далекий первый раз. Он закрывает ей рот ладонью – хватит этого раздражающего «прости» - ищет упор ладонью то на растрескавшейся столешнице, то на дверце шкафа, который грозит обвалиться в любую минуту.
Ничего не скрипит.
Ничего не перебивает жаркое дыхание.
Шелест вскрываемой упаковки презерватива, резинка, которую надо обязательно раскатить по члену, потому что Гретта ебливая дрянь и шляется непонятно где и с кем целыми сутками, а потом приносит обратно целые букеты венерических болячек, до которых ей нет никакого дела, потому что ее тело арендовано на время. Злая мысль обжигает по краю сознания. Рихард машет на нее рукой и даже не пытается искать чертовы гандоны, только кусает губы и шею под напряженно запрокинутым подбородком, хочет вцепиться зубами в горошину соска и сжать сильно, до чужого болезненного крика.
Что-то она делает. Непонятное. Почти магическое. Что заставляет его сейчас нарушить обычную прелюдию к любому их сексу, трахаться размашисто, зло и жадно поначалу, постепенно все хаотичнее и как-то по-кроличьи быстро. Брезгливое: «Здесь грязно,» - застревает, неозвученное, поперек горла. «Ты наказана, никаких больше походов по магазинам и улицам Аркхема, только сырой подвал!» - стирается под яркой, почти оглушающей разрядкой, после которой единственное, чего хочется, долго и лениво, уже без боли и зубов, целовать мягкую теплую грудь, шею и губы.
Это все сейчас – так глупо.
…и слишком быстро.
Рихард не выпускает Гретту из рук, продолжает целовать – он хочет забрать ее в душ из этого грязного, разгромленного места, и там долго ласкать под горячей водой, запускать пальцы в мокрые тяжелые пряди, чувствовать под языком не соленую влагу от слез, а самую обычную, и после продолжить, там же, под опасными струями воды, смывающими магию, или после, уже в своей комнате, до самого рассвета, который наступит еще нескоро.
Никуда не торопясь…
Но это все, весь бардак в его доме – нельзя, невозможно оставлять без внимания, без соразмерного наказания!
[под языком тянет металлом, когда взгляд останавливается на беспомощно лежащей на полу спарже и раздавленной рыбе]
Наказание – должно быть.
Он не Виктор.
Хуже. Слабее. Никчемный. Прогнувшийся под желания астральной мрази после короткого секса. Не способный ни на что. Ленивый. Бесполезный. Ни на что не годный. Не способный удержать порядок в доме, который принадлежит ему и который он великодушно одолжил в качестве жилища для Гретты и Чарльза. Они творят что хотят. Он не справляется. Словно с галстуком, который он снимает, приходя сюда, скидывая весь въевшийся в него официоз, из него уходят все силы и бездушие, которые за пределами этих стен позволяют ему принимать бесчеловечные решение, будь то SCR или личный приказ Виктора.
То, что нужно сделать, любой ценой, опуская внутренний рубильник, отключающий любые эмоции и забывая поднимать его обратно.
Он не Виктор и никогда им не будет.

Чех ищет беспомощными, слабыми губами губы Гретты, стряхивает с себя брюки и боксеры, по-привычке забирает их собой, сгребая в неопрятный ком, тянет немку со столешницы, и ведет ее за собой [осторожно, осколки!], потому что не хочет ставить портал.
Не хочет пользоваться магией вообще.
- Вызову клининговую службу на завтра. Будь дома, - невнятно роняет Болем, стаскивая с Гретты измятую белую рубашку прежде, чем подтолкнуть ее под душ. Возится некоторое время, стягивая остатки одежды с себя. Ему не нравится, когда Гретта пытается навязчиво расстегнуть пуговицы или стянуть галстук – это вызывает непонятное внутреннее напряжение и необходимость тщательно следить за ее руками, за тем, что она делает – ему нравится, когда Гретта стонет или выкрикивает какие-то пошлости, подслушанные в очередном порно, за что хочется дать ей по губами наотмашь.
Не сейчас.
Сейчас чех жмет ее к белому кафелю и целует долгими, выпивающими дыхание, поцелуями.
Он не Виктор и не может - не хочет - заставлять эту прекрасную Гретту, которая стонет под ним, выдраивать дом до растрескавшихся пальцев, но он может забрать пространство, в котором она может двигаться, ограничив его пределами дома на следующие пару недель.
Позже.
Потому что вода шумит, смывая магию и посторонние мысли, оставляя только желание обладать этим телом здесь и сейчас.

Отредактировано Richard Bolem (07-03-2019 21:14:08)

+1


Вы здесь » Arkham » Аркхемская история » gangnam style


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно