|
I got the ways and means to New Orleans
Сообщений 1 страница 6 из 6
Поделиться108-01-2019 15:07:46
Поделиться214-01-2019 15:57:24
Новый Орлеан смердит болотной тиной.
Испускает зловоние сгнившего мусора, разложившегося на солнце мяса, мускусных тел и засохшей грязи. Но беснующуюся толпу, сбивающуюся в разукрашенные, полуголые стаи далеко от Французского квартала, в офисном Даунтауне или туристическом сдержанном Канал-стрит, несколько не смущает густой запах мертвой плоти, они поют песни, раздирая горло, кидаются стеклянными бусами в проезжающие машины. Несколько часов осталось до того, как Король и Королева Марди-Гра пройдут по Бурбон-Стрит, а их обезумевшая свита бросится за ними. Город едва ощутимо вибрировал, предчувствовал, выжидал, от густой человеческой энергии, отравленной дешевым алкоголем и наркотиками, кружилась голова - Виктор сжимает указательными пальцами виски. Большое скопление людей выбивало его из колеи, но для того, чтобы совершить задуманного, лучше Марди-Гра дня не найти. Сегодня будет много крови, много обращений в тварей, много смертей, а завтра все уйдет с пепельной средой и убранным мусором, Великий Пост скроет и отмолит любые пригрешения. Сейджу нравится это: осядет каменная крошка и ветер растащит семена сезама, будут звучать проклятья, и пусть все духи Нового Орлеана придут за ним, он будет уже в Аркхеме. Многочисленная магия, расползающаяся чумой по улицам, спрячет его собственную, чужая душа возьмет - за весьма приличную плату, - на себя божков лао. Осталось только пережить звуки истеричного визгливого джаза и этот день.
- Я кажется просил сделать больше фотографий. - говорит он недовольно, перебирая пачку снимков склепа Эпифани Кайи; католические кресты на темных камнях для жрицы вуду, чредующиеся с хищно открытыми зубастыми пастями, кажутся насмешкой. Могила отмечена тремя знаками ХХХ, как и у всех, кто связывался с лоа. Смазанно мелькают тени людей, гуляющих по проходам, чтобы найти могилу Мари Лаво. Машина двигается плавно, но Виктор все равно чувствует движение асфальта. "Мертвецы пляшут" любил говорить его отец, и, вспомнив это, Сейдж фыркает. Рихард ведет машину, и можно рассмотреть только часть его лица, перекрывающаяся темными полосами теней, выражение как всегда нейтрально, кисти лежат на руле. - В следующий раз сделай так, как я прошу.
Как же громко визжит саксофон - будто свинью режут, чтобы принести в жертву Бонди.
Из панорамных окон гостиничного номера виден горящий пожаром Французский квартал, Виктор выжидает, пока небо из серого перейдет в черноту, полулежит-полусидит на кресле, покачивая рукой в такт слышной лишь ему музыке. Марди-Гра еще даже не набрал полную силу, а Сейдж уже начинает прочувствоваться его духом. Они не поехали на кладбище Сент-Луис, забитое людьми, раскидывающими мусор и пустые бутылки на могилы и забирающиеся на сбитые памятники, потому что было очевидно - его магией склеп вуду-сучки не открыть. В ежедневнике, лежащем на коленях, заполненном острым и калиграфическим подчерком Виктора, он записал несколько воспоминаний об Эпифани, которые удалось достать из гнилых мозгов членов ее коммуны, погруженной по шеи в луизианские болота (этим занимался Болем, Сейдж фиксировал результат). Высохший рот Кайи забит хлопком, а под хлопком - медальон, позволяющей ей зачаровывать и подчинять вендиго, что долгие годы служили ей. Жрецы вуду защищают друг друга от того, чтобы быть ограбленными, свои могилы от воров, проклинают и считают, что смогут вернуться после смерти. Его маленький - все еще маленький, в любом возрасте, - Макс верил в приведения и оживших мертвецов, как и его дед. Кто только успел забить его голову подобной чепухой?
Мертвые остаются мертвыми, духи не возвращаются мстительными. Эпифани Кайи мертва.
- Ты нашел мне ведьму? - сколько бы Рихард не подкрадывался, скрадывая шаги и хлопок от появления, Сейдж все равно его услышит. Виктор поднимается, расправляя манжеты на рубашке, а ново-орлеанское солнце почти гаснет. - Лучше бы тебе ее найти.
Французский квартал забит людьми, похож на переполненный, душный и громкий ад. Получив имя и убедившись, что Селена Дэй получила половину из обещанных денег, Виктор отпускает Болема. В подобной толпе все превращаются в монстров Данте, Виктор не видит людей, видит цирковых уродцев, широкие провалы открытых ртов, слишком мягкие бесформенные молочные груди, тела, лишенные четких контуров, остекленевшие взгляды. Время слишком медленно тянется, а толпа становится все безумнее, китайский пластик трещит под ногами и колесами платформ, толпа раздетых девиц с бойцовским отчаянием дерется за позолоченные бусы. Под ноги Сейджу падает пьяный молодой парень, которого отринула толпа, как больную часть организма, сначала он долго не может встать, темные патлатые волосы закрывают глаза, в уголке рта пузырится пена — он поднимает лицо к магу, открывает гнилой провал рта и что-то пытается сказать, сдерживая рвоту. Виктор переступает через него брезгливо, ищет нужный ему знак-ориентир, магазин и потом долго, по слогам, называет имя Дэй морщинистой негретянке, почти скрытой в желтых кружевах. Она машет ему ладонью в сторону, и Сейдж проходит сквозь магазин, сквозь грязный задний двор, еще один узкий проулок, чтобы обнаружить почти вытоптанный сквер, где в центре горел такой яркий огонь, что не приходилось сомневаться в том, что он магический. Люди танцевали, бликовала их эбонитовая кожа, руки и ноги двигались в конвульсиях, били барабаны и слышно было, как под босыми ногами ломаются кости. Будто гравюра - Виктор был зачарован.
Спиной к нему стоит девушка, и Сейджу кажется, сначала, что она обнажена - нет, странного покроя платье перехватывает ее тело, удерживается завязанными на узлы веревками. Волосы бьют ее по плечам, - и Виктор знает, что это Селена, капли пота, несмотря на прохладный воздух, катятся по углублению позвоночника, и Виктор знает, что это Селена, и руки испачканы в крови, и Виктор знает, что это Селена, и знает, что сейчас внутри она раскаленная и обжигающая.
- Я ищу Селену Дэй. - говорит он, и спокойно перекрывает свист, грохот, вой, рёв, треск, нечеловеческие голоса, повторяющие что-то, что похоже на католическую молитву. Сейдж обращается только к девушке перед ним. - Я хочу пригласить ее отпраздновать со мной Марди-Гра.
Поделиться317-01-2019 22:28:08
Новый Орлеан воняет как твоя бабушка, если бы её утопили вместе с гробом в болоте, а следом наступила неожиданная жара, которая поднимает весь этот смрад выше и выше, превращает его в зелёный тяжёлый туман, который стелется вдоль земли, забивает ноздри и не даёт дышать.
Новый Орлеан – город для тех, кто любит делать короткие вдохи и длинные выдохи. Так и нужно написать на всех рекламных брошюрках и на огромном транспаранте при въезде в город, но вместо этого власти посчитали нужным в очередной раз привлечь внимание местных жителей и приезжих гостей к проблеме плесени на стенах, как будто это действительно самое страшное, что может тут произойти.
Новый Орлен окутан загадками и мистикой, а исчезновения здесь происходят чаще, чем бабушки с горбатой клюкой переходя дорогу, только знают об этом далеко не все. Святое место, блаженная земля, как Иерусалим для иудеев, только для ведьм. Чародеи и колдуны черпают отсюда силу, своего рода спа или курорт для тех, кому природа подарила чуть больше, чем две ноги и пару глаз, но и уникальный дар исцелять или ранить, защищать или предавать огню всё вокруг, разрывать пространство и сшивать обратно белыми нитями разорванные в клочья измерения.
Со времён святой инквизиции и крестовых походов таких как Селена Дэй называют ведьмами и предпочитаю видеть связанными как поросят на жерди и наблюдать, как они румянятся на огне, слышать их громкие крики и оправдывать себя тем, что злые твари, эти шлюшки дьявола через боль обретут спасение и упокоение своей души. Заберут то бессмертное, что причитается им, у Люцифера, и положат к ногам Бога как благодарственный дар.
Как бы не так.
Но раз в год эта забытая всеми дыра меняется до неузнаваемости, как рождественская ёлка, которая растёт в саду и прячет в своей тени ароматный розовый куст, прислуживает ему и закрывает от ледяного ветра, но наступает звёздный час, когда кустистые ветви тяжелеют под весом разноцветных игрушек и пёстрых гирлянд. Привычный уклад жизни переворачивается верх ногами, и люди заполняют пустынные улицы, остаётся только поражаться где они прячутся остальные 364 дня в году, что резко становится не протолкнуться и капле негде упасть. Короткий дождь попытался омрачить настроение вышедших на парад людей, однако потерялся среди шапок из перьев и возведённых к небу рук.
Селене претит, что священный для неё день превращают в цирк, нелепую шутку, чтобы местные сувенирные лавочки и дешёвые забегаловки, каждый день висящие на грани банкротства, подзаработали немного денег. Дешёвая китайская статуэтка не станет уникальной реликвией, если нацепить на неё новую бирку, однако с глупыми туристами это работает, и статуэтки приуроченные к Марди Гра за двадцать пять баксов продаются лучше, чем те же самые дешёвки, цена которым пять копеек, за пять долларов неделю назад. Но женщина помнит о своей цели и благодарит саму мать Природу за возможность, которую она ей даёт, за могущество, которое достигает высшей точки.
В её тяжёлых косах играют блики огня, они бьют по щекам и лопаткам, когда статная молодая женщина вращается вокруг своей оси, а утяжелённый расшивкой шёлк юбки, что лижет пятки, цепляет высокий костёр и поднимает столп искр вверх. Босым ногам не страшен холод ещё промёрзшей на метр вниз, мёртвой земли. Она не проснулась, талая шапка мокрого снега едва сошла и смешалась с грунтовой водой, но Селена только так может почувствовать близость с матерью, той кто дарует её тёмным силам, что бегут по крови, новый глоток энергии, чтобы продолжать двигаться вперёд.
Кисти руки, запястья, тонкие руки и изгибы плеч – вся она двигается в чудном, но таком чарующем танце, отвести взгляд от которого невозможно. Ведьма складывает вместе ладони и черпает немного густой ароматной крови из миски, откидывает голову назад и ведёт расставленными пальцами по ключицам, вытянутой шее, лицу до самой линии роста волос. Тяжёлые капли собираются вместе и стекают вниз к обнажённой груди, лишь слегка прикрытой прозрачной тканью, но эта едва видимая иллюзия тут же промокает и прилипает к телу.
Она оборачивается на чужой голос как хищная птица, у которой решили отобрать её с трудом нажитую добычу. В прищуренных глазах горит огонь, будто очаг его вовсе не тот костёр, что горит за спиной и охватывает своим мягким светом несколько метров вокруг, настоящее пламя внутри, где-то там глубоко, рядом с сердцем, и оно же делает смуглую кожу тёплой, а подушечки пальцев обжигающе горячими. Всё так же подражая животным Селена в полуприсяде подходит ближе, изучает говорящего, склонив голову к плечу, но замерев напротив него резко выпрыгивает вверх и сжимает ладонями его лицо, размазывая по его щекам кровь, касается большим пальцем нижней губы и тянет её вниз, чуть приподнимается на носки, чтобы немного сгладить нелепую разницу в росте, и тихо выдыхает в его шею: - Вам не хватает красок, Виктор, - и тут же резко оказывается в полушаге позади, но сжимает его запястье и тянет вслед за собой ближе к костру, смеётся громко, немного безумно, демонстрируя два ряда ровных белых зубов и ни на секунду не разрывая зрительный контакт с тех пор, как их глаза впервые встретились.
Ощутив эту толику власти и что ей под силу вести, ведьма снова льнёт к мужчине, обнимает руками его шею, холодит кольцами, что скрывают её пальцы практически полностью, загривок и будто между делом бросает: - Вы захватили моё внимание, - как бы предлагая дальше продолжить самому и рассказать, зачем же белому щеглу понадобилась помощь грязной ведьмы вуду, пока она кружит их обоих в безумном танце, быстро переставляя ноги и не оставляя Виктору иного выбора, как пытаться успеть за ней. А именно такими вуду колдуний в большинстве своём и считали лощёные пижоны, что прячутся по своим родовым особнякам и собирают званые вечера со столовым серебром и фарфоровыми сервизами.
Но никто из них не был так близок к матери Природе, как Селена, и никто не вкусил даже капли её любви, в которой мисс Дэй купалась как в горном ручье.
[icon]http://funkyimg.com/i/2LcZ9.png[/icon][nick]Selena Day[/nick][status]мокко[/status][lz]самая жгучая шоколадка во всём Новом Орлеане[/lz][sign]My anaconda don't want none unless you got buns, hon![/sign]
Отредактировано Elijah Fontaine (17-01-2019 22:51:48)
Поделиться401-02-2019 01:30:16
Примитивная музыка и примитивная магия соединялись в единое целое, в монстра о много рук и ног, голов с закатанными назад глазами, с выступающими на черной аспидной коже белками глаз; визжали они нечеловеческими голосами, пели извращенные молитвы, издавали звуки, похожие на треск ломающихся в челюсти зубов, трясли нанизанными на нити птичьими костями. Обмазанные грязью, хлопьями сползающей с потных тел, обнаженные и уродливые, они обращались к земле, к воде, к воздуху, к огню, просили у них силы пережить эту ночь; они изменяли беспорядочные траектории движений по одному только движению плеча Селены, выгибались под невозможными углами, когда она поворачивала к ним голову и огонь вырисовывал ее профиль, заходились экстазом от короткого движения маленькой ладони в воздухе. Когда она своими окровавленными руками рисует линии на лице Виктора, чужие тела ломаются и повторяют их, вытягиваются, изгибают петлями руки, трещат коленные суставы, выкручиваясь из своих гнезд.
Первый порыв Сейджа - отойти от Селены Дэй на два шага назад. Второй порыв Сейджа - податливо открыть рот и облизать пальцы Селены, пахнущие окислившимся металлом и горячей кровью. Он видит ее красивый рот, растянутый в хищной улыбке, ряд белых крепкий жемчужных зубов, и начинает бредить укусом каждого из них.
Ведьма ведет Виктора ближе к костру, с радушием и гостеприимством приглашая присоединиться к дьявольской пляске. Когда он подходит ближе, то может рассмотреть искаженные в агонии тела - танцующие изнеможены и измучены, трескаются и белеют губы, дробь костей втирается им в кровоточащие мозоли, рты открыты в горловом крике. Селена заставляет их танцевать, понимает он, рассматривая нити магии, плотные, будто сплетенные из веток плачущих болотных ив, и это закончится только тогда, когда ее духи насытятся, а они бездонны. Мужчине не нравится открытый, дикий огонь, отражающийся в черных глазах ведьмы - он действует на него гипнотически, успокаивающе, заставляя забываться. Виктор сжимает пальцы в кулак все сильнее до того, как один из суставов на указательном пальце не вылетит, растекаясь отрезвляющей болью, отдаваясь в глубину ладони и по нервам вверх. Склеп Эпифани Кайи с фотографий, насмешливый и бросающий вызов всем чужакам, вновь встает перед глазами, и внезапный образ мертвой ведьмы накладывается на лицо Селены, делая его гротескным и злобным. Сейдж поднимает другую руку, ловит Дэй за подбородок, заставляя ту на секунду остановиться - остановились и танцующие за ее спинами, остановился даже огонь. Он стирает пальцами черты Кайи с нее, вудуисткую, видимую только ему, раскраску, чтобы вновь увидеть обнаженную кожу.
- Марди-Гра. - мягко напоминает он ей, и на Французском бульваре что-то взорвалось шутихами, начался парад разукрашенных пластиковых уродцев; звуки проникали сюда сквозь жирный слой магии Селены. Если бы ведьма хотела, она могла бы заставить весь мир замолчать и пляски у огня во славу, во имя и именем ее продолжались бы, пока танцующие не упали замертво. Виктор убирает руку с лица Селены, мягко костяшками пальцев очерчивает абрис, колет пальцы об острую челюстную кость - он касается ее, потому что она позволяет, глаза Дэй затягивают его омутом, подстегивают, поощряют. - И склеп Эпифани Кайи.
Она по-прежнему смотрит ему в глаза - Виктор взгляда не отводит. Происходящее в уголке глаза, на периферии зрения, больше не интересует Сейджа - он забывает о доме в Бельгии, обещании, данном Ванессе привезти новую куклу в коллекцию, одетую дикаркой, идеальную услужливость Рихарда Болема. Папа Легба, которому возносят почести и приносят дары, размазывая птичью кровь по земле, раскидывая семена и рисуя письмена, говорят, всегда берет очень высокую плату за свои услуги - Селена Дэй обошлась Виктору дешевле, пусть и тянет сейчас из него она медленно силы, наматывает на свои тонкие запястья, просит дополнительную плату. Ладонь мужчины ползет пауком на шею, чуть сдавливая трахею, перебирается на покатое плечо, маслянистое и безупречное, сбрасывает назад на спину тяжелую косу - он представляет с нарастающим возбуждением, до ноющей боли в паху, как он наматывает эти косы на кулак, как она душит ими, - он накрывает пальцами ее грудь, ощутимую и горячую под насмешливо тонкой тканью, чувствует бусину соска сквозь, сжимает пальцы, выкручивает его до ее сладкого стона. Глаза Селены - сытые и злые, - смеются. Виктор призывает все свое самообладание, чтобы не впиться в ее приоткрытые губы. Он выворачивает сустав из второго пальца.
- Вы гордитесь тем, что ваше колдовство не подвластно чужакам. - мертвые курицы, извращенные католические ритуалы, болотная грязь, отсутствие правил и хаотичные выкрики вместо отточенных слов, - Говорят, что Эпифани Кайи защитила свою могилу и от своих. Помогите мне ее открыть, и получите вторую часть денег еще до того, как закончится Марди-Гра.
Виктор легко и галантно кланяется, чуть опускает не привыкшую к покорности голову и протягивает Селене ладонь.
Поделиться507-02-2019 13:09:57
Куклы за спиной Селены, её покорные марионетки, – не более чем подтанцовка, оттеняющая своим уродством настоящую звезду этого представления, маленькие приспешники, которые оживают исключительно по воле кукловода, когда она натягивает невидимые ниточки между пальцами и дёргает за них. Ломанные движения. Острые линии. Рывки-выпады из стороны в сторону, делающие картинку бессвязной рябью, которая мельтешит перед глазами, спрятанной под купол её сильной, неконтролируемой магии. В этом вся ведьма – оголённый провод чистой неподвластной никому кроме неё силы, которая рвётся наружу, но не может найти правильного применения.
Она сильна. Она безумна. Она прекрасна в своём сумасшествии, когда откидывается назад под немыслимым углом, словно вот-вот её позвоночник хрустнет и переломается, открывает широко алые губы, а затем невиданная сила выталкивает её вверх как зажатую пружину.
Сакральное таинство, к которому случайному гостю и свидетелю дозволено прикоснуться, стать его частью – великая честь для приезжего белого мужчины, не знающего всей красоты этого города, ни разу не почувствовавшего на языке сырой вкус густого как молоко тумана, не окунувшегося с головой в дух торжества, славящего саму смерть, её триумф над миром живых, так отчаянно цеплявшихся за свою никчёмную, ничего не стоящую жизнь.
Кому, как не жрице и первой любовнице самого папы Легбы знать, что конец земного бытия – это просто ступенька, не обрыв пропасти, а шаг вверх по лестнице, в которой ещё бесконечное множество ступеней.
Её пальцы как цепкие ногти хищной птицы впиваются в тонкое запястье мужчины и подводят его к огню, ближе, предлагая ощутить исходящий от него жар, искупаться в тепле, которое ударяет волной в лицо. От такой дерзости опешили все гости торжества, устроенного темнокожей госпожой, застыли кто как был, возведя головы к нему и открыв зубастые рты в немом беззвучном крике. Как будто рубильник со звуком выкрутили на минимум, слышен только треск сухих поленьев и низкая музыка, от которой по телу бегут мурашки, но её игрушки молчат, а глазницы их совершенно пусты. Как бы сильно не было их возмущение, перечить Дэй они не смеют. Да и могут ли?
Ответ знает только Селена.
Женщина по-птичьи, как дикая пустельга наклоняет голову к плечу, будто требует ласки за свою смиренность и добродушие, но всё равно хохлится, уклоняется от прямого прикосновения к щеке, ловит лишь вскользь оставленный мазок пальцем вдоль линии челюсти и щурится, вспоминая этот голос, его тембр и глубину, слушая который согласилась на не сулящую ей ничего хорошего авантюру, но будто заведомо знала, что, сделав рискованную ставку в этой игре победит. Одна фишка, которая в случае успеха вернётся ей многократно преумноженным выигрышем.
- Виктор… - бархатно шепчет ведьма, снова подаваясь к нему как ласковая кошка, что ищет смирение на кончиках пальцев своего хозяина, вытягивает шею, следит из-под полуприкрытых глаз за его ладонью, опустившейся на острое плечо. В его руках чувствуется сила, властность, уверенность человека, всегда получающего своё. Но неужели он хочет замахнуться на её свободу? Не слишком ли много маг о себе возомнил и не сломаются ли его идеально ровные зубы о скорлупу, которую не смогут раскусить? Селена откидывает голову назад и тихо стонет, этот сладкий для уха любого мужчины и его шаткого либидо звук переходит в глухой хриплый смех, напоминающий стрекот ночных цикад. Шум золотых искр, которые разбрасывает пламя вокруг себя. Шелест сухой листвы на раскидистых лапах-ветках деревьев. Она и есть сама стихия, симфония, которая заставит вас забыть обо всём.
Она сжимает вытянутую ладонь, будто очерчивающую личное пространство вокруг ведьмака, врывается в него как полноправная хозяйка, не приемлющая ограничений в её доме, и опускает меж своих грудей, туда, где бешено колотится от возбуждения и сладкого предвкушения сердце.
- Мне не нужны деньги.
Её пленительный голос обволакивает, будто тянет на дно, всё глубже и глубже туда, где нет ничего кроме темноты, сырости и холода. В нём слышна насмешка, будто всё это для неё не более чем игра, беспроигрышная лотерея, в которой Селена даже ценой всего получит что ей нужно.
Глубокий вдох, грудь мерно поднимается вверх и на выдохе опускается вниз, когда следующее признание слетает с губ: - Мне нужны вы, Виктор, - вслед за хищной довольной улыбкой, и будто по щелчку пальцев морок идёт рябью, лопается как мыльный пузырь. Купол её силы спадает, возвращаясь густыми серебряными нитями к ведьме, и действительная картинка предстаёт перед глазами – свет огня не такой яркий, новоорленская зябкость забирается под кожу, заставляя Дэй вздрогнуть, а её преданные слуги из подтанцовки бесформенно падают наземь лицами вниз. Вскоре они придут в себя и разбредутся по домам, не помня ни единой детали случившегося.
В манерном танцевальном движении она легко наклоняется к земле и подхватывает шаль с пёстрым цветочным узором, накрывая ею плечи, но ни на мгновение не сводит взгляда с мужчины напротив, всё ещё чувствуя приятное покалывание там, где недавно была его ладонь.
Да, безусловно он станет самым желанным и ценным трофеем в её коллекции.
[nick]Selena Day[/nick][status]мокко[/status][icon]http://funkyimg.com/i/2LcZ9.png[/icon][sign]My anaconda don't want none unless you got buns, hon![/sign][lz]самая жгучая шоколадка во всём Новом Орлеане[/lz]
Поделиться628-02-2019 21:40:28
special to Max.
"Виктор" вылизанное языком Селены Дэй заползает в ухо, пальцы выгорают в нескольких местах там, где соприкоснулись с ее кожей, и там, где вывернулась из сустава одна из фаланг, могила мертвой королевы вуду теряет свой первоначальный приоритет и даже соблазнительный, окутанный нитями меди и обещаниями трофея дух Эпифани Кайи слабеет перед королевой живой - если бы ведьма поманила его сейчас, предложила лечь с ней прямо на сырую, грязную новоорлеанскую землю, рядом с хитиновыми выеденными изнутри оболочками ее слуг, упавших в глубоком кататоническом сне, Сейдж потянулся бы снять пиджак, пробежаться по ряду жемчужно-белых пуговиц, расстегнуть пряжку дорогого ремня. Глубокий протяжный грудной стон оседает на лице непроницаемой пластиковой пленкой, вызывает ощущение сладковатого удушья, и пусть Селена уже отпустила собственную магию, как отпускают на свободу зверей (дают им сорваться с цепей), и воздух перестал искриться, а земля пульсировать биением сердца под ногами, Сейдж все равно чувствует все обостренно, слишком остро, до чувствительного мелкого покалывания в затылке. Ложится чужая рука на изгиб локтя, и можно рассмотреть в случайном повороте головы, какая эластичная, мягкая у нее кожа, не отражающая, пожирающая свет вокруг себя.
Но больше не смотреть ей в глаза - взгляд Селены Дэй ядовитый, подчиняющий; парализующий взгляд суккуба.
И ему не хочется сопротивляться, а хочется впервые ослабить, как иные ослабляют сложные узлы галстука, контроль, снять с себя строгую сбрую. Он выбирает случайные точки для взгляда на нее, изгибы шеи, локтя и провалы в ключицах, и отрезвляющую боль вывернутых пальцев.
Она все же выбирает путь длинный, через разномастную карточную колоду шествий, плотные завесы криков и открытую, выставленную напоказ для пожирания плоть, едва прикрытую пластиковыми нитками дешевых бус, едва выступающих одеждой для налитых грудей и темных сосков, плоских впалых - или наоборот, мясистых и рыхлых, - животов и ног. Змеиное непостоянное присутствие Селены рядом делает все сносным - ради нее Виктор примеряется с толпой, громкими звуками, выворачивающим внутренности пьяным хохотом, вызывающим головную боль и белые пятна перед глазами обилием цветов. Ради нее Сейдж готов был бы смириться даже с Новым Орлеаном, сырым, развратным, с гнилой американской девкой, раздвигающей полуразложившиеся ноги, а не городом - смирить собственную любовь к строгим аскетичным европейским столицам с готической архитектурой; ради ведьмы, сейчас проникающей в едва ощутимые пустоты между людьми, ведущей Виктора за собой за предложенную ей руку, в которую она вцепилась мертвой душащей хваткой. Словно мало ей было забранных у пустых костяных кукол сил, Сейдж видит, как просто, почти не стараясь, пьет она энергию, оставляя растерянных случайных человечков за спиной, болящую голову, ощущение скоблящей изнутри пустоты, резкую дезориентацию они спишут на безумную пляску Марди-Гра.
А Марди-Гра был воистину безумен, голодно воет, набивает бездонное брюхо. Виктор едва успевает использовать заклинание, чтобы чужие руки уходили по касательной и не оставляли жирных бесплотных пятен на нем. Они оказываются в центре шествия, в какой-то момент становятся избранным Королем и Королевой Марди-Гра, она заставляет Сейджа распробовать гвалт, визгливые крики музыкальных инструментов, разобранную какофонию звуков, издаваемых техникой и гнилым людским горлом, почти наслаждаться этим. Селена смеется, Селена смеется так сладко, словно петлю ему на шею набрасывает, и затягивает до острой вспышки возбуждения, и ради этого можно было не то, чтобы стерпеть этот невыносимый город, но и сжечь его ради нее, смешать с болотной луизианской грязью, пеплом и обуглившимися костями, все скучные небоскребы, все ненастоящие улицы Французского квартала, белые южные особняки.
Они недолго двигаются вместе с Марди-Гра; выбирают истонченную артерию забитой улицы, ведущую к кладбищу Сент-Луис. Она густо облеплена похожей на шевелящейся рой мух темнотой, состоящий из приклеенных друг к другу тел, Виктора провожают стеклянные глаза, мексиканские узоры с Дня Мертвых, хрустящие под каждым шагом бусы. Одну нить он поднимает в безотчетном жесте, серебро с нее уже слезает, прячет ее во внутренний карман пиджака, сохраняя на память.
Кладбище Сент-Луис забито мертвецами - некоторые из них просто еще дышат, занимаются сексом прямо на могильных плитах, курят сладковатые наркотики в закрытых склепах рядом с ничего не значащими именами, замурованными гробами, старыми костями, защитными символами. Магия вокруг могилы Кайи блестит расплавленным фальшивым серебром, и Виктор знает, что Селена Дэй, продавшая себя мелким и мелочным духам вуду, справится с защитой своей предшественницы. Все строится на почтительности и страхе - чужой, как Виктор, не сможет, а свой не должен, но мужчина прячет усмешку, представляя босые маленькие ступни ведьмы, погруженные в пустой сгнивший живот тела Кайи.
- Прошу.
Внутри своего склепа ждет Эпифани и можно услышать, как беспокойно потрескивает защитная магия, как щетинятся выбитые в камне ангелы, похожие на свернувшихся змей, как пульсируют кресты, пытаясь отогнать прочь Дэй - ведьму, готовую предать другую ведьму. Сейдж отходит от колкой, неприятной и грязной для него магии на два шага назад, оставляет Селене ее работу - легко упирается плечом о чей-то монумент, скрещивает руки на груди.
Селене Дэй не нужны деньги, ей нужен он, звучит раскаленно, обещающе.
Но за это представление он точно заплатил.