|
table for two
Сообщений 1 страница 7 из 7
Поделиться105-02-2019 02:34:40
Поделиться208-02-2019 03:07:27
Поиск устойчивых областей страны снов не требует от Александра особой концентрации, он скорее ощущает закрепленные точки, затем без труда проявляет себя в любой из них, будто кто-то воткнул в зыбкую материю пространства металлическое острие канцелярской кнопки, отметил геолокацию красным маркером на дорожной карте. Надежный ориентир среди переменчивого, непоследовательного измерения, отмеченный магическим заклинанием, как ковыряющая заноза в пальце потустороннего мироздания.
Дилейни долго сражался с собой прежде чем принять еще одно последствие своей сущности, но здесь он ощущает себя королем. Словно реальный сон, в котором чувствуешь, что спишь и можешь реставрировать декорации зависимо от своего желания, натягивать небосвод на невидимые кукловодные нити, руководить временем и пространством одновременно. В Аркхеме каким-то образом ощущение покровительства над непрочной и хрупкой реальностью страны снов расширяется, она гибкая, как растертый в ладонях пластилин. Смертных разбрасывает здесь в хаотичном порядке, они теряются на каждом перекрестке, бесконтрольные над своим положением, легкоранимые, как новорожденные, беспомощные зверьки.
Лесная чаща гремит разнообразным шумом, он знает, что здесь могут водится невиданные твари, хищники с острыми клыками и непредсказуемым нравом. Он никогда не боится. Он один из них. Суккуб вглядывается к разноцветный, бурлящий жизнью лес, а он и не лес вовсе, а беспокойное, дышащее существо, корни деревьев тянутся сквозь обманчиво твердую почву тонкими капиллярами, в них бьется размеренный пульс. Собственное сердцебиение вторит спокойному ритму его природной среды обитания, дом приветствует шелестом листьев, в нем слышен едкий шепот деревьев, они поют о смерти, дурманят медовым, травянистым запахом и рассказывает легенды о здешних обитателях. Люди забредают в густой зеленый лабиринт в своих снах, топчутся близ него в необъятном пространстве сонного царства, он же перемещается вдоль живого мира с осознанной точностью, в голове будто сам по себе вырисовывается нужный путь.
Тело незнакомки пробирает мелкая дрожь, шифоновое бледно-розовое платье снедают острые порывы ветра, она оглядывается с перепуганными глазами, пытаясь увидеть прячущихся монстров, бледная светловолосая девочка в своем собственном кошмаре. Она стоит на краю потрескавшейся дороги, возле нее отдает желтизной увядшая трава. Пейзажи между лесом, слепящим буйством разнообразных красок и провинциальной дорогой в крошечном городке, меняются плавными градиентными переходами, они кажутся очень логичными, в их реальности не возникает желание усомниться. Молодая девушка замечает его присутствие, вздыхает с облегчением и приближается к нему дробными, быстрыми шагами, при этом постоянно оглядываясь.
- Хвала небесам, здесь кто-то еще, - на бледном перепуганном лице веснушки вырисовывают заковыристый узор, уголки рта опущены, а зрачки расширенны в праведном страхе, - оно меня сейчас сожрет, а я не успею отдать Джози подарок.
- Это прискорбно, - суккуб изображает подлинное сожаление, успевает ухватить ее за локоть, удерживая на шатких худых ногах. Волосы незнакомки отдают темной рыжевизной, ниспадают на плечи каскадом тусклых прядей, он почти с горечью отмечает, насколько они не похожи на волосы Валери, - можно спрятаться за деревьями в лесу, - он кивает в сторону, привлекая ее внимание, - там оно не будет искать.
- Спасибо, - она заметно расслабляется, прикрывая веки на несколько мгновений, затем смотрит на него неуверенно, прежде чем начинает просить о важнейшей услуге, - вы же пойдете со мной? Пожалуйста.
Александр сдержанно улыбается. С едой можно поиграть еще несколько минут. Правда в том, что он сейчас очень раздосадован. Суккуб приехал в самый ненавистный город в целой Америке, чтобы увезти Валери домой, на самом деле домой, а там, в холодном уюте их квартиры, они придумают как справится с помутнением рассудка его жены; но несколько дней на ее родине и город содрогается от урагана разрушительной силы. Буря, соответствующая его эмоциональному состоянию, но в данных обстоятельствах действующая как еще один раздражающий фактор. Голод внутри скулит обезумевшей тварью в предвкушении щедрой порции человеческой энергии. Девушка рассказывает как упорно прячется от монстра, но он все равно ее настигает, где бы она ни была. Александр закатывает рукава белоснежной рубашки, останавливает будущую жертву посреди цветущего холма, ставит руки ей на плечи и смотрит в глаза, заставляя заткнуться.
- Когда убегаешь от монстра, нужно обязательно кое в чем убедиться, Валери.
- Я не... - она начинает возражать, но в глазах вспыхивает губительное любопытство, - в чем?
- Что не угодишь ему прямо в руки, - суккуб улыбается и притягивает девушку к себе. В стране снов он может творить с ней что угодно, поглощать энергию, хоть отрывая от нее куски плоти, но он слишком старомоден. В ослепляющим свете летнего дня Александр срывает с жертвы тонкое платье, а она начинает кричать.
Отредактировано Alexander Delaney (08-02-2019 03:11:11)
Поделиться309-02-2019 23:02:12
without pain,
without sacrifice
we would have nothing.
Не уснуть. Ветер воет за окном волком, ночная стынь бьется о тонкое стекло, мерзлая грязь туч оставляет некрасивые пятна на плотном бархате неба, дождевые капли беззвучно разбиваются о балконные перила. Не уснуть, что за напасть, что за проклятье. Вера исчезает третьего дня — раньше, может? — и с ее пропажей дом замирает в томительном предвкушении. Макс резко захлопывает застекленную балконную дверь — коридоры содрогаются, заклятия, охраняющие крыло Мортимера, вспыхивают потревоженными красными и зелеными отблесками, одна из кукол Ванессы опускает голову ниже, льняные кудри закрывают тончайшую паутинку серебряной нити на кремовом шелке платья.
На работе знают, что Макс болен — и это в самую горячую пору, когда Аркхем сотрясает событие за событием. Им, как никогда прежде, нужны его рисунки, нужен их незлой смех и подписи в овальных двойных рамках. Он отправляет несколько штук — достижения научно-технического прогресса позволяют сделать это и дома. Макс мог бы не вставать по будням, не посещать редакцию вовсе и не присутствовать на летучках, даже не пытаясь исказить черты лица фальшивым вниманием к словам коллег. Приходится переступать через себя, напоминать о том, что затворничество не сделает его счастливым. Как раз когда Макс привыкает к новому распорядку дня, беда вновь стучится в тяжелые двери дома, бьет массивным бронзовым кольцом о мореный дуб.
Веры нет. Папа велит оставаться дома, и одного взгляда на него достаточно, чтобы понять: лучше не идти против его воли. Нет, не сейчас. Они подчиняются, разошедшиеся по своим углам, запертые за высокими стенами, скрытые от мира глухими занавесями — каждый выживает так, как привык. Под бледной кожей Макса бежит вавилонская тоска, и он судорожно ищет ей выход, как ищет его бурная река под истончившимся мартовским льдом.
Ему удается. Кошка будто бы смотрит на него с немым укором, дергает на себя одеяло, мешая. Чувствует неладное. Макс малодушно подозревает, что у того нет причин. Ураган, исчезновения, разрушения, смерти — все это уже случилось. Там такого не будет. Он знает, как обойти препятствия, как не ступить на земли скорби, как избежать горести.
В астральном мире ночь сменяется днем. Не исходить всех троп, не увидеть всех красот и вовек, но шестнадцать лет дают о себе знать. Макс шагает уверенно, стягивает через голову гречишного цвета свитер, расстегивает верхние пуговицы рубашки и засучивает рукава — жарко. Только здесь ему может быть жарко, в реальном мире он мерзнет даже нежной августовской ночью. Нужную дорогу он находит без труда. Бьется сердце. Тропа лентой вьется сквозь деревья. Выйти бы к озеру, лечь у воды и забыться. Теперь он не заблудится больше. Его ждут дома.
В оглушительной тишине увядающего леса Макс замирает на месте, прижавшись спиною к раскидистому каштану, и тот опускает тугие ветви ниже, укрывает его желтеющей листвой, когда буквально в нескольких футах пролетает зверь с узкой, похожей на змеиную мордой. Алые глаза опасно поблескивают в глухой чаще. Макс закрывает глаза, задерживает по привычке дыхание. Он видел таких тварей раньше. Видел и успешно избегал близкого знакомства, свидетелем последствий которого ему уже приходилось быть. Вот и сейчас вдавливает ладони в бархатистую кору, не шелохнется — словно он тоже часть этого зачарованного леса, вобравшего в себя обрывки чужих снов и воспоминаний, широкого лоскутного одеяла сладостных переливчатых грез и потаенных страхов.
До него доносится истошный крик. Переходит в нутряной вопль — Максу хочется зажать уши, переждать, пока не закончится. Ему не нужна ничья компания, он нарочно избегает совместных походов в астрал с кем бы то ни было, не пытается искать на этих просторах других путешественников. Тварь прошла, можно идти дальше. К черному зеркалу озера, к плачущим бело-золотым кувшинкам, к шелесту сминаемой в пальцах осоки и болезненным ожогам царапин. Это скоро закончится. Его вдруг будто молнией поражает. Женщине плохо, как он может оставаться в стороне, как же. Тень старухи, одной из четырнадцати, грозит ему пальцем. Макс смаргивает: крючковатая ветка орешника дергается от порывов ветра. И тогда он срывается с места, ведомый одним только желанием помочь. В сторону, дальше от дышащего покоем озера. Помочь, спасти, не допустить. Не допустить нового голоса, бьющегося о внутренние стенки черепа.
Ну вот. До чего глупо.
Заклинание срывается с языка непроизвольно — громкое, четкое, чистое. Макс тяжело взмахивает правой рукой, до боли, до тянущего ощущения в плече, отталкивая незнакомую ему девушку от мужчины? Он выше и сильнее. Широкие плечи, орлиный нос, острые скулы. Он будто хищник, а она... Она отлетает назад, неловко падает на траву, прямо на розовые обрывки ткани — это ли платье? Кто бы перед ним ни был, он опасен. Но времени на то, чтобы разбираться с ним, у Макса нет, да и не за тем он сюда приходит и рвет в клочья свое бесценное одиночество.
— Просыпайся, — он опускается на колени перед оторопевшей зареванной жертвой. — Слышишь меня? Ты должна уйти, — встряхивает ее за плечи что есть силы, заглядывает в глаза, наспех укрывает порванной юбкой — ему ли не знать, какую иллюзию защиты может дать даже самая тонкая материя.
Макс кладет ладонь ей на ключицы, чувствует, как нагреваются кончики пальцев. Собирает энергию — ее немного, он одним только заклинанием исчерпывает добрую четверть своего запаса.
— Давай же, помоги мне.
Она, кажется, начинает понимать, что от нее нужно. Ничем иным то, что ему удается вышвырнуть ее в реальность, Макс объяснить не может. Очертания незнакомки расплываются, и только тогда Макс позволяет себе подняться на ноги. Голова изрядно кружится, пальцы покалывает. Макс не сразу вспоминает об обидчике случайной гостьи этого мира. И, занятый попыткой удержать равновесие, оборачивается тоже не сразу.
Это он зря.
Отредактировано Maximillian Sage (09-02-2019 23:27:01)
Поделиться413-02-2019 16:15:51
Девичье тело барахтается испуганной раненной птицей, крик сменяется отчаянными всхлипами, за ними следуют протяжные испуганные вдохи-выдохи. Вертикальные зрачки суккуба, покрытие кожистой пленкой, отражают все оттенки ужаса на лице незнакомки, безысходность облепляет ее со всех сторон его грубыми касаниями. Простая, слегка заезженная, давно приевшейся схема, набор механических действий, обыденное удовлетворение повседневных нужд - единственное, что Александр видит в потенциальном завтраке. Или ужине. Во вместилище целых неизвестных планет, в полуреальном загадочном и непредсказуемом мире, коим является астрал, никогда не угадаешь наверняка.
Дилейни не насильник, звучный термин подходит узникам собственных неукротимых инстинктов - смертным, он же, хоть и часто балансирует на грани, но контролирует ковыряющего изнутри голодного червя, Александру нужно было научится, из-за Вадери, из-за ее хрупкой оболочки.
В стране снов все гораздо проще, в стране снов ему можно не притворяться человеком и насладиться чистой энергией. Пигментация радужки сменяется с тусклого болотного цвета в более яркий желтовато-коричневый; проявляются, острые как иглы, тонкие змеиные клыки, он соединяется воедино со своими демонами, не беспокоясь, что не сможет остановиться, позволяет измору руководить собой. От человека практически ничего не остается, и он забывается.
Когда Александра отвлекают, нагло перебивают от процесса кормежки, он все еще не человек. Суккуб оборачивается, алчущий, изголодавшийся, рассудок помутнен приливом теплой энергии, а стремительно оборвавшийся поток словно одна сотая привычной дозы наркотика. Недостаточно. Слишком мало.
Заклинание вырывает с его рук драгоценную закуску, бледная ткань платья разливается по примятой траве, Александр переводит змеиный взгляд на самозванца, назойливого нарушителя его холодного спокойствия, оно сменяется нарастающей яростью. Маг. Не такой, каким Дилейни привык их считать, всю их высокомерную расу. От того сочится праведный страх, суккуб чувствует его так же отчетливо, как крепкие и волнующие ароматы окружающего их фантастического леса страны снов. Александр склоняет набок голову, сдерживает первый же порыв, оправданное желание наброситься на непрошенного гостя; наблюдает его отчаянный рыцарский поступок, но, похоже, тот забывает подумать о себе.
Суккуб медленно приближается, по-звериному, в привычном жесте закатывает рукава рубашки; астральное солнце бьет в лицо, выделяя каждую прожилку в узких вертикальных глазах. Он предпочитает высасывать энергию из женщин, желательно светловолосых, с бледной, деликатной кожей, но сейчас он думает только о том, как заполнить энергетические пробелы любым доступным способом.
Зрительный контакт наладить легко, маг оборачивается сам, не понимая, что как только траектории их взглядов пересекутся, ему не удастся сбежать. В следующую секунду жертва уже не способна пошевелиться, она учтиво ждет своей участи, отлично понимает, что происходит, но повлиять на свою печальную судьбу не может. Дилейни игнорирует возможность противостояния, не обращает внимания, что перед ним не обычный человек, а маг. В одержимом, хищном состоянии каждое существо воспринимается всего лишь как еда.
- Не стоило тебе вмешиваться.
Говорит кратко, с укором, голос искажается из-за выступающих клыков, в очередной раз припоминая как же мало в нем от человека. Александр не прокусывает шеи колдуна, подобный жест предназначен для его светловолосых жертв, в астральном мире яд даже не действует на еду, принося одурманивающий эффект наслаждения, в стране снов его укус может принести только боль вперемешку со страхом. Суккуб не разрывает зрительного контакта, пока не подходит к мужчине вплотную, цепляется в его запястье, подносит руку с пульсирующей в сосудах чистой энергией, оголяет свои деформированные, острые зубы и впивается в предплечье его неожиданной жертвы. Укус отыгрывает роль устрашающего эффекта, еще одно привычное действие из реального мира, в любом случае энергия наполняет его голодную сущность, высасывая жизнь от одного лишь тактильного контакта.
Поделиться525-02-2019 20:07:50
whither is fled the visionary gleam?
where is it now, the glory and the dream?
То, что вырастает темной, вырубленной из камня статуей, не может быть человеком. Ни случайным сновидцем, заплутавшим на туманных дорогах, ни магом-следопытом, таким же, как сам Максимиллиан. Он успевает хорошо рассмотреть это создание по мере приближения. С каждым шагом внешнее сходство с человеком теряется. Перед ним хищник, хозяин положения, сосредоточие мрачной уверенности, свойственной сильным мира сего. Макс видел эту мощь прежде, знаком с ней не понаслышке. Она державным венцом возлегает на гордом челе отца, она горностаевым плащом наследного принца развевается за плечами старшего брата.
Такие личности с легкостью завоевывают сердца, раздвигают чужие ребра играючи, медленно втягивают ноздрями металлический запах свежей крови, без труда вытаскивают, выуживают чужие страсть, экстаз и любовь и отирают друг о друга перепачканные красным ладони. А на лицах выпотрошенных ими людей застывают вечные улыбки. Дать выжать себя досуха за ласковый взгляд, в котором нет ни капли тепла, — не такая уж высокая плата. На мгновение оказаться в лучах чужого солнца только потому, что свое не согреет, сколько ни старайся.
— Я должен был. Я не могу позволить другим страдать. Не могу больше... — твердит Максимиллиан единственное свое заклинание, самое действенное из известных, самое безопасное. Не двигается с места, не сопротивляется. Магнетический взгляд чудовища завораживает его, как завораживает зрителей грация тигров на цирковой арене. И даже если горячая кровь запятнает золотой песок, никто из присутствующих на представлении не пожалеет. Гибельная красота опасности во все времена будет приковывать к себе взгляды, красть робкое дыхание, сминать здравый смысл и осторожность, точно бумагу. И нет спасения.
Макс в отчаянии качает отяжелевшей головой: отрицание шагает рука об руку со страхом, таким знакомым, холодом обжигающим нервы. Ветер доносит шелест листвы — деревья повторяют за ним, шепчут его слова, будто то молитва, обращение ко всевышнему, который непременно их услышит. Никто не станет слушать, вот в чем горькая правда. Никто. В незнакомце недостаточно звериного, чтобы приручить, и недостаточно человеческого, чтобы воззвать к его сути. Да вот же она, истинная, ничем не прикрытая сущность. Вот она, вонзает острые зубы в плоть и все внутри разрывается болью.
Ему нужно другое заклинание. Другое. Другое. Макс никак не может понять, что конкретно должен сделать, чтобы все это прекратилось, но отчего-то попытки выдернуть руку не предпринимает, неспособный оторвать взгляда от демонических глаз с вертикальными змеиными зрачками. Мир вокруг вдруг затихает, только солнце, коварное астральное солнце продолжает сиять, безжалостно демонстрируя перепачкавшую пальцы кровь. Макса прошивает колким электричеством вдоль позвоночника, воздуха становится недостаточно, маг жадно ловит его ртом, захлебывается им и прокусывает обветренные губы от нового приступа боли. Желанный кислород тяжелой взвесью застревает в горле, не пробивается в легкие. Он слабеет с каждым вдохом, теряет связь даже с этой сюрреальностью с каждым выдохом и в попытке удержать равновесие цепляется за своего обидчика, обнимает его за шею, проходится ладонью по коротким волосам, повисает на нем сломанной марионеткой. Пытка не заканчивается и не закончится, даже если он потеряет сознание, поэтому Макс тратит все остатки сил на то, чтобы не отключаться, не терять единственного, что у него еще не отняли.
— Что ты такое?... — шепчет Макс.
Поделиться604-03-2019 20:11:38
Человеческое сознание в Астрале состоит из чистейшей, лучистой энергии, не барахтается в ином мире бесформенной лужицей, а руководствуется недоступными для понимания обычных смертных потусторонними законами. Они позволяют в точности воссоздать мирскую оболочку из хлипких костей, упругой мышечной ткани, тонких сосудов с пульсирующим кровотоком, но главное, с тем же самым, ограниченным в собственно сооруженные пределы, разумом. Лучевая артерия поддается давлению тонкого клыка, освобождает ярко-алую жидкость, пятнает искусственной, астральной кровью руки, оставаясь теплым, вязким следом на губах Александра, дробно стекая на изумрудно-зеленый ежовник в узком пространстве между хищником и жертвой.
Щупальца энергии проникают внутрь наэлектризованным потоком удовольствия, пробираются в каждую демоническую клетку, наполняют насыщением жизненно важные органы. Дилейни прикрывает веки, позволяет себе насладиться мгновением могущества, тонет в звуке собственного разгоряченного дыхания, отвлекаясь, разрывая обезоруживающий зрительный контакт. Относиться к жертвам лишь как к источнику насыщения входит в привычку, он не обращает внимания на их сменяющееся безликим потоком имена, краткие детали жизней запечатленные во внешности татуировками с тайным смыслом, медальонами на шеи с крошечными фотографиями, выцветшими от многоразовой стирки любимыми рубашками. Их история перестает иметь значение в момент, когда энергия начинает звенеть в жилах суккуба сладкой, живительной силой; они перестают иметь значения сами для себя, потому что сознание наполняется эйфорией.
В Астрале, с другой стороны, сознание после укуса монстра может наполниться лишь болью. Тогда почему его странная, напрочь избавлена инстинкта самосохранения, жертва не издает ни единого протеста после того, как Александр прерывает зрительный контакт? Незнакомец бережно поддается боли, прислоняется, будто поверяет случайному монстру всю свою жизнь, опирается с доверием, любовно проводит дрожащей ладонью по волосам Александра, цепляется за шею, терпеливо ждет когда пытка закончится. Суккуб опускает его руку, все еще сжимая запястье в мертвенной хватке, все еще выдавливая энергию из ослабевающего тела, ему хочется по-новому взглянуть на невольного гостя его ночных странствий; он делает еще полшага вперед, в нечеловеческих глазах мерцает вялая заинтересованность с нескрываемым удивлением. В рассеянных по воздуху запахах ослабевает ощущение липкого страха, Дилейни замирает будто в нерешительности - кто с такой легкостью доверяет свою судьбу столь самозабвенно?
Чужая ладонь на его шее сама отдает жизненные силы, питательные, дурманящие, добровольному мученику совсем не претит идея растворить себя до последней энергетической капли. Александр сводит густые брови на переносице, отчего-то бережно, очень осторожно отрывает ладонь мага от своей шеи, отпускает запястье, резким движением срывает ткань рукава своей рубашки и затягивает над окровавленным участком кожи импровизированную тугую повязку, чтобы остановить хлещущую алую жидкость. После пробуждения глубокие раны, заработанные в астральных прогулках, отразятся отвратительной усталостью, темно-синими кругами под глазами, режущим истощением, но не смертью. Суккуб улавливает в жертве очень знакомое настроение, привлекающую его податливость, смиренность перед фатумом, безутешную, губительную грусть; он находил подобное в совершенно других, искристо ясных голубых глазах, он смягчил себя непроизвольно, сам того не замечая, утонул в привлекательности чужой обреченности. Одна из его любимых слабостей, укореняется даже не как привычка - как фетиш, и Александр поддается ей непреднамеренно, проникается робостью, жестокой покорностью случайной жертвы перед предопределенностью бытия.
- Очередной астральный монстр, ночной кошмар, называй как хочешь, - в Астрале вещи появляются в непредсказуемом порядке, декорации меняются будто по наитию, возникают новые детали, о которых не задумываешься минуту назад. Суккуб находит в кармане брюк сложенный светлый платок, медленно вытирает им багровую кровь с ладоней. Стыдится своей внезапной слабости, демоны не выдают изъянов с налетом человеческих чувств, поэтому, избавляется от потемневшего, грязного платка, затем резко прижимает тяжелую ладонь вокруг шеи мага. Чужая энергия уже слабой, еле ощутимой струей впитывается в кожу. - Никогда не вмешивайся, если слишком для этого слаб и в следующий раз найди другого монстра и другую даму в беде для проявления рыцарства. Сохранишь себе жизнь.
Поделиться720-03-2019 15:41:25
to die, to sleep;
to sleep: perchance to dream: ay, there's the rub;
for in that sleep of death what dreams may come
Макс не понимает этой странной щедрости, которую вдруг проявляет его обидчик. Не понимает, чем она вызвана, и не знает, хочет ли копаться в чужой душе. Глаза Макса, выжженные пыткой постоянного ожидания смерти, начинают слезиться, но поднять руку, чтобы вытереть слезы, невыносимо больно. Он дергает ею, забывая, что этот, другой, безымянный зверь держит запястье в тисках. И не собирается отпускать. Макс устает пытаться просчитать чьи-то мотивы, устает искать предпосылки чьих-то действий, неспособный даже со своими собственными справиться. Неизвестный так и остается расплывчатым сновидением. Его хватка по-прежнему крепка, но слова вовсе не напоминают разговор хищника с жертвой. Он, что, хочет предостеречь Сейджа?
— И упущу... чужую... Разве моя жизнь ценнее чьей-то еще? Твоей... — Макс мучительно выталкивает слова из глотки.
Вдохнуть. Никак не получается вдохнуть. Хрип вырывается из пережатого горла, глаза закатываются. Он потеряет здесь сознание, он ударится спиною о холодную, не способную нагреться, напитаться лучами этого лживого солнца землю и блаженная тьма расползется под веками. Плющ обовьет ноги, сквозь ладони пробьются шалые маковые стебли и, вдоволь глотнув буреющей крови, распустятся тревожными алыми цветами. Он станет единым целым с астральным миром, сотрет тревоги и беды, оставив хлипкое человеческое тело гнить и разлагаться. Останавливает Макса только то, что однажды он уже сделал это. Покой, которого он так ждет и которым не может насытиться, не стал его частью в прошлый раз, отчего же должен становиться им теперь?
Одно становится предельно ясным — не для того Макс старательно собирал обрывки своей жизни, не для того стягивал их в единое целое под контролем когорты врачей. Секундное осознание наливает силой перетянутую жгутом руку, придает тускнеющим глазам лихорадочный блеск, разъедает мрак и горе. Он чересчур долго жил для кого-то. Для отца, для сестры, для брата, даже для Рихарда каким-то чудом ухитрялся жить. Для Лилиан и Эммы, занявших особые страницы в безынтересном романе его почти векового существования. Искал якоря, за которые цеплялся, не сознавая себя и своей сути, позволяя другим дорисовывать свой портрет, придавать ему те черты, которые они считают важными. А сам боялся обмакнуть кисть в краску и коснуться холста. Останется пятно. Отчего-то раздавать другим столбики пастели и коробки красок не так страшно. И сомнений в том, что их рука дрогнет и линия получится не самой четкой, не возникает.
Макс манит кого-то дрожащими пальцами.
Кошка прищуривает сияющие глаза-блюдца. В холодном синеватом свету вырисовываются очертания предметов. Кровать, смятое одеяло, угол свешен на пол. Боуи лениво дергает его вниз и запрыгивает на постель. Наступает тяжелой лапой на руку хозяина. Она рвет пространство, точно бумагу, просачиваясь в астральный мир как раз тогда, когда нужна ему. Чувствует волны паники и страха и потому, едва материализовавшись за спиной зверя, стиснувшего шею хозяина, кидается на него, с размаха бьет когтями по плечу и шипит — так шипят змеи, но уж никак не домашние кошки. Кобальтовая гладкая шерсть встает дыбом.
Макс теряет шаткое равновесие, падает оземь, и кошка мечется перед ним. Она уже готова прыгнуть снова, но он обхватывает ее слабыми руками. Теперь, когда зрительный контакт разорван окончательно, Макс вцепляется в свою питомицу. Вытащи меня отсюда. Помоги мне уйти. Не науськивает ее напасть, не собирается нанести удар вместе с ней. Ему нужно только вернуться. Вернуться домой и быть в следующий раз готовым.
— Я больше не увижу тебя. Я больше с тобой не встречусь, — повторяет Макс для собственного успокоения. Повторяет и проснувшись в своей ледяной постели. Повторяет, захлопывая окно, чтобы задрожали стекла. Повторяет, запирая дверь изнутри.
Червь сомнения не исчезает. Увидит. Встретится.