Полная луна уже вовсю сияла в небе, бросая серебряные блики на воду и деревья, покрытые снегом. Рик разминал тяжелые лапы, потягивая позвоночник. Он оборачивался зверем только в периоды полной луны, стараясь не причинять самому себе лишней боли вне вынужденных превращений.

Желтые глаза блестят, разглядывая чащу и деревья вокруг. Нос улавливает запахи зимы, терпкий аромат сухих и приторно сладкий уже гниющих листьев, земли, сотни и тысячи ароматов, которые различало обоняние оборотня. Он громко фыркает, разрезая тишину ночи, и делает несколько шагов вперед, оглядываясь по сторонам, ищет противников, союзников, случайных свидетелей. Рик всегда уходил как можно дальше в лес, чтобы не столкнуться ни с кем, чтобы просто побыть наедине с самим собой, что в последние пару месяцев для него очень актуально.

Лапы утопают в снежном ковре после метели, что набросилась на город днем, хвоя, осыпавшаяся с елей мягко колет подушечки, не причиняя вреда или боли. Ему хорошо, спокойно, как раньше, как тогда, когда они просто путешествовали по миру вдвоем, пересекая границы стран, будто в мире только он и его маг. Рик хотел бы, чтобы так и было, но увы, реальность в очередной раз ударила его по темечку, напоминая, что свои воздушные замки он может продолжать строить, но в итоге их все равно смоет приливной волной, оставив медведя с пустыми руками.

Он свободен, и всегда был на протяжении всех этих пяти лет, но незаметно для себя, сам привязался к человеку, выбрав его своим, не позаботившись спросить хочет ли этого человек, просто поставив перед фактом, решив все за него. Но Рика не гнали прочь, отвечали взаимностью на его просьбы, неловкие поцелуи, ласку и желание обладать не только разумом, но и телом.

И снова удар под дых от реальности такой силы, что перехватывает дыхание. Медведь рычит, злобно скалясь в темноту. Там никого, кроме его собственных мыслей, которые он желал бы выбросить, но не мог.

Он бежит вперед, разрывая ветки и хлипкие кусты, сметая все на своем пути. Как далеко он способен уйти? Так далеко как захочет. Вопрос в том захочет ли. Сам Ричард по собственной воле не уйдет, пока что он не готов к этому, не сможет отпустить просто так все, что у него есть.

Медведь резко останавливается, тяжело дыша. Поляна перед ним покрыта снегом, кое-где виднеются чёрные пятна сухой травы и поваленные временем деревья. Оборотень падает посреди поляны, подмяв под себя лапы, укладывает голову на переднюю лапу, фыркая от попавшего в нос снега, и ждёт. Он сам не знает чего. Может быть снова налетит ураган и его прибьет поваленным деревом, или в поляну ударит молния, или что угодно, лишь бы не решать ничего самому.

Ричард словно ребенок выпавший из жизни на двенадцать лет, потерявший всякую связь с прошлым, не имеющий настоящего и трусливо опасающийся будущего. Но настоящее у него было. Здесь и сейчас у него был человек, ради которого он держался на плаву, не позволял зверю захватить разум, хотя неоднократные попытки преследовали его даже в человеческом обличии.

Прижав уши и снова фыркнув медведь поднимается, отряхивая шкуру, и снова бежит вперед, не разбирая дороги, как можно дальше в лес, подальше от людей, от Аркхема, от всего этого дерьма, что обрушилось на него, разрывая его спокойствие в клочья, снова погружая в пучину кошмаров и боли, только уже не физической, а душевной. Только перестав чувствовать запахи города, слышать шум машин и жителей, Ричард остановился, оглядываясь вокруг. Желтые глаза подмечали только камни, деревья, и тишину. Уинни стремилась к этому, он же испугался. Нет, это не для него. Он не сможет жить один, он боится остаться один, и не раз уже говорил это и себе, и тому, кто держит его поводок, сам того не ведая.

Элгорт возвращается в особняк едва разум проясняется, а луна отпускает свое дитя, чтобы он мог отдохнуть. Тихие шаги на секунду замирают у такой знакомой двери, но потом идут дальше. Есть ли у него все еще право входить когда он захочет Рик не знал, а спросить не решался, но ужасно хотел, скучал по Элайдже и его улыбке, по голосу в голове и холодным рукам на горячей коже.

Но Рик знает, что в комнате его нет, не чувствует его запах, не слышит биение сердца. Он находит мага в библиотеке, петляя среди пыльных полок. Все также красив, аккуратен и спокоен. Медведь осторожно подходит сзади, держась за полку и стряхивая с нее пыль, и порывисто, но мягко обнимает своего некроманта со спины, прижимаясь щекой к лопаткам и обвивая руками талию. Ему необходимо это, необходим физический контакт и ментальный, чтобы знать, что он все еще часть жизни Фонтейна, что он все еще занимает какое-то место в его сердце.

Все ли в порядке? Да. Нет. Наверное.

— Не знаю, — честно отвечает оборотень, все еще обнимая Элайджу. Ему не хватало этого, и будто хотел насладиться напоследок, запомнить тепло его тела, запах, биение сердца и мягкий голос. В последние дни он был слишком занят, а Рик намеренно отдалился, закрывшись в себе. Хотел разобраться, попытаться задушить все чувства, что его обуревали, пытался убедить себя, что он сможет пережить все это, зная, что Элай счастлив, и видя, как он умиротворен сейчас, когда его душа, наконец-то, полна. Элгорту хотелось бы быть тем последним кусочком мозаики, но, увы, он уголок, который не жалко если отвалится, его все равно не видно под красивой рамой.

— Я просто скучал, — тихо произносит он, поднимая голову, и проводит носом по шее Фонтейна, вдыхая аромат дорогих сигарет, улицы, другого человека. От него теперь пахло иначе, но Рик все равно наслаждался этими запахами, всеми, кроме одного. Даже запах крови не был ему так неприятен, но ни с тем, ни с другим он поделать ничего не мог.

Медведь знал, что каждое полнолуние Элай пытается ослабить действие сделки. Пытается связаться, уговорить, изменить условия, но все тщетно. Он не мог помочь ничем, поэтому просто наблюдал со стороны, не мешал обрядам и только ждал. На маге нет следов, его рубашка все такая же чистая, но он чувствует запах, знает, что под бинтами свежие раны, которые добавят шрамов тонким запястьям и предплечьям. — Снова не вышло? — спрашивает он, касаясь губами кожи за ухом. От запаха крови мутит, и Рик делает глубокий вдох, обжигая шею Элая при выдохе.

Канадец не злорадствует, никогда. Он спрашивает, хочет вернуть хотя бы часть их взаимодействия, как когда-то раньше, когда Рик был в курсе всех дел Элайджи. С тех пор как они приехали в Аркхем все поменялось, и его это не радовало, но медведь молчал, смиренно принимая все решения своего хозяина. Элай никогда не позиционировал себя так, даже злился на Ричарда, когда первое время он просил мага хотя бы не одевать на него ошейник или сразу убить, если он решит что-то с ним делать. Таким разъяренным он видел Элайджу лишь один раз, и больше не хотел повторять этот опыт.

— Я точно не могу помочь? Он чуть ослабляет хватку, позволив Фонтейну вдохнуть. Руки все еще на боках, под пальцами мягкая ткань жилета. Рик опускает глаза, оглядывая свежие бинты на предплечьях, осторожно проводит пальцами по одному, все также прижимаясь к спине, будто боится, что если отпустит то Элай исчезнет и его рука на руке Рика растворится в воздухе. Почему он не лечит их? Ведь Мэгги может помочь, закрыть раны и спрятать рубцы. Кажется, у некромантов этой семьи входит в привычку оставлять себе шрамы как напоминание.

Впрочем, не ему их судить. Его собственные раны заживали так же долго и тихо. Он никогда не показывал Элайдже содранных когтей, свежих царапин и ран, потому что большая часть их затягивалась еще до рассвета, хотя и дольше, чем у обычных оборотней. А те, что не успевали залечивал уже у себя в спальне. Он намеренно отдалялся, думал что магу так будет легче решить, легче прогнать его, но судя по облегченному вздоху, когда Рик его обнял, зря он затеял все это, и его близость все еще нужна. Вопрос только насколько он может быть ближе, но задать его Рик пока не решился.

— Помню, что тот… маг, — ему с трудом удалось не назвать своего почившего тюремщика самыми мерзкими словами. — Общался с Древними, я видел ритуалы. Поищи, — Элгорт наклоняет голову, снова упираясь лбом в его плечо, давая Элайдже разрешение копаться в его голове. Хотя оно ему и не нужно было, медведь сам был как открытая книга для него. Почти во всем.

Темный свитер поверх футболки и наспех обмотанных неровным слоем бинтов скрывал то, что Элгорт не хотел выставлять на всеобщее обозрение. Нарваться на людей в зимнем ночном лесу было мизерным шансом, но при везении Рика в последнее время он даже не удивился. И все было бы проще, если бы у них не оказалось оружия. Медведь бегает быстро, но рану от картечи испуганных любителей забраться в зимнюю чащу, его испорченный ядом организм залечить все еще не смог. Он физически ощущал, как кожа пытается расти, как мышцы соединяются, а болевой порог у него слишком высокий, чтобы обращать внимание на дискомфорт, который может доставлять такая рана. Сейчас его куда больше волновал Элайджа. Бледный, это видно даже со спины, и уставший, как и сам оборотень. Они оба вымотаны, но Ричард просто не хочет отпускать его, даже позволить повернуться к себе лицом. Ему сейчас просто жизненно необходимо тепло Фонтейна, его присутствие рядом, и Рик надеялся, что маг тоже скучает по нему, боялся спросить, отгоняя эти мысли.

Оборотень хочет что-то сделать, как-то помочь, но бессилен в борьбе с Древними богами. Если уж перед ними бессильны такие маги, как Элайджа, то Рик просто пылинка для них, которую они раздавят и не заметят. Он мог бы предложить себя взамен, чтобы вернуть магу его душу и его глаза, но вряд ли они приняли бы в дар изломанную душу оборотня, которого буквально по кускам собрал Фонтейн.

Млеет под мягкими прикосновениями, поворачивая голову, чтобы коснуться щекой перебинтованного запястья, и тут же тянется вперед, повинуясь направляющей руке. Целует, мягко и осторожно, будто это их первый поцелуй, но Рику хочется растянуть этот момент, как можно дольше ощущать тепло родного тела, прижимаясь к нему сильнее, так, что острые лопатки почти врезались в грудь, кажется, еще немного и проткнут грудную клетку. Это только их момент. Они знают друг о друге все, всегда говорят правду. Ричард цепляется за эту их связь, она необходима ему, как и сам Элайджа, иначе он будет словно лодка, выброшенная в открытое море штормом, и рано или поздно потонет, дав волю зверю.

Он чувствует его в своей голове, морщится, ткнувшись носом в плечо, но не препятствует, раскрывая все, что помнил и видел в те страшные годы. Он хотел бы это забыть, выбросить из головы, как по волшебству, но не мог. Снова видит те картинки, снова ощущение тяжелой цепи на шее, запах грязного подвала, его собственного тела, вонючей соломы, на которой он спал годами, крови и химикатов, запах и вкус аконита на языке и хочется сплюнуть, но Элгорт только морщится, выдыхая куда-то в шею Фонтейна, все еще обнимая его.

Резкая боль физическая, не та, что пронзила Элая, и Рик отходит на шаг назад, но хватает мага за локти, чтобы не дать ему упасть. Он не знал, что Элайджа это увидит, не предполагал, что он всплывет на поверхность этого черного озера из воспоминаний медведя. — Я… — Рик чувствует физически всю ту боль, что испытал Элайджа. — Я пришел ее попросить. Он подходит еще ближе, перемещая руки на плечи мага, заставляет его поднять глаза. Злится, он почти в ярости. Каждый раз, когда Рик умалчивает о своих проблемах Фонтейн такой, и это даже приятно, но оборотень делал это не намеренно, просто не видел смысла говорить о том, чего не будет уже через пару часов. И ведь действительно хотел попросить помочь, ускорить процесс, чтобы при ходьбе бок не отдавал глухой болью. Но увидел его и решил, что справится и так, а сейчас просто хочет побыть рядом, снова ощутить мягкие прикосновения холодных пальцев к горячей коже, разделить его проблемы, как и прежде.

«Все в порядке.» Молчит, знает, что маг его услышит. Кладет ладонь на его бок, туда где пульсировала фантомная боль, будто хочет передать часть своей регенерации ему, забрать все это обратно себе. Голос спокойный, он не лебезит, не винит себя в том, что маг на него сердится, хотя это и заслуженно, не наслаждается этим, заставляя его волноваться. Он просто рад, что все еще вызывает волнение в душе Фонтейна, что все еще нужен ему. — Смотри, — поднимает свитер, оголяя бинты, которые снова начали кровить, но процесс заживления идет. Рик все еще держит Элая за руку, а второй рукой обтягивает вниз бинт, показывая рану, которая медленно, но затягивается. Вся картечь прошла навылет и новых шрамов не останется, а старые скоро вернутся на свое место.

Ему больно дышать, но ни один мускул на лице не дрогнул, рука все также крепко держит мага, чтобы он не упал, помогает ему опереться плечом на книжную полку и тревожно заглядывает в глаза. Из-за пусть и небольшой, но разницы в росте, сейчас ему приходится поднимать голову, разглядывая бледное лицо, злость и беспокойство в глазах. — Могу спросить тебя тоже самое. Почему ты не просишь помощи? Вздрагивает, когда опустившаяся ткань касается открытой раны на спине, но не отводит глаз.

«Помоги мне, Элай» — просит он, имея в виду далеко не помощь в лечении, но берет его ладонь и накрывает ею решето, в которое превратили его бок охотники. Помоги найти в себе силы признаться в том, что ты и так знаешь. Помоги избавить тебя от необходимости выбирать, и решить все самому. Помоги перестать бояться настолько что медведь растерял часть своих навыков погрязнув в собственных мыслях. — Помоги, — говорит уже вслух, почти блаженно вздыхая от контраста холодной руки некроманта и горячей кожи оборотня.

Отредактировано Rick Elgort (08-06-2019 01:21:30)