В Аркхеме осень щедра на тепло. Запахи – желтеющих листьев, влажной земли, сладких осенних яблок – кружили голову. Родерик широко распахивает окна в кабинете и закуривает, удобно устраиваясь на подоконнике. Шанс быть застигнутым врасплох каким-то студентом в такое позднее время близится к нулю, и потому он может позволить себе эту маленькую шалость.

Тонкая сигаретная дымка быстро растворяется в воздухе.

Старые поверья говорят о том, что восточный всегда ветер сулит перемены. Родерик ненавидит неизвестность, и ещё больше – её ожидание. Карты не дают ни одного вразумительного ответа, но события, творящиеся в апатичном в последние годы Ковене, и без гаданий обещают в ближайшем будущем изменения. Хорошие ли, плохие – вот в чём вопрос.

Родерик тушит сигарету о край подоконника и щелчком выбрасывает в темноту. Желание резко обернуться стремительно нарастает – в последнее время у него часто, слишком часто возникает ощущение слежки, но в действительности ни одного хвоста за собой он так ни разу и не находит. Вполне вероятно – это всего лишь воображение, обострившееся под воздействием новых ночных кошмаров, содержание которых, по утру, невозможно вспомнить. И только чувство липкого страха, сковывающего по рукам и ногам, остается ему как напоминание о них.

Ощущение, что кто-то наблюдает за ним прямо сейчас, всё не исчезает, и Родерик оборачивается.

Пусто.

В кабинете не горит половина ламп – только те, что сосредоточены над его столом. Тени деревьев танцуют на стенах, но обычно это не выглядит пугающе. Родерик собирает в стопку проверенные эссе, то и дело бросая взгляд на дверь. Перекладывает их с места на место, раскладывая по фамилиям. Такая паранойя кажется по-детски глупой, и в абсолютной тишине его короткий, нервный смешок звучит чересчур громко.

Ещё немного, и он начнет ходить домой разными путями или обзаведется дополнительными оберегами. Машинально потерев пустующее запястье, Родерик недовольно вздыхает.

Он не слышит, как открывается дверь; не слышит чужих шагов, но чувствует на себе пристальный – изучающий – взгляд. И это уже ни черта не похоже просто на ощущение.

- Какого?.. – Родерик резко вскидывает голову и подавляет облегченный вздох, когда узнает стоящего на пороге юношу. – Мистер Шоу, это вы, - в его голосе практически ясно читается радость, потому что воображение нарисовало на этом месте что-то похуже запоздавшего студента. Родерик предельно быстро берёт себя в руки. – Что вы делаете здесь так поздно? Забыли что-то?

Последняя пара закончилась несколько часов назад, и причин задержаться в кампусе было не так много, поэтому Родерик хотел услышать наиболее правдоподобную версию.

Родерику нужно время на то, чтобы взять себя в руки не только внешне. Застигнутый врасплох, он не может вернуться к привычному - по крайней мере для мистера Шоу - амплуа. Сжимает и разжимает пальцы под столом, одним движением откидывает челку назад и улыбается - как можно дружелюбнее.

- Ваша работа... - он машинально постукивает собранной стопкой по столешнице, выравнивая её, а после начинает перебирать, делая вид, что ищет его тетрадь среди других. Тянет время, косится на мистера Шоу украдкой, пытаясь высмотреть в нем что-то... чужое? Что-то, что натолкнуло бы его на мысль о связи Гилберта и его паранойи. Но ничего - только дружелюбная, может быть даже и чересчур, улыбка. - Ах, да, ваша работа.

Гилберт Шоу - был талантливым. Наглым и беспардонным тоже был, но выдающиеся творческие способности склоняли чашу весов в его пользу. Первая тема реферата, которую мистер Шоу принёс ему, была связана с Шекспиром, и перед проверкой Родерик даже хотел вытащить из ящика стола своё бинго-клише, чтобы проверить, поставил ли новый студент рекорд в банальности оборотов и сравнений.

Гилберту - мистору Шоу - удалось его удивить. Родерик, не раздумывая, поставил ему отлично. И следующий его реферат читал первым и даже хотел обсудить - позже, не в такой обстановке, где граница преподаватель-студент становится до неприличия размытой.

Предложение его не удивляет. Точнее не так, не удивляет, что такое предложение прозвучало из уст именно этого студента. Но что это было? Топорная и прямолинейная попытка ухаживания? Кажется, Родерик отвык от такого. По крайней мере, это выбивает его из колеи - на несколько секунд - пальцы, перебирающие тетради, замирают; он поднимает голову и коротко, мягко улыбается. Держать зрительный контакт удается недолго - Родерик отводит взгляд первым.

- Я прожил достаточно, чтобы не бояться ходить по ночным улицам Аркхема, - спокойно, но твёрдо говорит он. Богатая история Аркхема предопределяет необходимость быть осторожным, и Родерик не мог быть в точности уверен, что прожил дольше, чем стоящий перед ним студент. - Поэтому я справлюсь. Скажите, неужели вы выбрали тему реферата для того, чтобы совершить подвиг, который так и не дался героине Кейт Аткинсон? Вот, держите. Я думаю, что вы прекрасно знаете свою оценку.

Родерик вытаскивает из стопки тетрадь и приглашающе подталкивает к краю стола, складывая остальные в рюкзак и закидывая его на спину.

- Сомневаюсь, что вы пришли сюда услышать оду своему таланту, - он по-птичьи склоняет голову набок и бросает короткий взгляд на часы - да, сегодня пришлось задержаться даже позднее обычного. - Так что повторю вопрос: что вы делаете в кампусе так поздно?

Отредактировано Roderick Ambrose (26-11-2018 19:43:43)

Родерику определенно не хватало его самоуверенности и обаятельной наглости. Магия это или нет, но он всё равно улыбается в ответ, не поднимая взгляда. Да, он оценил отсылку, как и многие другие – Гилберт вплетал их в свои тексты так легко, будто точно знал, где нужно упомянуть кинговский свинг, а где тяжелые метафоры Кафки. Это подкупало его искушенный, за восемь лет преподавания, взор.

- К сожалению, я плох в импровизации, и выдать вам оду в виде поэмы прямо сейчас не смогу, - Родерик говорит это так серьезно, словно в действительности собрался восхищаться его работами стихотворно. Впрочем, если подвернется возможность – он воздаст Шоу по заслугам и отправит его работы в один литературный журнал. – Но если, скажем, вы сдадите мне ещё парочку подобных эссе, я подумаю над этим.

Родерик упирается ладонью в край стола и смотрит на него сверху-вниз. Было в Гилберте что-то, что заставляло его тщательно подбирать слова: возможно - это то самое клише про ангельскую внешность, тихий омут и чертей. Это что-то заставляло его и тщательно обдумывать услышанное.

Тревога не отпускала Родерика не на минуту, держала под руку, будто давняя, дорогая подруга. И если раньше легкие панические атаки легко уходили, то сейчас кошмары-знамения, приезд Вёрджила и внезапная паранойя только усугубили их воздействие.

- По поводу дискуссионного клуба, - начинает Родерик и тут же сбивается, коротко выдыхая. Тени ветвей за спиной Гилберта начинают медленно сплетаться воедино, как тяжелые, чёрные щупальца. Вдохнуть не получается. Родерик хватается пальцами за край стола, чтобы удержать равновесие, но тело не слушается его. Холодная, липкая и душащая паника заставляет сердце забиться в горле, мешая сказать хоть слово.

Он знает, кто идёт за ним по теням. Кто приходит во снах, стучится в окна безлунными зимними ночами. Кто мелькает в отражение чёрных зеркал и шепчет его имя в вязкой тишине.

На этом имени табу. Он не произносит его ни вслух, ни в собственных мыслях. Единственный раз Родерик плюет на профессиональную этику, когда отказывается брать патронаж над студентом по имени…

Эдвин.

Невидимые пальцы, сжимающие горло, исчезают.

Родерик заходится кашлем – нервным, сухим, прижимает ладонь к груди, словно это сможет успокоить истерически бьющееся сердце.

- Мистер Шоу. Мой рюкзак. Лекарство.

Он сбрасывает рюкзак с плеч и оседает на стул. Это не было панической атакой в общепризнанном понимании этого явления, и Родерик лечил такие приступы снов-наяву с помощью мощных нейролептических зелий, которые маскировал под маленькие пузырьки сердечных лекарств.

Это должно было вызвать куда меньше вопросов, чем традиционные колбы зелий.
Впрочем, вопросы - это то, что волновало его сейчас в последнюю очередь.

Отредактировано Roderick Ambrose (12-12-2018 20:16:20)

Страх рассеивается, как дымка. Будто ничего и не было, будто это всё обман зрения, химера, игра больного воображения.

Порой Родерик думает, что, быть может, и вправду болен, а магия здесь не причём. Ему просто нужен хороший психиатр и коктейль из ноотропов пополам с антидепрессантами. И сны на самом деле далеки от реальности и предзнаменований чего-либо; просто последствия затяжной депрессии или психического расстройства.

Может быть, Вёрджил был прав. Может быть, он действительно сумасшедший, нестабильный. Больной.

Родерик поднимает глаза, подернутые поволокой, и видит, как Гилберт из аристократически-бледного, становится больше похожим на мертвяка. Что же, к завтрашнему обеду весь университет будет в курсе о его проблемах. К сожалению, мистер Шоу, при всех своих достоинствах, не выглядел человеком, способным удержать интересную сплетню под семью замками.

Не то чтобы это в действительности его волновало сейчас. Родерик дрожащей рукой принимает пузырек, на подкорке сознания удивляясь тому, какие холодные у Гилберта пальцы, выпивает зелье залпом и закрывает глаза. Волны тепла и спокойствия подбираются к нему незаметно, омывая напряженное, как струна, тело. Родерик расслабляется, но не сразу, как сквозь вату слыша голос мистера Шоу. Он вяло кивает в ответ на его слова, не в силах придумать причину для отказа.

Когда тело обретает возможность двигаться без нервной дрожи в конечностях, Родерик протягивает Гилберту руку.

- Помогите мне встать, - хрипло просит он и опирается на его плечо, поднимаясь на ноги. Сделать и шага без посторонней помощи кажется непосильной задачей. Родерик никогда не сталкивался с последствиями таких приступов вне дома, и сейчас был не готов к тому, что будет настолько... беспомощным.

- У вас есть машина? - Родерик опирается на стол, чтобы не упасть, отстраняясь от мистера Шоу, потому что тот слишком уж сократил между ними дистанцию. Получив утвердительный кивок, он облегченно вздыхает. Одной проблемой меньше. - Отвезите меня домой. Бензин я оплачу.

Родерик на мгновение закусывает губу. На языке вертится ещё одна просьба, но её он озвучит позже.