Илай должен был приехать ближе к ночи.
Эта мысль служила ему топливом весь рабочий день с самого утра, как он прочитал сообщение. Он конечно и так бы этот день прожил спокойно, но знать, что возвращаешься домой не просто так, знать, что скоро там будет и Илай - нечто совершенно особенное.Нечто, к чему он за эти 4 месяца привыкнуть пока не успел, да и не очень-то хотел, если честно.
На работе все замечали смену в его поведении и настроении, и это раздражало. Конечно, это не ставило под угрозу их отношения с Муром, но все равно было в этом что-то неправильное - показывать свое счастье окружающим. Он так долго просто существовал, просто просыпался по утрам и засыпал вечером, что теперь казалось таким неправильным то, что кто-то еще кроме него может стать свидетелем его счастья. Оно ведь только его. Его и Илая. Не остальных.
Сложнее всего было с детьми - Отис все еще звонил иногда. Мать была все еще жива, но, как и предполагал Бертольд изначально, никто уже не верил, что на придет в себя. Все просто ждали, когда она умрет, потому что Вальтрауд наотрез отказалась отключать ее от аппарата жизнеобеспечения, а суд ни за что бы просто так не передал права Отису. Конечно мог бы мешаться супруг, да только как объяснить тот факт, что супруг выглядит далеко не на 80? Никак. От Бертольда этого и не ждали.
К Хелен он не чувствовал уже очень давно ничего кроме уважения, но уважать овощ, оставшийся от жены, тоже было странно. Он не чувствовал себя виноватым за то, что ему так хорошо, пока ей там так плохо, чего не сказать о детях. Он знал, что не может им помочь, знал, что не убедит дочь отключить Хелен, ровно как не уговорит Отиса принять решение сестры. Он понимал их обои, но помочь не мог ни одному. И если на отношениях с Вальтрауд это сказаться уже не могло - она ведь и так уже его ненавидела, то вот Отис...Бертольд буквально слышал в трубке телефона, как тот медленно перестает его ценить. Как отмирают последние крупицы любви, что парень все еще хранил в сердце. Бертольд мог только ждать, когда он перестанет звонить. Он ждал, и он был готов.
А вот к чему он готов не был - так это к пьяному телу на пороге своей квартиры.
Он не помнил, видел ли Отиса таким когда-либо, а потому в первые секунды даже растерялся.
Похлопал сына по плечу, проверил, что тот дышит -просто спит.
Тихо выругавшись, открыл дверь. Тело упало головой за порог квартиры. Утром наверно будет шишка, но, если честно, Бертольд считал, что Отис ее более чем заслужил.
Интересно, зачем он пил? То есть, понятно конечно, зачем, но он пил, потому чт хотел сюда придти или он решил сюда приди уже после того, как выпил? Если второе - то ладно, глубокого смысла в эом не отыщешь, но еси первое...Он хотел набраться смелости? Для чего?
С трудом верилось, что он наконец решил начистить отцу морду - это уж скорее вариант для второго случая.
-Ах ты пьянь мелкая, а, - вздыхает Бертольд, затаскивая тело в квартиру. Стаскивает с сына ботинки и тащит его в комнату - не бросать же его на полу, да? Он ведь все-таки отец. Он ведь все-таки переживает за него.
Уложив на кровать, хлопает его по щекам. Тот дышит, но не просыпается, и, кажется, не собирается. Можно было бы конечно перенести его в ванную и окатить холодной водой, но тогда шуму будет столько, что соседи обязательно нажалуются арендодателю, а с тех пор, как Илай вернулся...Ну, у них было достаточно причин для претензий.
Правда тогда возникала другая проблема, и что-то подсказывал Аккерману, что криков сегодня будет таки не избежать.
Испорченное свидание. Он и сам был не в восторге от тоо, чо все так складывалось, но место встречи надо было перенести  квартира слишком маленькая для трех человек одновременно. И где им вообще спать. если диван уже занят? Да и вообще наверняка Илаю будет некомфортно вот так вот проводить время, так что...
Бертольд не успевает отправить смс с просьбой о времени переноса - к моменту, как он закончил с Отисом, ухитрившись в конце концов даже снять с него куртку и тонкий свитер, оставив в футболке и джинах, Илай уже написал, что уже поднимается.

Бертольд открывает дверь даже раньше, чем тот начинает стучать.
-Привет, - шепчет он и пропускает в квартиру, осознавая, что все еще не включил свет. Ему он не особо и нужен, но Илаю наверно некомфортно - а я как раз собрался написать, что нам надо встретить где-нибудь в другом месте.
Он накидывает куртку и свитер сына на вешалку.
-Чаю? Я купил новый, тот, о котором ты говорил в прошлый раз. Пойдем на кухню сначала, а там уже разберемся.
Бертольду правда неловко за то, что он, фактически, стал причиной уже испорченного свидания, и он, по привычке, пытается окутать Илая заботой так максимально, как только сможет. Илай всегда быстрее успокаивался, если вокруг было тепло и уютно.

Илай раздражен -это Бертольд замечает сразу. Они, может, и не общались долго, но такие вещи он понимал всегда и безошибочно. Желание отвести его на кухню за чаем только усиливается.
-И да и нет, - наверно звучит немного уклончиво, но он правда знает, можно ли и стоит ли родного сына называть гостем. Он его таковым, вроде бы, не считает, но это чуть ли не первый раз, когда Отис к нему пришёл.
От детей он место своей дислокации скрывал лишь пока был не уверен в себе и своей выдержке- он ведь не для того из семьи ушёл, чтобы сожрать их при первой возможности. Когда он понял, что вполне себя контролирует и снял нормально жилье, даже стал забирать их на выходные. У него даже неплохо получалось о них заботиться. Ну, стало получаться, когда Хелен успокоилась и перестала внушать им, что их отец монстр. Он конечно был монстром, но совсем не в том смысле, какой им внушала Хелен, так что было обидно.
А потом лет в 15 Вальтрауд заявила, что больше не приедет. Теперь Бертольд думал, что, наверно, стоило что-то с этим сделать, но тогда решил, что лучше ничего не говорить. Не хочет - и не надо. Бегать за ней он не будет. Отис ещё иногда приезжал, но даже на ночь не оставался, поэтому, когда Бертольд искал новое жилье, он и не думал искать квартиру с большим количеством комнат. Привести кого-то на ночь и в однокомнатную можно, а в другой комнате селить ему было некого.
Новый адрес он от детей не скрывал: сбросил детям смску. Даже написал, где можно найти запасной ключ, но Отис, очевидно, инструкций не запомнил. Вальтрауд, конечно, ничего не ответила.
-Отис просто перебрал, - пожимает он плечами - я не думал, что такое вообще возможно, он обычно... Не знаю, адекватный. Я так думал. Просится - узнаем. Правда, давай просто поедем куда - нибудь? Снимем номер, а этот сам найдёт, как уйти.
Ему неловко. Не так должен был пройти этот вечер, не такого Илай ждал. Не такого он заслуживал.
У них все было хорошо. Осознание этого было самым важным и ценным из всего, что вообще происходило с Бертольдом за последнее время, и потому ему и правда было важно, чтобы все так и оставалось.
А сейчас все шло не по плану. И Бертольд видел, что Илай не в том состоянии, чтобы просто забыть о том, что это сейчас происходит. Иногда он бывал очень капризным.
-Или проходи уже. Еда? Ты голодный? Пойдём, - он тащит его за собой на кухню, почти силой усаживает на табуретку. Включает чайник, ставит на стол кружки и заварник.
-Это правда не было частью плана. Он никогда так раньше не делал, - он и сам толком не знает, почему продолжает оправдывать Отиса. Отцовская гордость, наверно?
Отис всегда парнем был неплохим. Неконфликтным, добрым. Мягким. Умным. Он вообще характером больше на Илая походил, чем на Бертольда, если совсем уж честно. Может, поэтому он и любил его больше, чем сестру. Признаться себе в этом было тяжело конечно, но это было чистой правдой - Вальтрауд была сложной. Сложностей Аккерман не любил. Даже осознавая, что её всклочный характер и скотское отношение к родному отцу - результат его генов и его отношения к их семье, полюбить её больше, чем Отиса, он так и не смог. Да и не пытался. Первым на тропу мира он ступать не привык.
Он идёт в коридор за пакетом и возвращается обратно. Бездумно складирует все на стол. Спать ему конечно на всю эту еду сейчас, он просто хочет, чтобы Илай что-нибудь сказал. Желательно, не сильно обиженное.
-Я только тебя и ждал, - ему кажется, что все же лучше это озвучить.

Интонации Илая ему совершенно не нравятся. Он конечно пытается говорить спокойно и вежливо, но серьезно - за столько-то лет знакомства Бертольд хорошо научился распознавать негодование юного господина. И даже если господин уже не юный и вообще уже не господин, недовольство он выражает ровно как и тогда.
-"Некий Отис", - Бертольд не может отказать себе в прихоти пародировать манеру речи Мура - может приходить ко мне домой когда захочет. Вернее, раньше мог, но не особо пользовался этой привилегией, так что я и не стал говорить, что теперь нельзя.
По правде сказать, он вообще не был уверен, когда они с Отисом последний раз общались. Возможно, как раз в тот день, когда Илай пришел к нему на станцию. Отис точно был не в курсе, что в жизни отца кто-то появился - Бертольд вообще о таких вещах не рассказывал, а тут дополнительной мотивацией к этому служило еще и то, что об этих отношениях никому рассказывать было нельзя.
Да и если совсем уж честно - не горел желанием Бертольд их знакомить. Отис парнем был хорошим, интеллигентным, прямо как Илай. При определенных обстоятельствах они бы наверняка поладили. При определенных, но однозначно ни при этих.
Бертольд хоть и был дураком, но не совсем уж полным - он ведь прекрасно понимал, в какой именно момент отношения с семьей пошли под откос. И этим моментом был тот, когда он почувствовал потребность уйти, не просто потому что боялся им причинить вред, но и потому что не собирался их об этом предупреждать. А кто бы стал? Он ведь не хотел, чтобы они смотрели на него, как все остальные. Не хотел, чтобы в их головы закралось хотя бы подозрение о том, что он может быть опасен.
Они ведь его дети. Ненавидят - пускай, с этис он может справиться, но страх...Это было бы почти как если Илай вдруг начал его бояться-  он бы с этим не справился. Может, пережил бы, но вряд ли когда-нибудь оправился.
Так что Бертольд знал, что больше сего они ненавидят его за скелеты, которые он ак старательно запирал в своих шкафах. Вряд ли один из них, в виде Илая, помог бы наладить ситуацию.
-Потому что я не могу выгнать сына из своего дома в таком состоянии, Илай, - очень нравоучительно говорит Бертольд, немного удивленный тем, что Илай не понял этого сам.
Или..А он понял, что Отис - его сын?
А они вообще это обсуждали?
Кажется, нет. Как-то к слову не пришлось, да и вообще Берт едва ли представлял себе разговор, в котором это придется к слову. Фраза "о, кстати, у меня жена при смерти и двое детей" как-то вообще мало к чему подходила, да и к чему Илаю было знать? Это ведь ни на что не влияет, ведь так?
-Поэтому будет лучше уйти нам. Я отчитаю его потом, - не отчитает. С тех пор, как он ушел, слова "отчитывания" застревали в горле каждый раз, когда надо было это сделать. Он не стал мягким с ними, но и не чувствовал, что у него есть хоть какое-то право высказывать им свои претензии. Это ведь значило бы, что Хелен не справилась. А почему? А потому что его не было. Но она справилась. И Отис и Вальтрауд были отличными людьми - уж это Бертольд понимал хорошо. Да, иногда безобразничали, но Илай вон вообще из высшего общества, а яблоки воровал похлеще Бертольда. Чего уж тут ожидать от двух детей из семьи среднего класса? И нет, они не воровали. Во всяком случае. насколько было известно Бертольду. А вот в неприятности ввязывались, но это кажется, им тоже от него передалось. Отис периодически лез защищать слабых, что, конечно, было похвально, но причиняло их матери определенные проблемы. Вальтрауд была...Вальтрауд. Ее горячая голова однажды даже все-таки вынудила Бертольда на нее наорать, но кончилось все плохо - даже Отис перестал с ним разговаривать на какое-то время. Так что с тех пор он детей не ругал вообще, очевидно где-то подсознательно все-таки боясь потерять их окончательно.
Он зажигает чайник на плите, но мысли его сейчас обращены к не менее обжигающему взгляду в спину.
Кажется, он все-таки что-то сделал не так.

Бертольда откровенно перекашивает.
Резинка жжет запястье со страшной силой, но он привык к этому ощущению так давно, что уже и не замечает. Вернее, замечает конечно - больно ведь все-таки, но абсолютно не воспринимает это ощущение как предупреждение. Стоило выбрать какое-нибудь парализующее заклинание вместо простого предупреждающего. Почему Бертольд этого не сделал? Денег пожалел? Или понадеялся, чо этого будет достаточно?
Что ж, сейчас этой надежде лучше оправдаться.
-Да, сын. Отис.
И это последнее, что он может произнести спокойно.
В голове не укладывается, чт Илай сейчас что...Пытается его в чем-о обвинить? Вот так вот живет себе спокойно в своем чудесном доме с женой и детьми, а потом появляется в его жизни и винит за...За что, черт возьми? Они ведь уже выяснили, почему Бертольд не писал.Он ведь не скрывал этого, он сразу ему все объяснил.
Да, не сказал. И что? Что теперь-т он собирается делать с этой информацией?
-"Дорогой Бертольд, вчера Вивьен родила. Я стал отцом. Назвали Фионой" в честь какой-то там треклятой старухи. Мне вот так надо было сообщить? Фотографию еще приложить, может? Или что, приходишь ты такой весь из себя умудренный жизненным опытом и взрослый, говоришь, что хочешь поговорить, а я тебе в ответ "отличная идея, только учти, что у меня двое детей и жена при смерти", - так тебе надо было сообщить?
Бертольд одновременно и понимает и не понимает претензии Илая. То есть да, он не сказал о детях. Да, не позаботился. Да, не подумал, что это важно. Для него, Аккермана, это важно, но для Илая это что? Бертольду вот новость о детях ничего кроме ощущения нового удара под дых не приносила, и он был склонен полагать, что с Илаем было бы также. Так зачем ему было об этом рассказывать?
Или все же проблема не в этом?
Бертольд не понимает. Бертольд не любит чего-то не понимать. Это его раздражает.
Голова гудит, запястье горит. Мозг тоже постепенно закипает. Или это чайник? Да, наверно чайник. Чай. Он отел сделать этому клятому мажору чаю. Какому мажору? Илай не мажор, тупая твоя башка. Тупая? О да, он еще тупее Илая, который хочет от него непонятно чего. Опять, мать его, опять он хочет чего-то непонятного. И опять не говорит прямо, чего.
-Ты вообще понимаешь сам, на что сейчас вот так вот реагируешь? Тебя точно наличие у меня детей заботит, а не тот факт, что я спал с кем-то помимо тебя?
Бертольд додумывать не любит, но тут как-то все слишком очевидно. Представить, что Илай такой идиот, что правда злится на то, что Бертольд не сказал ему о детях, он не может, зато отчетливо представляет себе, как сильно может негодовать Илай только от одной мысли о том, что Бертольд "принадлежит" кому-то, кроме него.
Конечно, он никогда этого не говорила вслух. Ну разве что в постели, но это не в счет.
Конечно он понимал, что будет, реши он вдруг объявить Бертольда своей собственностью, и что будет, потребуй он от него на это согласиться. Понимал и не говорил.
Но, кажется, думать об этом не перестал.
-Или ты думал, что будешь там в Ирландии потрахивать жену и еще бог знает кого и в каких количествах, а я хранить тебе верность? Какую вообще, блять, верность? Ты женился. Я уехал. Конец истории. Ты не должен был...
Чайник закипает очень вовремя.
Бертольд выдыхает, концентрируя все свое внимание на нем. Надо спокойно его выключить. Лучше к нему не прикасаться, просто выключить. Опасные предметы сейчас в руки лучше не брать.
-Давай, рассказывай. Как ты себе все это видишь, в своих волшебных внутренних мирах? Каким я был в твоем воображении?
Бертольд никогда не говорил, как благодарен Илаю за то, что тот никогда не видел в нем монстра. Как и не говорил, сколько боли ему причиняет тот факт, что Иай, кажется, просто не способен в нем его разглядеть, потому что Бертольд всегда боялся лишь одного - увидеть взгляд Илая в момент, когда он это осознает.
Сейчас Илай не смотрит на него вовсе, но что-то подсказывает, что Аккермана его взгляд не обрадует.

Он знал.
Он ведь с самого начала знал, что все не будет так просто. Видел и понимал, что тех мальчишек с открытыми сердцами и горящими глазами уже давно нет, что им на смену пришли умудренные жизненным опытом мужчины. И сердца наполнены болью и разочарованиями, которые все это время были их спутниками, такими же, как мошки, что встречаются с лобовыми стеклами. Мир уже давно не кончается на Белфасте, и одной милой комнатки в старинном поместье давно недостаточно, чтобы сделать их обоих счастливыми. Илай вырос, Илай стал главой семьи. Борода, дорогие костюмы, честь семьи. Чертовски похож на своего отца, правда, снобизма поменьше.
Бертольд вырос, Бертольд стал чудовищем. Гораздо большим, чем был тогда и теперь уже даже у Илая не факт, что хватит влияния его остановить в случае чего. И если Илай так плохо реагирует на новость о семье, то что будет, узнай он вдруг о проклятии? Точно уж ничего хорошего.
Так не проще ли закончить все так? Пока они еще не ненавидят друг друга, пока Илай не начал его бояться, пока Бертольд не причинил ему вреда?
Стоило ли вообще пытаться спустя столько-то лет?
Он сжимает челюсти, чтобы случайно не выпалить все, что думает об этой "необходимости" брака с Вивьен. Он поклялся себе, что никогда не произнесет этого вслух, никогда не предложит и тем более никогда не заставит Мура просто убежать. Бросить всю семью, все обязанности, всю клятую магию и скрыться в неизвестном направлении. Они смогли бы. У них бы получилось. Побег Илая грозил бы семье вымиранием - да, но какое ему, Бертольду, было до того дело? Для него эта семья-  пустой звук, ему нужен был лишь один Мур, остальные могли гореть в Преисподней, он бы даже не чихнул. Но Бертольд знал, что Илай не сможет. Знал, что не предаст семью, знал, что вся династия на него рассчитывает. И Бертольд сказал себе, что не станет давать ему даже повода подумать, что побег - это выход. Он не поставит его перед таким выбором, он ни за что не даст ему ненавидеть себя остаток жизни, потому что бы он тогда не выбрал - он бы стал себя ненавидеть. А так Бертольд ушел сам. Его выбор, его решение. Вины Илая в том не было, у него был шанс прожить нормальную жизнь. Бертольд знал, что все сделал правильно. До сих пор знает, и только поэтому молчит.
Кричать друг на друга параллельно было бы как-то совсем комично, да и они все же привыкли друг друга слушать, даже когда были злы так сильно, как были злы сейчас. Поэтому Бертольд слушает.
Это дается ему нелегко, но он кладет руки на раскаленный металл чайника и становится проще. Больнее. Боль держит его в сознании, боль не дает провалиться в темноту собственных мыслей. Боль - единственный выход.
-Я был один, - сухо произносит он - очень много лет. Даже спать ни с кем не мог. Потом смог, а толку-то? Я все еще был один. Не задерживался нигде слишком долго, когда чувствовал, что начал привыкать - уезжал. Я мог цепляться только за себя. У меня не было...Знаешь, этой вашей...Обязанности хранить честь семьи. Продолжать род. Заботиться. И я не знал...Зачем. Столько раз пытался все закончить, но меня откачивали, и я говорил себе, что все это не просто так, что значит есть какой-то смысл...Но его не было. Теперь я знаю, что не было. Но потом я встретил Хелен и...Она дала мне дом. Ты ведь помнишь, чо у меня никогда не было дома, да? А она мне его дала. И у тебя нет никакого права говорить, что я что-то сделал неправильно, только потому что нашел способ жить без тебя. Если верность тебе означает наложить на себя руки - так я пытался. Не вышло. Прости, что не сдох из любви к тебе.
Стадии ожога бывалому пожарнику знакомы хорошо. Бывалому вендиго даже известно, что все это заживет через пару минут, если он уберет руки от чайника. Но он не хочет.
-Я не видел ее уже очень много лет. Как и Вальтрауд. Они обе ненавидят меня с тех пор, как я ушел от них. Только Отис еще как-то пытается...Но это тоже ненадолго.  Так что не переживай - скоро я опять буду один. Как ты, очевидно, того и всегда хотел.
Он старается не думать о том, насколько эгоистично для него звучат слова Илая. Он знает - ему тоже пришлось несладко, только вот Бертольд как-то умудрился не закатывать подобных сцен. Бертольд умудрился просто молча уйти.
Ждать того же от аристократа, конечно, не стоило.

Что он говорит?
Что он несет?
Это ради этого Бертольд отпустил его, чтобы теперь...Чтобы теперь, оказывается, быть во всем виноватым. Он сам виноват в своих страданиях? О да, он виноват. Еще как виноват.
Виноват что вообще полез к чертовому графскому сынку, виноват, что не удержался. виноват, что полюбил. Виноват, что все-таки не умер, виноватвиноватвиноват.
Виноват?
Виноват. Да. Точно.
Это он во всем виноват. Все правильно.
Ему не стоило соглашаться на разговор. Стоило сказать "нет". Это Илай у них всегда был фанатом сказок и волшебных историй, Бертольд их недолюбливал. Бертольд в них не верил. Не стоило верить и в этот раз.
Резинка перестает жечь, потому что Бертольд перестает злиться. Ему внутри очень тихо. Нет глупых путающихся мыслей, нет ярости, нет вспышек. Внутри лишь темнота и пустота и, признаться, честно, это хорошо. К такому Бертольд как раз и привык. С момента возвращения Илая его словно бы опять посадили на безумную карусель, жизнь была наполнена яркостью, красками, от которых кружилась голова. Теперь карусель исчезла. Все исчезло. И это хорошо.
Искусству искажения правды Илай за эти годы обучился по высшему разряду - к его совам и не придерешься. Он тут - несчастная брошенная жертва, а Бертольд - токсичный тиран. Все правильно. Для аристократа ведь что самое главное? Репутация. Грязью облить можно кого угодно, лишь бы самому чистеньким остаться.
Бертольд ведь и не надеялся, что Муру это не передастся.
Бертольд ведь и не надеялся, что он и правда поймет, почему Аккерман все-таки уехал.
Не надеялся, только вот сейчас все равно хочется выть и крушить все вокруг.
-Ладно, - выдыхает он - я думаю, мы закончили.
Илай всегда был тем, кто перевязывал раны, но Бертольд всегда был тем, кто умел правильно снимать прилипшие повязки. Резко. Быстро. Перетерпеть и забыть.
-Я уже не мальчик, да и ты тоже. Мы забылись. Совершенно очевидно, что все это не сработает.
Он слышит сам себя. но не вполне осознает, что это он говорит. Он весь - болящие, горящие огнем ладони. Он весь - боль физическая. Внутри него - пустота. Внутри него - не больно. Больно только снаружи, но эта боль пройдет. Только душевная боль не проходит, но ведь ее и нет.
Потому что он знает, что поступает правильно. Всегда знает.
-О чем мы только думали, решив, что спустя столько лет сможем быть прежними? Посмотри на себя - ты теперь...настоящий аристократ. Ухоженный. Чистенький. Вам же нельзя пачкаться, да? Это же неприлично. А у меня дерьма столько, что сам отмыться не могу и брызги летят во все стороны. Не нужно оно тебе, - он делает паузу. Ну давай же, договаривай, раз начал - да и мне, если честно, тоже не нужно.
Это так. Он привык без него. Привык быть один, привык, что его нет рядом. Он научился жить без него, привел свою жизнь в равновесие. Он не хочет опять проходить через все это - быть счастливым, быть...быть собой, чтобы потом все снова потерять, потому что Вивьен будет чем-то недовольна, или один из рыжей орды топнет ножкой призывно, заставляя Илая сорваться с места и тащить в зубах тапки. Жизнь Илая-  это его семья. Бертольд ненавидит его семью. Всегда ненавидел и всегда будет. Не стоит и пытаться это изменить
Илая не было. Все эти годы - его не было. Бертольд был один. Сам виноват конечно, но это ему без разницы.
-Уходи.
Но ведь не ради этого он ждал его? Не ради этого тосковал так долго? Нет, он его не ждал. Он смирился, что Илай остался в Ирландии, давно понял, что им не поп пути. Эти месяцы были большим обманом. Прекрасным обманом, но по итогу не более, чем просто путешествием по прошлому. В настоящим ни, кажется, совсем несовместимы.
Он убирает ладони с чайника и смотрит на подпаленное мясо. Ему невпервой так сильно обжигаться, скрывать это - сложнее. На нем ведь сейчас все быстро заживает. Это ведь всего лишь тело, с этим проклятье справится играючи.
Со всем остальным справляться придется как-нибудь самому.

Бертольд не хочет его видеть сейчас.
Не хочет насколько, что идея уйти самому из собственной квартиры кажется вполне себе ничего, только вот оставлять спящее пьяное тело вместе с Илаем как-то не хочется. Илай, конечно. не Бертольд, и вряд ли его сыну что-то сделает, но просто это...Странно?
Будь он зол, наверняка бы ушел, но, раз он спокоен, надо найти какой-то другой способ.
-Ты правда считаешь, что есть хоть какая-то причина поддерживать этот...союз? - спрашивает он - я тебе еще сто лет назад дал понять, что мне омерзительна одна мысль о том, что ты женишься и заведешь семью. И даже если бы все было так, как ты тут радужно описал, даже уезжай ты к ним в гости раз в десятилетие - я бы этого не вынес. Я не Вивьен, ей. может, и нормально было тебя делить с кем угодно все эти годы, но я чувствую омерзение каждый раз, когда думаю, что ты ее касался. Жить вместе вдали ото всех...Что же за жизнь такая это была бы? Запер меня бы в своей графском лесном домике, катался бы с женой по приемам, а вечером приезжал меня трахать..О, нет, это у нас сейчас происходит же.
Адски хочется курить и Бертольд, в общем-то, не видит смысла себе в этом отказывать.Руки саднят, но он успел привыкнуть к этому ощущению, а потому без особых сложностей берет с подоконника пачку сигарет и зажигалку. На сигарете остаются влажные алые следы, но ему плевать - в конце концов, с момента проклятья в его рту оказывались вещи и похуже собственной крови.
-Но вот в чем фишка, - продолжает он, затягиваясь - тогда мне бы и в голову не пришло искать себе кого-то еще. Я бы..делал вид, что меня все устраивает и что вся эта ложь совершенно на меня не влияет. И ты бы, соответственно, был счастлив. А теперь уже назад не отмотаешь, теперь уже я точно не...твоя собственность? Ты мен так воспринимаешь, Илай? Я твой любимый солдатик?
Кухня быстро заполняется едким дымом, так что Бертольд снова отвлекается, чтобы открыть окно.
-Я уже сказал тебе, Илай, я уже не такой, как раньше. В моей жизни все это время тоже что-то должно было происходить, и я, веришь или нет, не обязан тебе сообщать обо всем.  Я никогда так не делал и не собираюсь только потому что ты привык быть в курсе всего. Я не собираюсь выталкивать тебя отсюда силой, но ты либо примешь это - либо уходи. Я вот принять не смог. Теперь твоя очередь решать.
И будь они хоть тысячу раз влюблены-  какой в этом будет смысл, если Илай будет реагировать подобным образом на все и вся? Если только он будет устанавливать правила игры? Бертольд не содержанка, не питомец, чтобы покорно ждать, когда Илай снова возникнет в его жизни и захочет провести с ним время. Без него плохо, но жить так-  тоже не выход. Он слишком стар и, если он скрепя сердце еще может заставить себя скрываться, то пойти на большее он не готов. Илай примет его правила игры или уйдет - Бертольд отов к любому его решению.
В конце концов, у Бертольда тоже есть гордость и не на все он может закрывать глаза.
-Мою дочь зовут Вальтрауд. Они с Отисом двойняшки, если тебе важно это знать. Мою жену зовут Хелен. Я ушел от них, когда детям было шесть, потому что...-он мнется - не смог больше их обманывать. С тех пор мы с ней не общаемся. В тот день, когда ты пришел ко мне, Отис позвонил и сказал, что она в больнице. Ей уже почти 80, никто всерьез не рассчитывает, что она очнется. Так что будь добр, избавь меня от ревности к женщине, которая не только уже давно не часть моей жизни, но и вообще уже почти не часть этого мира, -Бертольд докуривает, но от окна не отворачивается - а детей своих я люблю. Наверно, ничуть не меньше, чем ты своих. Еще вопросы?

Отсутствие дополнительных вопросов даже как-то радует.
Может, не все так плохо, как казалось Бертольду. Может, Илай хочет контролировать его не так сильно, как ему казалось. Может, он вообще не пытается ео контролировать?..
Он смотрит на свои руки. Кожа уже потихоньку стягивается, ладони выглядят просто сильно обоженными.
-Я не против, - соглашается он - только не сегодня. И лучше не завтра с утра. Не стоит тебе напоминать о том, как выглядит Аккерманское похмелье.
Бертольд слишком обижен, чтобы показать, что на самом деле очень рад этой просьбе, если не сказать -восхищен. Илаю хватило смелости на то, на что Бертольду вряд ли когда-то хватит, и это не может не удивлять, потому что обычно Бертольд был тем, кто делал "грязную работу" за них обоих. Принимал сложные решения. Решал проблемы.
Бертольд уже почти начал придумывать, что и как будет говорить детям, а Илай просто...все решил.
И он...доверяет Отису? Не боится, что тот тут же его кому-нибудь сдаст, он...Хочет сделать его частью всего этого. Сделать частью...Их.
Бертольд вряд ли когда-нибудь сможет принять детей Мура. Он заочно воспринимает и как побочный продукт их разрушенной жизни, ведь по сути ради них все и произошло. Ради их рождения Илай должен был родиться, из-за перспективы их рождения Бертольд покинул Белфаст. Он не ненавидел их, но факт их существования делал ему нестерпимо больно.
И он не был уверен, что когда-нибудь совладает с этой болью.
-Я скажу ему сначала сам, а потом мы все вместе встретимся. Можно прямо здесь...Идет? - он наконец оборачивается к Илаю, незаметно пряча ладони.
Ему мерзко видеть Илая таким, но не потому что Илай сейчас так выглядит, а потому что это он довел его до такого состояния. Это он причинил ему боль, это он его разозлил. Он даже...Чувствует себя виноватым? Самую малость - да.
Даже скажи он о сыне раньше - проблемы бы это не решило. Проблему бы решило только отсутствие всякого сына, а этого Бертольд устроить никак не мог.
-Я...-он прочищает горло - не хочу, чтобы ты перешагивал через себя, Илай. Я знаю, что это тяжело. Я знаю, что не такого ты ожидал, но...Это жизнь. Я правда не думаю, что все будет так легко и просто. Мы изменились, и рано или поздно, мы столкнемся со всеми последствиями нашего...решения. Всех наших решений. И когда это произойдет...-Бертольд садится на табурет напротив - я хочу, чтобы ты помнил, что я не делаю ничего на зло тебе. Или на зло себе. И что я...тоже в этом всем. Даже если кажется, что я отвернулся от тебя - это не так. Я никогда от тебя не отворачивался и не отвернусь. Но мне надо, чтобы ты помнил об этом, потому что иначе...ничего не выйдет. Просто не получится.
Он бы взял его за руку сейчас, но это означало бы показать ожоги...А, впрочем...
Он осторожно обхватывает пальцами запястье, заставляя отнять руки от лица. Он хочет видеть его. Хочет смотреть на него до конца своих дней, если конечно Илай ему это позволит.
-Я не хотел причинить тебе боль, - говорит он. Знает, что причинил, и будет винить себя за это еще очень долго, но прошлых слов он уже не вернет да и, если честно, не стал бы, если бы мог. Он не сказал ни слова просто из-за злости, все, что было им произнесено - его реальные мысли, чувства и опасения. Все вперемешку, но все же все совершенно правдиво. Он думает, что и у Илая также, потому что они никогда не стремились сказать друг другу что-то только чтобы обидеть. В конце концов, у них есть для этого масса других способов. Жениться, например. Сбежать куда подальше.
Теперь им как-то надо будет найти способ преодолеть все то, что было озвучено. Совпадать со своими демонами и вытравить чужих.
Когда-то самой большой их проблемой была перспектива оказаться застуканными.
Бертольд очень скучает по тому времени.