Кажется, он переписывал сообщение уже три или четыре раза. Может быть пять или даже больше.
Путаясь в собственных мыслях, переставляя неловкие слова, о которые сам спотыкается перечитывая. Удаляет их и начинает заново. То получалось слишком коротко, то длинно. То казалось излишне драматичным, то совершенно даже ему самому непонятным и вообще совсем мало содержательным.
Можно было, конечно, спокойно сесть в удобное кресло, повесить стесняющее движения пальто на покатую светлую спинку, взять в манящем разномастными бутылками баре бокал красного сухого вина или вообще какой-нибудь напиток покрепче и неторопливо, не спеша, набрать подходящий и хорошо продуманный текст. Тем более, что до посадки на рейс было ещё более, чем достаточно времени.
Но Кеннет почему-то продолжал бессмысленно стоять возле занимающего всю стену окна в зале ожидания для пассажиров первого класса аэропорта Хитроу, зажав в правой руке темно-серое пальто, а в левой телефон и водить неловко её же пальцем по большому экрану. Быстро, резко. Опечатывался. Случайно набирал две одинаковые буквы подряд. Удалял. Начинал заново. Передумывал писать то, что уже начал. Искал новые слова. Другие. Всё казалось глупым и незначительным. Не могло передать того, что он хотел бы передать, чтобы Рихард сразу понял, что это действительно важно. И при этом обойтись минимумом слов.
Бэкстор досадливо морщился и опять всё стирал.
Время от времени нарастающий гул несущегося по взлетной полосе самолета отвлекал его  от тщетных пока попыток сообщить о своем визите и Кеннет как-то завороженно и абсолютно бездумно провожал воздушный корабль пристальным взглядом, поглощенный этим всегда неизменно впечатляющим его зрелищем, оживляющим давние воспоминания.  И когда черные шасси наконец отрывались от земли, а потом и во все прятались в металлическое брюхо, то опустив взгляд обратно на уже набранную часть сообщения, Бэкстор понимал, что уже вообще забыл, что собирался написать. И вероятно это было к лучшему.
Теплый оранжевый свет, струящийся ненавязчиво с потолка по периметру всего зала, постепенно умиротворял. Казалось, что это его кажущееся настоящим тепло действительно согревает, мягко контрастируя с серым низким декабрьским небом снаружи.
Вокруг кипела жизнь. Самолеты без конца взлетали и садились. Новые люди, зарегистрировавшиеся на рейс, появлялись и уходили. А Кеннет чувствовал себя совершенно оторванным от всего остального мира. Запертым наглухо внутри самого себя с этой его проблемой. Которая даже ему самому казалась порой нелепой фантазией его какого-то слишком беспокойного последнее время ума, внезапно усилившейся мнительности и обостренной подозрительности ко всем и ко всему.
Привычным порталом Бэкстор решил пренебречь и попасть в Новый Свет не с его помощью а выбрав обычный человеческий способ, который к тому же очень любил. По крайней мере на определенном отрезке пути - до Бостона - он решил воспользоваться самолетом.
К тому же это давало дополнительное время. Время за которое он бы мог передумать и вернуться в любой момент тем самым магическим порталом к себе в квартиру.
Хотя это его решение обратиться к Рихарду за помощью было взвешенным и даже вымученным. Кеннет на самом деле не очень понимал чего же он хочет и ждет от Болема.
Чем бы тот действительно мог ему помочь.
Но та полная изоляция последней недели и одиночество, в котором он вдруг оказался , а скорее даже которое он вдруг неожиданно заметил и прочувствовал, в какой-то момент стали давить на столько сильно, что мешали рационально думать и искать решение.
Острая необходимость и более невыносимая потребность в ком-то, кто хотя бы выслушает заставила его переступить через нежелание обременять собой человека, у которого самого хватало проблем. И действительно существующих и реальных. А не возможно надуманных и кажущихся, какой порой казалась даже самому Бэкстору вся эта его фантазия о том, что Фэйт пропала.
Даже Гаррет лишь отмахнулся от него, попытавшись успокоить своего младшего брата предположением, что их сестра вероятно всего лишь опять кем-то увлеклась, ну может быть слишком сильно на этот раз, и ушёл через портал в свою Канаду, даже не допив виски.
Эта его как обычно вдохновляющая уверенность передалась на время и самому Бэкстору.
Но развеялась быстро, а потом и во все Кеннет стал очень злиться на него, решив больше не тратить на  попытки убедить того в своей правоте ни минуты своего времени.

У Рихарда и так достаточно проблем.

Общение в мессенджерах стирает ощущение оторванности друг от друга. Смазывает это чувство разделения временем и пространством. Но от мысли ,что он увидит Рихарда через несколько часов, Кеннет начинает слегка нервничать. Внезапно кажется, что слишком много времени прошло. Хотя что такое какие-то шесть месяцев для длинной жизни мага.
И что такое всего месяц абсолютной тишины.
У него конечно есть с собой те скорее даже седативные, чем антидепрессанты, что прописал ему обычный совсем человеческий психиатр, сказав ещё напоследок, что Кеннет слишком много курит и слишком мало спит. И вот если бы терапию совместить с искренним стремлением в здоровому образу жизни….Но у него слишком напряженная работа с ненормированным графиком. Много кофе, мало сна. Бетонные стены пластиковых офисов лишают и так скудного солнечного света.
Глотать таблетки ему сейчас совсем не хочется. Из-за них он становится безразличным ко всему и вялым, а это совсем не то чего он хочет от встречи с человеком, которого не видел почти полгода. И с которым нужно будет разговаривать.

У Рихарда и так достаточно проблем.

Думает Кеннет, когда уже идет на посадку.
Но когда их у Рихарда не было?
Ум ищет тысячу лазеек чтобы плюнуть на всё и повернуть обратно. В полумрак своей неизменной квартиры в центре Лондона. Или в опустевшие стены большого дома в южном  графстве, где можно продолжить и дальше тщетно и бессмысленно бродить по комнатам ожидая подсознательно, что вот сейчас по спине пройдет такой привычный холодок, вибрация пробежит по коже и её ладони мягко лягут на глаза — угадай кто — в неизменном еще с самого детства жесте.
Но это не произойдет.
Квартира кажется клеткой. Замок — ловушкой, о которой забыли даже охотники, которые её поставили.
При мыслях об этом он только перехватывает ручки своей дорожной сумки посильнее.
Вся Англия кажется сейчас пустой заброшенной комнатой с запертыми окнами и дверями. Нужен свежий воздух. Нужно что-то делать.
Поэтому Кеннет решительно и уверенно садиться в кресло пока ум пытается уговорить его вернуться назад. Отказаться. Не рисковать.
Пальцы застегивают ремни. Гул турбин нарастает.

Мне нужна твоя помощь.

Думает Кеннет, глядя в экран телефона.

Стюардесса в проходе салона показывает жестами, где находятся аварийные выходы и как надевать кислородную маску.  Выверенные и отработанные годами движения напоминают танец. Она красивая, но улыбка застыла на лице как нарисованная. Это выглядит жутко.
Капитан корабля просит всех не пользоваться на время взлета телефонами и отключить их.

Буду в Аркхеме через тринадцать часов. Хочу тебя увидеть.

Набирает Кеннет  и жмет отправить.

Тринадцать часов это невозможно долго.
Особенно, когда заперт в ограниченном, закольцованном покатым потолком и стенами пространстве. Схвачен и проглочен огромной металлической птицей. Болезненный мандраж предвкушения будущей встречи, который еще какое-то время незримо вибрировал в его пальцах неоформленной во что-то действительно четкое и видимое нервной дрожью, прошел где-то на втором часу. Растворился в этом монотонном гуле, в зубодробительной скуке, от которой хочется выть и биться в кресле.
Невыносимая мука бездействия.
Кеннет пытался спать, но сон не приносил желаемого забытья, не служил машиной времени перебрасывающей его на хотя бы пару часов вперед. А его просто кидало в какую-то черную яму, темную пустоту и выкидывало  в реальность при малейшем, хоть немного чуть более громком и резком звуке - неприятно, с ватной слабостью в руках и ногах, с колотящимся яростно в груди сердцем и вязким привкусом горечи во рту.
Он покрутил в руках пластиковую упаковку с таблетками. Достал и выпил две чтобы хоть немного унять то нетерпение, которое заставляло постоянно искать более удобную позу, то вытягивать ноги, то класть одну на другую. Опускать спинку кресла, поднимать.
Зачем он вообще себя так мучает? Тринадцать чертовых часов.
Но какое-то дурацкое упрямство и параноидальная убежденность, что теперь он должен пройти этот путь до конца вот именно так как начал, не давали встать, найти более менее незаметное место  и ,поставив портал, уже через пару минут оказаться в Бостоне.
Кеннет пытался смотреть фильм, ткнув наугад в списке и вспомнив о том, что он его смотрит только тогда, когда уже прошла половина времени и всех героев так глубоко утянуло в сюжет, что уже невозможно было найти начало этого клубка, чтобы понять хоть что-нибудь из происходящего.
Пожилая настойчивая леди занимавшая соседнее с ним место попыталась завязать разговор и Кеннет с готовностью попытался развлечь себя и этим.
Выработанное долгими годами, проведенными в прокуренных дорогих гостиных за вежливыми, бессмысленными как комариный гул над болотом разговорами, умение интуитивно точно попадать доброжелательными улыбками в те самые правильные удачные моменты беседы, когда на самом деле думаешь вообще о чём-то своём и ловишь лишь обрывки фраз иногда кивая согласно- сейчас очень пригодилось.
Но диалог все равно не склеился во что-то продолжительное, потому что Кеннет постоянно падал в свои размышления так глубоко, а на вопросы о себе отвечал так неохотно и с опозданием, что весь порыв его соседки скоро иссяк.
Неизбежная турбулентность над океаном еще как-то развлекала его некоторое время, а потом и она закончилась….

Кеннет вспоминает о телефоне только когда уже выходит из автобуса на конечной станции — Аркхем — понимая, что у него нет адреса. Достает плоский черный смартфон из кармана пальто, чтобы позвонить Рихарду и спросить. Видит безжизненный отключенный экран и голову обжигает жаром нервного осознания, что эта растерянность последних дней и оттуда несобранность, забывчивость, могли сейчас завести его в тупик. Привести в никуда.
А что, если Болем куда-то уехал и его в этом городе нет?
Обреченность и злость на самого себя льется холодом ледяной воды по голове, плечам, схватывает дыхание.
Он уже готов к тому, что возможно зря проделал весь этот путь, усложняя его перелетами и поездками, чтобы в конце встретить пустоту и бессмысленность, от которых скроется сразу в портале ведущим в Англию.
Телефон мягко мигает экраном и с готовностью выдает всё то, что он пропустил.
Много всего.
Кеннет часто моргает, когда перелистывает все эти сообщения, не вникая в смысл каждого, но улавливая общую суть — Рихард, слава богу, в Аркхеме. И теперь у него есть адрес.
Нарушая хронологию сообщений Болема, он слушает голосовую почту в самом конце, потому что это сложнее и требует большей концентрации, чем просто пробежать глазами по тексту.
Теперь у него получается сделать по-настоящему свободный и глубокий вдох. Где-то внутри зарождается приятное возбуждение, перекрывающее легкий, но назойливый страх, что вдруг теперь всё совсем  поменялось.
Остановив в себе самонадеянный порыв, что наверняка в этом маленьком городке можно куда угодно добраться быстро и пешком даже, если ты здесь в первый раз, он всё же берет такси. Равнодушно и без интереса смотрит в окно, потому что ему абсолютно наплевать, что это за место, в котором так упрямо застрял Рихард.
Он даже не прислушивается к тем чувствам и ощущениям, что возникают внутри при виде этих домов, улиц, людей. Он здесь только потому что здесь Рихард, который ему нужен. А потом он уедет отсюда. Всё остальное не играет ровным счетом никакой роли. Не имеет значения.
Кеннет так же равнодушно смотрит на дом, возле которого останавливается такси.
Машинально поднимает голову, стоя уже у самого входа, чтобы пробежать взглядом по окнам, будто знает или сможет узнать какое то самое. Хотя на самом деле нет.
Внутри тихо и никак, в голове нет ни одной мысли, когда он поднимается по лестнице. И только, когда видит проем приоткрытой двери сердце бьет неожиданно в голову раскатистым ударом, как выстрелом будто ждало этого момента, чтобы разом навалиться адреналиновым пульсом на всё тело.
В полумраке он плохо видит Рихарда.
Всё как-то ускоряется, валится разом, словно растянутое повествование комкается в конце, обрывается в быстрые непримечательные ничем фразы чтобы встать на паузу.
Рихард спал.
Конечно. За окном уже почти ночь.
У Кеннета гудит голова от усталости и пустоты, словно все мысли покинули его разом вместе с силами и кажется, если он сейчас сядет, то не сможет встать. Рихард торопит его внутрь квартиры, что-то спрашивает, а Бэкстор чувствует, что та энергия, что гнала его через Атлантику вдруг иссякла и если он сейчас прислонится спиной к стене и наконец остановится, то просто сползет по ней вниз и сядет на пол прямо в этом небольшом коридоре, привыкая к тому, что ему больше никуда не нужно.
Но, конечно же он идет внутрь, практически сразу утыкаясь взглядом в стену, которая красноречиво говорит о том, что дальше ничего нет. Ни других комнат, ни коридоров, ничего. Только вот эта небольшая комната, в которой поместилось всё, что попытались поместить.
Эта квартира совсем не похожа на ту, что помнил Кеннет выхватывая куски интерьера и складывая их в единое целое во время видеосвязи.
Но и это сейчас неважно тоже. И не будет важно потом.
Кеннет смотрит какое-то совсем короткое мгновение на Рихарда и кажется, что нужно что-то сказать. Но вместо этого хватает чешского мага за плечо и тащит к себе, обхватывая руками и прижимая так сильно, как только может в каком-то порывистом объятии пока сердце колотит в висках как бешеное.
Запах теплого, только что вырванного из сна тела, резкая перемена состояний которого пробивается испариной. Терпко и сладко.Ткань футболки на спине, по которой он ведет ладонью чуть сырая как бывает тогда, когда неожиданно засыпаешь в какое-то совсем неподходящее для сна, непонятное время , и просыпаешься резко, будто кто-то с силой дернул за ногу и кажется, что чуть не падаешь с дивана.
Кеннет утыкается носом в плечо Рихарда и надо наверное что-то сказать. Что он скучал по нему. Но понимание этого обрушивается на него только сейчас, и это не какое-то внезапное откровение, а четко оформленное чувство, поделиться которым впрочем не получается.
Но, конечно, он скучал по Рихарду всё это время.
Он всегда скучает, просто постоянно забывает об этом, погруженный в свои дела, в течение своей привычной жизни, отвлекаясь на других и на другое.
Забывает, когда задерживается допоздна в огромном стеклянном здании очередной уверенно стоящей на ногах корпорации.
Забывает, когда гуляет по Гайд- парку, аккуратно ступая начищенными до вопиющей чистоты ботинками по хрустящей оранжевыми краями листве.
Забывает, когда затапливает камин в своей квартире поздно вечером, открыв балкон и пуская внутрь тишину засыпающей улицы.
Забывает, когда увлекается кем-то в очередной раз или влюбляется буквально на десять минут в аккуратно стриженный мужской затылок в очереди за кофе во время перерыва на бранч.

Забывает...забывает...забывает….

- Я очень устал — медленно говорит он в плечо чешского мага и сам не понимает, что имеет ввиду. Устал ли он от долгого перелета и пути сюда. Или от всего того, что происходило с ним последнее время. От самого себя. От непонимания, что делать дальше.
Кеннет отпускает Рихарда и ,ведя по его лицу мутным взглядом, зачем-то поправляет на его плечах футболку, которая смялась пока он прижимал к себе Болема.

Наверное он действительно очень устал пока преодолевал этот мучительный путь через время и пространство, который начался даже не тринадцать часов назад в лондонском аэропорту, а те недели назад в его старинном поместье, чтобы закончиться наконец прямо здесь и сейчас. В этом скромном прямоугольнике низких стен новой квартиры Рихарда, которую впрочем и квартирой назвать можно только с сильной натяжкой.
Столько всего поменялось.
И столько всего не поменялось совсем.
Наверное он действительно сильно устал раз послушно тянет ещё гудящую после дороги голову за руками чешского мага, давящими несильно, но как-то властно на его затылок.
Он просто прикрывает глаза и еле-еле дышит, тихо и неслышно, пока Болем касается своими губами его. Сначала аккуратно и даже осторожно, а потом всё настойчивее и увереннее, от чего внутри будто щелкает что-то и бьет резкой вспышкой приятного возбуждения по телу, заставляя его проснуться и ожить. Ответить тем же.
Наверное надо сказать — подожди, мне нужно в душ, я смою усталость, я очнусь от этой вялости и слабости, смою с себя всё лишнее, всех и всё, что встречалось мне на пути сюда, и тогда мы сделаем всё, что ты захочешь.
Но вместо этого он безвольно и покорно, мягко и аккуратно обхватывает такие знакомые губы в ответ, будто отщипывая от них по небольшому кусочку в коротких поцелуях, словно пробует на вкус, прислушиваясь к тем потускневшим за время порознь ощущениям, которые Рихард вызывал в нём.
Неизменно и всегда.
Кеннет и не осознавал насколько на самом деле тяжелое его пальто, которое казалось было всегда вполне себе легким, пока оно не сползло по плечам куда-то на пол, влекомое руками чешского мага, забирая с собой изрядную долю усталости и груза. Ощущение прохладной пустоты на теле после душного плена шерстяной ткани растеклось приятным чувством освобождения. Плечи расслабленно опускаются вниз. Бэкстор тянет носом воздух, который выдыхает Болем, делая глубокий вдох, и наконец подаётся вперед, не просто пошатнувшись, а делая уверенный шаг, чтобы оказаться ещё ближе.
Рихард тоже устал.
Конечно. И похудел даже.
Одна рука пробирается под футболку, чтобы лечь тыльной стороной ладони на прохладный и  какой-то вдруг впалый живот, и ласкающим, гладящим движением медленно подняться вверх по той узкой дорожке волос, что начинается у самого края пояса джинсов до гладкости кожи зажатой между ребер под самой грудной клеткой.
От этого прикосновения хочется застонать самому. И задышать глубоко, втягивая легкими воздух, чтобы не задохнуться от сладкой мучительной волны желания, что давит внизу живота и течет по телу, пробираясь жаром в губы, кожу которых уже печет и жжет от поцелуев.
Нет никакой яростной страсти, стремящейся сломать, согнуть и поглотить,  а только щемящая сладкая нежность, которая заставляет прикрывать глаза.
Рихард всё сделает сам.
Слова выдохом прям в рот. Смысл рассеивается по сознанию, медленно оседает пониманием, которое сразу стирается.
Сделает что?
Вторая рука путается в тонкой ткани джемпера, застревает. Перекошенный полукруг ворота давит в шею и Кеннет стаскивает с себя эту раздражающую тряпку, которая душит и жмет. Остается в рубашке.
Ещё и её снимать.
Рихард тянет за пояс куда-то вглубь квартиры. Звенит пряжка, пока Кеннет порывисто и торопливо, хмурясь и даже как-то злясь пытается вытащить все эти чертовы пуговицы из этих чертовых петель.
Пальцы путаются. Хочется ругаться на эти глупые паузы и препятствия.
Кеннет машинально отступает назад, шаг за шагом, направляемый Рихардом, который тянет поцелуй за поцелуем, ласкает ладонью, пролезшей в брюки. От выверенных движений его быстрых пальцев дыхание замирает раз за разом и потом приходится судорожно сглатывать слюну. Свою и его.
Твердый край кровати мягко, но безоговорочно бьет под колени, вынуждая сесть. И Кеннет как-то неуклюже, но резко опускается вниз.
Чех мягко, но настойчиво давит ему на плечи руками.
Поверхность кровати ложится на спину прохладной, приятной тканью покрывала.
Кеннет стаскивает с Рихарда футболку. Гладит ладонями по груди по плечам, убегает пальцами на шею под затылок. Пробирается в волосы.
Прикрывает глаза. Потому что и так мало что видно в этой тёмной и тихой комнате.
За окном так тихо, что даже непонятно есть ли оно вообще.
Кеннет тянет Болема на себя.
Прижимается носом к шее. Втягивает забытый, но такой знакомый запах. Целует его там, где бьется пульс, задерживая губы чуть дольше, чем просто в порывистом движении. Слово пытается проникнуть под эту кожу. Пролезть под неё. Вскрыть.
Ладони всё так же гладят Рихарда по голове, обхватывая её. Ощущая то, что другие ощутить не могут.
Приятная упругая вибрация, теплотой покалывающая пальцы, мягко отталкивающая, не дающая проникнуть внутрь.
Для него приятная.
Для другого, постороннего и чужого, будет полна неприятных сюрпризов.
Пальцы скользят , еле касаясь кончиками кожи головы, бледнеющей между темно-русых волос. Перебирают. Словно прощупывают. Натыкаются на какие-то разрывы. Почти проваливаясь в них. Словно падают в какую-то пустоту, заглядывать в которую совсем не хочется. И он тянет их назад, с пусть легким, но всё же усилием.
Это странно.
Это заставляет нахмуриться.
Он открывает глаза и медленно, словно просыпаясь от сна моргает в этой темноте,  где лицо Рихарда близко близко бледным пятном.

- Что… - пытается спросить Кеннет, пока маг жмёт и давит его губы своими. Прижимает своей тяжестью к кровати, лишая свободы движения. Пробираясь языком в глубокий и вытягивающий всё дыхание до капли поцелуй.

- Случилось…?

Всё же умудряется спросить он, порывисто выдыхая в рот Болема и легонько прихватывая его за кончик языка зубами.

Отредактировано Kenneth Bextor (24-05-2019 13:45:26)

Это наверное какая-то его слабость.
Порок.
Пусть хоть и незначительный, но изъян или может просто небольшая особенность. Смотря в каком настроении думать об этом. В каком состоянии. И при каких обстоятельствах.
То как всегда быстро и практически сразу, то как всегда от одного лишь поцелуя, - конечно, более развязного, чем просто невинное касание губами губ или мазок вскользь по шее— в теле резкой жаркой вспышкой загорается желание. Яркое, прожигающее кожу изнутри ощущением приятного предвкушения. Давящее в паху, заставляющее безумно хотеть разрядки чтобы снять  это невыносимое, мучительное и такое сладкое напряжение.
Кеннет никогда не мог долго сопротивляться этой вспышке и время от времени испытывал раздражение и даже злость на самого себя за то, что так легко поддается этой вроде бы незначительной мелочи. За то, что так прост в этом вопросе и примитивен.
Слишком доступен.
Как легко его возбудить и затуманить ясность сознания жгущим изнутри кожу желанием или во все отключающей всякий здравый рассудок животной похотью.
Не нужно никаких сложных ласк и затяжных прелюдий. Вообще ничего не нужно.
Всего лишь. Простой. Поцелуй.
Тягучий, вязкий, проникающий уверенно в рот мягким ласкающим языком.
Наверное, действительно это какая-то его особенность.
Или их.
То, что всегда срабатывало и срабатывает без осечек и выстрелов вхолостую. И неважно как давно они виделись, и неважно на какой ноте закончилась их предыдущая встреча. Стоит Рихарду обхватить его губы своими и задержать их чуть дольше, обещая этим продолжение, как Кеннет забывает о том, что говорил, или хотел сказать за мгновение до этого. И желание бьет яростно кровью в висках, прокатывается приятной взрывающей волной по телу и пульсирует яркими точками эпицентров возбуждения.
Это мешает рационально и здраво мыслить. Сбивает с практичного и выверенного пути и намеченных целей. Сбрасывает с ровного и сдержанного состояния до какого-то животного.
Он ведь не за этим летел тринадцать часов через континенты, чтобы сейчас лежать безвольно на кровати Рихарда в какой-то непонятной квартире.
Расфокусированный взгляд упирается в бледнеющий потолок.

Что это вообще за место? Давно он тут живёт?

А теперь это кажется самым важным. Теперь кажется, что больше ничего другого нет да и не было. Всё остальное мелочи и может подождать. Наверное всё в этом мире может подождать, когда губы Рихарда опускаются уверенными и настойчивыми прикосновениями всё ниже и ниже.
И где-то глубоко внутри замирает волнительно ожидание. Предвкушение бежит мурашками по коже.
Кровь стучит в уставшей голове заглушая редкие звуки и тихий голос Болема слышится как-то неявно, словно вдалеке, вплетаясь в темное пространство единственной комнаты затихающим шепотом.

Конечно. Всё потом.

Соглашается молча Кеннет. У него нет сил сопротивляться и где-то внутри себя он давит осознание того, что это то, чего он возможно на самом деле хотел, ждал, но тщательно скрывал даже от самого себя за куда более благопристойными и стоящими причинами.
Серьёзными проблемами которые он прилетел решить.

Много. Разного. Много. Разного. Много. Разного.

Повторяет он про себя и часто моргает в темноту. Словно пытается проникнуть в суть этих слов и за их простым звучанием понять смысл. Увидеть произошедшее.
Пока Рихард опускается всё ниже, сползая с кровати куда-то на пол. Бэкстора вдруг дергает привстать, взять его за плечо и потянуть обратно. Спросить, что такое это разное. Но рот чешского мага тепло и влажно обволакивает член и дыхание прерывается. Этот внезапный порыв гаснет и тело опять безвольно расслабляется.
Рука инстинктивно дергается взять Рихарда за голову, когда тот берёт глубже, но Кеннет просто мнет пальцами покрывало, впиваясь коротко стриженными ногтями себе в ладонь через прохладную гладкую ткань.
Кажется, он ещё чувствует в ладони это вязкое ощущение пустых и холодных провалов.
Внутри вдруг поднимается злость, накатывая удушающей волной на голову, сдавливая шею, и смешиваясь с таким же удушающим ощущением удовольствия.

Кто…

Думает Кеннет, удерживаясь этой мыслью на самой грани, за которой уже не будет места ни для чего, кроме Рихарда и всего того, что они оба хотят сделать друг с другом.

Это…

Он быстро облизывает пересохшие губы и дышит глубоко,  еле сдерживая глухой стон, который все равно прорывается обрывком наружу.

Сделал….?

Сжимает покрывало сильнее в кулаке и тянет к себе…

Кто посмел влезть в то, что он сделал и тронуть то, что его? И ещё так грубо и безобразно.
Не просто аккуратно и искусно вскрыл замок, который Кеннет так старательно создавал и так тщательно устанавливал. А разломал уродливо и по-дилетантски. Слово какой-то примитивный дикарь походя наступил на нечто красивое, оборвал крыло экзотической бабочки и пошел дальше, оставив её изломанной.
Кеннет даже восхитится мастерством этого кого-то не может.
Наверное не стоит сейчас вообще думать об этом и тем более испытывать эту злость к этому кому-то. Сейчас, когда язык Рихарда твердо нажимая медленно скользит вверх и вниз, потом опять вверх чтобы обвести вокруг головки..
От этого дыхание замирает кажется на какое-то бесконечное число мгновений.
Но Кеннет не может подавить это в себе окончательно. Ему хочется спросить Рихарда, почему тот не сказал об этом сразу после того, как это произошло.
Может быть даже повысить голос. Наорать. Тряхнуть того хорошенько за плечи.

Какого чёрта ты раньше молчал?
А теперь, когда  я тут… когда я прилетел к тебе за помощью - она нужна тебе самому и вероятно куда больше, чем мне. Какого чёрта!

Слепящая вдруг ярость идёт белыми пятнами в глазах и смешивается с тягучим удовольствием. Злость внезапно перескочившая на Рихарда с нежностью к нему же.
Как мёд с перцем.
Кеннет практически задыхается под такими привычными, но всегда желанными и умелыми ласками пальцев и рта Болема.
Наверное он сам виноват, что пропадал так долго. Что пренебрегал этой связью, которая оказалась вдруг единственной, которая имела значение.
Бэкстор судорожно сглатывает внезапное чувство вины вместе с накопившейся во рту слюной.
Проводит рукой по лицу, словно убирая эти злые мысли, смахивая их. Возвращая себя в этот момент, в котором нет места прошлому.

Ничего...Я всё исправлю…

Умиротворением эта уверенная мысль раскатывается по сознанию. Выравнивает дыхание.
Кеннет не сомневается, что сделает всё. Найдёт Фэйт. Поможет Рихарду. Он сможет. Разве могут быть ещё какие-то варианты?
Выбора нет.

- Я всё исправлю — и в момент, когда он слышит свой хриплый срывающийся голос, то понимает, что сказал это вслух.

Отредактировано Kenneth Bextor (31-05-2019 15:25:47)

Он не просто исправит, он сделает ещё лучше. Во много раз. Несравнимо. Неподражаемо.
Сейчас он знает и умеет куда больше чем тогда.
Тогда…
Много много лет назад, когда Кеннет ставил сломанную сейчас печать и в этом было больше порывистого влюбленного желания стать ещё ближе друг другу, оставить что-то своё, какой-то свой знак, чем какого-то практического смысла и действительной пользы. Но он отчетливо понимает это только сейчас, обернувшись назад на себя прошлого.
Господи как это было давно. Словно и не с ним во все. Будто того человека, которым он был уже просто нет, да и быть уже не может.
Они оба уже совсем другие.
И невозможно умом понять, что же держит их до сих пор на этих параллельных линиях, которые вдруг пересекаются, меняя полюса магнита со взаимного притяжения опять на внезапное отталкивание, но всегда в одной системе координат. Пересекаются, сплетаются в какой-то хаотичный узор….
Слова Рихарда звучат каким-то горячечным бредом, даже пугая немного своим порывистым ожиданием чего-то и какой-то слепой верой в него. Кеннет почему-то совсем не хочет их опровергать.
Не сейчас.
Когда от того, что происходит хочется закусывать нижнюю губу чуть ли не до крови, чтобы только предательски громкий стон не вырвался наружу, не прозвучал в собственных ушах излишне и непозволительно отчетливым, пронзительным, отражаясь от стен этой небольшой квартиры. Хотя зачем всё эти удавки и петли на собственной же шее...Всё это сдерживание.
Когда и так всё понятно и рвётся на свободу настойчиво и уверенно.
Ладонь ложится на затылок чешского мага, направляемая его же рукой.
Не давит, но и не сползает безразлично вниз по напряженной шее, на твердое плечо, чтобы опять вернуться на прохладу покрывала кровати. Бэкстор не проникает в то пустое, что причиняет боль и ему тоже. Просто ведет ладонью по голове и быстро перебирает  мягкие волосы, перетирает послушные пряди между пальцами, колет жесткими, не смотря на все бальзамы и ополаскиватели, кончиками кожу на подушечках. Так, как он любит делать в те минуты, когда может.
Это всегда так успокаивает.
Когда голова Рихарда лежала на его плече или коленях, а он читал что-то или смотрел по телевизору. Или во все после очередного секса за пару мгновений до того как встать и пойти за сигаретой. Привычные машинальные движения. Одинаковые и четкие. Вечные. Как выжженное жарким летом на стволе старого дерева через толстое увеличительное стекло слово — Любовь - внутри кривого остроугольного сердца.
Кажется, что Рихард втягивает, поглощает, затягивает не только его член, а всего самого, целиком. Вытаскивая из раковины что и так уже пошла трещинами и скоро развалится совсем. Что-то темное и непонятное бьется и колотится в голове. Давит в прикрытые глаза черными растекающимися кляксами.
И остается только хвататься за  волосы Болема сильнее, пока другая рука находит край кровати чтобы с силой сжать его, словно он боится упасть во что-то бесконтрольное, из чего ему самому уже точно не выбраться.
Затылок то жмет в ладонь, то отступает, мягко, но ритмично под каждое движение ртом чешского мага.
Ощущения налетают шквалом мешаясь с мыслями, разрывая их, погружая в себя и внезапно выкидывая опять на поверхность.
Кеннет то перестает дышать, то дышит слишком громко, так, что кажется это во все не он, а пространство вокруг сокращается и расширяется вместе с его грудной клеткой.
Он то вдавливает ладонь в затылок Болема, то вдруг резко опускает руку вниз и сжимает того за плечо, у самой шеи, где пальцы проваливаются в продольную лунку ключицы.
Кеннет уже почти готов кончить, но раз за разом застревает на самой грани. Лихорадочные мысли выдергивают тело из теплой мягкой воды удовольствия.

Как он всё сделает….

Как он всё сделает...

Эти провалы в голове Болема. Разломанные искореженные образы, воспоминания которые переплелись и слились друг с другом в такой хаос, что человеческий мозг не может вплести их в реальную картину мира и это сводит с ума. Пугает до пересохшего рта, до потных ладоней. И можно сделать с собой и другими всё что угодно. Всё, что покажется избавлением. Этот ментальный вирус...он проникает во все программы, надламывает каждый фрагмент. Везде оставляет свой след, пусть по началу и незаметный. Но он есть.
Но ничего….
Кеннет зальет это всё прочным бетоном и засыплет алмазной крошкой так, что обезображивающая, изнуряющая и прожигающая каждую клетку мозга насквозь -пока та не расплавится и не потечет смесью уродливых картин - искаженная память не будет замурована, чтобы вариться там десятилетиями во что-то смертельно страшное и дикое, чтобы разорвать ужасом и безумием того сумасшедшего, кто попробует вскрыть эти замки. Если кто-нибудь вообще когда-нибудь сможет это сделать.
Несведущий самоуверенный самоубийца.
Возможно это убьет и личность Рихарда...Скорее всего так и будет.
Тем больше причин сделать замок невероятно прочным. И пусть не останется никакой надежды на то, что можно будет восстановить память в  этих провалах. Это не важно. У Болема будут новые воспоминания. А кому нужно это прошлое....
Кеннет почти улыбается, так ему хорошо и не только от того как рот чеха сильно и уверенно скользит вверх и вниз по члену, который уже стал настолько чувствителен, что каждое следующее движение губ по нему может стать последним. Сколько от ощущения того, что он шел по запутанному лабиринту и вдруг нашел выход.
Он ведь нашел?
Бэкстор уже стонет совсем не сдерживаясь. Осознание того, что он всё решил пусть даже только в своем воображении-  расслабляет. Расплетает клубок узлов собственных рамок и привычек.
И он хочет быстрее кончить, чтобы поделиться уже этим всем с Болемом.
Во рту пересохло от поверхностного дыхания. Кеннет судорожно, как-то нервно, не с первого раза, но сглатывает слюну.
Тянет Болема за волосы глубже, двигаясь на встречу.
Наконец-то всё.
Кажется он не успевает даже толком кончить, и белесая вязкая жидкость попадает ему на брюки, стекает поблескивающей нитью по краю рта чеха.
Плевать.
Бэкстор резко садится и тащит Рихарда за плечи к себе, чтобы видеть его лицо. Чтобы впиться в его глаза своими. Толком и цвета не разобрать. Лишь поблескивают белки вокруг одинаково темных радужек.
- Я больше ни на кого не работаю. — громким хриплым шепотом говорит он, словно боится, что кто-то их подслушивает. На самом деле кажется, что поднимешь тон голоса хоть немного и тот отразится гулким эхом от стен этой небольшой комнаты, разнесется вообще по всему зданию.
Прорвет резко тишину этого момента, в котором не может быть ничего громче, чем быстрый стук сердца в груди, колотящегося в какие-то мгновения так сильно, что кажется вот-вот треснут ребра. Кеннет морщится вспоминая последние недели, когда ему казалось, что все смотрят на него как на ненормального. Что разговоры затихают стоит ему войти в помещение. Будто он какой-то для них всех неподходящий.
Выделяющийся
Странный
Пугающий

Да. Всё так и было. Ему ведь не могло такое померещиться.
Он ведь совсем не параноик.
Мысль о том, что он совсем забыл о Фейт пока плавился на этом невзрачном покрывале охваченный жаром рта Болема вдруг подрывает вспышкой злости и раздражения.

Чертов Рихард.

Но Кеннет трет лоб словно прогоняет это неуместное сейчас ощущение. Стирает его как неудачный набросок карандаша ластиком.

- Я-помогу-тебе,-а-ты-поможешь-мне — вдруг выдыхает он , обхватив пальцами лицо чеха, так крепко, что дернись тот в сторону хоть на сантиметр и мышцу в шее сведет сильной болью или хрустнут позвонки. Из этого капкана не вырваться невредимым.
Бэкстор дышит глубоко и громко. Упирается лбом в лоб Рихарда. Смотрит прямо в размытые от такой близости глаза, заполняющие собой все пространство.
- Ты ведь поможешь мне? Поможешь? У меня больше никого не осталось. Я совсем один. - Кеннет опускает мутный взгляд на влажную полоску рта чеха и целует его долго, медленно, ведя языком по деснам, ощущая во рту свой собственный вкус и слизывая его с каким-то тягучим наслаждением.

Отредактировано Kenneth Bextor (12-06-2019 22:51:55)