У меня всегда был своеобразный ритуал, если это, конечно, можно так назвать. После того, как у меня заканчивался рабочий день в больнице, я садилась в машину, и включала аудиосистему, но ставила не радио, а записанные диски, благо даже в нашей семье были люди, которые понимали в этом больше, чем я, понимавшая в компьютерах чуть больше, чем "НИЧЕГО". И там было всё, начиная от классики, и заканчивая композициями Акиры Ямаоки, которые я в принципе была готова ставить когда угодно, и под какую угодно ситуацию. Сейчас же даже обстановка за стёклами автомобиля располагала к тому, чтобы позволить себе ненадолго упасть в чарующую меланхолию момента. Даже сейчас, в подступающем вечере чувствовалось, что небо затянуто тучами, готовые вот-вот пролиться дождём, совсем как утром.
Hey there to my future-self, if you forget how to smile
I have this to tell you, remember it once in a while
Ten years ago, your past-self prayed for your happiness
Please don't lose hope
И при этом я ехала всегда с открытыми окнами, хотя любой нормальный человек наоборот старается максимально закрыться. Ещё бы - ведь так холодно и промозгло, и ещё этот холодный и колючий ветер! - вот только я была вампиром, и мне весь этот холод нипочём. А пальто намокнет... да кого это только волнует, господи. Никогда вещизмом не страдала, если уж на то пошло.
Вот только Рената, наверное, за такой подход меня бы обругала, скорее всего. Я усмехнулась своим мыслям, и уже представляла, как я сейчас приеду домой, сниму насквозь промокшее пальто, поставлю сумку с историями болезней, и взятой на дом работой, найду отца и Натана, и сяду к последнему на колени, просто чтобы сбросить напряжение от этого такого долгого и длинного рабочего дня, вот только... вот только что-то было не так. Все мои инстинкты хищника сейчас словно замерли в ожидании, а чувства были обострёнными до предела. Я вслушалась в окружающий меня мир, припарковалась у обочины, заглушила двигатель. Ничто не должно было меня отвлекать.
Даже вышла из машины, убрав при этом ключи во внутренний карман пальто - мало ли что. А потом услышала - ровно то, что искала. Или скорее - что привлекло меня, манило, словно свежая кровь, столь соблазнительно зовущая меня, что я практически на физическом уровне чувствовала эту тягу. Вот только... странный запах, который я чувствовала, несколько сбивал с толку. А ещё был другой запах - и от него меня мутило так, что даже меня, сильное и практически бессмертное существо, этот запах буквально скручивал на месте, причиняя практически физическую боль. Это был человек, но человек настолько безумный, жестокий и грубый, что я даже начала сомневаться, может ли такое быть. Оказалось, ещё как может. И я побежала. Побежала так быстро, как только могла, благо для меня нужное расстояние было буквально в полусекунде пути, с моими-то возможностями. И то, что я увидела, было для меня определяющим.

Взрослый мужчина, стоял, нависая буквально недвижимой скалой над распростёртым на земле подростком - совсем ещё мальчик, который если и может себя защитить, то точно не от этого монстра, который вовсю упивался собственным могуществом и силой. В тот самый момент я практически не чувствовала себя Арианной Сильвией Найтшейд, врачом и музыкантом, ласковым и нежным существом, столь яростно любящим всё человечество, нет.
[float=left][/float]Если уж я кем и ощущала себя, то именно что ВАМПИРОМ, беспощадным монстром, глаза которого горели от ярости, злобы и ненависти, которая сейчас буквально захлёстывала меня с головой. Я подлетела к мужчине, буквально оттолкнув его от мальчика, после чего вновь налетела на него, и подняла его за лацканы одежды словно пушинку. Он хрипел и вырывался, но что мне его сила? По сравнению со мной он был беспомощным котёнком, который только-только появился на свет.
Моё лицо, до этого чуть светившегося в неясном сумеречно-вечернем свете, сейчас было искажено гневом, яростью и жаждой крови. Мне хотелось только одного - расщепить его на атомы, разорвать на столь мелкие кусочки, что даже хлопья пепла были бы больше каждого ошметка, который бы от него остался: - МОЛИ О ПОЩАДЕ, ВЫРОДОК, - рычала я, - ПРОСИ ПРОЩЕНИЯ У СВОЕГО РЕБЁНКА. Но он только скалился в ответ, и пожалуй, именно это в итоге послужило решающим толчком к тому, чтобы сначала я его пару раз приложила головой об асфальт, после чего сломала его правую руку, словно это даже была не человеческая кость, а всего лишь ивовый прутик, который только что переломило надвое ураганом - совсем как тем, который обрушился на город в ночь на Хэллоуин. Громкий, нечеловеческий вопль пронзил близлежащие окрестности, но кто в него станет особенно вслушиваться? Людям очень часто нет никакого дела до чужого горя или чужих страданий, а если это ещё и страдания подобного ассоциального элемента, то всем становится очень сильно глубоко плевать на происходящее. Отшвырнув от себя воющего от боли мужчину, я с отвращением посмотрела на извивающееся тело, и тут меня словно пронзило острой волной боли, я как наяву увидела огорченное лицо Натана, своего отца, посмотрела ещё раз на то, что я натворила... и мне стало настолько горестно и плохо, что я едва на ногах устояла. И это... сделала я?
С ЧЕЛОВЕКОМ? Господи, да я же чуть его не убила.

- Сука. Шлюха подзаборная..., - доносится до моего уха, и я словно с разбега окунаюсь в ту самую ночь, когда я закончила свою человеческую жизнь, и начала перерождаться в вампира. Вот как сейчас - холодно, даже очень, дует холодный ветер... Разве что у ног ещё плещется вода. Меня так колотит, что я даже практически физически чувствую, как грубые и уверенные мужские руки рвут моё платье, забираются под юбки, безжалостно обрывая ленты и кружева. Чувствую на своей коже смрадное дыхание, и похотливый шепоток, и гнев вновь начинает захлёстывать меня с новой силой, меня буквально ломает от боли, которую я уже причинила этому человеку, и которую я ему ещё ХОЧУ причинить.
И ведь я хотела.
Нет, даже не так - Я ОЧЕНЬ ЭТОГО ХОТЕЛА. Я так этого хотела, что я даже не представляла себе, что подобная ярость только может существовать во мне. На этот раз под моими пальцами хрустнула здоровая нога, и только тогда я обессилено отошла от распростертого на земле тела. Я не могла ни думать, ни говорить, у меня дрожали руки - а ещё я понимала, что если я сейчас же не переключусь, хоть на что-нибудь, то всё может закончиться... очень и очень плохо, ТАК плохо, что об этом даже лучше не говорить. Я в отчаянии похлопала себя по карманам, после чего, наконец, позволила себе посмотреть на мальчика. Да уж, называется, лучше бы я этого не делала - сейчас он бы по белизне кожи дал фору даже меловым скалам в Турции: - Телефон есть? Понимая, что в лучшем случае его сейчас просто вывернет наизнанку от увиденного, я чуть подняла вверх одну ладонь, словно пыталась его успокоить: - Прошу тебя, успокойся..., - хотя это называется, кто кого ещё по идее успокаивать должен! - меня зовут Арианна Найтшейд, я врач-терапевт из больницы Св. Анны. Я сейчас вызову сюда скорую и полицию, домашнее насилие нельзя спускать на тормозах. Но его лечить я точно не стану, иначе мне же придётся констатировать и время смерти..., - и тут я машинально нащупала в кармане пальто свой собственный телефон. Я машинально помотала мальчику головой - мол, спасибо, уже свой нашла.
- Мужчина, лет пятидесяти, белый, многочисленные ушибы и ссадины, возможно сотрясение. Два перелома..., - в то время, как парамедики укладывали его на носилки, я же с помощью гипноза убедила двух приехавших патрульных в том, что некогда герой американского общества Реймонд Мейсон отныне - полностью асоциальный элемент, который держит в узде домашнего насилия свою жену и их ещё не совершеннолетнего сына, что в сущности, не было и такой уж прям совсем неправдой. А если по правде - то мне просто хотелось спровадить всех присутствующих, и остаться наедине с мальчиком, тем более, что гнев меня уже полностью отпустил, и я была просто морально уничтожена и растоптана, мне было так горько и плохо, что я даже плохо понимала, где я и что.
В какой-то момент я даже пожалела, что не курю.

- Прости меня, дитя..., - наконец выдавливаю я, и смотрю прямо на мальчика, у меня дрожат губы, и я понимаю, что ещё немного - и я разрыдаюсь: - Я не имела права так выходить из себя, я..., - тут я замечаю его всё ещё нездоровый вид, и удивительно б е р е ж н о подхватываю его под руки, и веду к своей машине, после чего усаживаю его на пассажирское сиденье: - Ну-ка, посмотри на меня..., - с минуту я всматриваюсь в его лицо, - как себя чувствуешь? Я перевяжу тебе голову, и обработаю ссадины, а потом можно будет где-то посидеть и поговорить. Что ты скажешь о Салеме? Домчу тебя туда - оглянуться не успеешь, а потом так же быстро верну тебя домой[float=right][/float]Я клянусь тебе, я не сделаю тебе... ничего плохого. Вот только поверит ли он мне, особенно после всего произошедшего?
Это, как сказали бы в популярном сериале "Это, Сэмми, вопрос вопросов".
И меня упорно, упорно точило чувство вины и огорчения, что я одним махом умудрилась подвести абсолютно всю свою семью. Хороша дочь, нечего сказать, просто лопнуть от гордости можно!
Что же я потом скажу Натаниэлю?
А папе? А Ноэлю? Я даже осуждения в глазах Ренаты, Нии и наших мальчишек не так боялась, как осуждения отца, моего Рыцаря и нашего мальчика. Вот только единственное, что мне оставалось, так это принять всё то, что я заслужила своим поступком - всё отчуждение и всё огорчение, как бы это ни было больно.
В конце концов, и не через такой кошмар проходили.
Но вот куда мне точно стоит заглянуть - так это в церковь. Может быть, хотя бы исповедь святому отцу чуть облегчит душу.
No matter how hard it gets, you have to realize
We weren't put on this earth to suffer and cry
We were made for being happy, so be happy
For me, for you