Полное имя
Микаэль Кройф

Вид
вампир

Возраст, дата и место рождения:
200 лет, 11 декабря 1818 года, Вадстена, Швеция.
Обращен в возрасте 34 лет.
Род деятельности
Советник и помощник при главе клана Кройф. Кроме служения клану читает лекции по зоологии позвоночных в Мискатоникском колледже, но в преподавательский штат не входит.

Происхождение
Родственные связи: живых родственников нет.

Я родился в год, когда на престол Швеции взошел Карл Юхан, положивший начало династии Бернадотов. Пожалуй, это единственное, чем примечательно мое рождение.
Отец мой был священником -  жадным и жестоким, глуповатым и примитивным, он испытывал благоговейный трепет лишь перед божьей властью и властью в принципе. Не смотря на это, наша семья была достаточно крепкой и благополучной.
Стоит кое-что прояснить – я не вспоминаю о днях своего детства с тоской – скорее с сухим любопытством скальпеля, что препарирует плоть. Я отрезаю по кусочку, рассматриваю, укладываю в банку толстого стекла – так события проще проследить. Проще оценить, что было и как было.
Была сестра – милейшая Шарлотта, красотой своей и безграничной любовью к человеку напоминавшая нечто божественное. Была мать – уставшая от гнета отца, но находившая отраду в своих детях. Жизнь текла в условиях непростых, но стабильных – а это всяко лучше, чем перемены, которые охватывали в то время Европу. Я помогал отцу, молился, ходил в школу. В то время, когда за мной не следили – изучал птиц и ящериц. Почти все время, что я проводил с отцом, мы посвящали молитвам или проповедям.
Я не буду подробно описывать свои отношения с верой, хотя стоит сказать, что я был человеком довольно сильного религиозного вопрошания. Только вера моя была очень своеобразна. Я не хвалил Бога, не благодарил его – я все время предъявлял ему счет. Бог нужен был мне, только чтобы было с кого спросить «за что?». За что все эти страдания? За что страдает наш сосед Петтер? За что утонул его сын, за что сошла с ума его жена? За что второй его сын родился идиотом?
«Чем мы все провинились?» – вот с чем я обращался к Богу в каждой молитве.
Интонация гневного вопрошания прошла со мной весь период становления юношей – от рождения до 16 лет.  И как бы мне не хотелось это отрицать – все-таки это была религиозность в своей особенной, изуродованной форме.
На исходе 1835 года семья наша пережила тягчайшее событие, какое могло выпасть на судьбу священнослужителя – Шарлотта покончила с собой. Это и так считается смертным грехом, а если такое происходит в семье священника, то событие это сопоставимо с проклятьем.
Я помню, как все началось. Память моя с рождения и до сей поры служит мне и никогда не подводит – даже после стольких лет. Я помню - однажды Шарлотта замолчала. Ее глаза потухли, тело стало бледным и слабым, почти все время она лежала в своей кровати, отказываясь говорить. Лишь изредка от нее можно было услышать «нет». Нет, она не голодна. Нет, она не чувствует себя дурно. Большего от нее невозможно было добиться. Она молчала.
И вместе с ней, как из чувства солидарности к неизлечимо больной, замолчал весь дом. Отец водил вереницу докторов и святил к кровати дочери. По вечерам они приглушенно молились, но в тишине дома это шепот звучал скорее зловеще и не вселял надежду. Она умерла через неделю – бросилась под поезд, ускользнув из дома ранним утром. В день, когда это произошло, я почувствовал нечто, зревшее, видимо, во мне давно, но тут остро пожелавшее обрести словесную форму. Но я был юн и потрясен тем, как быстро и в один миг рушилась моя реальность, а потому нечто оставалось неосознанным и невысказанным.
Через пару месяцев паралич свалил мою мать, а отец повредился рассудком. Меня забрала к себе тетка, уж не знаю - по своей инициативе или просьбе.
Тетка Фелисиа была неплохим опекуном – она следила, чтобы я был сыт, одет и не тратил время впустую. Мне досталась жесткая койка в комнате над швейной мастерской. Вдобавок к ней шел таз, небольшой комод, куда можно было сложить скудные пожитки и узкое окно, скорее напоминавшее бойницу, из которого открывался прекрасный вид на город. Город, который был и домом и школой, город, отдававший мне свою мудрость в обмен на мои кровь и пот. В обмен на мое тело, синяки и ссадины. Я платил сполна, иногда с лихвой, потому что другого учителя у меня не было.
Жизнь в Гётеборге пахла свободой. Я не был скован воспоминаниями о семье, надо мной не висел ярлык сына священника, который бы обязывал меня к праведности и смирению. Я не имел ни друзей, ни родни, чтобы гордиться или стыдиться ими.
Бог теперь превратился для меня в потрескавшуюся каменную статую, поросшую мхом, и перестал значить хоть что-то. Свои гневные вопросы я теперь хранил в себе и не обращал ни к кому – разве что внутрь себя.
Через пару лет бесславной жизни над мастерской моей тетки, я был устроен в дом к Ларсам. То была семья, владевшая чем-то-там и внезапно сколотившая себе состояние. Их тайным желанием было создать вокруг себя атмосферу богатства и благородного происхождения – они выкупили старое поместье, привели его в подобающий вид и теперь искали себе обслугу. Видимо, Филисиа похлопотала, и Ларсы взяли меня помогать по хозяйству. Я помогал на кухне, со стариком Ирвингом следил за фасадом дома, иногда работал в саду. В общем – был лишней парой рук.
Работа мне нравилась, а ко всему прочему, я мог тратить свое свободное время с пользой – совершенствовать свой ум, пополнять его знаниями о мире.
Момент, когда я вдруг сделался дворецким, я помню хорошо, хотя и сложно понять, что способствовало этому больше -  моя врожденная педантичность или терпение, оставшееся мне на память от жизни с отцом священником.
Достаточно говорить о моей человеческой жизни. Стоит перешагнуть несколько лет и оказаться лицом к лицу со своим спасением спасением ли? в темной гостиной дома Ларсов. Их домом поместье оставалось лишь формально – ни предпринимателя, ни его жены больше не было в живых. Если постараться, можно вспомнить каждый вопрос, что задал мне Август. Вспомнить интонацию, вспомнить, как приподнимается край губ – одобрительно или в насмешке, сложно понять, но вспомнить… вспомнить я мог детально.

- С чего Вы решили, сэр, что развлекать Вас входит в мои обязанности?
- Отсев негодных версий. Никто не делает ничего подобного, а стало быть, это в твоей компетенции.
- Сэр, по Вашей логике, я так же должен отвечать за ирландские танцы, вышивание и кражу лошадей.

Кровь не амброзия, не эликсир и даже не приятный рецепторам напиток. Крови было много. Вопреки всеобщему помешательству на «я почти ничего не помню из своего обращения», мой разум запомнил все. Как блестело кольцо на его руке, как этот блик на мгновение ослепил меня, как боль сменялась спокойствием мертвеца. Как пахла земля – металлической стружкой от стоявшего рядом завода. Голод и жажду, ощущение тяжести в груди от отсутствия там воздуха.
Земля, что однажды должна была забрать и меня, вслед за моей семьей. Земля, которая должна была отдать меня на растерзание червям, за тех мальчишек, что я избивал в первые годы жизни в Гётеборге, за тех женщин, что брал силой, за всех нищих, которых брезгливо обходил стороной, иногда выбивая у них из под носа подаяния… За каждую фантазию, в которой я представлял своих господ распятыми на пологе их же кровати. За презрение и молчаливую, могильную злобу, за высокомерие и желание причинять боль тем, кто слишком изнежился и чьи мозги совсем размякли – за все это земля Гётеборга должна была забрать меня и упрятать в своих объятиях навечно.
Этого не произошло.
С юных лет, со смерти моей сестры во мне зрело какое-то великое знание. Оно маячило фоном всего происходящего, не раздражая, но дразня. И вместе со мной в тот день на свет родилось и это знание, обретшее свои слова.
Я не чувствовал ни стыда, ни совести. Ни искренней любви, ни боли, ни страха, а потому презирал любого, в ком видел эти эмоции. И гнев мой, иногда плескавшийся на дне моих зрачков, грозя захлестнуть все вокруг, был вызван лишь тем, что я не принимал отсутствие эмоций как должное.
Но теперь принимаю. Теперь, холодное монотонное спокойствие настигло меня, как невидимые волны, которые, если бы только обрели материю, снесли бы все на своем пути. И эти волны были для меня молчанием Бога. Если и был он готов однажды ответить на все мои вопросы, то теперь его молчание было отчетливым и определенным. Так молчала моя сестра перед смертью.
quantum satis? – с легкой долей самодовольства думал я, выбираясь из земли, что должна была меня забрать, но не смогла.

Внешность
Цвет глаз: серый
Цвет волос: шатен
Рост: 6'0"
Отличительные черты: мелкие, хаотичные тонкие шрамы от запястий до локтей – результаты лазанья по кустам в глубоком детстве.
Используемая внешность: Finn Wittrock

Умения
Прекрасно разбирается в этикете разных стран, свободно владеет шведским, французским и английским языками. С детства сохранил любовь к зоологии и разбирается в ней на профессорском уровне.
Отличный организатор, умеющий быстро и четко решать поставленные задачи.

Дополнительно
С момента обращения служит клану, а точнее – непосредственному главе Августу. Вместе с ним 2 года назад переехал в Аркхем. Следит за эмоциональным состоянием главы клана ради всех Кройфов.
На безымянном пальце левой руки простое тонкое кольцо-защита от солнца.

ИНФОРМАЦИЯ ОБ ИГРОКЕ
Стиль игры: Чаще пишу от первого лица, но по пожеланиям соигрока могу и от третьего, не проблема. Отписывать смогу один-два поста в неделю, средний объем постов – 4к. К соигрокам никаких особых требований у меня нет – пишите, как пишется, лишь бы годно было.
Другие персонажи: нет