[indent] «Во всём нужно видеть плюсы» — внушает себе Маркус, опустошая стакан с бурбоном. Он учёный, и сейчас может стоять на пороге открытия — не важно, что до этого уже это открытие кто-то явно совершил, раз появился этот чёртов ритуал — Марк уже который день перерывает книги в поисках хотя бы маленького кусочка информации о том, как ему разбираться с появившейся связью. Но ничего — пустота, никаких зацепок. Древние манускрипты рассказывают о связях войнов, которые соединяли души, деля на двоих свои силы. Старые летописи ведают о жрицах, связывающих две плоти, чтобы убивая одного — отправить на тот свет и другого. А Маркус не знал, чему из всего этого верить.
[indent] В первые сутки они проводили опыты — точнее проводил их Коуэлл, а Морган оставался самим собой — не принимал во внимание не единого слова, был зол и врывался по каждому поводу, будто не ему дали целый месяц, чтобы отдохнуть и насладиться жизнью. Но эксперимент Маркус всё же провёл, и результаты не обрадовали — из раны Блайта текла кровь, а Марк жмурился об колющей боли в ладони — именно там был порез у Моргана.  В ужас это тогда привело обоих, но ещё страшнее стало осознание, что и магия у них общая — они питались друг от друга, и Коуэлл уже не представлял, где начинаются ощущения Моргана и заканчиваются его. С этим нужно было что-то делать, но пока никаких вариантов не было, и Марк предпочитал напиваться в баре — помогало не думать о том, в какое дерьмовое положение он себя загнал. О Моргане Блайте тоже помогало не думать — хотя бы не каждые пять секунд.
[indent] Пустота. Ему хочется сейчас испытывать внутри себя лишь пустоту, которая бы расползалась по его венам. Маркусу кажется, словно он принадлежит теперь не только себе, но и кому-то другому — тому, кто легко может сломать взглядом, словом, вздохом. Он убеждает себя, что всё это было ради хороших денег и отличной практики, но такова ли правда? Есть ли что-то, чего бы он не сделал для Моргана Блайта? Маркус ведь шёл ему наперекор — отказался вести лекции в университете, забылся в своей работе, влюбился в его сестру. От одного Блайта к другому — Маркус Коуэлл — отличный переходящий приз.
[indent] Марк теряется. Он путается в тех отрывочных воспоминаниях, с которыми ему тяжело расстаться, от которых невозможно избавиться, потому что провел в них столько времени. Маркус помнит каждую деталь, которую теперь так надеется забыть. После расставания с Морганом было всё картонным и ненасыщенным, и он вернул себе краски в жизни, когда привязался к Эстер — она оставила после себя лишь серость и холод.
[indent] Ему следует расслабиться. Снять напряжение, забыться на какое-то время — никаких анализов, теорем, гипотез и построения уравнений. Сосредоточиться только на себе. Где-то на час Маркуса хватает — за это время появляется Лиззи//Джоззи//Фэззи, — он правда плохо запомнил имя, — со своими огненными кудрями /может стоит попросить Себастьяна о сеансе?/, которая смеётся, опрокидывает в себя шот, прижимается к плечу, тихо шепчет «Пригласишь к себе?». Маркус приглашает; опускает руку на колено в такси, рассказывает глупые истории с работы, а сам думает лишь об одном — это тоже будет ощущаться на двоих? Как они будут испытывать подобное? Есть ли границы или личная жизнь перестаёт быть личной? В Маркусе продолжает жить учёный даже за закрытыми дверьми.
[indent] Чужие тонкие пальцы на его скулах, шее, плечах, груди. Чужие пальцы дрожат на пуговицах, — Маркус прикусывает мочку уха, — расправляются с ними, касаются светлой кожи и тёмных татуировок на ней. Лиззи//Джоззи//Фэззи обводит каждую из них подушечками большого и указательного, а потом проследует свой путь губами. Это приятно, тяжестью отдаётся внизу живота, собираясь в узел. Марк приподнимает её над полом, обхватывает узкие бедра, и пальцами вжимается в молочную кожу — куда-то делись чужие джинсы. Он опускает её уже на постели, нависает сверху — рыжие кудри распадаются на подушке, и когда-то такое уже точно было. От этого больно, но чужая ладонь радом с пахом не даёт думать о прошлом. Анализы можно оставить на потом.
— Удивительная наглость.. — защитная магия подаёт сигнал раньше, чем в дверь начинают ломиться, но чужой голос после Маркус различает достаточно отчётливо, — хорошие голосовые связки, — и ему приходиться оторваться от своей спутницы на вечер. — Извини, меня, кажется, посетил незваный гость. Подожди меня, дорогая. — он коротко целует её в обнажённое плечо, поднимаясь с постели, и выходит в коридор. Футболку подбирает по пути, и движением пальцев открывает дверь, встречая своего гостя в проходе. — Моя фамилия в твоём исполнении звучит удивительно прекрасно. Но я слышал и с первого раза, или тебя сводило кое-что с ума. — взгляд Маркуса опускается на чужую ширинку, и глаза поблёскивают в осознании того, что теория правда работает. — У тебя стояк.. Интересно. Вот чего ты явился и испортил всё? Могли бы провести неплохой эксперимент, и тебе, кажется, был бы в этот раз даже приятно.

[indent] Вот и радуйся встречи после таких слов. Хотя чего Маркус ожидал, уже заранее зная, кому ему предстоит открывать дверь? Последние семнадцать лет их с Морганом объединяло лишь два момента: они оба общались с Себастианом, и пускай Валентайн никогда не сталкивал их лбами, и даже деликатно избегал лишних разговоров, но одной из оставшийся нитей являлся по сей день; второй — они оба любили одну девушку, пусть и любовь Моргана к Эстер была лишь братской, но Маркус тоже испытывал подобные чувства к ней, иногда стирающие грань дозволенного.
— Когда это я шутил? Ты сорвал прекрасную возможность для проведения эксперимента, и да, конечно, проходи, но не чувствуй себя, как дома — я надеюсь, что в скором времени ты вернёшься в свой склеп. — сейчас Маркусу не хотелось иметь ничего общего с Морганом, когда тот стоит в шаговой доступности — возбуждённый и озлобленный из-за ситуации, в которой они оба теперь замешаны. Коуэлл определенно предпочитал, чтобы тот оставался в своём поместье, и может быть утром Маркус собрал бы новые данные, касательно их связи. сейчас же приятная ночь грозилась закончиться не в самой приятной компании. Будто Блайты хоть раз приносили ему что-то хорошее. — Ты имеешь в виду секс? К чему это смущение? Мне кажется, что в этой квартире нет ни одного места, где я бы тебя не трахнул. — Маркус встречает его взгляд своим; в противовес насмешливому тону и дерзости, в его глазах ледяное пламя — холодная злость, разочаровании и горечь, усталость, накопившаяся за эти дни.
[indent] Стоило предугадать, что легко им вдвоём не будет. Не было легко и когда они начинали встречаться; и когда квартира заполнялась книгами по некромантии и тёмной материи, а в шкафу появлялись чужие рубашки; и когда с губ срывались обличающие душу признания; и когда всё рухнуло. С Морганом Маркусу никогда не было легко — за это он и любил его в то время.
[indent] Девушка выходит из комнаты, укрываясь лишь брошенной им рубашкой, и Маркусу стоит признать, что она действительно красива. Пусть и рыжие локоны привлекают больше, чем красивая грудь, виднеющаяся из под расстегнутой рубашки. Но больше рыжий кудрей его привлекает окатившая всё внутри ревность. Маркус даже теряется на мгновение, не понимая, почему ревнует эту девушку к взглядам Моргана, ведь тому откровенно плевать на особу. Или может он ревнует Блайта, увидев сверкающих чертят в болотно-зеленых глаза — совсем не как у Эстер. А потом до него доходит — это не его чувства — не он испытывает ревность, не его что-то колет в груди от вида девушки в этой квартире. Маркус анализирует данные, как поступает ученый, цепляясь за каждую эмоцию — интересно, поймёт ли Морган, что теперь у них всё на двоих.
— Хорошо, что ты признаёшь, что он у меня есть, Морган. Это определенно льстит, — Маркус приглашающе раскрывает руки, и девушка льнёт к нему, пряча нос в изгибе шеи. Ягодицы лишь слегка прикрыты подолом рубашки, и когда Марк обнимает её, то пальцы проскальзывают по оголённой коже бедра. Мейзи — он наконец-то вспомнил, — протирается животом о его пах, шепча в шею, и обдавая её обжигающе-теплым дыханием: «это срочное?». Маркус ухмыляется, осознавая, что его тело отвечает на чувственные движения девушки, а значит и тело Моргана испытывает их. — Пойман с поличным. Это Мейзи. — девчушка доверчиво поднимает голову, и Маркус касается припухших губ в лёгком коротком поцелуе. — Дорогая, это Морган Блайт, пациент моего брата. У него сейчас сложный период в жизни, и он ищет поддержку. Ты бы хотела её ему оказать? — юная особа отвлекается от Маркуса, поворачивая голову к Блайту, и улыбается ему кокетливой улыбкой, показывая, что совсем не против побыть поддержкой. — Кажется, сегодня у Моргана нет настроения. Знаешь, у него иногда бывают проблемы с этим делом, — Мейзи смеётся, и направляется в комнату, чтобы забрать свои вещи. Довольно оперативная девушка, потому что уже через две минуты она одетая в джинсы и всё туже рубашку, застёгнутую на пару пуговиц, надевает пальто в коридоре. Маркус рассматривает её, целует жестко на прощание. — Я обязательно позвоню, чтобы вернуть рубашку. — и закрывает за ней дверь.
[indent] Игривость сразу пропадает, оставляя лишь усталость и сонливость. Им предстоит разговор, где будут звучать вопросы, только вот ответов на них у Маркуса всё ещё нет, хотя он пытается. Возвращается в квартиру, открывая бар и доставая из него бутылку бурбона. Два стакана в полки, разливает алкоголь, протягивает один Моргану.
— Когда я говорил, что наши ощущения едины, то имел в виду именно это, Блайт. Одно на двоих, — он кивает ему на диван, сам устраиваясь в кресле, устало откинувшись на спинку, и делает большой глоток из стакана. Пальцы с силой сжимают хрусталь — ещё немного и треснет под натиском. — Если ты хочешь больше ответов, то у меня их нет. Если ты хочешь от этого избавиться, то я не знаю как. Пока нет и пока не знаю. А если тебя просто бесит, что я трахаю кого-то, а тебе приходиться это испытывать, то это ещё не самое худшее последствие. Представь, что будет, если кто-то из твоих врагов узнает о подобном?

— Тогда чего ты ждёшь от меня, Морган? Что я буду поступать так, как угодно тебе? — алкоголь в стакане заканчивается на следующем глотке, от чего Маркус с негодованием смотрит на пустой стакан, поджимая губы. На то, чтобы встать и направиться обратно к бару нет сил, да и желание пить уже прошло. Настало время серьёзных разговоров. Так непривычно слышать собственно имя от Блайта. Кажется, что самому Моргану странно его произносить, потому что он не способен совладать с интонациями, и "Маркус" звучит необычно мягко, совсем не подходя для их разговора. Может следовало всё же напиться. Интересно, а алкоголь воздействует на них так же? — Я пил в баре до того, как подцепить эту девчонку. Твой организм пьянел или у тебя начал проявляться только гормон эндорфина? Знаю, как тебя раздражает моя научная сторона подхода к этому, но не ты ли примчался сюда, чтобы ставить мне ультиматумы. Сейчас интересно узнать, что же окажется под запретом.
[indent] Почему всё так для них обернулось? Они ведь любили друг друга — Маркусу ли не знать. Коуэлл хорошо помнит, что испытывал после их расставания — опустошенность, глубокая потеря ломали его, выжигали из него все силы, выпаливали из него любые утешающие мысли. В тот момент ему казалось, что он разрушается изнутри, рассыпается по мелким камушкам. Не хотелось ничего: ни работы, ни алкоголя, ни случайных связей. Была пустая квартира — Маркус ловил себя на мыслях, что на полке не хватает пары книг, что в шкаф стало меньше одежды, что кровать слишком большая. Месяцы он собирал себя по частым, взращивая в себе чувства ненависти и злости к тому, кого любил. Маркус справился — держался от Блайта подальше, ударился в науку, наслаждался своей жизнью, влюбился. Но почему-то сейчас Морган сидит напротив него в квартире, которую они когда-то делили на двоих, и от этого внутри больно — Блайт определенно почувствует это щемящее ощущение горечи и разочарования. Маркус не трус и не скрывает своих эмоций — в их отношениях эта прерогатива всегда отводилась Моргану.
— Это маленький и дрянной городишка, Морган. И твоя семья не святая, мы оба это прекрасно знаем. Не планировал стать орудием воздействия на тебя, какой бы заманчивой не казалась работёнка. — он позволяет чужим рука сомкнуться на его подбородке, сжать, причинить крохотную боль, которую Блайт сам и почувствует. Маркус смотрит тому в глаза — он устал. Устал безумно, что даже вдох сделать не может глубокий, да и не хочет, потому что тогда лёгкие заполняться запахом Блайта. Наверное, Маркусу стоило понимать, что это не закончится так легко и просто. Что семнадцати лет слишком мало, чтобы забыть. Это чувство не пройдет, как может пройти мигрень, как может излечиться болезнь, как может помочь в избавлении боли магия. Это глубоко в нём, пропитало каждую клеточку его тела, проросло через его вены, прогрызло в нём глубокие дыры. — Не тебе мне об этом говорить, Блайт, — чужие губы сухие и шершавые, а хватка на подбородке стальная, но Маркус даже не пытается от этого уйти — бежать нет сил и желания, лучше принять это как данность — привычная игра, в которую нужно уметь играть — правил нет, как и запретов. Есть только искушение, и кто Маркус такой, чтобы ему сопротивляться? Руки ложатся на чужие бёдра привычно, будто каждый день творят такое. Слышится звон упавшего стакана, но Коуэллу нет до этого никого дела — тело поддаётся навстречу, губы раскрываются в поцелуе, обдавая жаром чужой рот, и Маркуса пугает, что он сам ощущает это — чужие/свои руки, чужие/свои губы. Всё это сливается, путается,ударяет в голову. Он тянет Моргана к себе, на себя, прерывая поцелуй лишь для того, чтобы дать тому сесть к себе на бёдра, и возвращается обратно к губам. Уже не сухим и шершавым — влажным, мокрым, покорным и таким привычным. Руки пробираются под чужую рубашку, вытащив её из брюк, поднимая ткань выше. Пальцы беглые по бокам, на поясницу, сжимают ягодицы, чтобы почувствовать ближе к себе — слишком далеко. Какое-то сумасшествие — они так идеально подходят друг другу, даже не позабыв как касаться и целовать — помня всё, словно последний раз был вчера. — Дьявол, Морган!.. — чужое возбуждение упирается ему в живот, и Маркус с ухмылкой понимает, что его собственный стояк расположился между ягодиц Блайта. Отличное начало разговора. — Это ты так демонстрируешь мне, как стоит воздерживаться? Я чувствую, как сильно ты возбуждён.

[indent] Руки ещё недавно удерживали бедра, пальцы вжимались с силой в кожу, и после этого там явно останутся следы через какое-то время. Губы ещё недавно касались чужих, жалили и сцеловывали вздохи и выдохи, наслаждались каждым прикосновением, играли в борьбу за лидерство. Голова ещё недавно была заполнена лишь пульсирующим Морган-Морган-Морган. И Морган знал, как это всё разрушить. Как причинить боль — искусно, профессионально, продемонстрировав своё отточенное мастерство в этом тонком деле. Блайту стоило открыть курсы и даваться частые уроки, потому что он явно преуспел в том, чтобы разбивать сердце Маркусу.
[indent] Будто Коуэлл ожидал от него чего-то другого. Может где-то внутри он ждал, что тот попросит дать им шанс, и Маркус бы дал его им, потому что сколько бы не прошло времени, но он всё так же принадлежал ему. Морган порой рвет его на части, словно самый смертоносный разряд, но когда-то Марк понял, что некоторые отношения заключаются на небесах, но чтобы расторгнуть эти, придется пройти все круги ада. После их расставания Коуэлл даже думал, что все их преодолел, но сейчас понимает — застрял где-то на пятом, и не двигается, ждёт чего-то.
[indent] Когда-то их отношения были сильнее этой связи, заставляя принадлежать полностью друг другу — привязаться настолько сильно, что тяжело сделать вдох, насытить стянутые болью лёгкие с последними остатками кислорода без присутствия нужного человека, невообразимо важного; откликнуться, когда обеспокоенно зовут и касаются мягко прохладной ладонью горячей щеки, успокаивая. Позволить всевозможные вещи, пришедшие в голову, изредка потакать невинным прихотям, позабыв о собственных желаниях. И тянуться как можно ближе, словно к согревающему осколку солнца, врезавшемуся в застывшую землю или выложенные вдоль дороги кирпичи, позволять кусать натянутую кожу шеи и облизывать шершавым языком выпирающие косточки ключиц. Позволить любить так открыто и доверчиво, будто никому и никогда не разорвать этой нити. Сложно ведь представить, что это было с ними двумя — жизнь рядом, которая делала их счастливыми. Сейчас всё совершенно иначе, но так ли это?
[indent] Марк позволяет ему отстраниться, и поднимается сам, посмотрев на осколки под своими ногами. Ему раньше хорошо удавалось использовать магию для починки мелких вещей, и он часто подправлял старые книги в библиотеке в студенческие годы. Вот и сейчас пара движение руками, и стакан целым стоит на полу — почему так нельзя сделать с их отношениями? Почему просто не вытравить эту боль изнутри, чтобы было легко и просто?
— Если ты называешь это слабостью, тогда мне впору тебе сочувствовать, Мэриголд, — Маркус всегда предпочитал быть выше скрытости и отрицаний. Честность с самым собой помогала ему быть сильным даже в те моменты, когда хотелось сломаться. Он легко мог признать, что испытывал чувства к Моргану, и даже Эстер, будучи с ним в отношениях, знала об этом. В этом Коуэлл намного превосходил Моргана, который до сих пор считал, что сила — отсутствие чувств. Что эти чувства делают его слабым и беззащитным, когда на самом деле это делало его таким лишь непринятие. — Неумение признавать очевидное и откровенная ложь в глаза тому, кто ощущает твои чувства — и кто из нас слаб? Это ведь ты предпочитаешь сбегать, стоит лишь эмоциям добраться до тебя. — Коуэлл ухмыляется холодно, отводя взгляд от спины мужчины, и направляется к бару, наполнив себе стакан. Теперь он пьёт небольшими глотками, и ловит себя на мысли, что хочет закурить. Явно сказывается стресс. — Ты считаешь себя лучшим во всём, но твоя самоуверенность не даёт вспомнить, кто из нас двоих занимается изучением связи и воздействии подобных «нитей» на подсознание. Я знаю, что ты мне лжёшь.
[indent] Всё это звучит пусто и безэмоционально. Простая констатация факта — Маркус даже позволяет Моргану самому почувствовать эти ощущения — говорит открыто, прямо, ровно — чистая правда, в которой не стоит сомневаться. Эта связь и правда является для них угрозой, потому что позволяет иметь слишком сильную власть. Им либо в дали друг от друга, либо быть честными — другого не дано, ведь в ином случае всё равно откроется правда.
— Она разрывает тебя, потому что ты прикладываешь все сильны, чтобы укрыть от меня свои чувства? Я это ощущаю — то, как ты пытаешься закрыться. Ментальный блок не работает, Морган. — он оборачивается к нему, рассматривая мужчину, подмечая завитки рун на теле, которые теперь так же описывают и его. Им следует начать их скрывать, иначе пойдут разговоры, и кто-нибудь может начать углубляться в их значение. Маркусу не хотелось бы лишнего внимания. — Можешь убираться из моего дома, Морган. Потому что иметь дело с трусом и слабаком я не собираюсь. И придерживаться твоих условий о воздержании тоже, — глоток напитка, обжигающий горло, и Маркус надеется, что Морган сам это чувствует. — А ты подумай, что волнует тебя сильнее — то, что ты испытываешь возбуждение, пока я кого-то трахаю или ревность от того, что это не ты? — оставляет стакан на барной стойке, и приближается к Блайту, останавливаясь перед ним. Пальцы пробираются по воротнику рубашки, поправляя его. — Провожать не буду — где выход ты знаешь. Или можешь остаться, но тогда ты прекратишь мне лгать. Так чего ты желаешь?

[indent] Распахнутое окно впускает в комнату пропитанный зимними слезами ветер. Руки нервно прокручивают кольцо на пальце в попытках отвлечь. Взгляд Маркуса устремлён в его сторону — с неприкрытой заинтересованностью и навязанной усталостью. Тело словно онемело в один момент, и теперь не поддаётся действиям хозяина. Маркусу следует вышвырнуть Моргана из своей квартиры — из жизни тоже лучше — хорошим пинком. Жаль только, что этот пинок он и сам сможет ощутить, но ничего — ради важного дела можно и потерпеть немного.
— Мальчишка, — глухо выдыхает, качая головой, и криво улыбается в пустоту. Это давно уже не походит на рациональный разговор — слишком много эмоций между ними, которых не удаётся не замечать. А Маркус ведь думал, что Блайт перерос свою детскую идею превосходства: он же там делами семьи и ковена занимался, весь из себя такой важный. А на деле оказалось обратное — всё так же желает быть лучшим, неоспоримым, превосходным. По-детски пытается соперничать с тем, кто не видит в нём соперника даже. Но не потому что Маркус уверен в своей силе — ему не важно кто лучше. — Глупый, взбалмошный мальчишка. Ты снова лжёшь, и теперь это ещё и видно. Когда я считал, что лучше тебя, Морган? Когда выбирал подарок твоему брату, пока ты был занят делами? Когда пропадал на ночных сменах, пытаясь спасти жизни людям, пока ты сам отправлял тех на верную смерть? Не единого раза не было, чтобы я считал, что лучше тебя — мы были равны. Просто я могу признать, что чувствую, а ты — нет.
[indent] Ему стоило стать политиком, потому что говорить красиво Морган умел — люди бы слушали его и верили каждому слову, потому что в этом он весь — непревзойдённый и очаровательный. Даже в своей боли: красивые слова заставляли бы людей спускаться в ад, если бы Морган говорил с ними так — надрывно, открыто, показывая все эмоции — никто не поймёт сколько лжи в них и неправды. Никто, кроме Маркуса. Даже без связи он мог читать Блайта, как открытую книгу, потому что они оставили тайны для других, а перед друг другом были честны. Сейчас слушая Моргана, пытаясь понять его слова, Маркус вспомнил, что тот не лгал ему в день их расставания — он правда выбирал семью, а не его. Но Коуэлл был так разбит, что не понял всей сути этой фразы. Только спустя годы он осознал, что не выбери он семью, то последствия могли бы оказаться не самыми приятными.
— Нет, Морган, я посчитал тебя ублюдком не потому что ты разрушил наши отношения, а потому что тыне объяснил ничего. Ты ушёл, сказав, что семья тебе важнее. Но я думал, что тоже являюсь твоей семьей! — голос Маркуса срывается на крик, и он винит себя за эти эмоции, замирая, удивлённый тем, как этот разговор выбил почву у нго из под ног. Он даёт Моргану закончить, молча выслушивая, и глаза щипет от солёной влаги — Марк отворачивается, давая им время — Моргану смириться с тем, что вскрылась правда; себе — осознать услышанное. Но чужие руки не дают уйти абстрагироваться, и Маркус поддаётся прикосновениям, пусть даже таким жёстким, но нужным сейчас — знать, что реальность, не сон. Чувствовать их двоих, так близко к друг другу. Но стоит Моргану только отойти и всё падает. Коуэлл склоняет голову вбок и пытается размять собственные плечи, в которых будто постепенно селится непреодолимая тяжесть. Страх расползается склизкими букашками по всему телу — а вдруг ложь? — Потому что ты — источник всех моих проблем, Морган Блайт. Ты ушёл, оставил меня, заставляя изо дня в день думать, что я не был важен тебе, но мог просто объяснить всё — всю правду, который ты должен был мне сказать. Я бы понял — всегда готов был это сделать. Потому что я люблю тебя. — Маркус даже не замечает, что говорит это не в прошедшем времени. Эта та правда, которой теперь не избежать — Коуэлл не скрывает, даже не придавая значения, ведь говорит то в чём уверен.

[indent] Морган был в прав в каждом слове, которое слетало с его губ. Маркус даже не стал бы сомневаться, если бы его попросили описать Блайта — это загадка и не свет. Морган для Маркуса — огромная нескончаемая, что зовет его закрыть глаза, и с вымученной улыбкой на полных расцарапанных губах упасть и разбиться. Влететь в черноту, и упасть к ногам раненным вороном, с болезненным на губах «я люблю». Маркус всё еще ненавидит его — это, конечно, же не пройдёт. Только даже осознавая эту ненависть, которая сейчас разделена между ними двумя, Коуэлл понимал — Маркус прав. Они оба знали это ещё тогда — не было бы ничего, что Марк бы не сделал для Моргана. Даже чьё-то убийство не казалось таким ужасным, если это делалось для Блайта или его семьи. Любовь стирала все ценности Маркуса, уничтожая их, делая его зависимым от Моргана — короткая нить между их руками и сердцами переплелась так прочно, что разорвать её могло лишь предательство. И Морган пошёл на это — теперь Маркус понимает, что делал тот такой шаг ради него.
[indent] Он отступает от него, взмахивая руками, и в стеклянную паль превращаются стаканы от сильного потока магии — она у них ведь тоже на двоих. Сила пульсирует в Маркусе — чужая-родная, инородная, но легко приживаемая — магия Моргана. Тёмная, клубящаяся, но проникающая в самое нутро — разрушающая всё на своём пути. Маркус психует — пьются стаканы, старая ваза эпохи императора Александра второго, бутылка бурбона — всё разлетается крошевом на пол, только их обходит — барьер в последний момент спасает — может интуитивно выставляется. Маркусу-то всё равно. Это напоминает паническую атаку в первые месяцы после их расставания — у него не было контроля ни над собой, ни над своей магией. Каждая мелочь в квартире разрушалась, сгорала, ломалась в его руках — каждая мелочь была о них, и это разбивало Марка на части. Это разбивает его сейчас.
— Я отпустил тебя, Морган.. Я поверил в то, что не нужен тебе, хотя всё было наоборот. Я ненавидел тебя так же сильно, как и любил — это было мучением. — он успокаивается в его руках только. Будто восстанавливается баланс, которого так не хватало — нужный кусочек пазла заколачивает расщелину в груди, и Маркус становится цельным. Обхватывает запястья Блайта своими руками, не давая отойти, чтобы продолжать чувствовать его присутствие рядом. — Я знаю, что не отпустил бы тебя иначе, но это слишком жестоко, Морган. — сейчас уже нет этой связи с Гекатой, что разрушила их отношения. Её нет, остались лишь порванные нити, которые Маркус может ощущать, и которые когда-нибудь смогут снова стать цельными, если она того пожелает, а Морган даст согласие. Тогда служить они будут ей оба — это будет нерушимой клятвой, потому что куда пойдёт один — за ним последует и второй. Но сейчас всё о чём думает Маркус — он снова рядом. Остальное не имеет такого значение. — Ты прав — я никогда бы не позволил проходить через одному через это. Но твое волнение о моей жизни.. Лучше было бы умереть, Блайт, чем знать, что я не нужен тебе.
[indent] Руки соскальзывают с запястий, обвиваясь вокруг шее, сплетаются сзади в змеиный замок, и Маркус приближается к нему ещё ближе, чувствуя дыхание на своих губах. Он сам не может не смотреть на лицо Моргана — в его глаза антрацитовые, на его губы бледно-бардовые, искусанные, которые ещё помнят вкус поцелуев Маркуса. Коуэлл поглаживает пальцами шею, делая маленький шаг навстречу к Блайту, и теперь их тела прижимаются друг к другу очень близко.
— Ты чувствуешь это так же, как чувствую я. Чувствуешь меня, и свою власть надо мной. Как и раньше, Морган. — шепчет прямо в губы, почти касаясь, но давая им обоим время смириться с тем, что карты выложены на стол. Это не обещание начать с начала — Маркус реалист, и понимает, что после этой ночи Морган сможет легко вернуться обратно в свою жизнь, где ему самому нет места. Но у них есть этот момент. — Я хочу, чтобы ты меня поцеловал, Морган. — и целует его сам — без мягкости и осторожности, сразу раскрывая языком податливые губы, находя чужой язык, и сплетаясь с ним в борьбе за лидерство. Пальцы одной руки с шеи перемещаются на затылок, а сам Маркус слегка поддаётся вперед, и поцелуй становится ещё глубже — жадный и ненасытный, неконтролируемый, властный и даже злой.

[indent] Это оказывается по-настоящему долгожданным — чувствовать чужое тело рядом, ощущая наслаждение от возможность касаться кожи в различных местах, заново прижиматься пальцами к тайным местечкам, от которых Моргана в рожь бросает — Маркус чувствует эту дрожь в ответ своим телом, и жарко выдыхает в раскрытые для его поцелуев губы.
[indent] Коуэлл остервенело целует его, жадно, словно больше из отчаяния, чем из злости — у них столько лет уже упущено, и теперь это всё кажется таким новым для них обоих. Только Маркус помнит всё. Сердце у него меж ребер стучит барабанами и отдаётся звоном в висках, Блайт на его бёдрах — картина почти нереальная,  от чего внутри колет что-то — Морган это определенно чувствует. У Маркуса дрожат руки, поднимается-опускается грудная клетка, спадают на высокий лоб белые пряди в совершенном беспорядке. Выступает румянец на скулах.
[indent] Ладонями к его телу ближе — касается небрежно ткани футболки, поднимается выше — по грудной клетке, отбивает насмешливо ритм на его рёбрах будто мимоходом. Ладонями цепляется за его ремень — резко и рвано — задевает петли на джинсах, касается швов на ткани рассеянно, несдержанно, не до конца осознанно.
— Спальня, детка, хочу тебя сейчас и в нашей постели. — приказной тон, и жадные губы сметают чужие протесты — если таковые бы были — в голодном поцелуе. Маркусу определенно требуется вечность, чтобы насытиться этим мужчиной, хотя даже её может не хватить. Его накрывает волной из их эмоций и ощущений — каждое прикосновение на двоих; каждый поцелуй вместе; между ними нет больше грани — единое целое сейчас, и таковым может быть дальше, если они не испортят ничего. Коуэлл хотел бы, чтобы они ничего не испортили. — Обними меня, Морган. — ему в губы хриплым шёпотом, потому что нормально говорить не хватает воздуха в лёгких. Маркус поднимает их двоих с дивана, пальцами чужие ягодицы сжимая, причиняя боль, которая их двоих еще держит в трезвом рассудке. Маркус нетерпеливый, требовательный, властный — Морган прекрасно знает это, они вечные соперники в постели, пусть и исход для них всегда очевиден, но ощущение игры доставляет им удовольствие. Коуэлл ведет их по знакомому направлению, которое изучено ими уже давно наизусть. Пару шагов — Морган опускается на тёмные простыни, и его огненные волосы рассыпаются по подушке. Маркуса топит в счастье — видеть здесь Блайта настолько приятно, что он даже не пытается бороться с окружающими его ощущениями. — Ты ведь тоже чувствуешь это? Как сильно я тебя люблю.
[indent] Морган под ним — сбившееся  из-за долгих поцелует дыхание, раскрытый рот, с припухшими губами — красиво; Маркус за огненные пряди тянет, заставляет запрокинуть голову, открывая шею, смотрит — взглядом шальным и заплывшим, прижимается губами к открытой коже —сцеловывая соль с неё, укусами болезненными покрывая, наслаждаясь тем, что меж его — Маркуса — рун теперь будут и оставленные им следы. Морган от этого лишь прекраснее.
[indent] Коуэлл льнет еще ближе,прижимается грудью к его телу, а бедра склоняет ближе к паху, ощущая чужое желание — собственное отвечание дрожью внизу живота,— и притягивает Блайта для очередного глубоко и мокрого поцелуя, почти теряет рассудок, растворяясь в этих жадных и сводящих с ума прикосновениях. Никогда после Моргана он не чувствовал себя настолько желанным. Ладонями спуститься с плеч к бедрам, сжать, скользнуть на выпирающее возбуждение, скрытое плотной тканью, пальцами надавить, желая выпить довольный стон.
[indent] Они знают тела друг друга.