В прохладном сумраке зажатая между пальцами сигарета выпускает вместе с искрами дым, пока промозглый ветер размеренно треплет копну волос - красных, как закат перед надвигающейся бурей. Лета, укутанная в теплый плед, тщетно концентрируется на книге. Искусственный свет тускло освещает мелкие наклонные буковки, взгляд невнимательно пробегает по строкам, из-за этого нужно перечитывать одно и тоже предложение несколько раз. Ее лоджия вычурно украшена к человеческому Хэллоуину, плевать, что отмечаемый ими Самайн не простая коммерческая пустышка с дешевыми костюмами из Таргета и надоедливыми детьми с застрявшим в зубах клейким ирисом. Но Лета обожает именно такой простой, человеческий Хэллоуин. И детей. И дурацкие самодельные костюмы. И перевозбуждение от излишка сахара в крови.

В этом году все иначе. Если бы только можно было извлечь неприятные воспоминания, достать из себя скорбь - замотать их в куклу вуду и протыкать иголками, пока не попустит, - Лета незамедлительно так бы и поступила. Или нет. Потому что Лета, оказывается, и без того профессионал в игнорировании чувств - неприятных и раскаленных, как клеймо выжженное в центре груди. В громоздкой домашней библиотеке не нашлось пособия «Что делать, если древняя ведьма убивает твоего лучшего друга в безумном ритуале», так что Лета решает ориентироваться по ситуации. Туманно вспоминает, что профессор рекомендовал к ознакомлению Гесиода, которого находит на нижних полках огромного стеллажа; выедает остатки сушенного инжира из кладовой; встревает в перепалку с Лисой; вырезает треугольники в спелых тыквах и завешивает гирляндами свой балкон.

Но зависшая в голове мысль кошкой скребет сознание. Так много «если бы», что хочется затиснуть во рту кулак и кричать - кричать долго, протяжно и до бессилия. Если бы она была сильнее. Если бы Нора решила остаться дома. Если бы она взорвала весь этот чертов цирк до последней гнилой доски в самом начале.

Она все еще может стать сильнее. Прямо сейчас. В облачном небе полная луна отдает серо-голубым свечением, надменно пялится прямо в ее измазанное солнцем лицо - то ли насмехается над ее горем, то ли наблюдает, посмеет ли нахальная девчонка использоваться ею как источником дополнительной силы для сегодняшнего плана.
Выбрасывает сигарету через балкон; захлопывает Гесиода вместе с его безумными фантазиями о происхождении мира и отрывается от нагретого кресла-качалки. Тонкие ключицы обдувает осенним холодом, но Лета его практически не ощущает. Элайджа Фонтейн - все, о чем она сейчас думает. Мысль, одновременно будоражащая и опасная, но решение принято почти месяц назад, а сегодня сама луна призывает ее к действию.

В комнате Лета печатает магу сообщение - короткое и не подлежащее апелляции.
- Сейчас.

Вероятно, он может посчитать ее наглой молокосоской, вот так вот самой решающей когда и что ему делать, но плевать. Пусть горит.

Сегодняшний простецкий вид кардинально разнится от наряда месячной давности, но решительности и отчаяния гораздо больше, что намного коварней развратного платья. Воссоздает в памяти опрятный, искусно обустроенный кабинет некроманта, беззвучно произносит заклинание и переносится прямо в кожаное, роскошное кресло перед столом. В кабинете царствует мрачная, немного зловещая атмосфера, но Лете она нравится. Здесь прохладно, пахнет книгами и пряными ведьмовскими снадобьями. Элайджи пока нет, что заставляет сомнениям закрасться в ее сознание, но она их стряхивает и прогоняет, как непрошенных гостей. Закидывает длинные ноги на стол, нервно крутит прядь спутанных волос.
Ничего страшного, она подождет.

В кресле с бархатной обивкой слишком удобно, но комфорт в данной ситуации самое обманчивое чувство, чтобы на него полагаться. Лета знает, что должна быть осторожной, подходить к вопросу с практичным расчетом и рассудительностью.
Элайджа выигрывает у нее опытом, коварностью, уверенным хладнокровием. За свою жизнь маг планировал много подробным схем как могущество завоевать и, главное, как его удержать. Он превосходит ее силой характера и невозмутимой стойкостью. Если понадобится, он влезет ей в голову, выудит самые сокровенные желания, пообещает стать добрым волшебником и предложит целый мир новых возможностей.

Но он делает это для себя.

Лета вспоминает ощущение прохладной ладони на бедре, задранное платье, в тот момент выдающееся бесполезной, глупой тряпкой, и легкость, с которой ее тело ответило на прикосновение. Кто бы не поддался, если вдруг его одарила щепоткой своего внимания живая легенда, чье имя на устах произносят одновременно с восхищением, призрением и завистью?

Лета в этой игре новенькая, совсем зеленая и предрасположена к серьезным ошибкам, а стратегии у нее неумелые. Осекает себя от некомфортных мыслей. Момент нелепой, секундной близости, - последнее о чем ведьма должна сейчас думать.
Лучше сконцентрироваться на том, какие преимущества от ритуала получит она. Не позволяет себе назвать это полноценным замужеством. Браком. Тем более семьей. Слишком неестественно термины ложатся на мысли.

Мур одержит облелеяную в своих мечтах независимость, что сейчас, после смерти Норы, кажется больше детской прихотью, нежели стоящим желанием. Главное - она получит силу. Если будет достаточно настойчивой, то ей удастся получить знания о некромантии, о которых она может только мечтать.

Она тоже делает это для себя.

Но она совершенно не готова, когда Элайджа открывает скрипучую дверь и с кошачьей грацией направляется прямо к ней. Сердце пропускает удар, Лета надеется, что выражение ее лица невозмутимо. Позу свою не меняет, стараясь выглядеть непринужденно, будто они собираются кино посмотреть, а не связать жизни на годы, а то и века.

- Я знала, что ты не заставишь меня ждать.

Элайджа играет не по правилам с самого начала. Прикосновения являются катализатором всех ее импульсов, обычно она им поддается, но некромант должен убедиться в серьезности ее намерений. В том, что она игрок, который не выбудет после первого же раунда и, более того, что она достойна пройти всю эту странную игру до самого конца.
Внезапная нежность в глазах, мягкие, почти невесомые касания застигают врасплох, и это раздражает. Он почти с отцовской заботой дотрагивается до ее лица, спрашивает готова ли она, будто сейчас вместе с ним они отправятся в парк аттракционов и, может, он даже подарит ей плюшевого мишку.
Но Лета чувствует нечто совершенно иное, и это явно не то, что обычно дети чувствуют к отцам.

Кивает на заданный вопрос, но решает, что ответ на предложение о браке лучше озвучить вербально.

- Как же я могу устоять перед возможностью стать миссис Фонтейн? - дразнит, приподнимая бровь. Радуется, что голос у нее спокойный, естественный и не дрожит. Пока.

- Но, - с этим едким, многообещающим «но», Лета поднимается прочь от беспокойной близости, от опасных касаний и своей почти компрометирующей реакции. Движется в противоположную часть кабинета, подальше от Элайджи, но медленно, не торопясь, чтобы не выдать своего волнения; лениво водит тонкими пальцами вдоль дубовой поверхности стола, решается произнести то, что, очень вероятно, магу не понравится, - я полагаю, мы должны ознакомиться с дополнительными условиями друг друга.

Становится посреди кабинета, с деловитым видом скрещивает руки на груди.

- У меня должна быть своя комната.

Пожелание логичное, учитывая «аутентичность» их брака, но сама мысль о том, что придется по-настоящему играть в семью и проводить ночи в кровати Элайджи беспокойным, паническим чувством отдает где-то внизу живота. Лучше хорошенько убедиться, что когда она переедет к Фонтейнам, у нее будет свое личное пространство.

- Я не буду менять фамилию. По крайней мере не сразу.

Краснеет на последних словах - они вырвались непроизвольно, но дают какую-то ложную информацию о том, что в перспективе Лета все же радостно согласится примерить звание миссис Фонтейн.
Интонация все еще не меняется, когда Лета пытается изъясниться более детально.

- Может я не слишком важна стратегически для своей семьи, но я так хочу. Ведьмы из моего рода практически никогда не меняют фамилии после замужества, разве что, ими готовы пожертвовать и отдать в чужую семью. Я пока не готова чувствовать себя жертвой. Но если для тебя это принципиально - со временем я ее сменю.

Последнее условие произносит после короткой паузы, пытаясь вложить в слова как можно больше решительности.

- Я хочу допуск к твоим знаниям. Артефактам. Гримуарам. Все, чем можешь и захочешь поделиться сам.

Просьба осторожная, но достаточно прямая и наглая. Никто из ведьм ее родословной не отдал бы своих знаний. Тем более знаний полученных из семейного артефакта, который является для Муров фактически священным писанием.

Почему он должен быть таким раздражающе уверенным?

Ведьма не осмеливается отвести взгляд. Смотреть мимо Элайджи, на вычурные детали кабинета, отвлекаться на отполированные до блеска стеллажи кажется мошенничеством, а Лета обязана столкнуться с последствиями своего решения, чтобы осознать в полной мере какой эмоциональный бардак ожидает ее в будущем.

Ладонь бережно опускается на ее шею, девушка замирает в ожидании, не понимает, чего именно ей хочется: попросить Элайджу, чтобы он не останавливался или грубо оттолкнуть, язвительно заявив о том, что руки ему лучше держать при себе; светлые глаза мага пленительные, безжалостные, а момент для ретировки целиком утрачен, и она прижимает крепче к груди свои скрещенные руки, чтобы не проиграть его наступлению поспешными действиями, нативной реакцией на прикосновение.

На нервы действует убежденная в каждом сказанном слове полуулыбка, а еще больше раздражает, что Элайджа, кажется, прекрасно знает, что она сейчас чувствует. Маг играет с ее волосами, обещает подпустить к своим знаниям, Лета цепляется за его согласие делиться тем, ради чего она все это устроила.

- Думаешь запертая дверь такая уж серьезная преграда? - ее язык не дружит со здравым рассудком, живет своей жизнью, и судя по всему, приведет только к проблемам. Она же не Элайджу раздразнит, а себя в первую очередь.

Маг создает портал без видимых усилий, галантно предлагает ей локоть, роль джентльмена ему к лицу - настоящий соблазнитель в костюме-тройке. Позер.

Лета отвечает на его последний вопрос молчанием, лишь вскидывает рыжую бровь, небрежно хватается за предложенную руку, и уверенно шагает в портал.

Первым, что ощущает после перехода - свежий, лесной воздух, дыхание сбивается от неожиданности. У Леты не было времени представить где именно Элайджа решит провести ритуал. По правде, она не думала, что место имеет какое-либо значение. Удивленно переглядывается на залитую искусственным светом ритуальных свечей зеленую рощу, в это время суток они с Элайджей будто одни во всем необъятном пространстве, а кожу приятно ласкает ветер, удивительно мягкий для столь позднего часа.
Лета отпускает руку Фонтейна, не скрывая своего замешательства, исследует тщательно подготовленное пространство посреди какофонии звуков ночного леса. Она может поклясться, что слышит сверчков и их мелодичный стрекот, улавливает исходящий от жуков-светлячков теплый, желтоватый свет, чувствует легкие колебания листьев на деревьях. Создается впечатление, что кто-то специально зачаровал маленькую часть леса, превратил ее в лето, потому что здесь совершенно не холодно, будто они выбрались на ночную прогулку спокойным июльским вечером.

Острые языки пламени от зажженных свечей заливают мерцающим светом рощу, бросая огромные тени на застеленную сухой травой почву, висят в воздухе, словно по волшебству, отделяя своих гостей от целого леса, от всего мира, завлекая в древнее таинство. Она наконец-то подмечает впереди арку, которою, вообще-то сложно не заметить, но Лета слишком отвлеклась на восхитительную, изящную магию вокруг себя, и отвела свое внимание от главного. Она осторожно приближается к арке, все еще слишком поражена для комментариев, не хочет даже представлять свое выражение лица в эту секунду, с каждым шагом дыхание все больше утрудняется, потому что реальность происходящего обрушивается на нее, она чувствует будто добровольно бросается с обрыва. И ей нравится.

На венчальной арке вьется густой плющ, вблизи Лета замечает как по растению змеятся колючие тернии. Ровно посередине, напротив арки, на возвышении покоится ритуальный нож.
Шок постепенно иссякает, Лета возвращается к своему обычному, слегка фривольному, бесцеремонному поведению. На самом деле она за шаг до того, чтобы достать телефон и восторженно все вокруг фотографировать.

- И что дальше? Ты преклонишь колено и произнесешь обет верности?

Скрыть растерянность и полное непонимание с чего начать слишком сложно, Лета винит свою неопытность, бесстыдно прикрывается наглыми комментариями. Сжимает руки в кулаки, таким образом держит под контролем шаткое самообладание. Слишком поздно отступать.

- Ладно, что я должна делать?

Отредактировано Letha Moore (27-01-2019 23:23:05)

Начерченный магический круг, в котором они находятся, ограждает энергетические потоки чар от распространения за его пределы. Лета редко чувствует оголенную, чистую магию, но сейчас она будто материальная, ласкает ее кожу в немом приветствии. Среди ее родной, узнаваемой энергии она отчетливо распознает чужака, обволакивающий ее холод мертвой, темной магии; две противоположности настигают друг друга, взрываются миллионами отдельных частиц, как при лобовом столкновении, но разлететься по роще не могут, потому что заперты в сверхъестественной клетке. Вдоль круга нарисованы сложные, витиеватые символы, обозначающее союз, брак, неразрывную связь. Древние руны смешают их магию, соединят контрастные частицы воедино, превратят их в фрагменты одной мозаики, которые больше не смогут полноценно функционировать друг без друга, но сумеют пользоваться ранее невиданными возможностями.

Сердце глухо стучит в ушах, Элайджа кажется подозрительно спокойным, словно проделывает такие ритуалы каждый день вместо завтрака, его властные руки на ней оставляют холодные ожоги, она закусывает губу, борясь со своей реакцией на некроманта, показательно уверенно протягивает свою ладонь. Даже искусственный свет не придает ей более теплого оттенка, кожа у Леты мертвенно-бледная, с переплетенными узорами ясно-синих вен. Она кивает пояснением мага, поражается до чего же простым оказывается ритуал, обещающий совсем непростое, непредсказуемое будущее, в конце молча кивает, то ли от того, что все отчетливо поняла и готова приступить, то ли от окончательного примирения со своей безумной идеей.

Ледяное острие скользит по верхнему слою кожи, Лета вздрагивает, но держится ровно, закусывает губу еще больше, до металлического привкуса во рту, она не способна быть настолько расслабленной, как Элайджа. В следующий момент он невозмутимо, одновременно нежно и безжалостно, рассекает ее ладонь, багровая жидкость незамедлительно выступает из точного пореза вдоль линии судьбы, спадает темными каплями внутрь ритуального круга. Лета реагирует с опозданием, сдерживает болезненный вскрик, игнорирует желание отдернуть руку, но сдерживается, смотрит не на окровавленную рану, а магу в глаза, концентрируется на их сосредоточенном пламени. Элайджа пребывает в своей родной стихии, искусно управляет ситуацией, а боль для него лишь легкое раздражение, если не удовольствие, ознаменование еще одной победы, прилив мрачного искушения воспользоваться данными ему возможностями. Лета не удерживается, и смотрит как некромант проделывает те же манипуляции с рассечением собственной ладони, затем ведьма действует скорее интуитивно, поворачивает протянутую руку с ноющим, болезненным порезом кверху, мгновением позже ощущает на ней тяжесть ладони некроманта; в состоянии легкой отрешенности от реальности, опьяняющего магического гипноза, повторяет заклинание на мертвом языке вслед за Элайджей.

На несколько секунд все вокруг замирает, Лета растерянно смотрит на мага, уже приоткрывает губы для вопроса, но затем энергия внутри круга будто оживает, бурлит, как лава, и с молниеносной скоростью ударяет ей в грудь. Мур не готова встретить стремительный энергетический поток, она вдруг превращается в эпицентр ядерного взрыва, столкновения на огромной скорости; у Леты перехватывает дыхание от восторга, ужаса, ошеломления, страха, смятения, абсолютного эмоционального надрыва. Ноги подкашиваются, она поддается внезапно охватившей слабости, валится прямо в руки магу, не задумываясь, что тот может испытывать нечто подобное и просто не сможет ее удержать. Но он удерживает. Лета делает протяжные вдохи, пока сбивчивое дыхание медленно возвращается в норму, умиротворенно выдыхает Элайдже в его сильное плечо, каскад встревоженных мурашек проносится по всему телу, ее слегка знобит, но дрожь приятная. Лета вдруг замечает, что пространства между ней и некромантом совсем не осталось, она склонилась к нему в почти интимной близости, удерживая за плечи для баланса. Сейчас ведьма может отпустить, когда потрясение от внезапного ощущения проходит.

Отпускать Лета не спешит. Вместо этого делает противоположное тому, что должна. Неторопливо, оттягивая внезапный порыв, запирая горящие, тревожные мысли в дальнем чулане своего сознания, поднимает голову с плеча Элайджи, переводит взгляд на изящные, холодные черты его лица. Его дыхание царапает кожу, заставляет ощутить ленивую, томную слабость, Лета притягивает его ближе, водит костлявыми пальцами вдоль линии скул, затем обхватывает лицо одной ладонью и оставляет на его губах поцелуй: легкий, но просящей большего, неуверенный, но требовательный.

Отредактировано Letha Moore (08-02-2019 17:29:11)