|
you speak, "someone let me out"
Страница: 1
Сообщений 1 страница 4 из 4
Поделиться111-02-2019 00:24:37
Поделиться214-02-2019 16:50:41
Древний пузатый телевизор рябит какой-то мелодрамой из девяностых, шипит помехами, из за которых периодически слышна ревущая человеческая речь. Уолтер лениво наблюдает за тем, как дрыгаются в танце черно-белые пиксели, образуя сцену, в которой переговаривается между собой изуродованная помехами пара. Возможно, он уже видел этот фильм раньше, только вот сейчас мужчина не следит за тем, что там происходит. Он больше сконцентрирован на сонном дыхании лежащей рядом Вероники. На её мягком аппетитном запахе, и на том, как мерно вздымается её грудь, обрамленная тканью старой, пропитанной запахами прошедших дней кофты. Она заснула недавно, под звуки шипящего телевизора, стараясь отодвинуться как можно дальше от его тела, но лишь до того момента, как только она перестала себя контролировать. Кровать жалобно скрипит, когда Ричи прижимает к себе лежащую рядом Веронику. Она не просыпается.
Сквозь белый шум, с вкраплениями человеческой речи, мужчина слышит приглушенные, но достаточно громкие всхлипы. Эти звуки издает не Вероника, но они принадлежат женщине. Уолт закрывает глаза и прислушивается. Низкий мужской голос врывается в подкорку восприятия, образуя с женским дуэт. Её, томный и хрипловатый перемешивается с его тихим и сдержанным в слепой ярости голосом. Женщина в другом номере - скорее всего, проститутка или случайная любовница - видимо, ещё не понимает, что этому мужчине будет недостаточно поцелуев и грубых глубоких толчков. Уолтер ухмыляется, сползая чуть ниже на кровати, чувствуя своим боком разгоряченное молодое тело. Он вдыхает через сжатые зубы застоявшийся воздух номера, пока его челюсть не немеет от искусственного холода. Женщина за стеной начинает негромко стонать - он прислушивается к её громким томным вдохам, и к сухому сдерживаемому дыханию мужчины.
Уолтер открывает глаза - зрачки расширены, и кажется, будто его глаза насыщенного эбанитового цвета. Дыхание учащается, и его трясет от возбуждения, которое подгоняет кровь к его паху. Рука тянется к волосам цвета красного клена - мозолистые мужские пальцы вплетаются в тонкие шелковые нити, отливающие осенним золотом. Ногти царапают верхушку женского черепа, раздирая кожу до крови, дробя светло-бежевую оболочку, и пальцы утопают в мягких розовых мозгах. Другой рукой мужчина расстегивает штаны, пытаясь унять тянущее ощущение внизу. Стоны за стеной становятся чаще, вскармливая собой похоть Уолтера. Он поворачивается на бок - так, чтобы полностью видеть Веронику. Он видит, как трепыхают её длинные ресницы, а глаза под веками нервно бегают - она скоро проснется.
Его ладонь перемещается с растрепанных волос, минуя мягкие аппетитные щеки, касаясь приоткрытых бледных губ, на тонкую шею. Она накрывает ею всю, словно Уолтер хочет задушить свою пленницу. Но он лишь широким движением проглаживает кожу, задевает подушечками пальцев артерию. Он облизывает засохшие губы быстрым движением. Рука вновь продолжает свой путь, внимая звукам. А они становятся всё тревожнее - недовольный голос проститутки прерывает скрип кровати. В ту же секунду раздается хлесткий шлепок и вскрик. Бывший солдат ни с чем не спутает этот звук - человек за стеной её ударил. Ладонь Уолтера замирает на бедре Ники, затянутом джинсовой тканью. Он сдавлено шипит, не в силах справится с новой волной возбуждения на границе с болью.
Она уже давно не спит, лишь притворяется - Ричи понял это по её резким вздохам. Мужчина смотрит на её лицо - ореховые глаза впиваются в кожу, срезают по ровному кусочку и проглатывают. Он склоняется над ней и медленно проводит языком по её шее - там, где бьётся испуганной пташкой пульс под светлой кожей. Уолт чувствует солоноватый вкус пульсации, и его губы смыкаются в нетерпеливом поцелуе.
Поделиться314-02-2019 23:59:41
Полковник Джейкоби Тодд верит в силу молитвы. А еще в войны, врагов Америки и в то, что говорит Дональд Трамп, за которого он голосовал. Маленькую Нику он учит вставать на колени перед кроватью, раскладывать худые локти на матрасе, собирать пальцы в замок и с чувством произносить извинения за содеянное за день и быстрые краткие просьбы Богу. Об этом узнает мама; мама, которая верит в искусство, купоны на скидку и то, что идеальный дизайн дома может спасти ее идущую трещинами жизнь, и молиться Веронике запрещают. Сейчас, как никогда, ей хочется опуститься голыми коленями на тонкий прожженный, пятнистый от пятен ворс ковра в номере мотеля, локтями упереться в некрасивое пестрое покрывало, сложить ладони в молитвенном жесте и просить отчаянно, пока ее не услышат - молится святой Анне Ричи, рыхлой, некрасивой Анне Ричи с глазами брошенного щенка, жалкими сухими рыданиями, которыми рыжеволосая наслаждалась, пересказывая потом школьным подругам и копируя ее рябую интонацию, все эти отрицательные дерганья головой, святой Анне, с чьего телефона Тодд отправляет Уолтеру фотографию своей обнаженной груди в резком металлическом свете душевой в лазарете, пока она перевязывает обожженную руку рядового и спасает и сохраняет. Пусть она заберет его обратно, пожалуйста, пусть он вспомнит о ее материнском молочном теле, тусклых светлых волосах, слишком пухлых пальцах, в которые врастало обручальное кольцо, и оставит Нику на первой заправке, автобусной станции, повороте к городу.
Он не оставляет ее одну даже на секунду, все время беспокойно следит глазами и хищно дергается, стоит ей сделать неосторожный глубокий вдох, когда салон машины нагревается и разливается теплым запахом вытертой горячей кожи. Надежда на святую Анну и ее защиту гаснет с очередным днем, на стойке администратора мотеля лежат пластиковые проспекты с Девой Марией, и Ника дергается, потому что у той лицо Анны Ричи, плачущее, сделанное из теста. Она расплывается миражом с каждой проеденной вперед милей, у Уолтера рука без обручального кольца, которая лезет рыжеволосой в расстегнутую молнию на тугих джинсовых шортах, заставляя ее откидывать назад голову, выгибаться послушно в спине вперед и покорно сдерживать желание исказить, сморщить от боли лицо. У администратора в мотеле лицо, покрытое рытвинами угревых оспин, он о чем-то спрашивает едва стоящую на ногах от усталости Веронику, которая переносит вес своего тела на спину Уолтера, тот отвечает что-то резко, обрывая и комкая чужой голос; покрасневшие водянистые глаза рассматривают голые ноги в джинсовых шортах, а рука стучит ключом от семнадцатого номера. Тодд сонно проводит рукой по своему лицу, дает себя отвести на улицу. Сентябрь в этом году был засушливым и душным, и нагретый за день асфальт едва остывал ночью. Горящая у дороги вывеска отбрасывала длинную тень. У шестнадцатого номера, прислонившись к дереву, покрашенному вспузырившейся шелушащейся краской, стояла и курила Анна Ричи в узком слишком тесном платье и сланцах на босу ногу, растрепанная, небрежная, какой бывают только женщины, давно меняющие себя на пачку сигарет или бутылку выпивки. Ника дергается к ней, она поворачивает голову, подняв светлые брови нитью в удивлении, и сквозь слепленные сном веки рыжеволосая понимает, что это не она. Она не спасет.
В номере пахнет застарелым запахом сигарет, пота и женской смазки - оглушающе, невыносимо. Вращаются лопасти вентилятора над головой, лениво перегоняя из угла в угол дух прошлых постояльцев, проводивших здесь в лучшем случае ночь. Деревянные панели впитали в себя всю вонь и отдавали ее, усиленную, перестеленная постель, приглашающая, на которую смотрит Ника (и чувствует, как Уолтер следит за ее взглядом), едва ли свежая. Рыжеволосая обходит номер по дуге, ударяясь бедром о старый допотопный телевизор, о расцарапанный стол, о край кровати, отступает дальше от Ричи ближе к закрытой темным кафелем маленькой ванной. Она не знает, куда себя деть, посадить ли на продавленное кресло в углу, уложить на постель, броситься и запереться в темной керамической клетке - мужчина кивает ей на ванную, великодушно разрешает. Ника подставляет лицо упругим горячим струям, проводит с нажимом ладонями по коже, убирая назад отяжелевшие от влаги волосы, закрывает рот собственными пальцами, чтобы не заплакать - впервые за три месяца она принимает настоящий душ, и вода не пахнет болотом и ржавыми трубами. Уолтер сидит на полу, вытянув ноги, рядом лежат кучей ее грязные, пахнущие сладковатым потом, вещи, даже не пытается сделать вид, что не смотрит на ее голое тело. Вероника скрещивает руки на груди, закрываясь, переступает с ноги на ногу, и стоит под водой, пока она не наполняет все белесым паром, и не сжигает весь верхний слой кожи до алой красноты. Потом она, содрогаясь, натягивает на себя обратно свое влажное белье, джинсовые шорты и кофту - ткань прилипает к коже, по спине катятся потоки воды с волос, которые негде и нечем высушить.
А потом он позволяет ей заснуть. Перед тем, как провалиться в пустую, звенящую черноту, Ника думает о святой Анне из шестнадцатого номера, Анне-Деве-Марии с рекламного проспекта, Анне, которая смотрит на нее, когда рыжеволосая, смеясь, говорит, что лишилась девственности с ее мужем.
Святая Анна странно стонет сквозь картонные стены - Ника просыпается от фальшивого грудного мурлыканья, и не сразу понимает, что святая Анна трахается с кем-то в соседнем номере. Телевизор, включенный Уолтером, утонул в белых помехах, тихо и бессильно шипел, а сам он был рядом с ней. Святая Анна говорит "О да, еще сильнее, сильнее, сильнее" - и Ричи разводит коленом ее ноги, наваливается тяжелым телом сверху. Рыжеволосая не открывает глаза, не успевшие высохнуть волосы разбросаны по покрывалу, налипли на ее лицо и шею - когда Уолтер проводит языком по ее коже, они попадают ему в рот. Когда он ее целует, первое, что чувствует Тодд, это железный вкус воды; он засовывает язык ей в рот, проталкивает ей его в горло, кусает и мнет ее губы той лаской, которая не позволит сказать "Нет". Она тоже различает звуки ударов за стеной, поворачивает на них голову, выставляет по наитию вперед руки, упираясь Ричи в грудь, теряет на этом несколько вдохов и начинает задыхаться.
- Ей надо помочь. - умоляет она; святая Анна ее единственная надежда, тонкая ниточка, - Ей надо помочь.
Он снимает с нее кофту - теперь она путается между ними, тянет Уолтера рукавами назад, и впивается зубами в мягкую теплую грудь, в бледно розовый сосок, пальцами выкручивая другой, - женщина за стеной, и рыжеволосая на постели почти одновременно болезненно и отчаянно вскрикивают.
Поделиться416-03-2019 15:56:16
Кэссиди закуривает терпкую сигару, выпуская ароматное облако дыма, от которого у Уолтера кружится голова, и облизывает пересохшие тонкие губы. Кажется, ему лет девять, когда она говорит внуку, что он, мальчик, должен защищать женщин, девочек и оберегать их от боли.
- Почему?- спрашивает мальчик, прижимая к груди потертый футбольный мяч. Ему хочется поскорее вырваться из душного дома на улицу, но любопытство берет верх и он остается внутри еще на пару минут.
- Потому что они хрупкие. Им нужна забота,- отвечает бабушка. Хриплый и низкий голос бьёт по ушам, и Уолтер выбегает на улицу, подальше от белесой табачной пелены.
Он не верит ей, потому что Кэссиди не такая. Она не хрупкая - её рука сильная, от неё у Ричи синяки на спине. Она не корчится от боли, когда он кусается, вырываясь, чтобы снова не оказаться в жутком и вонючем подвале. Но он послушно кивает, принимая то, что говорит ему бабушка. И вечером, когда шальной мяч разбивает соседской девочке нос, Уолли сам умывает её водой из питьевой бутылки, смывая алую сопливую кровь и мутные слезы.
В средней школе парень всё ещё помнит наставления Кэссиди, когда в его жизни появляется принцесса Керолайн - с тонкой кожей и хрупкими костями. Он несет её домой на руках, когда у неё раз в месяц болезненно скручивает живот и дует ей на разбитые коленки после неудачного падения. По-юношески неуклюже целует её, вжимая в дерево - это единственная "сила", которую он применяет по отношению к девочке, и это жутко возбуждает. Но Керолайн отталкивает его от себя, и Уолт неловко извиняется.
Ричи не считал себя садистом, но он стыдится своих желаний - придушить, укусить, разорвать одежду - всё это кажется ему таким неправильным. И он ненавидит себя, когда наступает его сексуальная разрядка во время просмотра топорного и до желчи наивного бдсм-порно. Кассета в его руках жжет ему пальцы, и он обещает себе выкинуть её, но вместо этого с напускным отвращением прячет куда-то за кровать, где Кэссиди смотреть не станет.
У него было несколько женщин, но не с одной он не позволил себе того, чего так хотел. И его милая Анна - жена, с которой Уолт мог быть самим собой - была слишком мягка, и мужчина просто боялся сделать ей больно.
А потом в его жизнь пришла Вероника, и его жизнь кардинально повернулась. Это она показала, какой Уолтер Ричи на самом деле. И с той самой секунды, когда в служебной машине бесстыжая школьница оказалась сверху, молодой офицер больше никогда не стыдился своих желаний.
Тяжелая мужская рука ложится на шею тугим ошейником. Крики за стеной заводят его до дрожи в тугих мышцах, а сопротивление девичьего тела рвет его на части. Мужчина дышит часто и громко, вжимая Веронику в скрипучий матрас старой кровати.
- Ты...- раздраженное шипение дерет глотку, и Уолту приходится проглотить слюну вкуса её рта,- Ты не можешь помочь сама себе, Вероника. Поэтому заткнись,- рычит он,- Просто, закрой рот.
Его пальцы царапают её бледную кожу, щипают и рвут. Её болезненные стоны вызывают в Уолтере блаженную ухмылку, и он с рвением вновь впивается в её колючие губы, срывая с них омертвевшую кожу, облизывая проступившие капельки крови.
Руки распаленные мягкостью женской груди, спускаются ниже, к ксилофоновым ребрам и тонкой талии. Сухие пальцы впиваются в проступающие кости, и мужчина чувствует, как ребра продавливаются во внутрь тела. Очередной крик боли направляет его к коротким джинсовым шортам. Расстегнув замок, Ричи нетерпеливо просовывает свою руку, зажатую между грубой тканью и мягкой чистой кожей.
- Может, ты хочешь быть на её месте?- горячий шепот звучит в унисон с телевизионным шипением,- Я могу это устроить.
Страница: 1
