Персефона не тешила себя иллюзиями о радушном приеме. Сурово сведенные чёрные брови отца, опущенные глаза матери, равнодушный взгляд Эдмунда, смешки Ардена и грустная ободряющая улыбка Теодора - единственная приятная деталь короткой встречи. Кажется, он сунул ей в руку печенье и пару купюр. Если она и будет по кому-то скучать, то только по нему.
Она только теперь, стоя посреди улицы, вышвырнутая из собственного дома, как паршивая собака, поняла, что стоило проявить больше настойчивости в доме матушкиных сестёр. Хотя, она бы легко разбилась о нерушимо-крепкую стену  вежливости тётушки Талии с ее лёгкими намёками, что пора бы и честь знать. Тётка Медея же, такими условностями себя не обременяла и просто ненавязчиво, однажды утром  предложила сотворить портал. Даже унаследованные от их семейства рыжие волосы не смогли пробудить в женщинах родственной любви.
Персефоне очень хотелось пожалеть себя, посетовать о несправедливости жизни. Убедить себя в том, что ее единственным желанием является возвращение в отчий дом, но в реальности приходила к выводу, что они ей к черту не сдались с таким к ней отношением. И все же, жить на улице никак не входило в ее планы.

Часы на городской ратуше пробили полночь. Подозрительной внешности человек в грязном сюртуке, который был ему явно не по плечу, глядя на неё  многозначительной поднял брови. Мисс Эстервуд хлопнула глазами, поймав себя на мысли, что совершено точно не хочет знать, каким образом этот человек получил сюртук, да и вообщем-то вообще ничего о нем знать не хочет. Девушка засунула в рот остатки печенья и поднялась со скамейки, намереваясь убраться как можно дальше от сквера.
Персефона сделала несколько кругов по центральным улицам, избегая переулков, что было довольно сложно, и уже собиралась свернуть к церкви, когда пришлось  резко отступить в сторону, пропуская спешившего высокого джентельмена. Тот, кажется и вовсе ее не заметил. Зато она сама вполне успела рассмотреть его строгое лицо, без труда узнавая сэра Уильяма Уайтферн. Девушка на мгновение остановилась, и стремительно развернувшись в обратную сторону поспешила вниз по улице.

Персефона аккуратно подёргала высокие железные ворота. Те ворчливо поскрипели, но не поддались. Девушка сделала пару шагов назад окидывая их взглядом от острых пик наверху до основания, вся подбираясь, вытянулась в ниточку и протиснулась между толстыми прутьями. Облегченно выдохнула, оказавшись по ту сторону, поправила юбку и неспешно направилась к двери. Задумчиво постояло перед ней, вздёрнула подбородок и постучала.

- Спорим, в вашей книге чего-то не хватает? - с обезоруживающей улыбкой поприветствовала открывшуюся дверь девушка

Персефона уставилась на протянутую руку. Сначала непонимающе, потом прищурившись наклонилась, чтобы взглянуть внимательнее.
— А у вас линия жизни расходится на две, — весомо протянула девушка, прочертив линию на раскрытой ладони  и аккуратно потеснив мужчину занырнула внутрь.
Дом Уайтферна мало чем отличался от дома Эстервудов, хотя и был явно новее. Но все это различие читалось лишь в архитектурных изысках снаружи, внутри же - без труда можно было чувствовать себя как дома. И, пожалуй, это был тот редкий случай, когда это было минусом, а не преимуществом.
— Я у вас поживу.
На вопрос это ни капельки не походило. Одной из тех немногих полезных вещей, которую она узнала от отца — была простая истина «не задавай вопросов, если не хочешь получить отрицательный ответ». Мисс Эстервуд завернула в гостиную, скептически осмотрела медвежью шкуру на полу с разинутой пастью. В тусклом свете свечей морда животного вполне бы сошла за живую, если бы не была неестественно замершей. Персефона подумала, что было бы забавно зачаровать ту, чтобы вместо того чтобы лениво лежать, при входе гостей та начинала реветь. Девушка хмыкнула, пробежалась  взглядом по оленьим рогам стене, и наконец повернулась к хозяину дома.
— Ах да, — Персефона спохватившись вытащила из корсета сложённые страницы, — Чуть не забыла.
Расправив те, она быстро пересчитала листки, присела на край кушетки, сложив странички на коленях.
— У вас есть еда? Я ужасно голодная. Ваши алмазы, — девушка недовольно поджала губы, — Очень сложно заложить, к вашему сведению. Не хотите у меня их купить?

Она не знала чего ожидала, и вряд ли на секунду задумывалась, что будет, когда она перешагнет порог. Задумываться вообще было не ее. Мысли все только усложняли. Она прекрасно знала, что стоит над чем-нибудь задуматься, остановится на секунду и скорее всего надумает столько всего, что никогда ничего не сделает. А делать, на ее взгляд, часто бывало важнее.
Персефона хмыкнула на предложение зайти на кухню, покусала губу, медленно складывая страницы в аккуратный квадратик и подняла глаза уставившись в потолок, будто могла через него увидеть комнату над ним.
— Должно быть, ваша кухарка не слишком-то вас уважает, раз вы осведомлены о том, когда у неё бывает дурное настроение, — задумчиво плавно протянула девушка, все ещё внимательно разглядывая потолок.
Она медленно поднялась, вытащила из декольте маленький кожаный мешочек, из него один прозрачный белый камушек и уложила на стол.
— У вас, к слову, трещина в левом углу
Персефона сложила страницы обратно в корсет, одернула его и неспеша направилась к лестнице. В конце концов  прежде чем соглашаться, стоило хотя бы сделать вид, что выбор у неё все таки есть. Хотя бы перед самой собой.
Лестница даже не скрипела, видимо в ней трещин не было, а мадам Ада в дурном расположении не била об неё поварёшкой. Мисс Эстервуд прошлась по длинному коридору, тихо приоткрывая каждую дверь, просовывая в щель свечку, и тут же недовольно закрывала, лишь изредка проходя внутрь. В некоторых  она все же задерживалась, внимательно рассматривая картины и канделябры, пропуская через пальцы тяжелый бархат гардин. Было очень интересно, что будет если поджечь одну из них. Скорее всего итог мог быть лишь один: ночевала бы она на улице, где-нибудь неподалёку от кретина в чужом сюртуке. Возможно, ее бы даже прирезали во сне? И нашли бы лишь утром. Персефону это не устраивало, ей казалось, что если уж и должны найти ее окровавленный труп, то непременно зимой, чтобы алые порезы на шее красиво выглядели на фоне кипельно-белого утреннего снега. На дворе был ноябрь, а значит ей категорически нельзя было умирать.
Девушка удивлённо погладила погладила мраморный нос искусно вырезанного цербера, задумчиво оглядела держащего в руке двузубец Плутона и озадаченного обернулась на комнату, окидывая ее всю придерживаем взглядом.

— Хочу ту, где кровать с синим балдахином, — свесившись с парапета, возвестила мисс Эстервуд, и сбежав по лестницы, на ходу вытащив страницы, протянула Уайтферну, — Разумеется одной тут не хватает. Но пока вы все остальные прочтёте, я уже успею найти себе другой дом.
Персефона свернула на кухню, чтобы через минутку вернуться с куском пирога.
— Алмазов я вам больше, конечно же не дам, — почти доживав кусок, кивнула девушка, — Но отсутствующую страницу верну, когда буду вас покидать. Читайте помедленнее.

Персефона откусила ещё один здоровенный кусок и уселась в кресло, на подлокотнике которого царственно восседал хозяин дома. Странный в общем-то был выбор для хозяина, нет бы вальяжно развалиться на кушетке. Девушка на секунду задумалась, а почему бы собственно не сделать так ей, но подниматься с кресла было слишком лениво. К тому же пирог...
Мисс Эстервуд ненадолго смутившись  перестала жевать и запрокинула голову, чтобы озадаченным взглядом посверлить затылок Уайтферна. В смысле "занята"? Это как-то не слишком приходило ей в голову.
Ей не слишком часто доводилось находиться в мужских спальнях, но в не воображение это место должно было представлять с собой нечто между полем боя и свалкой. С
Кучей разбросанных вещей даже при наличии служанки. По крайней мере, Джеймсу прекрасно удавалось разрушать любой порядок в комнате, и Персефона была уверена, что это самая обыкновенная мужская черта.
— Во-первых, — девушка облизнула пальце и отряхнула руки, — Вы сказали "можете выбрать спальню" без всяких уточнений, что означает "любую".
Персефона повернулась в кресле, чтобы видеть лицо мужчины. Только теперь, когда это было произнесённой вслух, мелкие детали, не заслуживающие особо внимания, не въедающиеся в память, пока на них не укажут,  сплетались в единую картину совершенно очевидно и впрямь обжитой комнаты.
— Во-вторых, считайте, я даю вас шанс проявить себя как джентельмен и уступить даме.
Не говоря уже о том, что в комнате было темно! А ленивого тусклого света свечи было не то, чтобы достаточно, чтобы она могла в полной мере оценить попавшуюся комнату.
— И в третьих. Я быстро бегаю, и отсюда успею добежать до неё раньше, чем вы, чтобы занять постель. Я хочу ее.
Наверное, это было не слишком красиво — отнимать комнату у ее законного владельца. И не сказать, чтобы вредность часто брала над Персефоной верх, хотя волей обстоятельств в последнее время все ее проявления выпадали как раз именно на долю мистера Уайтферна. Но в этом случае, вредность отступала, уступая место простому "хочу". Мисс Эстервуд никогда не умела отказывать себе в том, чего хотела, а единственно понравившаяся комната - становилась предметом принципа.
— И пирог, кстати, так себе.