|
the warmest colour
Сообщений 1 страница 3 из 3
Поделиться112-05-2019 21:43:01
Поделиться226-05-2019 01:43:24
Вообще-то Энди приезжает в Канаду поработать. Уже три недели она читает летний спецкурс в университете Монреаля, расхаживая в футболке альма-матер – MIT на спине и бородатая шутка про кота по имени катион на груди. Футболка в итоге безвозвратно утеряна – Энди вспоминает о ней с сожалением, сидя на надувном матрасе в форме бутылки Хайнекен на пляже в Пуант-Калюме. Творившееся весь день вечериночное безобразие подходит к закономерному концу, оставляя в поздних летних сумерках вмиг охладевший песок, горы пустых стаканов и лёгкий шторм в голове. На ней джинсовые шорты с пятном таинственного происхождения, мокрый купальник в красную полоску, на плечи накинута белая рубашка явно с чужого плеча. Откуда взялись ужасные сланцы в форме орущих рыбин, она не желает знать вовсе. Энди отдельными мазками помнит кучу мокрых, вопящих тел, слепящее даже через очки солнце, кого-то, с хохотом сталкивающего её в неглубокий, как раз для плавающих топоров вроде неё, лягушатник, пьяные поцелуи девушки с волосами восхитительного оттенка маджента и ооо, вот откуда взялись сланцы. Лучше бы не вспоминала.
Энди тянется до хруста в конечностях и отправляется искать выход, насвистывая очередной прилипчивый хит какого-то патлатого латиноса. Вокруг обычная для такого дела разруха и она сама чувствует себя словно забравшейся на вершину Канченджанги – уставшей и бесконечно довольной. Ей нравится чувствовать себя человеком, насколько это возможно в реалиях магов, и Энди цепляется за это ощущение тем сильнее, чем старше становится, находя живость жизни хоть в собственной работе, хоть в развлечениях разной степени дурости. Она походя игнорирует то, что ей добрая сотня лет, так, что в итоге вспоминает об этом разве что иногда, дома, глядя на недовольно поджатые губы и три тонны укоризны в глазах сестры. Но Элли-то родилась трёхсотлетней ворчуньей с нервами из титана, лисьей горжеткой и сотней сотен нравоучений, какой с неё спрос. Энди вот регулярно советует не делать лицо жопой зуга и почаще смазывать свои ржавеющие морали, но разве зануду этим проймёшь.
Машина, как ни странно, именно там, где она помнит. Ключей в кармане, разумеется, нет, но когда её это останавливало? Водит Энди со всей широтой своей итальянской наследственности – по велению пятки игнорируя знаки, разметку и, в особенности, ограничения скорости. Пугает пешеходов и в моменты особенного разочарования конформизмом дорожных служб, щелчком пальцев поджигает инспекторам блокноты. Сегодня ей везёт уже третий раз – она в достаточно благостном настроении, чтобы не брезговать полицейскими сиренами в принципе, но недостаточно весела, чтобы с порога начинать орать, как кошара, которой отдавили хвост. Виной её приятной расслабленности, по всей видимости, странная, зелёная в люминофор жижа, которую ей подсунул парень, косивший под Элиса Купера. Или это был тот, горбоносый, с бровями разрисованными мехенди? Чёрт их всех разберёт.
Инспектор изъясняется на французском – чёртов Квебек – Энди подхватывает, заворачивая чушь промышленных масштабов в жуткий итальянский акцент, призванный ближайшим из доступных ей языков компенсировать безграмотность. Лягушачий никогда ей не давался, она не уверена даже, что хоть одно слово произнесла и употребила верно, но если не слушать ни себя, ни собеседника, это не так уж и важно. Они односторонне спорят до тех пор, пока Энди не ловит себя на мысли, что окончательно потеряла всякую претензию на французский и уже четвёртый раз отвечает строчками из детской песенки про кофе Пеппины. Здесь бы хорошо подкрутить излишне настойчивому инспектору мозги – старый засранец Тони в моменты, когда строит из себя мафиозного дона на пенсии, называет это предложением, от которого невозможно отказаться – но она и в трезвом-то состоянии не слишком отличается способностями к ментальной магии, а подшофе рискует наградить беднягу преждевременной деменцией. Её хватает только на незатейливое сонное заклятье, с трудом сползающее с языка. Пожалуй, оно выходит не слишком-то изящным, думает Энди, глядя, как служитель закона и порядка прислоняется щекой к колесу своей машины и свешивает ноги на пологую обочину. Впрочем, у него наверняка имеется напарник, ушедший на заправку за коробкой пончиков, так что вряд ли это такая уж трагедия.
Энди едва успевает привычно вдавить в пол педаль, трогаясь с места со звуком достойным Айртона Сенны, как замечает сбоку мелькнувшую тень. В уже сгустившихся сумерках фигуру едва видно, особенно когда в голове ещё плещутся странные коктейли, но Энди на одном инстинкте понимает – не успеет. Понимает – и наспех слепив неуклюжее, грубое заклятье, потоком воздуха толкает любителя прогулок по тёмным обочинам в сторону. Кусты там вполне гостеприимные, раздражённо думает она, нервно цепляясь за руль со скрежетом остановившейся машины. Из чёлки на нос сыплются остатки запутавшихся в волосах конфетти, Энди откидывает назад непривычно длинные пряди и выскакивает наружу.
– Эй, какого чёрта, – под впечатлением от предыдущих разговоров она всё ещё кричит франко-итальянской нелепицей, быстрым шагом шлёпая к месту происшествия. – Вы там живы вообще?
Поделиться315-06-2019 12:12:55
Старая магнитола красного Шевроле Бел Эйр сдавлено кричит на французиком, пропуская в мелодию шипящие помехи, застревает в голове приставучим мотивом, пока Лета, небрежно выбрасывает на обочину пластиковый стакан, предварительно залпом осушив ядовитую смесь водки с маунтин дью. Ведьма повторяет заклинание, спасая рукой волосы от легкого ветра, достает изо рта липкие пряди и взбирается на капот, растягивает покрасневшие от прямых лучей ноги, ложится на локти, и всматривается в красочную палитру неба. В нем алый сливается с нежно лиловым и очень теплым синим, яркими градиентами ласкает прозрачные летние тучи, чтобы в самом низу, на краю горизонта, слиться с полоской водной глади.
В этот момент Лета влюблена в каждого встречного, даже если большинство вокруг упорно не желает переходить на английский, а в их пьяном лепете ведьма различает лишь отдельные фразы, и те зачастую оказываются бессвязной матерщиной. От каникул кружится голова, обветренные стопы горят от долгих прогулок и вечеринок до рассвета, а от сухой жары губы обзаводятся тонкими линиями ссадин, что проглядываются сквозь яркий цвет помады некрасивыми полосами, но мелочи перестают иметь значения, когда уже новый одноразовый стакан в очередной раз наполняется сомнительным коктейлем. Полутеплая жижа наспех состряпана из дешевых ингредиентов, приобретенных в ликерочном магазине, в котором кассир в растянутых плавках долго вглядывался сквозь толстые очки в очевидно фальшивые удостоверения, но после минутной заминки все же решает вручить завернутую в бумагу бутылку водки группке шумных подростков. Затем, Лета с остальной шайкой школьников отъезжает чуть дальше от пляжа, ведь там в позднее время суток караулят патрульные, и время от времени вылавливают, распивающих дешевое пойло, малолеток, - всегда лучше перестраховаться. На внешность полагаться нельзя, учитывая, что выглядит Лета скорее долговязой шестиклассницей, чем той, кто имеет шанс не опьянеть от глотка пива. Ей даже не предлагают сделать фальшивое удостоверение, потому что толку от него не будет. Ситуацию спасает бордовая помада, учтиво подаренная сестрой, ворох красных, закатных волос, идеально выпрямленных хитрым заклинанием еще одной сестры, и прилипающий к телу темно-синий комбинезон со светящимися в медленно наступающей летней темное узорами небесных созвездий.
- Черт, Джерри, он к нам идет, - говорит одноклассница Леты их пьяному водителю, тот слышат не сразу, чересчур увлекшись скручиванием косяка, а когда до него наконец-то доходит, цвет сползает с его лица, оставляя сплошное нелепое, бледное пятно с веснушками. Тяжело, вероятно, в такую жарень и в униформе, думает Лета, с каким-то шатким, отдаленным интересом, смотря на приближающегося к ним патрульного, прежде чем соскользнуть с капота на все еще раскаленный асфальт.
- Забирайте все это добро и уматывайте, - пищит Джерри, стряхивая с шорт измельченные листья из помятой самокрутки. Остальные реагируют только когда Джерри повторяет все еще раз неестественно высоким голосом. Лета прячет за спиной наполовину полный стакан, не в состоянии подавить истерический смешок. Краткое строгое приветствие патрульного активизирует помутневшие рассудки и компания рассеваться во все стороны, как шайка перепуганных клекочущих чаек.
Чуть позже Лета обещает подруге вернуться на пляж для ночного просмотра фильма на старом проекторе, сразу после того как слегка проветрит голову. Судьбой Джерри Лета не интересуется, потому что по Джерри как всегда приедут родители, которые в элегантных светлых костюмах настойчиво убедят полицию, что Джерри опрыскал скунс, и никакой он не торчок. Лета забредает достаточно далеко от пляжа, отчаянно пытаясь вспомнить заклинание, способное хотя бы немного ее взбодрить, - собственно для этого она решила пройтись, но все напутствия старшего брата, способного заливать в себя вино литрами, выветрились из головы. Она включает громкую девчаковую песню в наушниках, измученно вздохнув, и возвращается обратно. Ни за что на свете она так рано не явится домой. Неа.
На пустынной дороге редко появляются машины и лениво двигаются по попутной полосе, Лета идет по соседней, подпевает песне, с хитрой улыбкой отвечает матери на ее озлобленное сообщение с требованием немедленно идти домой; и все еще не выпускает телефона из рук, когда вдруг, ее резким толчком отбрасывает в сторону. Кажется, ведьма успевает вскрикнуть только оказавшись в колючих зарослях кустов. Наушник вываливается из уха, а легкие от испуга наполняются огромной порцией воздуха, Лета неожиданно трезвеет, пока волна внезапного страха медленно выветривается; проверяет все ли в порядке - удар пришелся на пятую точку, на которую она так удачно шлепнулась - вот она и саднит немного, но в остальном вроде бы жива. Лета не сдвигается с места несколько долгих секунд, пропустив мимо ушей первый, произнесенный встревоженным женским голосом, вопрос. Приближающаяся к ней темная тень обеспокоено спрашивает что-то на очень кривом французиком, Лете почему-то это кажется очень забавным. Неужели кто-то в этом чертовом городе помимо нее, не в состоянии выворачивать язык и бить ним о зубы так, чтобы получались красивые, изысканные звуки, а не... это. Лета все же не сдерживается от улыбки, и, не дождавшись предложения, цепляется за руку незнакомки, чтобы подняться из кустов со своей раскоряченной позы.
- Жива, - отвечает на английском, в надежде, что незнакомка владеет им получше. Алкоголь от удара не выветривается, и нежно ласкает внутренности, не давая прорваться наружу злости, что в данной ситуации было бы реакцией более уместной.
Свет фар тускло освещает маленькое пространство между Летой и светловолосой девушкой. Ее лицо в форме сердечка искаженно в подлинном беспокойстве, а легкий ветер играет с длинными прядями, почти белыми в искусственном освещении автомобильных ламп и светодиодов. Лета замечает блестящее мерцание и тянется к чуть взлохмаченной челке, чтобы убрать запутавшуюся в ней, цветную бумажку.
- У тебя в волосах конфетти.
Прежде ее машиной не сбивали, так что Лета задается вопросом о том, что нужно говорить, когда в тебя врезались; пытается в сумбурных, разбавленных алкоголем, мыслях найти правильную реакцию. А еще нормально ли это совсем не чувствовать удара от столкновения? Отлетела она прилично. Но все вопросы на выходе чудесным образом меняются на дурацкую ремарку о конфетти.
Лета не может отвести взгляда от еще одной, заблудшей в пшеничной волне локонов, бледно-алой полоски.
- У тебя они повсюду. Красные.
Отредактировано Letha Moore (16-06-2019 01:20:30)