Притаившийся среди вековых деревьев особняк кажется поистине необычным, полным тайн и загадок в духе какой-нибудь программы по телевизору о мистических местах и призраках, которые в них обитают. Увидеть такой воочию, как пролезть прямо в фильм где в странном доме происходит нечто странное. Чаще всего - слишком опасное для непосвященных.
Дебора немного волнуется, но, так или иначе, отступать пока не намерена. У нее не так много вариантов, точнее вариантов нет вообще. Либо она сейчас выходит из машины и идет туда, либо отваливает назад, туда, где все привычно и понятно. К своей знакомой жизни в которой ее ждут уже ставшие привычными вещи, люди и занятия.
Проблема лишь в том, что Дебора не хочет назад.

Когда ты проклинаешь людей за деньги морально-этическая сторона вопроса не играет никакой роли. Порой в жизни приходится делать разные вещи и большая часть этих вещей не несет в себе никакого смысла и огромным удовольствием тоже не отличается. Чем меньше у тебя власти и денег, тем больше приходится вылезать из собственной шкуры в попытке достигнуть хотя бы какой-то значимости по мнению общества. Дебора думает, что она особенная уже по праву рождения. Её детский страх отличаться от обычных людей проходит со временем. Она больше не таится по углам, зажимая нос платком, чтобы не дай бог ее родители не узнали, что у нее из носа струится кровь всякий раз, стоит ей поупражняться... в этом. В какой-то момент они все же замечают и даже отводят к врачу.  Они заметят, они точно заметит. Дебора в ужасе, в панике. Сейчас этот доктор расскажет ее родителям всю правду о ней. Потом от нее откажутся, видимо, как отказались те люди. Теми людьми она называет неизвестных ей личностей из-за стараний которых все и началось. Деб ждет, что ее назовут неправильной, больной или, того хуже, уродиной и навеки заклеймят позором, поставив короткую пометку в анкете об ее испорченности. Это будет конец. Пока они ждут результаты анализов, она ночами лежит без сна и воображает, что в ее организме, а может даже в самом мозгу засело нечто, сильно смахивающее на гусеницу (не чужого же представлять в своем теле). Когда ей хочется что-нибудь сделать, то гусеница начинает перебирать маленькими лапками и сплетать тонкую паутину. Всего лишь глупые картинки да и только, которые можно нафантазировать глядя на потолок своей комнаты. Всяко лучше, чем представлять, как ее выставляют за порог этой комнаты, которая уже не принадлежит ей, а затем и из дома с чемоданом наперевес. Ты плохая, Деб. Ты даже хуже чем Рой. Конечно же никто ей не говорит такого.
Диагноз самый обычный - что-то там связанное с гормонами и переходным возрастом. И никаких волшебных гусениц в ее теле нет.
Столько лет с тех пор проходит, даже смешно вспоминать.
Когда она впервые встречает Элайджу Фонтейна он кажется ей нереальным. Наверное, она пересмотрела роликов с ним, где он творит с людьми всякое, выставляя это за настоящую, не поддельную магию. С первого взгляда Дебора опознает в нем кого-то необычного. Даже разглядывая издалека (все-таки одно дело смотреть на человека с экрана монитора, а другое дело внезапно увидеть вживую). Она представляла его немного... иным. Или вообще не представляла толком. Он выглядит почти равнодушным и то, что не дает ему выглядеть на сто процентов таковым это его глаза. Одновременно притягивающие, заинтересованные и в то же время безразличные - взглянешь в них и не увидишь дна. Не исключено, что Деб сама же для себя и преувеличивает, но черт, у нее даже мурашки ползут по спине, когда он оглядывает ее. У нее целый список из заготовленных вопросов, но большая их часть звучит даже в мыслях слишком глупо.
Потом он хочет узнать причину, будто не собираясь рассказывать ей что-то за просто так и Дебора называет самую прозрачную и корыстную из всех, которые только можно найти. Но он не отказывает, а дает ей то, что она так хочет.

Ритуал уже не вызывает прежнего волнения, а протекает почти сумбурного. Она курит, выводя на полу своей квартиры символы магического круга (раньше сверялась с бумажкой, теперь уже по памяти) и опускается на колени. Под ее руками все необходимое, остается лишь самая малость. Холодное лезвие кинжала осторожно касается запястья. Со временем кожа в этом месте как будто лишается чувствительности - столько раз она уже делала это. У миниатюрной куколки, свитой из ниток и бумаги лицо того, кого она собирается проклясть.
На секунду ее берет сомнение. Как внезапно взявшийся из другого мира сквозняк от которого на лбу выступает испарина. Но ей уже заплатили, а она взяла деньги. Самая будничная сделка, которая только может быть. С годами у нее появляются постоянные клиенты. Им удобно, что их конкурент по бизнесу внезапно начинает сдавать позиции. В делах, касающихся денег промедление способно обрушить чужой капитал быстрее, чем ураган снесет парочку крыш. Потом просьбы меняются и некоторые становятся похожи на абсурд. Дебора думает, что это не ее дело, потому что морально-этическая сторона вопроса ее волновать не должна. В этот раз ей показывают фотографию молодой девушки, еще школьницы с каких-то там соревнований по фигурному катанию. Причина - простая. Просто его дочь хочет быть первой. Его дочери немного не хватает старания, но они идут почти вровень, поэтому если она немного приболеет, то этого времени хватит, чтобы вырваться вперед.
Отлично, - говорит Деб.
Симптомы проклятия в большинстве случаев походят на слегка усугубившуюся депрессию. Ей даже в голову не приходит, что ее безобидное проклятие наложится на эмоциональное, нестабильное состояние девочки и приведет к...
Когда она видит короткую заметку о смерти до боли знакомого юного лица, она думает, что ей привиделось. Это не она. Это просто не может быть она. Деб заполняет такой ужас, что она не решается взглянуть еще раз и хотя бы вчитаться в заметку еще раз. Слова проскакивают мимо сознания.
Самоубийство...
Оставила родителям записку...
Была подающей надежды фигуристкой...
Нет, нет, нет. Дебора в собственной квартире, зажатая между четырьмя стенами. Нет. Это не она. Она ее не убивала.
Но ведь она ее убила? Она виновна в ее смерти.
Её мутит, трясет. Мир резко сужается, когда зажав голову руками, Деб кричит в ужасе, пытаясь не выдавить из самой себя жизнь не контролируя вокруг больше ничего. Мир вибрирует и расползается перед глазами разноцветными кругами. В дверь ее квартиры кто-то отчаянно барабанит в попытке привлечь внимание. Благоразумные соседи вызвали ей скорую и полицию, откликнувшись на жуткие крики, сотрясающие стены.
Каждый день после этого события в течении двух недель ее рвет без причины, но результаты анализов не показывают никаких весомых поводов для беспокойства. Сильный стресс. Только и всего.
Потом  все проходит, но поселившееся в ней непонятное ощущение никуда не пропадает.

И вот она в Аркхеме. Все же выбралась из своей машины и идет на встречу судьбе. Глядя на закрытую дверь, в которую она стучит, Деб внезапно касается непонятно откуда взявшееся, едва различимое спокойствие. Как будто каким-то чудесным образом, все эти годы отчаянно плыла против течения, а теперь внезапно оказалась в месте, в котором и должна была быть.
На этот раз она готова сказать Элайдже Фонтейну нечто гораздо более весомое.

Дверь открывается почти сразу. Как будто у ее прихода строго отмеренный временной отрезок и она в него смогла уложиться, даже сама не понимая того факта.
На моральную подготовку в машине она тратит слишком много времени, но теперь его категорически не хватает. Она рассчитывала получить еще несколько секунд, чтобы выдохнуть, заправить за ухо выбившуюся прядь, поправить ворот пальто и придать лицу естественное выражение достоинства, к которому за последние годы привыкла и которое стало неотъемлемой частью образа. Раз уж она не обычный человек, то и выглядеть должна соответственно. Как и вести себя. Девушка с амбициями по имени Дебора рисует в своей голове образ идеальной себя, подкрепленный всеми ее такими недоступными и такими сладкими мечтами из детства. Выглядеть успешной и красивой. Она знает как хочет выглядеть, какую одежду хочет носить, как краситься, чтобы на щеках был легкий приятный румянец. Она знает, что хочет быть кем-то другим и ни капли не стесняется. Она же не просила своего таланта себе? А раз он у нее есть, то ей точно с ним нужно что-то делать. Скрывать до конца жизни, надеясь что никто и никогда не узнает о нем, примет за глупые фокусы или же... Она выбирает последний вариант. Дебора думает, что может быть лучше них всех - всех, кто ее окружает или когда-либо окружал. А для этого ей нужно просто выбрать. Выбрать и решиться.
Желание сбежать от себя играет с ней злую шутку. Теперь Деб чувствует себя опустошенной, раздавленной вереницей принятых когда-то решений. Сейчас ей вовсе не так весело, как было когда-то, поэтому она принимает решение, которое ей кажется правильным.
Вернуться к прошлому. Попробовать все исправить.
Он не единственный, кто может это сделать, но единственный, кого она может попросить. И не сломаться под грузом совершенных когда-то поступков, теряясь в попытке понять и принять себя.

Дебора готова ко всему. Просить, слезно умолять, торговаться, предлагая все, что у нее есть и когда-либо может быть. Она ведь не имеет ни малейшего понятия что такому, как он может вообще быть нужно от нее. Не понимает она этого и тогда, когда получает такие важные для себя знания, сама же жонглируя почти что ярморочными фокусами. Деб думает, что это должно его забавлять. То, насколько она неловкая и смешная в своих скудных умениях. Но никто ее не учил делать что-нибудь другое. Знание, которое дает ей этот человек пролегает за понятными и привычными для нее границами. Дебора говорит, что видела подобное в фильмах. Ему смешно. Он спрашивает каких и она берется по памяти перечислять и даже перестает на какое-то время чувствовать себя самой настоящей идиоткой. От предложенной ей магии захватывает дух и покалывает кончики пальцев.
Сколько лет прошло? Шесть? Семь?
Что с тех пор изменилось, что былые знания уже не вызывают прежнего трепета, а несут в себе лишь загнанный в подкорку немой ужас отвечать за чужую боль и чужие смерти. Перед богом? Куда уж. Перед собой.
Должна ли ее все еще не волновать морально-этическая сторона вопроса?

Он такой как в воспоминаниях и не такой одновременно. Рассматривает ее молча, не произнося ни слова, как и она его, словно до конца не веря что вот, спустя все эти годы, она в том самом Аркхеме.
Сорок минут от Бостона, кто бы подумать мог.
На лице вселенское спокойствие, в ясных глазах - тайное знание того, что ей едва ли станет доступно хоть когда-то. Он выглядит задумчивым и самую малость уставшим, хотя Деб даже представить не может насколько правильными могут быть ее прогнозы. Она приоткрывает рот, собираясь озвучить приветствие, но вместо этого тихо выдыхает, когда мужчина обнимает ее рукой и в этом жесте куда больше того, что она способна выразить словами. Её окутывает теплом и чуждый ей запах отдает сигаретным дымом. Она помнит, что он курит.

Ей страшно сделать лишний шаг, поэтому она лишь обводит взглядом все, что находится вокруг, не зная, на что смотреть в первую очередь. Весь особняк изнутри как застывший во времени сосуд для чужих жизней совершенно ей неизвестных. Не чета всем тем просторным домам, в которых ей приходилось бывать и которые выглядели вполне нормальными. Нет, в этом месте как будто существовало само время и то, что словами нельзя было просто описать. Незнакомое, чужое. Она среди этого как маленький ребенок - все такая же неловкая, готовая торчать на одном месте, пока не получит разрешения старших. Даже запах еды воспринимается ею опасливо, а что если это не еда, а что-то другое? Но нет, он спрашивает у нее о голоде и она, как какая-то немая дурочка, испугавшаяся чужого гнева или недовольства (пусть даже он ей и улыбается) неуверенно кивает в ответ.
Дебора не хочет мешать, не хочет напрашиваться, она вообще не понимает откуда вдруг взялся в ней этот почти что детский испуг помешать кому-то. Даже если он ей улыбается, пусть ей и кажется, что его улыбка скорее вымучена.

- Думала, волшебники живут в других домах. Более... - нужное слово не сразу приходит на ум, - магических. С винтовыми лестницами и навешенными возле входной двери оберегами.
Дебора городит чушь, потому что переходить к сути дела ей страшно. С другой стороны зачем она тогда приехала?
- Я приехала попросить тебя... - на этот раз с нужными словами у нее тоже возникают определенные проблемы. Она хмурится, переминаясь с ноги на ногу, а затем все-таки изрекает: - Стать твоей ученицей. То есть мне, стать твоей ученицей. Или кем-то еще. Как у вас это называется? Слугой?  А тебе стать моим наставником. Учителем. Гуру.

Вот, она это сказала. Она молодец.

- Пожалуйста, - за видимым на первый взгляд равнодушием в голосе мольба. Деб просто отвыкла просить у кого-то нечто, что ей действительно очень важно. Настолько, что она не хочет представлять, что будет если он ей откажет. Или когда.

Для Деб слишком необычно находиться в доме того, кто творит настоящую магию. Ей интересно всё вокруг. По всему хочется провести рукой, будь то стена или дверной косяк, как будто через такое прикосновение она вдруг почувствует нечто необычайное. Может ли она вообще так? Вроде бы может. Это предчувствие, порой появляющееся в ней. Некоторые места манят свое теплотой и уютом, а от некоторых холодок бежит по спине так хочется уйти быстрее, укрыться и смыть с себя неприятный осадок, осевший, кажется, на самой коже.
Здесь всё иначе.
Она конечно успевает нафантазировать себе всякого. Во многом благодаря тому, что образ Элайджи Фонтейна для нее схож с образом успешного публичного человека. Того, кто все время на виду, всегда безупречно одет, а ногти на его пальцах отполированы так, чтобы смотрелись максимально выразительно, когда он будет закуривать очередную сигарету или творить свое заклинание, облекая силу в жесты. Он всегда естественно ведет себя во всех своих видео и на тех шоу, куда его зовут как эксперта по миру духов. Каждый его жест с экрана ноутбука вызывает в Деборе странную тревогу и душевное волнение. Необъяснимо, на подсознательном уровне.
Она думает, что такой человек должен жить в огромном светлом доме, обязательно оформленном в современном стиле (как у нее) и, похоже, мыслями уходит совсем не в ту сторону. Лишь попав сюда, переступив порог Дебора понимает, что его жилище должно быть именно таким.
Да и непривычный вид мужчины Деб совсем не смущает. Открой он ей дверь в одежде, залитой кровью и руками, измазанными в ней же, она без сомнения сделала бы шаг навстречу. Пожалуй, так было бы даже лучше. Весь его домашний облик навевает в ней лишь прочнее мысль о вторжении.

Пока Элайджа прикуривает, Деб снимает пальто, перекидывая через руку. Эта секундная заминка и тихий шорох спички отпечатываются в мыслях, но ни о чем конкретном ей сказать не могут. Она слишком погружена в свои мысли, чтобы делать поспешные выводы. Кухня выглядит вполне обычной. Человеческой. Никаких склянок с магическими ингредиентами ей на глаза не попадается, а то, что она принимает за таковой в начале, оказывается банкой с каким-то бронзовым сиропом.
Стоит ей заговорить о своем представлении жилищ колдунов, как ему становится смешно. Она помнит эту улыбку и сгусток напряжения из-за давности их последней встречи понемногу рассасывается. На самом деле, Деб очень боится тоже его не узнать. Встретить вот так внезапно и не почувствовать той особенной сопричастности, делающей ее вдруг не такой одинокой, не понятной миром какой она была всего лишь пять минут назад.

Но её просьба вовсе не то, что он ожидает услышать. Дебора ощущает это, видит по протянутой руке, которую он почти оскорбленно или же больше раздосадованно возвращает на место. Сама она выпрямляется, расправляя плечи и не собирается отводить взгляда, показывая хотя бы тень сомнения.

Уверена ли она?

- Да, - если бы была не уверена, то не попросила бы. Не пришла и не приехала.
В приглушенном свете на кухне, завешенной плотными шторами только и разговаривать что о секретах, важнейшим из которых является магия.
Деб думает, что ответит на любой вопрос без проблем, но почему-то именно этот вызывает у нее заминку. Ну да, как же она не подумала о том, как обличить ее умения в слова раньше? Отводит взгляд в сторону, рассматривая тлеющую сигарету, аккуратно положенную на пепельницу. Тонкая струйка дыма тянется вверх, очертаниями размываясь в воздухе.

- Тому, что позволяет извлекать прибыль. - Наконец отвечает она уже без прежней железной уверенности. - Раз за разом накладывала проклятия, потому что они лучше всего окупаются. В остальном... порой делала привороты. Почти никогда не снимала проклятия.
Вот и вся ее жизнь за последние годы. Цепочка проклятий, накладывающихся одно на другое и она в центре, едва не убившая себя своей же магией. Интересно, такое вообще возможно? Но все равно кажется, что он спрашивает ее немного о другом.
- Все остальное ради развлечения. Двигать вещи, поджигать их.
Под пристальным взглядом ей хочется как-то оправдаться. Защитить себя, отстоять свое право на неумение. Ей просто нужно еще какое-то время, чтобы признаться.
- Я ошибалась. Ошибалась, что все, что мне хочется от магии это продавать ее за деньги. Я хочу научиться чему-то другому. Я хочу научиться всему, - по мере объяснения уверенность в ней крепнет, а голос звучит смелее. - Но я не смогу это сделать сама.

Кажется, мольбы в ее взгляде столько же, сколько было и в ту встречу, когда они увиделись впервые.

Элайджа Фонтейн смотрит невозмутимо, но в его взгляде она все равно различает осуждение. Сама подсовывает его выразительным глазам эту неясную, но вполне ощутимую и видимую тень. Он смотрит на нее и думает о чем-то своем. О том, к примеру, что вместо того, чтобы заниматься чем-нибудь безобидным, она умудрилась встрять в ту область магии, которая не сулила ничего хорошего, кроме самой обычной и нетривиальной личной выгоды.
Деб могла бы заниматься поиском пропавших. Людей, животных. С чего все и начиналось. Личные вещи, карта и её способности.

У вас пропала собачка? Кто-то похитил мою Булочку, когда я отошла купить кофе.
Странно и непривычно сидеть в красивой гостиной в одной из тех бостонских квартир, которые с широкими панорамными окнами выходят на реку Чарльз и возвышается над крышами других зданий, кажущихся с такой высоты мелкими и незначительными. Она себя чувствует, конечно, полной дурой с этим обычным кристаллом, который подвешен на тонкий шнурок и подробной картой улиц города. У неё бы получилось искать людей для полиции, но это означало бы признаться во всем Рою. Признаваться ей не хочется, а вот за находку любимого песика она получает приличное вознаграждение. За такую сумму в былые времена ей бы пришлось полмесяца работать в кафе, благо оттуда она все-таки ушла. Конечно, Дебора тогда здорово везет, что хозяйкой пса была обеспеченная дама, что пса хоть и украли, но он обнаружился в парке, когда новый хозяин его выгуливал. А если бы так вышло, что он был заперт в квартире. Что она делала бы тогда?

Элайджа смотрит на нее так, как будто пытается уловить нечто невидимое в ней. Найти червоточину и определить насколько она подвержена дефекту. Насколько она уже не способна воспринимать хоть что-то, что не будет обусловлено меркантильным интересом человека, вечно жаждущего наживы. Она готовится к худшему, к тому, что он ей откажет. Признает негодной и попросит покинуть этот дом и этот город. Возможно, как Рой сдержанно поинтересуется как долго она планирует здесь оставаться, как будто надеясь про себя, что количество дней будет самым минимальным.

Ей уже хочется спорить. Заявить, что у нее не было другого выхода, что это единственное, что она могли придумать исходя из собственных возможностей и тех знаний, которые он же сам вложил в ее голову. Напомнить, что именно он для потехи и собственной выгоды выпячивает свои магические способности, привлекая этим внимание к себе. Что именно он, Элайджа Фонтейн, заразил ее идеей, из-за которой ей пришлось отказаться от всего того, что у нее было раньше. Идеей про то, что маги могут жить так, как им хочется и делать то, что им хочется. Поэтому он не в праве судить её, как и не в праве осуждать.
Тянет сказать это быстрее, чем он ответит. Чтобы повлиять хоть как-то на его дальнейшее решения. На все дальнейшие решения, которые могут быть.
Дебора пересиливает себя и молчит, не нарушая полную смысла паузу, не разбивая своими ненужными словами тишину, в которой мужчина изрекает свое кроткое, удивительно ровное замечание о всесильности. Как будто сообщает за этим, что только от неё самой зависит дальнейшая её судьба. Может и так, может быть он прав, но ей все равно требуется помощь.

Каждое его слово на вес золота, не потому ли он проговаривает их размеренно, вкладывая множество смыслов? Почему просто нельзя сказать сразу? Она старательно прячет свое нетерпение, борясь со страхом каждую секунду.
Быть отвергнутой, быть ненужной. Не найти спасения даже здесь, представляя, как после его безоговорочного отказа спускается по ступеням крыльца и идет к своей машине, упустив последний шанс. Так что когда маг вдруг дает свое согласие она не ощущает резко нахлынувшей радости, все еще сидящая на стуле, сжавшаяся в пружину от напряжения. 
Осознание приходит постепенно, вместе с его улыбкой и замечанием.

- Я понимаю. - Отвечает Дебора, опуская свой взгляд на свои ладони. Она говорит, что понимает, но не уточняет что.
То, что он не всесилен (хотя ей кажется, что он может слишком многое о чем она даже и догадываться не может)?
То, что он не святой (а маги с их способностями вообще могут претендовать на статус святых)?
Или то, что она сможет достигнуть высот?
Замарать руки - вот значит как это называется.

- А какая цена? - Говорить об оплате кажется расточительством, когда уют чужого дома и весь расслабленный домашний вид мужчины вселяет в нее уверенность и надежду. А что если это всего лишь ее заблуждение?
Что очень хорошо поняла она за свою жизнь, так это то, что у всего есть цена. Даже у тех объятий, с которыми Элайджа, кажется такой не знакомый, но такой близкий ей, встречает её у дверей. Даже у его приглашения присесть на его кухне. И, тем более, цена есть у того, о чем она просит. - У меня есть деньги, если нужно. Какую плату вообще могут брать маги за свое время и внимание?
Она коротко улыбается, надеясь перевести неловкий вопрос в шутку. Ощущение, что это все не часть деловых отношений ее не покидает.
А вот мысль о том, что все может решить банальный секс ей даже в голову не приходит. Хоть она и могла бы, но...