Ночная смена была в самом разгаре, а лейтенант Майкл Джонатан Бэнкс уже жалел, что нигде в участке нельзя налить ванну кипятка, высыпать туда весь молотый кофе, какой только можно найти в радиусе трех километров, лечь в нее и в кои то веки перестать натирать глаза, пытаясь держать их открытыми если не волей, то хотя бы за счет силы физической. Был вариант спуститься в душевую участка и вылить на себя пару галлонов ледяной воды, но момент был уже упущен - перед подозреваемыми не годилось показываться в одном лишь полотенце, прикрывающим голую задницу. Не то, чтобы Майкл прямо-таки ратовал за подобные условности в работе, но устав есть устав и на допросе полицейским надлежало находиться в максимально официальном виде. Но Бэнкс, на данный момент обладающий самым высоким званием в участке, мог позволить себе пару вольностей - как, например, удобные кеды и рубашка на выпуск. Отбери у него такую простую привилегию, и он лично организует восстание всех уставших, заспанных, стянутых неудобной униформой полицейских мира, ночами вынужденных разгребать чужое дерьмо вместо того, чтобы с максимальным комфортом нежиться в постели.
А проклятый городок не переставал подкидывать все новые поводы обзывать провидение неприличными словами. Опять какая-то потасовка в стрип-клубе и опять ему все это разгребать. Такие дела он ненавидел больше всего - одно дело, когда тебя срывают посреди ночи, чтобы вместе с десятком таких же ошалевших коллег вязать долго выслеживаемого убийцу, и совсем другое - когда какой-то очередной алкаш напивается и начинает лапать потаскух-стриптизерш, после чего затевает потасовку с вышибалой. Не для того он шел в полицию, чтобы выслушивать в оба уха орущих клоунов, пытающихся доказать, что, дескать, трогать чужих женщин за филейные части - это дело хорошее/плохое/должно быть оплачено вперед (нужно подчеркнуть). Тем более, что, несмотря на свою явную провинциальность, Аркхемские жители решили ни в чем не отставать от тех же нью-йоркцев и жили по классической схеме: "родиться, нагадить кому-нибудь под дверь, затеять драку в стрип-клубе и убить ближнего своего (ну или умереть - тут уж кому как повезет)". Майкл все же не отрицал возможность существования людей, находящихся вне бесконечной войны преступников и полицейских, тех, кто ложится спать с чистой совестью, целуют на ночь своих детей, а по утрам встает на работу с улыбкой. Но Бэнкс уже давно пришел к тому же выводу, что и любой полицейский, проработавший в системе больше недели - каждый в чем-то да виновен. Людей, идущих на работу с улыбкой вообще нужно брать под прямое наблюдение, как потенциальных маньяков.
В десятый раз за пятнадцать минут Джон проводит пальцем по экрану бюджетного смартфона, вызывая сообщение от патрульного:
"Лейт взял жирного приставалу и официантку с сочной задницей готовь допросную и протоколы спроси у красотки телефончик <3<3<3"
В десятый раз экран гаснет и в десятый раз Майкл грозится про себя дать наглому капралу в рыло. Вряд ли, конечно, до этого дойдет, ведь мужик-то - если отбросить какое-то нездоровое желание трахнуть все, что движется, а все, что не движется, подвинуть и все равно оттрахать - был ничего, по крайней мере, не худший коллега, с которым приходилось работать.
Стрелки на часах вот-вот покажут три ночи, а значит, что пора спускаться навстречу гостям. Время было рассчитано идеально, ведь от стрип-клуба до участка как раз пятнадцать минут по пустынным городским улицам. Откуда он это знал? Да просто каждый в участке давно был в курсе, куда именно капрал каждую неделю ходит попялиться на голые задницы. В клубе "Валькирия" он воистину был завсегдатаем. Пока Майкл миновал лестничный пролет, в его полуспящем мозгу лениво текли мысли, цепляясь друг за дружку. Почему валькирия? Там работают воинственные бабы? Почему вообще у всех таких заведений столь тупые названия? Почему никто из банальной честности не назовет свой клуб как-нибудь вроде "Шлюшьего притона"? По крайней мере, будет оригинально. И честно. Да нафига вообще они существуют? Шли бы эти танцующие потаскухи на нормальную работу, по выходным бы вышивали крестиком или книги обсуждали и не добавляли работы и без того перегруженной полиции.
Бэнкс только отмахнулся, когда дежурный подхватился с места, чтобы отдать честь. На ночных дежурствах уже не было смысла выдерживать жесткую субординацию - все здесь были в одной лодке. Тем временем за окном показались всполохи сирен - капрал был дураком, но не сволочью, а потому ехал не включая сирену, чтобы не запятнать свою карму проклятиями десятков разбуженных и взбешенных гражданских. Через минуту двери распахнулись и внутрь вошли трое - баба... нет, совсем еще девчонка, закованная в наручники, что-то неразборчиво орущий толстяк и капрал с улыбкой до ушей. Двумя отрывистыми жестами Майкл сумел передать подчиненному довольно-таки большой объем информации и еще один бывалый коп, окажись такой поблизости, смог бы перевести это примерно так:
"Тащи девку в допросную, мужика в приемную, потом принеси мне два двойных эспрессо и богом клянусь, если ты не сотрешь эту лыбу со своего лица, я тебе все зубы выбью".
В ответ капрал кивнул и оттащил девчонку в допросную комнату, где приковал ту к столу. Спустя каких-то две минуты туда зашел и лейтенант, где-то по дороге умудрившийся раздобыть необходимую в таких случаях фуражку, а потом обрушился на стул напротив задержанной. Всем своим видом он хотел продемонстрировать, что не намерен играть в хорошего или плохого копа, открыв перед той новую роль, по сравнению с которой остальные кажутся детским летом - сейчас Майкл был копом зверски усталым, а потому настроя соблюдать формальности вроде "зачитай задержанному его права", "предложи ему чашечку какао" или "не долби задержанного головой о стальную столешницу" у него не было. Тем более, что уже первое впечатление о собеседнице у офицера сложилось не то, чтобы прям положительное. Во-первых, хорошие девочки в стрип-клубах не работают; во-вторых, они не носят униформу, которую наверняка приобрели в специализированном магазине для извращенцев; и в-третьих, они не смотрят на офицеров полиции, как на какую-то дрянь, вытащенную из раковины.
-Лейтенант Майкл Бэнкс, моя работа - разобраться в произошедшем и определить, на сколько дней тебя упрятать в обезьянник, - представиться требовал протокол, хотя сам Джон предпочитал обходиться без этого, ведь знание имен друг друга - первый шаг на пути к доверию. А всяческим проблядушкам и извращенцам (как ни странно, после переезда в Аркхем превалировали именно эти два типа задержанных) он доверять не хотел, - а потому я хочу услышать предельно правдивую историю. Все ясно?

Майкл устало потер глаза. "Нет, господин офицер, я ничего не делала, это все самооборона, отпустите несчастную девочку домой" - как часто он слышал что-то подобное. При этом самым неприятным было то, что задержанные подчас действительно не осознавали своей вины. При том, чем сильнее запачкана совесть дамы, тем более убедительно она играет. Как-то Бэнкс стал свидетелем, как скованная наручниками домохозяйка своими тирадами выбивала слезу даже у самых закаленных офицеров, которые сразу же, поддавшись эмоциям, рвались снять с бедной тетушки неудобные наручники. Впрочем, Майкл, участвовавший в задержании прекрасно понимал, что грош цена слезам женщины, хладнокровно расправившейся с мужем и двумя детьми. Конечно, такое гиперболизированное сравнение услужливо подсунул вымотанной ночной сменой мозг, но лейтенант ни секунды не сомневался, что девчонка, прикованная к столу лишь изображает из себя дурочку.
-Криг... немка что-ли? - Майкл отвлекается на мгновение, чтобы принять две чашки кофе от вошедшего капрала, чья улыбка стала еще шире при виде задержанной (еще немного и верхняя часть головы отправится в свободное плавание), который затем, поймав раздраженный взгляд начальника, поспешил покинуть допросную, - так вот, Палома, ты вроде как уже не маленькая девочка, раз решила работать в таком притоне, а потому я буду общаться с тобой, как со взрослой и адекватной женщиной. Понятно?
Джонатан сделал хороший глоток дымящегося напитка, который оставил горячую полосу по пути в желудок и помог прояснить взгляд. Свободной рукой он толкнул чашку в сторону девушки - та остановилась в сантиметре от края стола, прямо перед лицом задержанной. Мало кто знает, но со временем офицеры, ответственные за допросы, приобретают навыки профессиональных барменов - столько они передают чашек с какао опрашиваемым с целью расположить тех к себе. К сожалению, какао закончилось только вчера и никто еще не успел отправить какого-нибудь стажера в ближайший супермаркет, а потому девчонке пришлось довольствоваться кофе.
-Ты сломала нос человеку. Без всякой причины, - Майкл видел, что девчонка уже готова была разразиться недовольством, а потому резко поднял палец вверх, требуя внимания, - я имею в виду, с точки зрения закона. Насколько я знаю, ни в одном из штатов нет закона, который как-либо оправдывал самооборону применительно к сексуальным домогательствам. Если бы он выразил недвусмысленное желание забраться на тебя и использовать по прямому назначению, после чего ты отвесила бы ему по роже, я бы попросту взял у тебя показания, кинул бы урода в кутузку и отправил бы тебя на все четыре стороны до дальнейших разбирательств. Но шлепок по заднице официантку стрип-клуба даже самый социально-справедливый судья не признает попыткой изнасилования.
Нужно было перевести дух. Страшно хотелось закурить, но вряд ли разбор вопроса "является ли жопа Паломы Криг достоянием общественности или нет?" мог послужит достаточным оправданием, чтобы задымить после трех лет завязки. Вместо этого лейтенант сделал еще один глоток кофе, чтобы разлепить грозившие сомкнуться прямо здесь и сейчас веки.
-Правильным решением с твоей стороны в сложившейся ситуации было бы написать заявление о сексуальном домогательстве - есть записи и любой суд примет решение в твою пользу. Ты бы получила выплату за моральный ущерб, а урод попрощался бы с работой. Но теперь на тебя вполне возможно завести дело по стп, и, если я разбираюсь в сволочах - а я, поверь, в них разбираюсь - любитель задниц прямо сейчас в уме уже составляет заявление. Как итог - ты вылетаешь из своего учебного заведения, выплачиваешь кругленькую сумму и садишься за решетку на пару лет с возможностью условно-досрочного, - Майкл свел пальцы домиком и взглянул на девушку поверх них, - оно того стоило?
Кстати что-то в девчонке было знакомое. Ощущение, будто он где-то ее уже видел назойливо жужжало где-то в задней части черепной коробки, но выхватить что-нибудь из памяти все никак не получалось. В Аркхеме они не встречались - это уж точно. Саратога тоже отпадала - когда Бэнкс покидал родное гнездо, девчонка еще под стол пешком ходила. Остается Нью-Йорк. Но сужение круга поисков тоже дела не упростило. Надо бы при случае пробить ее по базе. Если, конечно, вся эта ночь не вылетит из головы после десятка часов хорошего сна.
-Если ты сказала правду, то записи скорее будут играть против тебя. К тому же наверняка в клубе было до черта свидетелей. Если и существует вариант, при котором ты не попадаешь под суд, то это только полюбовная договоренность, - по правде говоря, этот вариант был предпочтительней и для Майкла, ведь обязательно дело спихнут на него и придется заполнить кучу бумаг, чтобы доказать, что, дескать, да, рука индивидуума А вошла в непосредственное соприкосновение с ягодицей индивидуума Б под определенным углом, а после чего кулак индивидуума Б нанес непоправимые повреждения шнобелю индиви... в общем, лучше бы сегодня Бэнкс взял отгул, - то есть, если по какой-то причине любитель попок решит не подавать заявление, то все мы и дальше сможем продолжить свою обычную жизнь и больше никогда друг с другом не встречаться. Ферштейн?

Ни один мускул не дернулся на лице Майкла, пока тот выслушивал тираду девушки - как принял ту хмурую позу со сведенными перед лицом пальцами, так и замер в ней, будто бы окаменев. Достаточно внимательный человек даже заметил бы, что он ни разу за это время не моргнул. Но вот глаза словно бы жили своей жизнью, рассматривая каждую мельчайшую деталь лица собеседницы. Сначала он допустил ошибку, посчитав, что перед ним сидит простая вздорная дурочка, не умеющая держать себя в руках. Сейчас же стало очевидно, что жизнь свела его с дурой поистину галактических масштабов. Заливается слезами, пытаясь изобразить отчаяние от вселенской несправедливости, а на самом деле тихонько хихикает про себя, радуясь удачной задумке. Хочется поплакать? Представь, каково сейчас офицеру, который хотел всего-лишь спокойно провести ночь, подремывая за столом, а в итоге вынужденного смотреть выступление малолетки, вообразившей себя актрисой на церемонии вручения золотой статуэтки без возможности кинуть в нее тухлым помидором. Лейтенант никогда не хотел знать, как чувствуют себя родители на школьных выступлениях своих отпрысков, но благодаря этому сраному городу теперь прекрасно прочувствовал это. Спасибо.
Когда лужица горячего кофе из опрокинутой в сердцах кружки доползла до локтей, упершихся в столешницу и обожгла их, Майкл все еще хранил неподвижность. Ну конечно же, женщина определенно поняла бы проступок девушки, посчитав тот оправданным ответом на пошлый жест, но, по счастью, до офицеров дослуживались лишь те дамы, которые умели отринуть в сторону все - как сейчас модно говорить - все гендерные предрассудки. Можно даже сказать больше, будь сейчас на месте Майкла его бывшая начальница из нью-йоркского отдела - добродушная женщина средних лет между прочим - она бы первым делом отвесила звонкую оплеуху соплячке за подобные заявления... хм.
Наконец-то лейтенант откинулся на спинку кресла, сияя самой добродушной улыбкой из всех возможных - ну точь-в-точь милый полицейский с агитационных плакатов, грозящий пальчиком ребенку, вздумавшему перебегать дорогу в неположенном месте. Правда в голове крутились мысли совершенно далекие от терпеливых нравоучений - скорее уж он с удовольствием размазал бы в кашу до противного ехидную рожу задержанной о блестящую полированную столешницу, на которую она без тени сожаления разлила живительную жидкость, помогавшую держаться Бэнксу и тысячам других офицеров на ногах во время ночных смен. Но, к сожалению, правила обязывали постоянно вести запись любых переговоров в допросной. Да и все-таки вряд ли бы он поднял руку на заведомо более слабую девчонку. Определенно, рисовать в воображении раздробленный нос и неподдельные слезы было в какой-то мере приятно, но любой полицейский быстро учится сдерживать своих внутренних демонов, а иначе оказывается по другую сторону решетки.
-Конечно у нас есть женщина-офицер. И по закону мы не в праве отказывать задержанному в просьбе встретиться с ней, - Майкл пожал плечами, мол, "жаль, что у нас ничего не вышло, но все равно рад знакомству", -сейчас я ее приглашу. Доброй ночи.
Напоследок лейтенант отдал честь. Как правило, четкость, с которой он выполнял этот отработанный жест напрямую зависела от его степени нервозности. Сейчас рукой Бэнкса можно было резать хлеб. Затем он на пятках развернулся и вышел из допросной. Некоторое время в ней сохранялась тишина, нарушаемая только эхом от громкого хлопка обитой железом двери и... еле различимыми смешками снаружи. Исходя из того, что комната обладала внушительной звукоизоляцией, можно было предположить, что по ту сторону двери кто-то громогласно хохотал.
Прошло ровно три минуты и дверь вновь распахнулась. На пороге снова стоял Майкл, чей вид, впрочем, претерпел некоторые разительные изменения - под рубахой были выпуклости разного размера, что выдавало в них два скомканных полотенца, а на голове красовался парик, специально ради этого случая извлеченного из мешка вещдоков. На лицо же налипла самая кислая мина, какую только видело человечество, символизировавшее о том, что лучше не переходить дорогу этому гражданину, а лучше вообще удрать как можно дальше - желательно на другой континент. Пинком он развернул стул так, что теперь он был повернут задней частью к столу и взгромоздился на него, уперев руки в спинку и взгромоздив на них свой подбородок.
-Лейтенант Полли Бэнкс, - Майкл даже не удосужился поменять голос, -в мои обязанности входит определить сколько времени ты пробудешь в обезьяннике, а ты уж точно в него попадешь. И да, если вздумаешь что-то вякнуть по поводу моего гендера, я тебя так засужу, что месяц не сможешь сидеть. Все понятно?

Майкл оттрубил свои пятнадцать лет в полиции совсем не зря. Возможно, менее опытный страж закона действительно купился бы на такое внезапное раскаяние. "Господин офицер, я маленькая хрупкая девочка, просто шла из библиотеки домой, остановилась спросить время у милого джентльмена и отвесила ему такого леща, что теперь никакой детектив не найдет разлетевшихся во все стороны хрящей, но я нечаянно, честно-честно" - оставьте подобные сказочки капралу, который готов был поверить любой байке - даже самой безумной, с участием йети, пришельцев и уважающих себя работниц стрип-клубов - если ту рассказывает симпатичная молоденькая леди. Бэнкс же привык видеть подвох везде и от девчонки, за десять минут сменившей три театральных образа подвохом перло за версту. Конечно, сейчас она смеется как бы над своей глупостью (ну и разве что чуть-чуть - над безобразным париком лейтенанта), мол, "молодец, легавый, раскусил, теперь я просто компанейская девчонка и готова идти на сотрудничество со следствием". Презрительно фыркнуть офицеру помешало только джентльменское воспитание. Но парик Майкл все-таки стянул - презрение презрением, но эта сволочь адски чесалась.
Со стороны девки глупо было думать, будто в этой комнате находится только один хороший актер - да, Бэнкс не умел работать с реквизитом, но, когда дело доходило до непосредственно перформанса...
Лейтенант обезоруживающе улыбнулся. Именно такую улыбку ожидают увидеть на лице стража порядка люди, не имеющие никакого понятия о деятельности полиции. Казалось бы, его тоже позабавила собственная выходка и теперь чего бы не посмеяться над своей глупостью?
-Ладно вам, я тоже дал маху, хаха, - мелкая сука уже перешла на "ты" с учетом того, что перед ней сидел офицер полиции почти на двадцать лет старше, а она обвинялась в средних телесных. Назовите худший способ завести дружеские отношения с полицейским и я дам вам доллар, - сами понимаете, ночная смена и все такое.
Не хочет она встречаться с потерпевшим, ага. Боится мужчин. Поэтому-то ты, моя дорогая, пошла работать в заведение, посетители которого ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО СУКА МУЖЧИНЫ! Ну ладно, может еще пара-тройка женщин, времена такие. Майкл понимал, что девчонка явно ведет какую-то игру, но - хоть убей - не мог понять ее правил. Чего он еще не понимал, так это того, за какие такие прегрешения именно он сейчас должен был сидеть и выслушивать причитания работницы какого-то притона и наблюдать за ее выступлениями. Ошалевший от недосыпа, с мыслями, тягучими, словно деготь, Бэнкс действовал исключительно благодаря служебной тупости, взращенной годами общения с визгливыми дамочками, наглухо тупыми богатеями и наглыми до невозможности бедняками. Возможно, когда-то Майкл Джонатан Бэнкс не был полной сволочью, чьи социопатические наклонности сдерживались исключительно тонюсенькой цепочкой околовоенной дисциплины (краткое определение понятия "полицейский офицер низшего звена"), но это было давно. По крайней мере до того, как он начал разбираться в людях.
В ответ на просьбу Паломы, Майкл толкнул ей свой мобильник раньше, чем до мозга через уши дошла вообще хоть какая-то информация. Вполне возможно, потребуй девчонка у него бумажник, сейчас она бы сидела, рассматривая водительские права Бэнкса. Единственное, что можно было сделать в такой ситуации - запоздало изобразить на лице добродушную ухмылку - мол, "вы к нам по-человечески, и мы к вам так же". Странная фраза родом - возможно - из казавшейся такой далекой прошлой жизни (до этой ночной смены). Сейчас же Майкл чувствовал себя кем угодно, но не разумным человеческим существом, представителем главенствующего вида на планете, покорившего океанские глубины и космические дали. На данный момент он больше ощущал родство с каким-нибудь раком отшельником, которому хочется опустить фуражку на глаза и напрочь забыть о существовании мира за пределами этой импровизированной уютной раковинки.
-В данном случае я не могу ничего сделать, понимаете? Закон на стороне потерпевшего, а я этот закон представляю, - даже собственный голос уже доносился словно бы издалека, - я обязан задержать вас до выяснения обстоятельств. То есть, до судебного заседания по делу или отзыва жалобы со стороны потерпевшего. В принципе, эстэпэ - это не тяжкое преступление, а потому я, как старший офицер, могу отпустить вас на все четыре стороны, если кто-нибудь внесет залог.