Ванесса касается двери – её рука скользит по шершавой поверхности, вырисовывая странные витиеватые узоры. Даже кажется, что что-то действительно остается на дереве, въедаясь в краску нечеткими отпечатками. Но эта иллюзия растворяется, стоить только моргнуть, и дверь вновь чиста.
Слабая, неплотная магия пульсирует где-то в деревянной начинке из дуба. Девушка чувствует её скорее подсознательно, чем физически. Она мягкая и податливая – её можно забрать себе, да вот только она абсолютно бесполезна. Этого не хватит и на половину заклинания, которыми обычно пользуется Ванесса. И она позволяет этой магии и дальше тлеть в пучине отчаяния, в которой погряз её «любимый» братик.
Его сила – огонёк. Он светит, но тепла от него нет. Защитное заклинание есть, но стоит ведьме повернуть ручку, и оно испарится.
Эта «защита» не причиняет ей ни малейшего дискомфорта, и Несси улыбается – мягко и снисходительно. Её маленький старший брат сопротивляется вяло, будто птичка со сломанным крылом в лапах у кошки. Пищит и вертится, глупенькая птичка.

У каждого есть свои страхи.
По крайней мере, так твердила Ванессе одна из её нянь, когда беспощадное детское воображение вырисовывало в голове маленькой девочки образы уродливых чудовищ, прячущихся в шкафу. Ей было плевать на фобии других людей, но она все равно слушала и запоминала – голос старой добродушной женщины единственное, что успокаивало её в ночной тишине.
Страхи преследуют нас повсюду, когда ты маленький и когда ты взрослый. Они сменяют друг друга, словно караульные, оставляя на душе следы вычищенных до блеска сапог. Но иногда страхи не растут. Они остаются в нас с самого детства, въевшись в подкорку, и их не выгонишь даже самыми лучшими лекарствами.
Страх Макса был таким.
По крайней мере, так рассказывала няня. Только вот чего боялся её старший брат, Несси не знала, да и не особо хотела знать. Она лишь позволила себе пользоваться его плодами – слабостью, которая полностью поглотила младшего Сейджа. Он, сам того не желая, отдавал себя в её руки, а она брала – жадно, грубо, оставляя на месте его жизненных сил рваные клочья. Макс не мог сказать нет, и тогда Ванесса говорила за него.

Шершавый, царапающий звук режет тишину, когда девушка проводит ногтями по двери, задевая мелкие трещенки. Она делает это нарочито ласково, будто бы успокаивая. Но Ванесса знает, что по ту сторону двери никакого спокойствия нет. И не будет, наверное, никогда.
Её бледная рука медленно опускается на золотистую дверную ручку. Она холодная, но ладонь Ванессы не намного теплее. Зато её дыхание горячее, со вкусом так любимых девушкой цитрусовых. Она изнывает от нетерпения, стискивая зубы до боли в челюсти. Предвкушение играет в её крови, заставляя сердце биться быстрее, а глаза безумно блестеть.
Кошка точит когти.
Стоит приложить немного силы и дверь с мягким щелчком открывается – медленно – впуская сестру в комнату брата. Петли скрипят, но ей не страшно обнаружить себя, потому что, по сути, никто здесь и не скрывается. Как она и думала, защита растворилась, стоило Ванессе переступить порог. Девушка тихо закрывает за собой дверь, прислонившись к ней и пресекая любые пути к отступлению. Она улыбается – ласково, почти по-доброму.
Кошка нависла над птичкой и скалится.
- Братик,- зовет она, выискивая глазами кудрявую голову Максимиллиана,- Ты мне нужен.
О, да, он нужен ей, как никогда прежде. И пусть она думает так каждый раз, когда в её голове расцветает очередная мысль об ещё одном «невероятном» проклятии. Пусть это чаще происходит, потому что ей скучно. Пусть потом она будет недовольно шипеть от осознания того, что зря использовала свою куклу для неудачного проклятия. Но сейчас, по её мнению, она действительно придумала нечто идеальное – не похожее на всё остальное. На этот раз сосудом станет Шестёрка, одна из её первых кукол. Она миниатюрнее всех остальных своих сестер, но вберет в себя медленную мучительную смерть.
Ванесса подарит эту куклу Селене, и тогда их семья будет свободна от этой мерзкой твари.
Если всё пойдет по плану, разумеется.

Макс пытается сопротивляться: его голос приобретает нотки чего-то, похожего на решительность, но это ни разу не она. Брат замолкает, и девушка чувствует, как эта самая решительность гниет, плавится, опадая на пол растекающимися кусками. Что ж, она позволит ему подобрать её с пола, если он так захочет. И если, всё же, ему удастся сказать это слово: "Нет", то ведьма сбросит эту псевдо-решительность обратно. И Макс тоже окажется у её ног - она не позволит ему отступить, особенно сейчас.

Но он не говорит ей "Нет". Он давится словами, но они обреченным эхом выходят на ружу - то, что Ванесса хотела услышать. Она тихо хмыкает в пустоту, удовлетворенно вбирая в себя пропитанный отчаянием воздух.
Ну, конечно. По иному и быть не может. Максимиллиан - её милый старший братик - никогда не скажет "нет". Он просто не умеет, не способен на это. Можно взять нож, провести лезвием вдоль вен, и он не будет сопротивляться. Ванесса может даже убить его - брат будет стоять покорно, пока сталь терзает его внутренности, словно Несси любопытный ребенок с палочкой в руках, а тело Макса - муравейник.

Голубые глаза впиваются в мужской силуэт - жадно, раздирая сгорбленное тело на сотни маленьких кусочков. Сегодня он полностью принадлежит ей, и она с радостью возьмет всё то, что он ей предложит. Его рука теплая, нагретая деревом карандаша - ведьма чувствует    мозоли на его пальцах. И свои - ледяные, она переплетает с его. Другая её рука тянется к его подбородку и будто бы ласково, поглаживая нетерпеливым движением, приподнимает его лицо. Она хочет, чтобы он смотрел на неё. Он должен. В её небесных озерах плещется нетерпеливое возбуждение - безумие на грани помешательства. Её взгляд гуляет по его лицу, будто, пытаясь там что-то увидеть, какую-то скрытую историю или подсказку. Ты хочешь рассказать мне что-нибудь, Макс? Но это не так. Я всё равно не буду слушать. Её сверкающие при свете тусклых ламп глаза останавливаются на его - двух ртутных колодцах.
- Ты не пожалеешь,- выдыхает она, сильнее сжимая его руку.

Больше Ванесса ничего не говорит, и лишь тащит его, словно тряпичную куклу за собой, к своей спальне. Она не боится, что Макс сбежит, но ей хочется видеть его рядом, поэтому она заталкивает покорное тело внутрь и закрывает двери. В её комнате как всегда царит полумрак, лишь свет вечернего заходящего солнца пробивается сквозь шторы. Её верные куклы встречают брата и сестру зловещим блеском стеклянных глаз, шепча предостережения и угрозы. Несси раздраженно шипит на них, нетерпеливо подбегая к своей кровати. Под ней, чуть пыльный, покоится небольшой розовый сундучок с некогда воздушным, а ныне пожелтевшим кружевом, обрамляющим крышку и потертыми нарисованными розами. Щелчок - и Ванесса достает оттуда свой нож - древний, старше неё самой, Макса, Морти, и, наверняка, даже отца. Лезвие заточено плохо, но это не особо волнует маленькую ведьму - она бережно заворачивает его в своей светлый шелковый платок и опускает нож в небольшую красивую наплечную сумочку. Крышка сундука снова закрывается.

Шестерка покорно ждет на кровати. Ей страшно, её густые ресницы дрожат, а личико, обрамленное клубничными локонами, бледнее чем обычно. Но она очень горда. Горда тем, что проклятие, которое будет отравлять её фарфоровые внутренности, может стать причиной смерти той новоорлеанской потаскухи, которая отравляет жизнь её хозяйке и всему дому. Она перестает дрожать, когда руки Ванессы бережно берут её, боясь причинить лишнюю боль.
- Не бойся,- ласково шепчет девушка, поглаживая натуральные волосы куклы,- Тебе не будет больно.

Несси смотрит на Макса пустыми глазами и улыбается.

- Нам нужна лопата,- её голос, монотонный и тягучий, утопает в узорчатых обоях и мягких коврах. Она выходит из комнаты, держа Шестерку двумя руками, и уже не хватает брата за руку скрюченными пальцами.