[indent] >>>

[indent] Жизнь маленьких городков здесь, на севере, представляется чем-то незыблемым и унылым, годами текущим в своём проторенном русле американской мечты (или ценностей экономически мёртвого захолустья в любой другой точке этой планеты), тянущимся из года в год, сколько ты себя помнишь, словно...
«Словно сериал из восьмидесятых», — так говорит Альберт, но Джошуа слишком молод, чтобы их помнить, и поэтому мысленно адаптирует мудрость предшествующих поколений в понятный для себя образ : жизнь в Аркхеме — как «Игра престолов», из которой убрали драконов, Железный трон и Эмилию Кларк : две тысячи гектаров скуки и отборных, вековой выдержки семейных скандалов и склок.
По крайней мере, именно так ты и думаешь до тех пор, пока не уедешь отсюда достаточно далеко и надолго, чтобы успеть забыть всё хорошее, что случилось с тобой в родном городе, но не успеть снова вспомнить всё то, от чего бежал. Теперь ему кажется, что здесь и вправду очень многое изменилось.

[indent] Браслеты на запястье глупо бряцают друг о друга и холодят руку. В этом ощущении металлической тяжести, притягивающей к земле, силой удерживая в сознании, что-то есть, но сейчас они просто морозят кисть, набивая оскомину лишним напоминанием : если бы кто-то не мялся уже вторую неделю, собираясь зайти домой за вещами, каждый раз находя две тысячи лишних поводов из двухсот, что способен найти безработный парень без отношений, друзей и серьёзного хобби, чтобы в последний момент соскочить, этот кто-то сейчас бы не прятал ладони в карманы тщедушного худи с эмблемой университета, шагая в раздолбанных кедах под начинающим моросить дождём (это тебе не Калифорния, бро).
Знакомые улицы кажутся незнакомыми, — с выросшими тут и там павильонами, потрепавшимися во время бури, о которой он слышал лишь мельком по телевизору, жилыми домами, новыми вывесками и свежеуложенной плиткой на тротуарах : тщеславный самообман, к которому склонен каждый, чьи дни исчисляются по столетиям, что вся жизнь за твоей спиной, стоит лишь отвернуться, замирает и останавливается, ссыпается хлопьями штукатурки со стен знакомых домов.
— Извините. Простите, — в попытке быстрее запрыгнуть вовнутрь ближайшего здания, как опоздавший на поезд благоприятной погоды последний его пассажир, он цепляет плечом чей-то раскрывающийся вовне тёмно-синий зонт-автомат. Нет особого смысла пережидать дождь в кафе без денег, но это лучше, чем ничего, и лучше сосредоточенного втыкания на батат в продуктовом, — в показной задумчивости задрота, впервые пришедшего в дорогой ресторан и пытающегося доказать своей девушке, что понимает хоть что-нибудь в итальянском вине (нет-нет-нет-нет, не думай об этом), — по крайней мере, всегда есть возможность соврать, что ты ждёшь встречи с другом, а он опаздывает, а у тебя как назло разрядился смартфон.

[indent] «Забавно», — забавно, как разум порой связывает воспоминания детства со смутными ощущениями, запахами и звуками, плитку пола в холле студенческого общежития — с площадью у подножия аббатства, болезнь и тяжёлые стены клиники — с приторно-сладковатым удушьем молочного шоколада, а кофе и книжную пыль — с кабинетом деда, с той разницей лишь, что раскачивание маятника в старинных часах и скрип половиц подменили шаги, мерный гул и удары стекла, камертоны бокалов и чайных чашек, бумажный неглянцевый шелест и что-то, напоминающее смесь из корицы, гвоздики и перца для тыквенных пирогов.
— Вот блин, — он почти не чувствует тот момент, когда книжные стеллажи, торшеры и мягкие кресла приходят в движение, начиная жить своей жизнью, а со страницы раскрытой книги, подхваченной с края стола почти машинально, вместо привычных латинских знаков ощеривается околесица на несуществующем языке, но реальность уверенно отвоёвывает свои позиции у навеянной комнатной теплотой размытой галлюцинации.
Галлюцинацией кажется всё кафе целиком, — по крайней мере, Джошуа абсолютно уверен, что ничего подобного в Аркхеме не было ни четыре года, ни двадцать пять лет назад, — но приятная обстановка «под старину» всё же не кажется по-настоящему старой, и на какой-то миг он жалеет, что не способен читать истории в повседневных вещах, как отец или дед. Что ж, для обычных людей придумали книги. 

[indent] Пальцы цепляют один за одним потёртые и ещё новые корешки, — кажется, он всё-таки перенял эту привычку трогать всё подряд, не веря глазам, — без особой цели, как и всё его пребывание здесь, пока один из томов, укутанный в неподписанную суперобложку, не привлекает его внимание. В детстве казалось, в одной из таких непременно окажется тайна, секретное завещание президента или проклятие, но ничего круче дедовской фляги, рецепта яблочного пирога и пары затёртых купюр найти так и не удалось, — возможно, потому, что все вещи, отмеченные хоть сколько-нибудь опасной и сильной магией, старшие начали прятать по зачарованным ящикам и высоким полкам ещё когда ему было одиннадцать, — от греха подальше.

[indent] >>>
[indent] Неоконченное движение обрывается в полужесте от книжного корешка, будто встретив перед собой невидимую преграду. Так случалось и раньше, но Джошуа вспоминает, где именно ощущал это чувство, не сразу, а лишь приложив усилие, - так приходится поступать со всеми воспоминаниями из детства.
Когда Мэнди, набегавшись по дворам с городскими  мальчишками и перебив себе в кровь костяшки на птичье-тонких, но не по-девичьи сильных пальцах, все-таки получала хорошую взбучку от дяди Андреса и, под лукавый и мягкий смех наблюдавшего за сим действом деда, который явно знал больше всех остальных в этой комнате о воспитании маленьких террористов, поверженной, но не сломленной возвращалась в их комнату на втором этаже, лишь по топоту её ног, от которого выла даже видавшая и не такое старинная лестница, Джош способен был оценить свои шансы на то, чтобы дочитать хотя бы одну главу до того, как его личное пространство будет грубейшим образом нарушено.
Однажды сестрице надумалось поиграть в Магнето. Игра заключалась в том, чтобы, натерев ладони о шерстяной плед, пока волосы на голове не начнут торчать во все стороны от статического электричества, подкрасться к любимому братику и исподтишка коснуться, ударив током. Спустя неделю электрического террора,  бедняга начал шарахаться от всего, что имело в себе хотя бы намёк на возможное столкновение со стихией : сестры, немногочисленных электроприборов и труб, открывая холодильник ножом с деревянной ручкой и долго водя ладонью у водопроводного крана, нащупывая предательское покалывание в кончиках пальцев.

[indent] Покалывание, - обобщённое ощущение, что легко спутать с тревогой, предчувствием или простым любопытством, но дрожь, соскользнув сквозь рукав по запястью и отразившись в нём металлическим звоном, предупреждает о чём-то куда как менее обобщённом : в отличие от хозяина, артефакт, лишь почувствовав в непосредственной близости что-то дурное, предпочитает с ним просто не связываться.
«Да брось, это всего лишь книга» - природное любопытство Калвертов стало поводом для большого числа легенд и фамильных преданий (более романтическое название для приличного сборника анекдотов и тостов с трагическим, но весьма поучительным для потомков финалом). Встретившись с не таким знаменитым в районе Аркхема, но известным на весь Париж ослиным упрямством Дюранов (и не без топинга в виде карательной психиатрии), оно породило коктейль абсолютной необучаемости и глухоты в отношении дурных предчувствий.
Его рука уже тянется для того, чтобы взять «наэлектризованный» томик с полки, но, не доходя до него пары дюймов, натыкается на чью-то чужую руку, - свою Джош одёргивает с такой же скоростью, будто его в самом деле ударило током.
- Понял, - по одной только интонации сказанного без особенного труда можно сразу определить две вещи : что ему не потребуется объяснять дважды, чем опасно знакомство с «Чудовищной книгой о чудовищах», и что «в здравом уме» - это точно не про него.

[indent] Голос сестрицы в голове скалится шуткой уровня «начальная школа» о пробежавшей искре и с хохотом уносится вдаль, сам же Калверт остаётся стоять в шаге от книжной полки с поднятыми руками и упавшими на лицо прядями русо-мышиных волос, из-под которых, как трусоватый артиллерийщик из бойницы, бросает взгляд на незванного собеседника. Говоря откровенно, тот мало напоминает собой продавца-консультанта, - на его фоне Джошуа кажется неказистым торчком, угодившим в обход секьюрити то ли на тематическую вечеринку, то ли на светский приём к королеве английской: «Ты не вписываешься» - как бы мельком и как бы в меру тактично читается на его лице.
- Хуже как «Бесконечная шутка» или как «Некрономикон»? - Интуитивная тяга выстраивать оборону на самой сильной (возможно, единственной) стороне, - обширных познаниях в основном в никому не знакомых и не интересных вещах, - формирует стратегию безотказно.

[indent] > > >
[indent] Он предпочитает не смотреть людям в глаза. Чаще всего в них видишь не то, что ты ожидал, и почти всегда не то, что ты в принципе хотел знать. Иногда ему кажется, что из этой семьи он - единственный, кто не очень горит желанием влезть кому-нибудь в голову; может быть, потому, что ярче других представляет, что может твориться внутри?
Что бы ни творилось в голове у этого странного парня, но, с каждой секундой в непосредственной близости от него, Джошуа всё сильней понимает, что значит чувствовать на себе чей-то взгляд (как дедушка Альберт, будучи слеп как крот, всё равно каждый раз как-то чувствует, что ты пялишься в его сторону, подпирая ладонью голову и, по-видимому, копируя чей-то жест и слова : «Вы намерены просверлить во мне взглядом дыру, молодой человек?»). Это будит тревожность, ещё с утра дремавшую мирно на дне областей сознания, что отвечают за путаницу в словах, идиотский вид и желание сгорбиться, чтобы стать ещё ниже своего роста, и без того не особенно примечательного для его пола и возраста.
Он будто бы что-то знает, или о чем-то догадывается, - что ещё хуже, ведь тот, кто узнал всё наверняка (или думает, что узнал), вряд ли будет докапываться до самой сути.

[indent]- Думаю, у моей сестры должно получиться, - с не меньшей серьёзностью отвечает Калверт, машинально вскидывая взгляд полкой выше, и улыбается одновременно с ним. Улыбаться одновременно, даже не глядя на собеседника, - одна из его бесполезных суперспособностей, что в годы учёбы, неведомо для самого Джошуа, помогала ему заводить друзей.
Наученный опытом предыдущих пяти минут, он не тянется к книге рукой, но внимательно изучает нестройный ряд переплётов, запоминая названия и рисунки, как будто бы втайне надеясь, что позже их более мирные копии можно будет достать на ebay.
Возвращая в реальность, браслет на руке нагревается, недвусмысленно прижигая запястье : достаточно магии на сегодня. Это не для тебя.
- Я увлекался таким раньше… В детстве. То есть, у нас вообще было мало нормальных… Обычных книг. Моя семья, - на миг он как будто бы ощущает тревогу, почти мимолетное давящее сомнение извне, спотыкаясь об ощущение чужеродности чувства, несущего на себе отпечаток души совсем незнакомого человека, и машинально прослеживает за ним, поднимая растерянный взгляд на «книжника», - Это долгая история. В общем, я не такой, как они. Это больше не нужно мне, я живу своей жизнью.

[indent] По выражению чужого лица Джошуа понимает, что вывалил что-то лишнее, и что мантра, которую он читает мысленно каждый раз, когда мир начинает крениться, стараясь встать с ног на голову, будучи произнесена вслух, обретает совсем обратный эффект : за плечом молодого мага (теперь он чувствует это, хотя не должен, это так не работает) возникает косая трещина, за ощерившийся разорванным швом на ткани привычной родной реальности край которой сползают полки, столы с кофейными чашками и мягкие кресла.
- Да, кофе, наверное, мне поможет, - соглашается Калверт, хватаясь за спасительную соломинку, связывающую сознание с этим миром, и лишь спустя неловкую паузу понимая, как странно (стрёмно) всё это выглядит, - ...Определиться.

[indent] Он пропускает момент, когда волнение и неловкость от ситуации, выворачивая регуляторы громкости и контраста, ломают, пережигая предохранители, что-то важное в этой расшатанной и сбоящей схеме, и повторяющийся по циклу сигнал (это всё у тебя в голове, это только у тебя в голове, не обращай внимания), усиливаясь пульсирующей в крови волной бесконтрольной и запертой изнутри магии, выбивает пробки.

[indent] Джошуа опускает ладони в карманы худи, надеясь найти там таблетки, ключи, чтобы сжать в ладони до ледяной боли, мобильный (он ненавидит просить о помощи у семьи, ненавидит то выражение, появляющееся на лицах всех, когда снова оказывается перед выбором между комнатой на втором этаже и больничной палатой, но это всё будет не важно, если…)
Пальцы тупо шарят по складкам ткани, не находя ничего, и, похолодев, замирают, когда он, уже во второй раз, поднимает глаза, чтобы отказаться от своих слов о кофе, сославшись на кошелёк, забытый на другом конце города, промокшие кеды и заболевшего дедушку.
- Я…

[indent] Собственный голос обрывается, рассыпаясь стеклянно-агатовым эхо маминых бус, в обвязавшей глаза плотной траурной лентой кромешной тьме, и всё, что он успевает сделать перед тем как упасть на пол - протянуть вперёд руку, пытаясь схватить опустевшее пространство перед собой.

Отредактировано Joshua Calvert (02-05-2019 17:50:48)