Рихард терпеть не может авиа перелеты, примерно так же, как романтизированные кругосветные путешествия на лайнерах. Второе - страх практический. Первое - иррациональный, который чех глушит обязательными не-магическими ритуалами. Провести подушечкой пальца по холодной поверхности брелка из гранита, на деле артефакта "маячка", ровно пять раз, под счет, выпить четыре стакана виски и догоняться дальше уже на борту, и ни в коем случае не открывать глаза, пока тяжеловесная махина поднимается в воздух, даже когда мерно и тихо загудят двигатели, но под закрытыми веками будет продолжать прыгать через препятствие семьдесят шестая из сотни овечек.

Рихард прикладывается к фляжке, которую пропустили на борт не без помощи легкого морока, торопливо и жадно.
Овечки закончились. Боинг американских авиалиний вышел на необходимую высоту. Рихард стискивал подлокотники до побелевших костяшек, а челюсти - до заходивших на щеках желваков.
Милахе-Морти точно было глубоко насрать на живописные облака так же, как на температуру за бортом.
Болем грохнул задвижку на иллюминаторе, пряча фляжку и обманчиво-расслабленно растекся в кресле. Под черными очками Сейджа не было глазных яблок, но чеху все равно казалось, что тот смотрит ровно на него через проход бизнес-класса. Чех пересекся взглядом с черной поверхностью стекол, где искажалось его отражение, и отвернулся, медленно выдыхая, упираясь взглядом в полку для багажа.

- Телепорт удобнее.
[...]
- Мы потратим меньше времени и тебе не придется идти через ряд незнакомых тебе помещений.
[...]
- Ты знаешь, что, вообще-то, от моих телепортов ноги и руки не разлетаются в разные стороны.
Наверное, последний аргумент сработал против Болема. Морти уперся окончательно и пришлось заказывать билеты на рейс. За темными стеклами, без прямого взгляда глаза в глаза, было совсем непонятно, насколько серьезен в своей фобии первый наследник рода Сейдж. Улыбался он так же ехидно, как обычно - сторонний наблюдатель мог бы назвать приподнятые уголки сжатых губ милым и застенчивым жестом. Рихард слишком хорошо знал, что кроется за этой показной доброжелательностью и боялся предположить, о чем думает милаха-Морти.

Пока садится в машину. Пока крутит свою дешевого вида белую трость. Пока стучит ей на входе в аэропорт. Пока просит принести ему кофе в вип-зале. Пока ищет ладонью пряжку ремня, с чем ему с удовольствием помогает стюардесса. Пока спускается по трапу, проходит таможенный контроль и забирает свой багаж из такой же, Рихард даже жалеет, что видит этот мир отчетливо и обеими глазами, вип-комнаты в точке прибытия, международном аэропорту Лансинга, штат Мичиган.

Милаха-Морти где-то проебал свою секретаршу, но хуже всего то, что на замену он не согласен. Он раздраженно откидывает от себя кружку местного кофе, кривит губы и говорит, что это помои и этим можно поить свиней. Рихард набирает кухню и просит приготовить нормальный-мать-вашу кофе. Да, без гвоздики. Да, с корицей. Да, сливки добавить в комплект, но не в кружку.
Рихард кладет телефон на край стола, спохватывается и ведет рукой милахи-Морти над его тарелками, касаясь каждой поочередно.
Здесь панкейки с вишневым джемом. Здесь яичница с беконом, бекон с двух до семи, томатный соус на восемь. Тосты, хлеб, сладкие булочки...
Приятного аппетита, мистер Сейдж.

Они здесь уже третий день.
Рихард получает бесценную возможность обновить свои знания о том, как нужно сопровождать слепого инвалида вроде милахи-Морти.
Не сказать, что он особо рад.
И чизкейками с вилочки он его не кормит тоже, хотя знает, что Морти питает к этому убожеству тайную страсть.
Совсем как сам чех - к старшему наследнику рода Сейдж.
Разница в том, что Рихард уже привык молчать о своих желаниях, страхах, неудобствах и страстях, а Морти брезгливо кривит губы, получая не тот кофе, который он ожидал.

Миссис Донован подписала контракт за своего недееспособного сына. Они - именно так она говорит на предварительном слушании, словно она и Джек Донован неразделимы - получают оплаченное Sage Research Centre место в местной психиатрической клинике. Они получают экспериментальный курс лекарств. Джеку Доновану не угрожает ничего, он под присмотром врачей и данные о его состоянии снимаются ежедневно, после чего переправляются в головной офис в Аркхеме. Рихард подозревает, что там никому нет дела до Джека Донована, но его волнует совсем другое - он проверяет работу службы безопасности и пытается найти утечку информации, которая привела к тому, что Марта Донован после смерти своего сына подала в суд на Sage Research Centre. У нее на руках есть данные о том, что кое-кто проплатил выпуск Gen'а, минуя десятилетия испытаний на приматах. К ней присоединяются мистер Нойбенрг, мисс Хайд, миссис Форвард и еще с пяток активистов.
Все перерастает в коллективный иск.
Рихард злится, потому что его система дала сбой, смотрит на невозмутимого Морти, который ковыряет свой бекон с двух-до-семи, обмакивая куски свинины в соус на восемь, и очень хочет вмазать тарелкой в холеное лицо - обхватить его ладонями и облизать, забираясь языком под закрытые веки. Очки полетят в сторону, потому что к черту их - Морти никогда не отличался щепетильностью, когда выдавалась возможность душевно потрахаться, но сам Болем робел перед этой новой версией Мортимера, закрытого от мира, от всех, своей невозмутимой гладкой улыбкой, как стальной броней.

Виктор не одобрит.
Милаха-Морти просит еще раз зачитать пятый сверху абзац на четвертой странице.
"Найми себе гребаную секретаршу!" - хочет заорать Рихард, но вместо этого читает, с выражением и вслух.
Виктор будет недоволен, если Болем поступит как-то иначе. Виктор подожмет в тонкую полоску свои бесцветные губы и двинет пальцами, отчего проклятье надавит под кадыком до болезненной бледности. Виктор закроет дверь своей лаборатории, откуда вышел не так давно, по меркам прожитых им лет.
Виктор будет разочарован.
Болем лучше отгрызет себе руку по локоть, чем разочарует Виктора.

- Какой у тебя план? - спрашивает Рихард, откладывая стенограмму в сторону. Щелкает зажигалка. Болем много курит, и не видит смысла отказывать себе в этом удовольствии даже в чужом номере. Только пододвигает ближе пепельницу.
У милахи-Морти должен быть план, не может не быть.
Тяжелая артиллерия Sage Research Centre выдвинулась на позиции.

Отредактировано Richard Bolem (22-01-2019 22:10:48)

Всем довольный Сейдж - болен или мёртв.
Судя по этому тезису, Мортимер чувствовал себя прекрасно - улыбался, отчитывая за галстук, так же мило улыбался в самолете и терминале, улыбался еще шире, когда сел в вызванное такси, проинспектировал номер, выехал на первую встречу с Джонсом.
"Куда же меньше мебели?!" - пентхаус итак выглядел бедновато по сравнению с другими в Чикаго, во многом из-за того, что Болем попросил подготовить номер к прибытию слабовидящего постояльца.
- Я не умею ни злиться, ни нервничать, ты же знаешь, - интонации привычно легли на слова, безупречно-ровные, как европейские автобаны.
Пачка сигарет с хлопком ложится на край низкого столика. Болем ждет, пока Мортимер, [Кейн], найдет ее на ощупь, фамильярно перехватывает чужую руку за запястье, фиксируя, прежде, чем щелкнуть зажигалкой, давай прикурить. Сложно удержаться, ведь раньше Морти щупает ладонями неожиданные препятствия и разваливается на кровати, а белая футболка плотно обхватывает торс на каждом вдохе, а теперь он садится, чтобы покурить.
Рихард слабо понимает хитроумный план Сейджа.
В нем слишком мало конкретики и слишком много неизвестных - намеков, полутонов - Рихард привык к относительно понятным и простым указаниям, он теряется, часто моргает,  он смотрит, как Мортимер закуривает.
- Я зайду к Джонсу, по поводу конференц-зала, - не заеду, не загляну, зайду, - На какое время понадобится зал?..
Ответ Болем знает еще до того, как Сейдж ответит. Поэтому - зайду, гляну, скорректирую. Забронировать на всю ближайшую неделю.
Так, Морти?
Сейдж вел себя так, словно делал великое одолжение конкретно Рихарду этой поездкой.
Болем оставляет в номере пачку сигарет и зажигалку, предупреждая просьбу Мортимера, на ресепшене доплачивает за то, чтобы утром в номер послали горничную, которая поможет Мортмеру собраться. Семнадцать видов узлов галстуков все еще звучат в голове так, словно их, все семнадцать, затянули на горле Рихарда.
Сладко и туго, лишая кислорода.
Рихард отменяет свою оплаченную просьбу и просит перевести доллары в счет оплаты другой услуги.
Хорошего, качественного кофе, пусть его даже везут из самой Турции.
Галстук он завяжет сам, пусть не так и не тем узлом.
У самого Болема четыре галстука: два черных и два серых. Оба - нейтральные, одинаковой ширины, подходящей к итальянскому узлу, под три костюма-двойки и один костюм-тройку.

Но утром он завяжет Мортимеру галстук сам, даже если тот опять будет недоволен.

Бюджетная психиатрическая лечебница Чикаго выглядит куцо, бедновато. Мортимер вряд ли знает, какие суммы ушли на поддержание контрактов с ней и муниципалитета, закрывшего глаза на многие вещи. Мортимер щелкает своей тростью, ловя стену и ориентируя свое движение по ней, Рихард идет рядом, ощутимо сбавляя шаг.
Все могло бы быть быстрее, если бы Сейдж не упирался с телепортами, они были бы здесь быстрее, чем арендованная машина пересекла половину города. Дань традиции - так это называл Болем, пока сжимал руль лимузина, кадиллака или линкольна, а на заднем сиденье Виктор думал о вечном, о вещах, которые не озвучивал, только иногда, совсем редко, спрашивал что-то.
Словно время на дорогу давало ему время на размышления - подчеркивало статус, суть которого в этом мире, где бег времени убыстрялся с каждым годом, состояла в четырех золотых словах: "возможность никуда не торопиться".
Эксклюзивная, уникальная.
Сейчас так же, как Виктора, Рихард вез Мортимера до нужной лечебницы.

Жалко, что не на постоянное проживание.

- ...обстоятельства самоубийства мистера Донована - безусловный недочет нашей клиники, но такое случается, какие бы меры безопасности не были приняты в заведении вроде нашего. Он шел на поправку, согласно всем тестам и вы, мистер Сейдж, конечно можете ознакомиться с их результатом. А так же заключением судебных экспертов.
"Которые подтвердят, что Джек Донован обманул систему," - читает Рихард между сказанными словами.
- Копии?..
Спрашивает Рихард, потому что Мортимер молчит, только темные очки бликуют, когда он чуть поворачивает голову на звук.
- Разумеется, мы отправили в "Sage Research", а так же все необходимые документы приложены к делу.
"Ну, и что ты хотел здесь найти?"
Он чист, как только что выпавший снег.
- Тогда не возникнет никаких проблем, если мы пройдемся до его палаты? - спрашивает Рихард просто чтобы спросить. МД Фирс пожимает плечами и вызывает фельдшера для сопровождения, иначе никак, и фельдшер сопровождает их до нужной палаты.
Рихард бессмысленно крутит кольцо на пальце. Трижды - по часовой стреле и трижды - против.
Палата одиночная, как и предписывали условия договора, и сейчас она до сих пор пуста.
- Хочешь узнать, что было в его голове? - буднично спрашивает Рихард, - На самом деле узнать.
Потому что обстановка не дает ничего, хотя Болем описывает Мортимеру скудный альбом для рисования и деревянный стол с зарубками, и цветной мел на стенах, сложившийся в осмысленные рисунки, которые почему-то не смыли водой.
Мортимер не отвечает, только склоняет голову набок, словно дает согласие, и точно не запрещает последующего, как Болем берет мел, чертит им замкнутый контур на полу, накрывает ладонью чужое запястье, чувствует, как Мортимер, знакомый с основами Круга, стискивает пальцами его запястье, а потом касается пальцами начертанной фигуры, произносит формулу и проваливается - Мортимер заберет все нужное, фильт здесь Рихард.
Он слышит глухие ссоры прошлого, полные обиды, которые бьются о стены, слышит ссоры настоящего, слышит ссоры будущего, те, которых боится Джек Донован.
Он ничего не хочет.
Он не хочет иметь престижную работу.
Не хочет становиться гордостью семью.
Он хочет рисовать, он хочет не знать.
Он хочет небо.
Он хочет тепло солнца на коже.
Он не хочет иск.
Он ломает перьевую ручку, он кидает ее, следующую, в стену, он хочет остаться здесь - мы заберем тебя отсюда.
Он хочет чувствовать цвет, а не черную пустоту, он хочет закончить Апостола, он хочет выйти отсюда не под хор фотовспышек - она такая навязчивая и он вяжет петлю из простыни, ныряет в нее, как в спасательный круг, давится, когда ткань давит на кадык...

Рихард кривится, прерывисто дышит и слизывает соленую влагу с губ - пока он тонет в чужих эмоциях, фильтрует их, останавливает на себе, Мортимер должен увидеть безучастные и равнодушные детали.

- Конференц-зал в твоем распоряжении, - чех тянет безобразно сладкий кофе после психушки, руки дрожат, но это скорее от непривычной категории магии, чем от чужой боли, въевшейся в стены, - Я проверил, там нет ничего, кроме стола, стульев, доски, куллера и проектора. Все компактно и у стены, оно не помешает тебе.
Еще глоток.
- Почему ты не воспользовался моими глазами?
Спрашивает чех после продолжительной паузы. Он не сомневается, что со своей Болэйд Мортимер регулярно проворачивает нечто подобное. Детское, по сути, заклинание, если твои будущие глаза дали согласие.
- Ей нужно переложить свою вину на других. Ему не нужно уже ничего.
Рихард думает, что он сочетает оба этих качества - Эва Болем умерла и ему ничего не нужно, а Мортимер умело добавляет к этой драме еще с пяток темных красок: кто-то умер, мне это неинтересно, катитесь к черту, ох, нет, подождите, я еще не до конца вкусил Вашу боль.
Рихард сдержанно тянет свой приторный кофе, и следом выпивает чужую ссору, вспыхнувшую через пару столов, до краев наполняя цепочку на запястье черной, недоброй силой.
- У тебя есть пожелания к тому, в каком порядке я буду убирать сочувствующих миссис Донован?

Отредактировано Richard Bolem (04-02-2019 21:58:54)