Томас молчит, сжав губы в тонкую полоску, но предупредительным знаком, подобно вою пожарной сирены, становится его шумное дыхание. Когда последний парень из их команды, бросив на него неуверенный взгляд, покидает раздевалку, нервная система снимается с предохранителя. Кулак Тома под звон металлической поверхности впечатывается в дверцу шкафчика. Да с таким смаком, словно представляет лицо ненавистного врага или родного отца, когда тот в очередной раз опирается о косяк входной двери, едва держась на костылях и воняя перегаром.

От удара кисть начинает пульсировать. Зря он позволил себе сорваться - в автомастерской руки на вес золота. Непослушные пальцы с трепетом берут плавательную шапочку с рисунком тюленей. Новенький пловец не перестает собирать звездочки с небосклона. С того самого небосклона, который по праву принадлежит Мейсону. Этот Бастиан ему не нравится. Зато приходится по душе тренеру. «Теперь мы соберем все золото Штата,» - кивает он на Бастиана, а у Томми раз за разом сводит скулы от напряжения. Мелкий пронырливый новичок, как вор, пробирается в его жизнь и крадет все то, что он годами возводил. Томас не верит в талант от природы, незакрепленный беспощадным трудом. Том не признает побед, достигаемых обманным путем. И он разобьется вдребезги, но выведет Бастиана на чистую воду. В команде Томаса (он с боем будет стоять за место капитана) никогда не было и не будет запрещенных медикаментов и нечестной борьбы.

Бастиан становится его навязчивой идеей. Он следит за ним по дороге до школы, в обеденный перерыв и после тренировок, пытаясь найти проклятую причину таких грандиозных успехов парня. Когда молния на спортивной сумке закрывается, Том с подозрением смотрит на шкафчик Кельца и выходит из раздевалки. Его не покидает ощущение, что новичок замечает его присутствие поблизости, чувствует слежку, но остановиться Мейсон уже не может (куда там, когда не привык сдаваться!). После тренировок команда обычно топчется на улице и обсуждает прошедший день, но в пятницу все спешат быстрее забросить рюкзаки домой, чтобы начать праздновать выходные еще до их наступления. На ступеньках стоит только Томас и его поколоченная и растоптанная жажда справедливости.

Новичка нигде не видно, но откуда-то доносятся громкие возгласы ломанным подростковым голосом и мальчишеский смех. Том напрягается, чувствует неладное и, бросив сумку на лестнице, решает осмотреть территорию. Чем ближе он подходит к заднем двору, где школьники между уроками проводят время за сигаретой и бутылкой сидра среди мусорных контейнеров и прочего хлама, тем отчетливее становятся крики. Один из голосов без сомнений принадлежит новенькому. Том узнает его всюду, как и одного взгляда на спину хватает, чтобы отличить Бастиана от сотни других юношей. И какого черта он все еще ошивается возле школы, а не сваливает к мамочке домой?   

- Вот и попался, - губы Мейсона изгибаются в торжествующей улыбке, когда он выглядывает из-за угла.

Томас не готов к той картине, которая открывается перед глазами. Он ожидает увидеть пакетики с травкой, таблетки со стимулирующим действием, анаболики - что угодно, но не то, как школьные футболисты окружают Бастиана, подобно стае волков. Мейсон замирает на месте, не в силах пошевелиться от вдруг усилившейся гравитации, и таращится на собравшихся ребят, пытаясь понять, что происходит.

Отредактировано Thomas Mason (25-01-2019 23:00:03)

С отбитыми на всю голову футболистами предпочитают не связываться в целях собственной безопасности и во избежание смутной перспективы хлебнуть водички из мужского унитаза. Молва о широкоплечих парнях водится разная: то очкарика Бена покатали в мусорном баке - прямиком с холма и вниз по шоссе (мальчишка вылез с мокрыми штанами), то на спор развели толстую Мариетту из десятого класса на поцелуи с языком. Томас давненько точит зуб на некоторых из них. Громил он не боится - у них взаимный молчаливый нейтралитет. Дело в том, что Мейсон начинал с футбольной команды, пока тренер не уговорил связать свою спортивную карьеру с плаванием, и многих игроков знавал с малых лет. Он бывало разбирался с отдельными экземплярами на словах, ставил на место, когда совсем зарывались в силу отсутствия мозгов, но кулаками махать прежде не приходилось. Рушить перемирие с футболистами, опираясь на длинные языки школьных сплетниц, Томас не желает. Вот если воочию подобное лицезрит, то разговаривать будет с глазу на глаз с ублюдком, а там, коль беседа не сложится, можно и силой помериться.

Парни улюлюкают и высмеивают Бастиана, а у Томаса сразу включается режим под названием "стоять за своих до конца, даже если свои мудаки". В данном случае по иронии судьбы своим оказывается Кельц. Излюбленная игра старшеклассников "Кто на новенького?" началась. Когда Тревор называет пловца принцессой, Том с трудом сдерживает рвущийся наружу смех. Футболисты не знают, что эта самая принцесса проплыла только что семь километров в жестком режиме и даже не запыхалась (Том едва не подох, а у него закалка ого-го, позавидуешь, и не такие серии приходилось выдерживать! Баттерфляем!). Этот Кельц, конечно, смазливый и приторный до кариеса на зубах, но принцесса из него совсем не женственная, не хрупкая, не ранимая. Такая принцесса, накачавшись препаратами, сама принца с башни спустит и на руках вместе с конем унесет.

Ни для кого не секрет, что футболистам, парням покрепче, нравится отпускать шутки про педиков. Они таким образом показывают, какие они из себя самцы, альфы. Как же! Томас догадывается, что доброй половине также сильно, как шутки, нравятся задницы своих напарников, например, левого гарда или квотербека, но они скорее переспят с несчастной Мариеттой, чем признаются в этом. О чем думал Кельц, когда переходил дорожку футболистам, известно только ему. Чем глубже Томас копает, тем больше вопросов возникает о новичке. Ответов он пока никаких не нашел. Зачем нужно было устраивать представление с чирлидингом? Не самый удачный способ расположить к себе подростков в старшей школе. Если только не хочется проверить результаты их тренировок на себе, выставив собственное тело на благотворительность вместо груши для битья.

Судя по тому, как побелело симпатичное личико Бастиана, проверить сплетни о футболистах на себе его не прельщает. Том беглым взглядом оценивает ситуацию, понимая, что шансов у новичка нет никаких. Даже с его необъяснимой силой и выносливостью невозможно выстоять против толпы крепких, как кремень, и безжалостных, как зверье, парней. Он не собирался становиться нянькой для Кельца, но уйти и оставить одноклассника за углом, зная, что его поколотят, еще и фото на память разошлют по школе, ему не позволит ни совесть, ни принципы. Том человек понятий, и пока новичок никого не трогает, он также не заслуживает проломленного черепа. У Томаса все просто: принцип Талиона, когда наказание соответствует содеянному, проще говоря, око за око, фингал за фингал, слово за слово. Бастиан мешает ему жить, но как-то косвенно, и чертовы моральные ценности, пока он не докажет лживости новичка, не позволяют Тому разобраться с ним и разом устранить проблему. Эти же ценности не позволят ему закрыть глаза на стычку с футболистами.

- Кажется, пацан ясно выразился, что поедет автобусом, а не с ценителями плоского юмора, - Томас отталкивается от шершавый стены, к которой прижимался, пока наблюдал за разворачивающимися событиями, и выходит из тени. - Что, Тревер? Про мамаш пошутить захотелось? Сначала от подростковых прыщей избавься, а потом на женщин постарше заглядывай.

Томас ненавидит, когда начинают высмеивать семью, - его собственную или чью-то еще. Ему прекрасно известно, насколько болезненной может оказаться тема родителей. Для него мать - святейший человек, и подобные грязные комментарии выводят Томаса из себя. Хочешь нажить себе врага в лице Мейсона? Подстебывай, дави, опошляй семью! Томас злится, кулаки опасливо сжимаются и разжимаются, но он сдерживается от порыва с размаху впечатать в нос Тревера. До драки доводить глупый конфликт ему не хочется.
Под пристальным взглядом парней он подходит к собравшейся компании и встает рядом с Бастианом, почти касаясь его плеча. Его личные счеты с новичком не имеют ничего общего с футболистами, поэтому... если получать по морде, то обоим. 

- Ты в порядке? - спрашивает он у Кельца сухо, особо не сияя энтузиазмом, пересиливая себя и наступая себе на горло.

Наблюдать за раскрасневшимися от злости парнями могло быть даже весело, если бы не угроза расколоченного в щепки об асфальт черепа. Вести с ними вразумительную беседу кажется занятием неблагодарным, потому что кроме нескольких фраз, подсмотренных в фильмах про якобы крутых ребят с дурью в кармане и башке, выдать ничего членораздельного футбольные качки не в состоянии, зато разминают кулаки вполне себе уверенно, с профессиональным похрустыванием. Во всем виновата открытость и честность Томаса. Мог ведь выжидать за углом, потом обойти со спины и треснуть одному из придурков по затылку железякой, но так ведь не по уличному, не по понятиям. И чего он добился? Справедливостью намечающая драка все равно не пахнет. Она пахнет двумя избитыми пацанами, которых оставят глотать собственную кровь между мусорными контейнерами.

- Твоего разрешения не спросил, - немного раздраженно бросает он в ответ Бастиану. Впрочем, раздражение скорее относится к мычанию Тревора, чем к новичку. - Раз я тут, значит, так надо. Или ты хочешь, чтобы тебе надрали задницу? Она пригодится нашей команде на следующих соревнованиях. Конечно, если ты пройдешь контроль на допинг.

Последнее предложение он произносит настолько тихо, чтобы угрожающий и насмешливый шепот услышал только Кельц. Пусть не расслабляется, потому что Томас близок к разгадке. Ему не обязательно даже докапываться до правды самому, достаточно дождаться ближайшего медицинского осмотра накануне заплывов, но Мейсону слишком не терпится разоблачить Бастиана, выпотрошить его тайны со словами: "Я же говорил, что он лживый мудак!".

От Кельца исходят волны горячего воздуха: то ли от злости, то ли от напряжения, то ли от чувства опасности. Томас косится на парня и замечает стиснутые изо всех сил кулаки, словно он едва сдерживает себя, готовый наброситься на обидчиков в любую секунду. Бастиан не успевает, потому что Тревор решает, наконец, перейти от слов к делу и, недолго думая, заезжает новенькому хуком слева (футболист и на поле левша), отчего Кельца отбрасывает к стене. Ублюдки! Раздается гогот толпы.

- Заметьте, парни, вы первые начали замес, - Том имеет преимущество, потому что изначально целью был Бастиан, и все внимание сосредоточено именно на его разбитой физиономии. Мейсон долго не раздумывает, впечатывается кулаком Тревору в нос, замечая, что раздавшийся хруст приятен слуху, и толкает согнувшееся пополам тело на асфальт. - Впредь рекомендую сначала думать, потом открывать пасть.

Остальные футболисты перестают ржать, как стадо горилл, и начинают наступать на Томаса, вынуждая его отходить все дальше к стене, где лежит Кельц. Он прикрывает его собой, не давая парням возможности добраться до новенького и вырубить его в конец. Том занимает боевую стойку, готовый в любой момент дать отпор, вот только предугадать, с какой стороны последует удар, когда окружен сразу несколькими разгневанными и переживающими гормональный бунт подростками, довольно проблематично.

- Новичок в моей команде и под моей защитой, вы же знаете, что моих ребят трогать нельзя, - Мейсон слышит тяжелое пугающее дыхание Бастиана за спиной, от которого мурашки проходят по позвоночнику. В груди зарождается недоброе и зловещее предчувствие, происхождение которого непонятно Тому. Он не из робких. Жизнь достаточно понатаскала его, поэтому Томас не боится смотреть в глаза страху, но даже ему от накала в воздухе становится не по себе. Некая таинственная сила становится причиной стекающих капелек пота по вискам. И сила эта исходит совсем не от широкоплечих футбольных игроков. - Вы забываете фамилию Кельца, а я забываю о произошедшем сегодня. И расходимся в разные стороны.