Иногда ей казалось, что этот чёртов песок везде. Он забивался в ботинки, слепил глаза при малейшем дуновении ветра, забивал нос, стоило ей только принюхаться к какому-то запаху, а порой она находила его даже в нижнем белье и уже давно перестала этому удивляться. Если у неё когда-нибудь спросят, что раздражало её на этой войне больше всего, то она, не задумываясь, свалит все грехи именно на песок. Не на палящее солнце, постоянную опасность, боль от ранений и даже не на кучку военных, с которыми ей приходится работать, а именно песок, будь он неладен.

Впрочем, ко всему со временем привыкаешь. К песку, солнцу, сослуживцам, и даже к пугливым местным, которые смотрят на неё с ещё большим подозрением, чем на остальных солдат – женщина ведь, чёрт возьми, что она забыла на этой войне? «Наверняка шлюха» - шепчутся они, а Роуг, как назло, понимает. Успела уже выучить парочку фраз неизвестного ей народа, спасибо сослуживцам, которые с такой радостью устраивают новичкам боевые крещения, в том числе и за пределами войны. Хейл, правда, уже не новичок – успела отличиться пару раз, потрепала шкуру, как талибам, так и излишне общительным сослуживцам, но первые уроки запомнила, записала на подкорку сознания, дабы всегда быть готовой к любому дерьму.

Она не считает себя патриотом. Не разделяет идеологию солдат и уж тем более их военного начальства. И уж точно не стремится нанести демократию или отомстить за теракт одиннадцатого сентября. Роуг предпочитает думать, что причина её нахождения здесь – поиски себя. И очередная доза адреналина, которая ей так необходима – сложно быть адреналиновым наркоманом. Кто-то прыгает с парашютом, а она вот отправилась на войну. За прыжки необходимо платить, а здесь платят ей – чем не бонус? Если бы только не песок…

Хейл лениво плетётся едва ли не в конце их колонны, прислушиваясь и принюхиваясь скорее на автомате, но не замечая ничего подозрительного. Её считают везучей из-за того, что она первой реагирует на приближающуюся опасность, шутят что-то про невероятную женскую интуицию и иногда называют ведьмой. Розамунд скалится в усмешке, умалчивая, впрочем, о том, что они не так уж и далеки от истины: оборотень – не ведьма, но на войне приносит куда больше пользы, чем какая-то магия. Знали бы простые люди о существовании зверей в человеческом обличье – давно составили бы целые отряды клыкастых. О, они бы быстро навели здесь порядок, завершив войну за рекордные сроки.

Удивительно, но здесь она совсем не одна. Похоже, её собратья давно разглядели в военных контрактах золотую жилу, или же искали приключений на свой хвост как Хейл. На соседней базе она видела ещё одного волка, а в их отряде кроме неё ещё есть медведь, что в первое время её удивляло.

Кристофер.

С ним было удивительно легко, пусть он первое время и держался чуть в стороне, однако волчица быстро решила, что им стоит держаться вместе. Кто как не другой оборотень может тебя понять, когда ты так далеко от дома? К тому же, там где не успевала среагировать она – реагировал он, ровно, как и наоборот. Они быстро спелись, то ли по причине клыкасто-хвостатой сущности, то ли потому что оба хранили свои тёмные омуты от остальных, но работать с таким напарником было сплошным удовольствием. Начальство, впрочем, это тоже отметило достаточно быстро, так что они официально работали в паре, если того требовала ситуация.

Мужчины, впрочем, зачастую ещё большие сплетники, нежели женщины, так что их быстро окрестили парочкой и подшучивали, едва заставали напарников наедине. Роуг не обращала внимания на болтовню, лишь поглядывала на них хитрым взглядом, да изгибала издевательски бровь, намекая на зависть окружающих и охоту до женского тела. Пусть болтают, что хотят. Она сюда не ноги раздвигать приехала и волчице контролировать страсть куда проще, нежели какому мужику.

Хейл отмахивается от всех размышлений, напоминая себе, что она идёт посреди проклятых песков вместе со своими сослуживцами и по идее должна строить из себя раненую, потому как один из людей видел, что её зацепила случайная пуля. Крис, благо, смог отвести от неё подозрения, заверив всех, что это обычная царапина (незаметно от остальных выковыряв пулю) и шустро намотал повязку для отвода глаз. Но люди достаточно хрупкие, чтобы даже какие-то царапины играли для них роль. Конечно, рана уже почти зажила, Ро чувствовала, как сошлись края, оставив после себя неприятный рубец, который как раз сейчас неистово чесался, но стоит быть хоть чуть осмотрительной.

Хейл нагоняет идущего впереди Криса, как-то незаметно для себя подстраиваясь под его шаг.

- Давай поспорим, в чьих трусах уже полно песка? Уверена, я победитель, - Волчица строит недовольное выражение лица, собираясь уже развить тему нытья по поводу того, как её здесь всё достало, однако закончить ей не дают. Если бы сейчас вместо неё была волчица, то та остановилась бы на месте, заинтересованно поведя носом и двинув пару раз ушами. Однако, человеческая сущность не может себе позволить такую реакцию, так что Роуг лишь хватает Ленца за локоть и хмурится, безмолвно вопрошая о том, чувствует ли он тоже, что и она. Сложно не почувствовать, на самом деле, когда в привычные запахи вдруг вклинивается что-то чужое, а шерсть на загривке становится дыбом, так что она заведомо знает ответ.

И он ей заранее не нравится.

Ей очень хотелось бы развить тему нижнего белья и чьих-то яиц, но, увы, такой возможности им не предоставили. Роуг тяжело падает на землю, чувствуя скрипящий на зубах песок, а из неосторожно прикушенной клыками губы капает кровь. Кристофер как самый настоящий медведь, коим, несомненно, и является, прижимает её к земле всем весом, практически лишая любой возможности пошевелиться. Она обязательно поблагодарит его за очередное спасение и отдавленные рёбра, но позже. Кровь орошает землю, когда бойцы, идущие чуть впереди них, падают, словно подкошенные взмахом косы безмолвного жнеца. Оборотень глухо рычит, подтягивается на обманчиво хрупких руках и выбирается из тяжёлых, спасительных объятий напарника – нет времени разлёживаться. Хейл тащит Ленца за собой, в спасительное укрытие «Хамви», цепляя свободной рукой ближайшего раненого, не особо, впрочем, с ним церемонясь.

Паника улетучивается, так что остальные сослуживцы быстро оказываются рядом с ними, кучкуясь, словно утята под крылом утки. Не слишком красивое сравнение, но боевая машина пехоты оставляет им хоть призрачный шанс на укрытие своей шкуры от пуль, а люди действительно бестолково толкались локтями, силясь пристрелить воздух не оказавшись при этом под прицельным огнём талибов. Беспорядочная стрельба по пескам лишь раздражает и так не пышущего стабильностью оборотня: только прислушаться мешают. 

От винтовки, ровно, как и от пистолета, смысла сейчас не было, так что Роуг лишь прижимается боком к нагретому металлу БМП, принюхиваясь и прислушиваясь. Стоны раненых сослуживцев ничуть не облегчают задачу, но она правда старается сосредоточиться лишь на тех ублюдках, которые устроили им такую красивую засаду. Если бы только у неё была возможность перекинуться, хоть частично, то уже давно определила точное расположение талибов. Приходится немного высунуться, чтобы заметить движение за одним из барханов.

- Почти в сотне ярдов от нас, на северо-западе, - Хейл хмурится, зализывая разбитую губу и снимает с плеча винтовку, снимая её с предохранителя. – Бархан мешает, с БМП всех не выцепить, но можно припугнуть. И мы здесь как на ладони, – Розамунд позволяет себе пару секунд передышки, дабы собраться с мыслями, отстранёно наблюдая за тем, как Ленц уже оказывает первую помощь одному из раненных. Волчица стучит ладонью по кузову машины, быстро передавая примерные координаты врага. – Эй, Криси, как думаешь, сколько их там? Успею добежать?

Роуг знает – успеет. Быть может, словит в процессе пару пуль, но успеет, бездарно раскрывшись при этом для остальных. Раскрываться, впрочем, не очень хочется, однако других вариантов решения их проблемы она не видит, особенно когда кровь кипит в предвкушении боя и крови из разодранной трахеи врага. Однако, сегодня их день: гордый, но зачастую действующий абсолютно нелогично, воинственный народ Афганистана начинает покидать убежище, явно намереваясь окружить бравых американцев. Оборотень скалит зубы в плотоядной усмешке, чувствуя как волосы на загривке начинают приподниматься, а волчица внутри неё едва ли не победоносно воет. Вполне могло бы сработать, да только ребята не учли наличие в их отряде двух зверей.

Одного из талибов она снимает метким выстрелом из винтовки, когда тот слишком неосмотрительно покидает укрытие. Маленькая, но месть. Хейл снова касается руки Кристофера, будто разом разучившись говорить: в моменты боя она всегда предпочитала физический контакт и невербальное общение двух зверей, кивает в сторону, куда собирается двигаться и напрочь игнорирует предупреждающий взгляд.

Волчица срывается с места, оставляя после себя небольшое облако пыли, скользит по утекающему из под ног песку и прокатывается на боку во время спуска с небольшой возвышенности, дабы обогнуть по дуге направляющихся к ним афганистанцев. Придётся пройти большее расстояние, но она быстрее. Позади слышатся выкрики сослуживцев и маты Криса, но оборотень не обращает на них внимания, скрываясь из поля зрения людей. Тяжелые военные ботинки только мешают, ровно как и вся амуниция, но она справляется с желанием сорвать с себя одежду для большей манёвренности.

Первого талиба Роуг встречает когтистой лапой, сбивая с ног и добивая точным выстрелом в голову. Волк хочет умыться в крови врагов, почувствовать её на губах, но она не может себе позволить такой вольности: люди заметят странную смерть от лап хищника и окровавленное явно не своей кровью лицо хрупкой женщины. Остаётся только использовать оружие, выкрадывая для себя крупицы удовольствия от убийства.

Она довольно скалится, когда слышит позади себя тяжёлые шаги напарника, приказ об обращении и ни на секунду не задумывается о последствиях, срывая с себя такой мешающий бронежилет, откидывая винтовку в сторону. Кровь кипит, сила разрастается в каждой клетке тела. Волчица чувствует безмолвное разрешение от своей второй половины и рвётся в бой, ломая кости человеческого тела, перестраивая их под себя. Эта боль привычна. Быть может, она всё же мазохист, но всегда с затаённым восторгом предвкушает момент смены ипостаси, прилив силы и обострения всех инстинктов. Возможность постоять за себя так, как может только она, именно так, как ей самой того хочется.

Враги ожидаемо замирают, вопят что-то на своём языке, впадают в ступор на драгоценные секунды, которые позволят принять волчий облик. Одежда рвётся, волк спешит выскользнуть из неудобных ботинок и ступить загрубевшими подушечками лап на горячий песок. Зверь не разменивается на предупреждения: рычание в сторону врагов, предупреждающе поднявшийся загривок - ни к чему, когда в тебя уже начинают палить. Оборотень слышит замешательство среди своих и громкий рёв за спиной: Крис тоже успел перекинуться в медведя. Розамунд срывается с места, оставляя после себя обрывки одежды и взметнувшийся песок.

Первого она сбивает с ног прыжком на грудь, целясь в горло и радостно урча, когда достигает своей цели. Плоть под клыками разрывается, попадает в горло, вызывая ещё больший прилив адреналина. Где-то на задворках сознания мелькает мысль о том, что Кристофер самолично оторвёт ей голову за подобное безрассудство, даже не дожидаясь напуганных сослуживцев, которые не факт что примут в крепкие объятья двух зверей, но вдоволь поразмыслить об этом ей не дают: пуля прошивает бок, заставляя зарычать из-за смеси боли и ярости. Она слышит выстрелы позади себя и радуется тому, что солдаты явно решили отложить разбирательства на будущее, а сейчас пытаются хоть как-то прикрыть двух метаморфов.

Волк мельком отмечает, куда направляется бегущий медведь и движется вслед, обгоняя на полкорпуса, готовясь напасть на следующего талиба. Естественно, появление на поле боя кого-то крупнее большой собаки вызывает ещё большее замешательство в стане врага, но пули всё равно летят над головой, заставляя использовать все свои органы чувств и уворачиваться от самых опасных. Она напрягает задние лапы так, чтобы отпрыгнуть в сторону, зигзагом, в пару прыжков достигнув следующего человека, стальной хваткой сомкнув клыки на его хрупкой руке, валит на землю, свободными лапами отталкивая в сторону потрёпанную винтовку. Кости ломаются, мужчина захлёбывается криками, в то время как она перебирается по руке выше, всё так же целясь в беззащитное горло, скрытое лишь ветхим платком. Битва за жизнь занимает всего пару мгновений и в этот раз она вышла победителем, позволив себе облизать клыкастую пасть.

Сослуживцы, заметив ослабление и панику в стане врага, решили прийти на помощь двум оборотням: Роуг слышит приближение пары знакомых запахов и поступь сослуживцев, выстрелы из привычной M16, которые настигают цель в виде приближающегося к ним талиба. Волчица бы обязательно махнула хвостом в знак благодарности, но вместо этого испуганно скулит, когда песок рядом с ней взметается из-за пулемётной очереди. Ей не очень хочется проверять, что будет с оборотнем, расстрелянным из пулемёта, который некоторое время назад и положил несколько их бойцов, а потому ей снова приходится прыгать бешеным зайцем, избегая пуль. Однако, отвлёкшись на юркую волчицу, враг совсем забыл про крупного медведя, который может себе позволить сбить пулемётчика с ног. Роуг догадывается о том, насколько страшной может быть смерть от клыков волка, но представлять себе ужас от того, чтобы быть разодранным медведем ей не очень хочется. 

Им всё же удаётся одержать победу в этом безумии. Розамунд гонится за одним из выживших, в то время как сослуживцы палят в спины другим убегающим. Последнего она убивает с особым удовольствием, позволив себе растянуть борьбу за жизнь на пару мгновений больше, не только пожирая чьё-то горло, но и раздирая когтями грудь. Была бы её воля, с удовольствием бы распорола живот, вымазывая морду в крови и требухе, добираясь до печени: самый лакомый кусок. Однако, позади всё ещё находятся люди, которые в любой момент могут принять решение о том, что спасение, это, конечно, хорошо, но лучше перебить зверей от греха подальше.

Волчица подбегает к медведю, пару раз счастливо тычется ему в морду, а затем становится рядом, исподлобья наблюдая за людьми, которые всё ещё раздумывают о том, убрать ли оружие, или выстрелить. Однако, солдаты – люди подневольные. По рации слышится приказ о том, что зверей лучше не трогать, так что Хейл принимает решение о том, чтобы вернуться в человеческую форму.

Обратно будто бы легче, но приятного всё так же мало.

Розамунд абсолютно не стесняется наготы и ран, которые зияют на теле: пуля в плече, пара в бедре, след от ножа на животе, совсем рядом с огнестрельным ранением – одному всё же удалось пырнуть её в бок в то время, как она разрывала ему горло. Хейл морщится, доставая пулю из плеча и смотрит на сослуживцев всё так же, волком, уже не видя смысла скрывать блестящих глаз.

- Что вылупились? Бабы голой не видели? Потом подрочите, - Она инстинктивно выступает чуть вперёд, закрывая собой Кристофера. То, что их раскрыли – целиком и полностью её вина, но она всё ещё считает, что другого выбора у них не было.

Пустыня коварна. Все эти перепады температур были уже достаточно привычны, но к вечеру ожидаемо холодает, так что Роуг слегка мёрзнет в то время, как они с Кристофером сидят в палатке. Прохладный ветер скользит под куртку, от чего она неловко ведёт плечами и недовольно шипит, когда кожу на запястьях стягивает из-за натяжения пут. Спина собрата горячая, так что за неимением другой альтернативы она лишь жмётся ещё ближе, ещё тесней. При должной фантазии можно было бы вообразить, что они сейчас находятся у Ленца в палатке – их негласный пункт для встречи, после бурного воссоединения. Однако, пусть в их играх и присутствовало иной раз связывание, в этот раз руками не могут пошевелить оба.

Они сдались без пререканий, пусть Хейл и оскалила пару раз клыки, когда сослуживцы связывали Криса, но вот сама она встретила командира с гордо поднятой головой, не собираясь ни оправдываться, ни пояснять, что они такое. Позволила завести их в палатку и усадить на пару скрипящих при каждом движении стульев. Позволила им самим решить, что делать дальше.

Розамунд ни капли не сомневалась в том, что они смогут выбраться. Она и сама не могла сказать точно, почему так уверена в этом, то ли из-за клубящейся в грудине ярости, то ли из-за горячей спины позади себя, в которой она была уверена даже больше, чем в себе, но они выберутся. Быть может, придётся бежать, но глупые люди ничего не знают о слабостях метаморфов. Хотя, конечно, пара особенно метких выстрелов их всё же прикончит, но шанс выкрутиться всё ещё был достаточно высок.

Хейл фырчит, услышав слова Ленца. Если уж кто и виноват в данной ситуации, то только она: он раскрылся только из-за того, что волчица не сдержалась. Да и не могла сдержаться, прекрасно понимая, что ещё пара минут и от их отряда не останется и следа. Конечно, можно было пожертвовать сослуживцами, но она всегда была чересчур помешена на пусть и мнимой, но справедливости. Это ведь они, гордые патриоты Америки, вторглись на чужую территорию. Но солдатов всё же было жальче.

- Это очень мило, что даже в такой дерьмовой ситуации, которую создала только я, ты всё ещё пытаешься взять вину на себя, - Волчица облизывает губы и за неимением лучшего, проводит кончиками пальцев по ноге напарника. Хотелось бы, конечно, привычно запустить пальцы в шевелюру и провести кончиками ногтей по коже головы, вызывая мурашки, разбегающиеся табуном по спине, но она обязательно сделает так позже, как только с запястий исчезнет верёвка. Узлы вязал Джонсон. Умелец, чёрт возьми, сразу видно – бывший рыбак, умеет добротно работать с верёвкой. – Ты ведь знаешь, что я тоже всегда тебя прикрою. Крис, мы не умрём сегодня.

Она уже знает, как может развязать руки, пусть и сломав при этом себе запястье, но не спешит действовать. Выжидает, всё ещё надеясь на остатки разума у их руководства. Полог палатки ожидаемо поднимается, пропуская к ним человека, который смотрит на двух зверей в человеческом обличье с затаённым страхом, держа при этом безукоризненную осанку. Но она чувствует, как ему не по себе. Он не видел их в бою, но знает о том, что они совершили, пусть и отказывается до конца признать факт наличия перед собой двух сказочных существ. Роуг оборачивается к нему, издевательски изгибая бровь, бросая безмолвный вызов. Связанная, но не сломленная, иррационально уверенная в себе и в напарнике волчица. Не выживут, так утянут за собой как можно больше народа. Зверь безмолвно скалится, припадая на задние лапы, выпрашивая у человека разрешение на очередной бой. Однако, Хейл не позволяет своему безумию вновь захлестнуть её с головой, осаждает волка и слегка тряхнув головой, откидывает надоедливую прядь со лба.

- Мне казалось, что солдатам армии всё же положена форма. Или это такой особый вид домогательств – оставлять меня в одной куртке? – О, она знает, что находится на грани: выведи ещё чуть-чуть, пройдись наглостью по хрупкому человеческому равновесию и получишь пулю в лоб. Пусть и без аконита, но всё равно смертельно, особенно с тем калибром, что находится в кобуре у командира. Знает, и всё равно продолжает строить из себя невесть что, надеясь выехать на человеческом страхе. И судя по осуждающе поджавшимся губам, но оставшемся на месте оружии – у неё получается.

- Что ещё вы умеете?

Хейл улыбается победоносно, изгибаясь, безжалостно ломая себе запястья и когтями поддевает края пут, что связывают Кристофера. Она действует не слишком аккуратно, царапает тонкую кожу Ленца, но умудряется ослабить верёвку, а дальше дело только за ним. Приложить больше силы и разорвать осточертевшие оковы. Медведь действительно сильней волка.

- А что вам нужно? – Да, она торгуется, отчаянно желая зализать места порезов, что остались от её когтей на коже медведя, вымаливая прощение за свои неосмотрительные действия. Но не сейчас, когда от результата разговора зависит то, как они выйдут из палатки: ногами вперёд, или с высоко поднятой головой, старательно не обращая внимания на ужас в глазах людей.