За окном – замок, сохранившийся гораздо лучше, чем мог ожидать чех, сплошь и весь в рыжих всполохах солнца, замершего у горизонта. Не пара стен с просветами бойниц, рельефных, как лицо старика – а все из-за вымытого дождями раствора, скрепляющего камни, так что кажется, что руины рассыплются, как песочный замок, от неудачного движения. Не намеченный план, который с трудом угадывается по неровному нагромождению камней. Не одинокая лестница в два человеческих роста, ведущая в никуда.
Настоящий замок.
Огромный, наверное, и точно гораздо больше, чем кажется издали – не игрушечный, как некий пряничный домик, а заполненный призраками прошлого и историей, въевшейся в холодные и неприступные стены.
Что я здесь делаю?
Взгляд сам соскальзывает с темнеющего холма вниз, к долине, на которую наползает ночная тень, словно свитой из зеленых и коричневых нитей, полотна, сшитого из кусков разной ткани, робких, пастельных почти и монотонных цветов весны. Пробуждающейся жизни. В Чехии к этому времени уже вовсю цветет буйство желтого на рапсовых полях, дышит ярким бескомпромиссным цветом.
Что я здесь. Делаю.
Хочется открыть окно настежь, но створки подогнаны так плотно, что Рихард сдается, даже не пробуя. Внезапная апатия засасывающая и жухлая, как и ностальгия по рапсовым полям, на которых столько пыльцы, что от нее начинает чесаться кожа и на одежде остаются пятна, которые ничем не отстирать.
Он здесь с одной дорожной сумкой. Смокинг и два костюма на выход отправились в лавку старьевщика вместе с лакированными туфлями. Рихард уехал из Лондона налегке - так же, как прибыл на Туманный Альбион полугодом ранее. 

- На самолете? – недоумевает чех, - Почему не поездом?
И почему – не порталом. Губы Кеннета вздрагивают и один уголок ползет вверх, едва заметно, если бы Рихард не видел подобное уже не первый раз. Словно британец улыбнулся ему, терпеливо и снисходительно. И, разумеется, ничего не ответил.
У мистера Росса – транспортный самолет, списанный после войны в утиль. Это не прибавляет никакого оптимизма. Рихард пытается избавиться от мыслей, что же там за развалина, пока мистер Росс, арендующий ангар у взлетной полосы, с гордостью рассказывает о том, как восстанавливал его лично, после того, как Бэкстор помог ему с… Быстрый взгляд на Лорда и разговор резко сворачивает с намечающейся темы. Им с Кеннетом явно есть о чем поговорить. Чех теряет нить чужой увлеченной беседы. Отходит в сторону и закуривает.
Изнутри «пташка» выглядит еще хуже.
Кажется, что корпус картонный, дрожит при взлете и вот-вот начнут отлетать куски изъеденного ржавчиной железа, пока гордость мистера Росса не развалится прямо в воздухе, на скорости многих и многих миль в час. Рихард вцепляется обеими руками в острые подлокотники, смотрит перед собой и дышит под счет, пока нервная трясучка, бьющая стальную птицу под металлическое брюхо, не заканчивается. За иллюминаторами [их ставили в 42-ом, когда красавец-Ланкастер был с боков гладкий, без единого зазора, и бойкого слогана «быстрее, чем поездом и самолетом», намалеванного через трафарет глубоким фиолетовым] пляшет марево облаков, таких же густых и молочно-белых, как лондонские туманы, в которые Ланкастер то заныривает, то выплывает снова, и тогда внизу можно разглядеть ровные полосы полей и лесов.
Города кончились.
Только какие-то поселки.
Рихард не пересаживается ближе к иллюминатору, даже когда Кеннет уходит в кабину к Россу. Им все еще есть что обсудить, даже в этой ревущей махине, когда едва слышно слова сидящего рядом.
Почему не телепортом?..
Если эта рухлядь начнет падать, никто из них не успеет сделать ничего – чех не сможет поставить портал, а Росс вряд ли удержит Ланкастер на высоте. Это смерть, почти мгновенная, когда стальной нос врубится в землю и спустя пару секунд все вспыхнет жадным пламенем. Воображение рисует картину настолько отчетливо, что Рихард с трудом сглатывает ком в горле, закрывает глаза и пытается не считать каждую минуту, растягивающуюся на часы неизвестности и липкого страха, выступающего на коже пленкой мерзкого пота.

На земле становится легче. Пыль, прибитая вниз надвигающимся дождем, скрипит под толстой подошвой крепко зашнурованных высоких ботинок. Рихард начинает чувствовать себя гораздо лучше, когда может пройтись по дороге.
- Отличная посадка! – радуется мистер Росс, а чех не понимает и не разделяет его восторга. Трясло. Болтало. Ремень продавливал грудную клетку. Ему казалось, что за мелькающим с безумной скоростью пейзажем перспектива того, что Ланкастер покатится по земле кубарем, не его фантазия, а вполне себе объективная реальность.
- Глоток Уокера, мистер Болем?..
- Не откажусь, - бледно и вымученно улыбается чех.
Кашляет после глотка из армейской фляжки, возвращая ее обратно, пока мистер Росс тянет мечтательно:
- Когда-нибудь… Когда-нибудь. У меня будет с десяток таких пташек, которые дадут фору поездам. Которые будут летать из одного конца Британии в другой быстрее ветра, - и некрасивое лицо разглаживается от уродства прожитых лет, а глаза становятся ясными и молодыми.

- Он огромный! – наконец не выдерживает Рихард, пока силуэт замка, сохранившего не только величие веков, которые текли мимо него, но и целостность, становится все ближе с каждым шагом.
Кеннет говорит, что они будут жить в двухэтажном поместье, рядом с которым приземлился Ланкастер.
Хорошо, что военные транпортники могут использовать для взлета и посадки еще не такие раздолбанные сельские дорогие, сплошь состоящие из пыли, неровной схватившейся грязи и редких камней – Рихард нервно смеется. Он предпочел бы поезд.
И, все же, с каждым шагом, который приближает их обоих к особняку, умиротворение этого места просачивается под кожу. Вместе с ностальгией, которой чех никогда не был подвержен. Наверное, это все особая магия Корнуолла, клочка земли, от которого род Бэксторов берет свое начало. Кеннет рассказывал об этом вскольз еще в Лондоне, здесь же они идут молча, словно утопают каждый в своих воспоминаниях, которыми не спешат делиться.
Всего-то пара миль до «мистер Бэкстор? Мы совсем не ожидали Вашего визита!», ответного «приготовьте гостевую комнату и ужин».
Рихард смотрит в окно и ему хочется распахнуть его настежь, чтобы почувствовать озоновую щекотку и свежесть приближающейся грозы, тяжело нависающей свинцовыми тучами над заходящим солнцем. С ним одна дорожная сумка и он совсем не уверен, стоит ли ему переодеваться в свежую рубашку к этому самому ужину, одну из двух, которую он взял с собой, покидая Лондон вместе с Бэкстором.
…что он здесь делает?..
Разумеется, они оба здесь, потому что ждут, когда мистер МакГиллан закончит свои дела в Лондоне и сможет приехать, чтобы провести ритуал. Мистер Гатри наверняка в ярости и информация об инциденте в его особняке каким-то образом просочилась в газеты. Безопаснее будет подождать МакГиллана в родовом гнезде Кеннета. Рихард не спорит. У него болит, кажется, каждая мышца, до сих пор, но это сладкая усталость от хорошо выполненного дела.
Ну, а что потом?
Он никогда не рассчитается с Бэкстором за то, что тот для него сделал – Рихард думает, что и не хочет рассчитываться до конца с этим долгом. Скидывать его с себя, как прочие, с которыми обычно разбирался быстро и безжалостно. Пусть останется какая-то нить, какой-то повод для встреч…
В дверь стучат и чех вздрагивает, не сразу роняя растерянное «войдите», прочищает горло и повторяет еще раз.