Полное имя
Роланд Себастиан Флэмей
За свою жизнь сменил достаточно имен, но то, каким его нарекли с рождения, известно в легендах как Логос; в Азии вошел в одну из легенд как Лонг Хэ.

Вид
Дракон

Возраст, дата и место рождения:
~2000 лет; точный возраст упомнить он уже не может, как и точную дату рождения, зато точно может сказать, что родился в холмах Палестины на Ближнем Востоке.

Род деятельности
Преподаватель на кафедре истории Мискатоникского университета

Происхождение
Родственные связи:
Ажи-Дахака - отец
Зилант - мать
Ноут - сестра, вылупились из одной кладки, так что, на человеческий лад, можно сказать, что двойняшка.
Латану - первая дочь
Потомки, в той или иной степени связанные кровным родством.

[float=left][/float]Он увидел свет, как любят говорить люди, когда темная ночь нагнала выбеленные на солнце холмы, а морская пучина пенилась и билась о высокие скалы; свет звезд и тонкого серповидного месяца - первое, что он рассмотрел в этом мире, ухватившись за это глазами, его тут же толкнули в бок и ухватили за морду - его сестра, завалившись на спину и счастливо заурчав. Его первые моменты в жизни - это жаркая ночь, рокот сестры под боком и морда матери, наблюдающей за ними из под чуть прикрытых век. Он вылупился в миг расцвета своего рода, когда такие, как он вызывали страх, вызывали ужас и желание поклоняться столь мощному существу; они были воплощением несуществующих богов для тех, кто заблуждался. А он был Логосом - его голубая чешуя походила на переливы соленого глубокого моря, его же сестра стала Ноут - небом, в котором светили те самые удивительные звезды.
Это был древний мир, когда магия называлась магией, когда не было тех, кто бы мог противостоять такой мощи. Они с сестрой бегали под выжигающим все солнцем, оставляя на песках следы лап, нелепо махали крыльями и дрались, игрались, заваливали и пытались побороть друг друга. У них существовали правила, конечно, например, не показываться людям, не показываться никому, ибо этот мир жесток к детям, пусть они и не осознавали, что само по себе значит слово “жестокость”.  [float=right][/float] И учились, конечно, Зилант своих детей учила как могла, как правильно ветер ловить или на землю приземляться, чтобы лапы не повредить, как на лету хватать свою добычу. А потом, когда когти, внезапно, стали тонкими пальцами, как правильно ходить, говорить, управляться на два тела. Таков был их дар и такова была их участь. Мать, конечно, говорила о опасностях, но для детей опасностью был разве что дикий зверь, так легко способный разорвать хрупкое человеческое тело. Все изменилось в ночь, темную поистине, ведь тяжелые облака сезона гроз укрыли все яркие звезды и остроликий месяц. Логос не осознал, что произошло, просто в какой-то момент стало больно, очень больно, схватившись за грудь он упал на камни, что все еще источали тепло, не в состоянии вздохнуть от охватившей его боли, рядом кричала Ноут ощущая тоже самое - это была первая смерть, которую они застали.
[float=left][/float]А потом Зилант собрала все их вещи и в человеческом обличье отправилась с детьми на запад, уводя их от соленого моря все глубже в пески, пока сам Логос ощущал, как с каждым новым шагом что-то внутри него становится все тяжелей и тяжелей - тоска оказалась чувством странным, тока по месту, где он родился тем более. Они добрались до деревеньки - впервые в своей жизни дракон увидел людей, настоящих, в их привычной среде обитания и его поразило, насколько же жизнь этих существ зависит от погоды, от прихоти стихий, ему стало жалко их, тех, кто не познает счастья полета, счастья силы. Жалость - первое, что он ощутил по отношению к людям. Они шли все дальше, покуда не остановились за стенами большого поселения “столицы”, как выразилась мать, отводя их в украшенное цветами и открытое для всех здание. Там, среди цветов, ярких камений и тягучего запаха он впервые увидел своего отца - в ярких одеждах, возносящего руки к яркому пламени и напевающего что-то монтонное. Молитву, как после Логос осознает, как и всякую религию. Ажи-Дахака навел на своего сына ужас, одним своим взглядом словно указав отпрыску его место. После, конечно, мальчик осознал, что это привычный взгляд для старого и всесильного дракона, притворяющегося жрецом Ахура Мазды. Дахака считал это очень смешным, показывая на изображение извергнуного змея и шепча ему: “Смотри - это я. Люди так смешны в своих страхах. И так наивны в своих заблуждениях”. Сам же мальчик считал это чем-то сродни обману, а ведь мать учила, что обманывать плохо. Она вообще многому научила - как себя вести, что говорить, а о чем лучше молчать, почему никогда нельзя показывать свой лик людям и отчего нельзя никогда злиться на людей. Зилант учила как быть драконом. Дахака же учил как быть человеком. Тут, впервые за столько лет, между Логосом и Ноут прошла трещина непонимания. Сестра свою натуру дракона обожала, считала чем-то великим и таким замечательным, ему же больше нравилось быть в человеческом обличье, человеком ходить и знакомиться, ему нравилось говорить с людьми, особенно с купцами из далеких земель. Сестру же трясло - они ругались, дрались, на этот раз не по игре, а по настоящему, тогда Логос не осознавал, но Ноут ревновала брата к существам слабым и ей чуждым. Годы шли и мир менялся, но не менялись они и пора было уходить - семья покинула город, жрец Ахура Мазды перестал существовать - на этот раз они отправились на север.
Возвращение к морю было благодатью, Логос обернулся в дракона и летал над солеными волнами, ныряя вниз, он никогда не думал, что может так соскучиться по большой воде. Их ждала Греция, раскинувшиеся красоты, теплые воды, все то, что было так дорого. Дахака и Зилант шли дальше - они желали забраться в снежные края, не планируя ближайшие годы заводить еще кладки, Логос же желал остаться в полюбившихся местах, у полюбившегося моря и под полюбившимися звездами. И, что примечательно, Ноут осталась с ним. Она всегда была ему словно пламя у кромки воды, но столь неизменной частью его самого. Логос ощущал ее как себя самого, еще тогда, когда бился о свою скорлупу лбом и когтями, слушая, как тоже самое делала и она. [float=right][/float] Ноут была ему самым близким существом, с ней он познал этот мир, с ней же он познал чувство привязанности и любви. Она же подарила ему самое дорогое, что можно дать - дочь. Латану была единственной в так называемой кладке, но оттого настолько им оберегаемой. С голубой чешуей и удивительно большими глазами, что смотрели так доверчиво на Логоса в первые секунды своей жизни, запечатляя лицо своих родителей в памяти как когда-то он запечатлел звезды и месяц над своей головой. Все эти годы он ощущал лишь только как его сердце болело, когда угасала очередная драконья жизнь, но впервые ощутил нечто мягкое и нежное - осознание новой жизни, пришедшей в этот мир, несущей частичку его самого. Латану была стремительной и быстрой, как ветер, она была мягкой и ее прикосновения казались ему прикосновениями волн у самого берега и смеялась она так переливчато. Обычно драконы не устраивают счастливых семей, даже отец и мать были более друг другу компаньонами, нежели возлюбленными и детей своих учили как учеников, но не как отпрысков; но для Логоса все это было впервые, он с каким-то упоением наблюдал за тем, как растет Латану, совершая свои первые шаги и первые попытки полета, учил ее ловить ветер, как когда-то мать учила его и был счастлив, даже слишком счастлив, забыв объяснить дочери самое главное правило - не подходить к людям.
[float=left][/float]Когда это случилось - он был далеко, летал над полями, как можно дальше от места их обитания, ища пропитание, как и Ноут, им казалось, ну что может случиться с тем, кому нипочем пламя. Как оказалось, могли случиться колдуны, разузнавшие о драконах и том, что их отпрыск осталась одна в один из дней. Они были неосторожными, не осознавали, почему нужно скрываться. Они стали Логос и Ноут - двумя змеями, вырывающимися из морской пучины и топящими корабли, пожирающими моряков; на них скидывали деяния морей и стихий, жертвы непогоды стали их жертвами, а также легендами привлекли чужое внимание. Логос ощутил это в полете, сердце не просто кольнуло, его словно разорвало на части, он вскрикнул, падая камнем на землю и напарываясь боком на кусок скалы, все силился встать, но боль не позволяла, загребая когтями камни и обманывая самого себя. Когда же все же получилось встать, когда получилось добраться до дома, все было кончено. Латану, его маленькое дитя, была выпотрошена, словно какой-то зверь, оставлена тем, что колдуны не смогли снять и унести с собой. Логос кричал и крик этот был полон боли, он видел свое дитя, вывернутое наизнанку, ту, кого любил, ему вторила где-то вдалеке Ноут, такая же разбитая и поверженная. Горе сделало из драконицы слабую женщину. Несправедливость мира, великая мука для родителей, что потеряли свое дитя, Логос ощущал всю жестокость этой жизни, не понимая, чем же Латану заслужила такие муки и оттчего они настигли именно их. Они похоронили Латану под пенящимися водами, там, где свет звезд отбрасывал играющие узоры на волны и где она так любила играть.
Горе сделало из Логоса ужас для колдунов. Его ненависть была жаром и жар этот опалил всех и каждого сполна. Сначала как ужасного дракона, о, сколько новых легенд пошло о нем, о сожженных деревнях, съеденных людях; как оказалось, убивать людей также легко, как и скот, а убивать колдунов было сродни отдельному виду удовольствия. Очень часто он ошибался и убивал невиновных, ошибочно возлагая на них вину и абсолютно не волнуясь об этом - его Латану тоже была безгрешной, но умерла в муках.
Мир менялся, а жестокость в сердце никуда не делать, но вот людей становилось все больше, а колдуны прятались все лучше. Тогда он вновь вспомнил отца, его игры с переодеванием и мороченье голов обычных людей. Пришлось взглянуть на мир людей вновь глазами обычного смертного. Логос вновь стал человеком на слишком долгий срок, приспосабливаясь к новому миру. Он стал частью силы, о которой еще долго будут вспоминать с содроганием, что назовут чудовищной и кровавой, доказывающей, что всякое великое в неправильных руках сделает нечто ужасное. Логос стал инквизитором. Его не интересовали погони надзирателей за ересью и хулой, он даже не верил в того бога, коему поклонялись люди, зато как хорошо притворялся и огонь ненависти все принимали за огонь веры, в пример его ставя, как самого ретивого и верного послушника божиего; теперь Логос понимал смех отца в храме - это был смех того кто презирал и смеялся над человеческой глупостью. Но было и что-то еще, это было нечто сродни жалости, столь давно не проскакивающей в его сердце. [float=right][/float] Он судил и судил рьяно, тех, кто творил ворожбу, каждого из рода магов, кто был повинен в том, что просто существовал. При нем лили слезы и молили, угрожали и плевались, его ненавидели и боялись, потому что нельзя было не бояться того, кто может тебя убить, а уж он точно узнал, как выявить мага и как с ним справиться. Как же сильно он ненавидел, огнем пожирающим  и все уничижающим. По крайне мере до того момента, покуда на суд ему не привели ребенка. Она был колдуном, несомненно она им была, вернее, могла бы стать, если бы дожила - девочка, худая и избитая, испуганная и заплаканная, Логос смотрел на нее и видел Латану, думая о том, что она чья-то дочь и как ее кости раздробят, пытаясь выведать признание, перед этим обсыпав солью, как ее замучают, как когда-то мучили Латану…
Девочке переломали кости и утопили в море, как ведьму, коей она и была на самом деле, но месть более не казалось Логосу такой уж сладкой. Наоборот, пустота поселилась в его сердце, а то, чем он занимался стало вызывать отвращение. Он покинул инквизицию, покинул и Испанию, отправившись на север, впервые в своей жизни ощущая себя по-настоящему одиноким. Ноуз покинула его в тот самый момент, когда они похоронили дочь, ей было больно, а он не мог ей дать ничего, кроме ненависти, но не этого нужно было сестре. С тех пор ни один дракон не попадался на его пути, он лишь только ощущал, как же сильно ныло его сердце, каждый раз, когда умирал кто-то из своих. Все дальше и дальше, достигая гор Урала, он впервые, после стольких лет, вновь смог надолго обратиться в дракона. Там же он встретил Рагни - драконицу местных гор. Она успокоила его душу, заставила вновь не чувствовать себя одиноким, залечила давно уже покрывшиеся сукровицей раны. Нельзя сказать, что он любил ее… по крайне мере он был благодарен, а из благодарности выросла и привязанность. Он вновь стал отцом, в этой кладке были целых три яйца - настоящее благословение, но на этот раз Логос не видел их рождения. Он ушел вниз, как и полагается, когда его дети подрастут им понадобиться научиться жить человеческой жизнью и быть людьми, чтобы не раскрывать себя. Как и его отец однажды, приспосабливаясь к жизни обычного человека, выдавая себя за купца, он медленно строил очередную легенду своей жизни, пока однажды к нему в дверь не постучали - Рагни и трое детей - его детей - ждали по ту сторону и Логос был обязан воспитать их так, чтобы не совершить ошибок прошлого. Он не был строгим или бездушным, он любил своих отпрысков, проблема была в том, что он боялся полюбить их так же сильно, как Латану и в этом было что-то болезненно обидное. Впрочем, дети его не обижались, ни первый выводок, что выпорхнул из его объятий, ни второй, последовавший за ними, разбивший скорлупу так же быстро и стремительно, как и расправив крылья, упорхнув ввысь.
Его дети выросли и ушли - каждый своей дорогой, он научил их тому, как выживать в этом мире и дальше они должны были справляться сами, ушла и Рагни, у которой был свой путь, пора было уходить и ему самому, слишком уж засидевшемуся на одном месте. Впервые после сотен лет жизни у Логоса не было четкой цели в жизни - он стоял на распутье и, внезапно, осознал, что не знает, куда ему идти, всякое осознание сталкивалось с полнейшей растерянностью и тогда он просто ушел, сам не осознавая куда. Крылья привели его на восток - славное время.
[float=left][/float]Древние империи, развернувшиеся под высокими горами, распластавшись на плодородных равнинах и упирающиеся в море. Даже сейчас он вспоминает Азию с той мягкой теплотой, о какой не мог помыслить. Живший там народ был по своему удивителен, ибо считал, что такие как он, род драконий, не монстры и не ужасные создания, почитая их изображения и восхваляя силу далеких существ; это, признаться, льстило Логосу, подкрепляя его решимость остаться меж склонов тернистых гор, а не идти дальше к родному морю, как планировалось изначально. Была и еще одна причина - смертная женщина. Ксу Лан - снежная орхидея, он помнил, как впервые сравнил девушку, повстречавшуюся в холмах, со цветком. Логосу было одиноко, его душа была пуста и хотелось заполнить ее чем бы то ни было. Люди никогда не казались ему созданиями порядка низшего, наоборот, интригующие, разные, жестокие и милосердные одновременно, они всегда привлекали его, пусть дракон и осознавал, что может продемонстрировать им лишь свою человеческую личину и ничего более. Впрочем, не в отношении к Ксу Лан, что увидела его в драконьем обличье, вместо страха и крика издав лишь тихий вздох; привыкший к панике от людей Логос наблюдал, как вместо побега девушка наоборот подходила ближе, в глазах ее он ощущал удивление, любопытство, все то, что и сам он когда-то испытывал по отношению к людям. Они остались вдвоем, там, среди гор, ни разу не пожалев о том, что выбрали такую жизнь. Короткую, на самом деле, человеческий век, как бы сильно они не старались, недолог, и дракон наблюдал, как орхидея увядала, словно сорванная со стебля, тихо чахла, пока он оставался все таким же, каким был. Jhe jiushi mingyun - такова жизнь, как сказала Ксу Лан. Для него она была лишь коротким отрезком слишком долгой жизни, для нее он стал всей жизнью. И хороня уже увядший от времени и болезни цветок он мог только ненавидеть свой долгий век и выпадающие на его долю испытания. Он провел в этих горах еще много времени, храня могилу девушки, словно нечто ценное, дороже всех сокровищ. Лонг Хэ Хунай - из правды родилась красивая легенда, что легла культурным пластом, обернулась в шаль из домыслов и стала сказкой, одной из многих, о вечной любви недостижимого времени.
А потом пришла война.
И дракону более нельзя было оставаться в этих горах, приходилось бежать. Логос привык, что он всесилен, привык, что в теле дракона непобедим, по крайне мере еще не встречалось на его пути того, кто решил с ним сразиться и выйти из схватки победителем. И при этом забывая, что человеческое тело хрупкое, как и любой цветок, а ведь и он сам стал слишком часто оборачиваться человеком. Это случилось на перевале, под завывания снега и попытки уйти как можно дальше; дракон смешался с беженцами, что пытались избежать участи жертв войны, медленно пересекая мнимые линии чужих территорий. Солдаты настигли их, пытались задержать - все те, кто не с ними, те против них, простая логика по которой действовали еще даже до рождения самого дракона. Он бы мог избежать всего этого, но у людей появилось кое что новое - огнестрельное оружие. Во время побега резкая боль, жженая, словно клыки самого яростного зверя, впилась в него, подкосила ноги и заставила повалиться прямо на снег, окрашивая белое марево вокруг красными пятнами бурлящей крови - его крови. [float=right][/float] Рота солдат пустила залп по ногам беженцев и одна из пуль достигла своей цели, раздробив берцовые кости правой ноги. Самое время обратиться в дракона и улететь или, возможно заставить пожалеть, что они вообще это сделали, но болевой шок оказался сильнее ярости, погружая Логоса в небытие. Очнулся он уже один, увязший в снегу, запачканный кровью - его бросили, посчитав то ли мертвым, то ли не желая тащить на себе возможного пленника, который явно не смог бы пойти сам. Он смотрел на трупы людей тех, кто как и он, не смогли убежать, на их остекленевшие глаза, направленные в небо; а на небе сияли звезды, такие же яркие, как и в первые секунды его жизни, Логос смотрел на них и вспоминал теплое и ласковое море Палестины и родных холмов, покуда сердце схватывала очередная боль, свои когти впивая под самое нутро - еще один из их рода погиб. Были ли это его отец или мать? Может быть Ноут или один из его детей? Он не знал, но ощущал боль, сердечную, настолько сильную, что ее нельзя было сопоставить с болью тела физического. Его тошнило от этого мира, от всего здесь происходящего.
И он опять попытался уйти, направился за море, туда, где ждал Новый Свет, где ждало новое начало и новая жизнь. После всего произошедшего Америка была для него местом спокойным, тихой гаванью, а отгремевшая война за независимость, что прошлась по землям чужим, случилась еще до того, как его крылья хлопнули под раскрывшимися равнинами. На этот раз он оказался не один, среди десятка северян он обнаружил знакомое поистине лицо - своего сына, одного из четырех. Николай уже был далеко не Николаем, как и он сам для окружающих не был Логосом, но узнать родную кровь, услышал, как чужой голос пробивается в сознание и как воспоминания подкидывают давно минувших дней отголоски. Логос стал дедушкой, как оказалось, даже прадедушкой, кровь его плескалась во многих молодых драконах, что попались ему на берегах нового мира, они смотрели на Логоса как на носителя древних истин, как на того, кто мог бы дать им совет. И только тогда дракон осознал, насколько же старым он был, по сравнению с остальными, по сравнению со всеми теми, кого он видел. Старее чем он сам были лишь его родители, а где они теперь, да и живы ли, он точно сказать не мог. У него появилась новая цель, особая, мягкая и теплая - он стал учителем для молодняка, тем самым старцем, что трясет своей длинной бородой сыпля мудростями, с той лишь поправкой, что никакой бороды у него и не было. Его личины появлялись и умирали, рождались и старели, появляясь в разных уголках нового мира, неся в себе всю ту же частицу его самого.
[float=left][/float]Роланд Флэмей был одним из таких, одна из сотен его личин, отличающаяся лишь только малыми деталями. Одна из граней характера Логоса, та самая, что не дала ему в своей время зачахнуть, удариться в полнейшую апатию и потерять всякое желание существовать дальше под тяжестью времен - любопытство. Оно вело его всегда и везде, заставляло тянуться к новому, узнавать, тренировать свой собственный разум, что мог зачахнуть так же стремительно, как и цветы рода людского. Но если в более молодые годы его влекло военное дело и горячая кровь, сейчас его куда как больше привлекало нечто тихое и спокойное - искусство, творчество, музыка. Как говорил один из его внуков, качаемый драконом на волнах сновидений, после песен Логоса мир снов казался более ярким. В одной своей жизни он был тем, кто показывал мир через полотна, в другой же он для людей оказался источником информации прямо из недр радиоприемников. О, новый человеческий стремительно рвущийся вперед прогресс не пугал, наоборот, заставлял с долей жгучего интереса всматриваться в следующие дни. Он наблюдал, исследовал, аккуратно пробуя нечто новое, как дитя, решившее немного поиграть с новой забавной игрушкой, но боясь ее своими действиями повредить.
Роланд Флэмей был тем, кого уважают коллеги, историком, вещающем о событиях прошлого с таким жаром и такими подробностями, словно и сам был там - среди аравийский пустынь, во времена, когда зажигали пламенные чаши во славу Заратрушты; словно видел, как инквизиция вычеркивала из мира любое неугодное церкви слово, а вместе со словами и тех, кто их говорил; словно при нем совершались очередные военные стычки между мусульманами и буддистами на спорных территориях Азии. Роланд Флэмей был в некоем роде подарком Мискатонийскому университету от пенсильванского исследовательского центра. Доктор наук, так хорошо разбирающийся в истории, в этом городе у него свои планы и свои собственные мысли на этот счет.

Внешность
Цвет глаз: голубой
Цвет волос: светлый блондин
Рост: 6’3
Отличительные черты: в обличье дракона чешуя Роланда, раньше темно-синего цвета, сейчас намного темнее, чуть ли не черная, с вкраплениями синего и переливами фиолетового. Один огромный чуть изогнутый рог, практически прильнул к тонкой шее, второй обломан чуть выше основания, еще несколько рогов поменьше проходят шипами вдоль основания черепа.
В человеческой форме Роланд ходит, опираясь на трость, чуть прихрамывая на правую ногу.
Используемая внешность: troy baker

Умения
Прожил достаточно долго, чтобы узнать достаточно много языков; говорит на древнем иврите, персидском, арабском, латыни, испанском, древней форме китайского, английском, русском. Читать и писать, соответственно, тоже.
Воин, впрочем, времена, когда был им минули уже очень давно, как и времена, когда Роланд этим наслаждался, хотя, ради баловства, можно попросить его показать, как правильно держать меч. В особо плохие по настроению дни, если вывести, может поколотить тростью, причем больно.
Художник, работник старой школы возрождения.
Разбирается в прикладной древней медицине.
Умеет петь, умеет играть на струнных инструментах.
Обладает еще рядом качеств, вроде плотничества и других умений, связанных с ручным трудом, пригодившихся бы в старое время, но в данный момент довольно бесполезных с позиции современного хозяйства. 

ИНФОРМАЦИЯ ОБ ИГРОКЕ
Стиль игры: достаточно медленный, привык писать от третьего лица, объем постов средний, от 5к и далее, все зависит от вдохновения и того, что происходит в самом отыгрыше.
Другие персонажи: нет

Отредактировано Roland Flammae (28-01-2019 23:01:15)