Музыка стучала в голове. Громкие, надрывные ноты ввинчивались в виски, причиняя боль, и Бальдассаре недовольно морщился, усиленно работая острыми локтями в попытке добраться до брата и сестер, от которых его отнесло волной разгоряченных тел. Стойкий запах пота - так могли вонять лишь молодые, переполненные алкоголем, страстями и танцами не_подростки, но еще и не взрослые люди - бил в нос, и Бальди хмурился, стараясь не дышать. Мигающий всеми цветами радуги свет резал глаза, отчего голова кружилась, и Бальдассаре налетал на стоящих вокруг него людей. Сегодня их было чересчур много, и чем сильнее он пытался пробиться к Марии, Катарине и Эндрю, тем дальше оказывался от них. Это было все равно, что драться с морем. Остановившись и приподнявшись на мысках своих потрепанных жизнью кед с разноцветными шнурками, к которым он старательно пришил звенящие металлом обереги и мелкие амулеты, самый младший из Гонсалесов, приложив ладони, сложенными рупором, к губам, попробовал перекричать музыку. Тщетно. Его испуганный крик смешивался и терялся в разноголосой толпе вскриков, смеха и возгласов. Надрываясь от натуги, краснея от усердия, задыхаясь без покинувшего легкие воздуха, он между тем оставался беззвучным, и со стороны даже могло показаться, что Бальдассаре пытается петь, но вечно попадает мимо нот. Да и слов тоже. Его бескровные обветренные губы, искаженные криком и отчаянной паникой, двигались не синхронно с десятками десятков других ртов, подпевающих песне.
-Я хочу домой! - в конечном итоге Бальди сдался. Опустившись на пятки, он окончательно потерял брата и сестер из виду. Искали ли они его? Пытались ли выцепить вихрастую макушку среди толпы? Возможно. Но скорей всего, Эндрю отвлекся на какую-нибудь девицу и льет сейчас ей в уши тонну всякого слащавого дерьма, а Мария, вопреки всем уговорам Катарины, утащила ее к самой громкой компании. И Бальдассаре остался один. Стиснув пальцами свисающие на грудь амулеты, Бальди ломанулся в сторону выхода. А это было не так-то просто. Каждую секунду в клуб вливался новый поток людей - словно маленькие речушки они впадали в большое море - и Бальдассаре нелепо бился о них своей тощей грудью, идя против течения. Кто-то ругался на него, кто-то смеялся и отвешивал легкие подзатыльники и шуточки, кто-то милостиво пропускал, даря шанс прорваться к шаткой жестяной лестницей, над которой тусклым прямоугольником высвечивалась дверь. Сжав губы в узкую полоску и задержав дыхание, Бальди побежал по лестнице вверх. Хотя побежал это громко сказано... Он скорее полз по ней, хватаясь руками за перила и прижимаясь к ним всем своим худосочным телом, запрятанным в мешковатый свитер и шаровары с аляповатым, чуть выгоревшим за годы носки узором. Когда до дверной ручки, чуть покрытой рябью ржавчины, оставалась совсем немного, дверь распахнулась, и новый прилив еще холодных от улицы людей оттеснил Бальдассаре к стене. Прижавшись к ней и ухватившись пальцами за трещины и сколы в камнях, Бальди стоически выдержал натиск желания нажраться и, как только забрезжила узкая щель между дверью и косяком, кинулся в нее. Секунда, и горький от выхлопных газов и сигаретного смога воздух наполнил легкие запыхавшегося и взмокшего Бальдассаре.
Выпрямившись, Бальди утер покрытый колючей испариной лоб и бросил короткий мазок взгляда на захлопнувшуюся за его спиной дверь, едва ли приглушающую громыхающую за ней музыку. Бум-бум-бум. Тыц-тыц-тыц. Бальдассаре уже не был уверен - грохочет ли это музыка, стучат ли это ногами посетители клуба, или это его собственное сердце заходится в бешеном ритме. Бум-бум-тыц. Пройдя немного дальше, Гонсалес свернул в проулок и, задрав голову, подставил вспотевшее лицо прохладным порывам вечернего майского ветра. Он рисковал замерзнуть, а, значит, простыть. Простуда неизменно перетечет в пневмонию, а там уже и смерть начнет дышать ему в затылок, но... Но на секунду Бальдассаре Гонсалес решил побыть храбрым и рискнуть собственным здоровьем. Всего лишь секунда, а потом он вернется к клубу и будет ждать у него Эндрю, или Марию, но скорей всего Катарину, чтобы поехать домой или куда-нибудь еще, где можно будет провести ночь. Так Бальди думал, пока короткий щелчок и одновременно с ним разогнавшаяся полумрак подворотни вспышка не выстрелили в него. Тряхнув головой, Бальдассаре испуганно отшатнулся в сторону, окинув подворотню беглым взглядом. Сталкер? Маньяк? Извращенец? Сотни и тысячи пугающих лиц преступников и насильников, которые Бальди внимательно разглядывал на страницах газет, в секунду пронеслись перед его глазами. Но это оказалась лишь девушка. Впрочем, ничего ей не мешало быть сексуальной маньячкой и извращенной нимфоманкой. Современным мир, равноправие, все дела.
-Удали! - ему плевать репортер-хуйпортер, но он не хотел, чтобы его фотография оставалась на ее фотоаппарате. Нет, конечно, Бальди не был настолько суеверным, чтобы верить, что фото похищает душу, но иногда лучше немного перебдеть, чем недобдеть. Да и вообще... - Я не давал своего разрешения! Удали сейчас же! - а что если она действительно репортер? И действительно выложит его фото в газету? Тогда любой жирный извращенец сможет дрочить на его изображение в туалете! И ведь рано или поздно он решит, что ему этого мало, и что тогда? Прости и прощай, Бальдассаре Гонсалес и твоя анальная девственность. Их разделяла всего пара мусорных куч, кусок дерьма и измятая сигаретная пачка в горстке пепла - все это Бальди преодолел в считанные секунды, оказавшись рядом с девушкой и, ухватившись за ее фотоаппарат, нетерпеливо и требовательно дернул его на себя.