Она возвращается в Аркхем.
[indent] Снова.
[indent] Автобус из Бостона. Она доберётся сама. Её никто не будет встречать. Хотя на этот раз конечно можно было бы позвонить, или хотя бы написать Нильсу или в крайнем случае Кемерону. В самом худшем случае отцу. Но Уиннифред не делает этого. Она не хочет, что бы первое чт она увидела в Акхеме это разочарованные, обвиняющие глаза близкого ей человека. Конечно они все будут корить девчонку за побег. Конечно будут упрекать, что не сообщила ничего, не звонила и практически не писала.
Я жива, всё в порядке. Всё хорошо.
[indent] Отписка, которую слабо можно назвать даже полноценным сообщением, нежели настоящим письмом. Уиннифред знает, что её очередной побег это совсем не правильно. Это не хороший поступок и нормальные девочки так не поступают. Но она бы сбежала ещё раз. Она бы сбегала снова и снова, не оставляя домашним даже шанса на спокойное сосуществование с собой, вынуждая их тревожиться, оставаться наедине с собственными мыслями и переживаниями. Ей было куда бежать, но что важнее - было к кому. И резко пресечь эту бесконечную погоню непонятно за чем могли только на финише. Ты вернёшься в Аркхем. Это не обсуждается. Ладно. Вернётся. Хотя категорически не хочется. Думает что там, в большом городе который на самом деле пугает её до мурашек она нужнее, полезнее. Ей хочется так думать. Но нет, там Уинни только мешается под ногами, привлекает к себе слишком много внимания, становится мишенью. Там и сейчас о ней нужно заботиться. Глупости какие-то, будто она сама не может обеспечить себя необходимым минимумом, будто всю жизнь до именно этим и не занималась. Обидно до тошноты.
В городе по осеннему сыро, прохладно. Запах мокрой от недавнего дождя травы успокаивает её мысли и возвращает в привычное уютное состояние. Здесь всё проще, легче, свободнее. Здесь есть пространство и воздух, здесь есть где спрятаться и есть куда пойти. Здесь намного меньше людей и здесь почти все самые важные. Ладно, быть может, её возвращение оправдано.
Она толкает дверь особняка, уже привычно тяжелая, всё такая же едва скрипучая. В доме спокойно, середина дня, жильцы скоре всего разбрелись по своим делам, а когда они вернуться и обнаружат Уиннифред на своём месте наверняка сделают вид, что именно так всё и было всё это время. В этом есть что-то разочаровывающее, никто как будто и не замечает её отсутствия. С другой стороны это напускное равнодушие делает её жизнь намного проще. Она бы не смогла разрываться между двумя постоянными в своей жизни, что так не кстати появились практически в одно время. Одной из этих постоянных определённо нужно было быть куда более гибче, спокойнее, мягче. Уиннифред с легкостью выбрала под неё Фонтейнов и Ричарда. Мальчишки никогда не требовали от неё постоянного внимания или присутствия, просто принимали её причуды, с отцом всё было куда сложнее, но не смотря ни на что она смела эгоистично оправдывать себя перед ним хотя бы в собственных глазах, он всё равно никогда не поймёт. Он не Нильс. Её дорогой Нильс, что наверняка заскучал, что может упрекнёт неласковым словом, но всё равно примет, пустит на кровать, обнимет и позволит так проспать целый день, не задаваясь лишними вопросами и не ковыряясь в её странных тайнах.
[indent] Уиннифред поднимается по лестнице, демонстративно громко, грузно, скрипя половицами при каждом шаге. Закидывает рюкзак с немногими вещами в собственную спальню, в которой практически ничего не изменилось за эти две недели. Она медленно втягивает носом густой воздух, заново привыкая к плотному, тяжелому запаху дома и тут же обнаруживает в нём что-то ещё. Кого-то ещё.
Осторожный стук в закрытую дверь.
- Нильс! Я Приехала!
Тишина.
Снова стучит.
Молчание.
Только после третьей попытки она наконец решается повернуть другую ручку и заглянуть внутрь.

[indent] Нильс примерно одного с ней роста, но сейчас, когдда он так напуганно, так ищуще, так жадно и ломанно ищет её прикосновений он кажется совсем малышом. Уинни не дергается. Ловит мальчишку в объятия, позволяя ему дрожать, прижиматься, искать успокоения в её горячем присутствии. Что-то случилось. Ему не спокойно, он дрожит, от него пахнет страхом и трусливым потом. Уиннифред недовольно, гортанно урчит.
[indent] Нильс! У меня столько новостей, ты даже не представляешь что за чертовщина твориться в этом дурацком Нью-Йорке. Мне столько всего хочется рассказать... Кстати, я привезла очуметь какое вкусное печенье, если его покрошить в мороженное, то вообще закачаешься, а где кстати Кэмерон? Я надеялась, что смогу рассказать всё сразу вам обоим, что бы не пересказывать одно и тоже по десять раз...
Она представляла возвращение домой совершенно по другому. Она готовилась к совершенно другому. Она надеялась что всё будет по другому. Она хотела быть ему ненужной всё это время. А вместо этого похоже по крупному облажалась.
Крепче прижимает мальчишку к себе. Всё ещё может с лёгкостью пересчитать все его косточки. Нильс так и не отъелся, кажется кто-то в доме говорил, что у него проблемы с питанием.
Прости меня мой хороший, я всё объясню, надеюсь ты поймёшь. Конечно же ты поймёшь. Мне давно стоило тебе всё рассказать.
[indent] Слова застревают в горле и так остаются несказанными. Уинни мягко целует его в висок и плотнее прижимает к себе. Нильс горячий, слишком горячий для человека. Его будто бы знобит. Она гладит его, пытается успокоить,мягко ведёт носом у самого его уха, жадно вдыхает...
Здесь кто-то посторонний.
[indent] Какого черта?
Уиннифред едва отстраняется и диким, животным, хищным взглядом смотрит на мальчишку. Крепко сжимает его плечи и разве что не трясёт.
- Когда это было? - Она тяжело дышит, жадно втягивает носом воздух. Ответ на вопрос она уже и так знает. Судя по запаху совсем недавно, меньше суток назад.
[indent] За едким трусливым потом Нильса она остро ощущает тяжелый, плотный, густой и липкий запах сырой земли. Но не то, что приятно успокаивает разбережённые тревогой мысли и к которой хочется припасть ища убежища или спасения, а той, что едко забивается в рот, уши, глаза, что коварным крошевом забивается под ногти когда ты хочешь выбраться из коварной могильной ямы в которую свалился. Так пахнет спёртая клетка. Так пахнет страх и ужас. Так пахнет тревога. Так пахнет животный, дикий ужас.
Уиннифред последний раз жадно втягивает воздух, что бы окончательно убедиться в догадках, что ещё даже не оформились в четкие мысли.
- Почему ты не позвонил мне сразу же как это случилось? - Тон внезапно жесткий. Требовательный. Ультимативный. Она никогда так не разговаривала с ним. Она никогда так не смотрела на него.
Что с тобой случилось, крошка Уинни, Уиннифред?
Я погналась не за тем кроликом и упустила добычу.
Уже совсем по другому смотрит на него. Пристально, изучающе. Разглядывает на предмет шрамов на лице. Тут же хватает за ладошки, проверяя наличие всех пальцев, разве что не решается горячими пальцами залезть под футболку, что бы проверить, не открылись ли старые рубцы и не прибавилось ли новых. В движениях Уиннифред есть что-то внезапно жесткое, категоричное, хищное. Кто бы мог ожидать?
- Где это произошло? У тебя осталась одежда в которой ты тогда был? - Уинни уже не спрашивает, она практически требует, твёрдо зная, что именно будет делать дальше.

[indent] Мальчишеская ладонь выскользает из её цепких пальцев. Мальчишка отстраняется от неё, прячет лицо и незащищённый живот, словно она может напасть. Это Уиннифред подмечает интуитивно, на том самом, животном уровне. Хочется бросится, вдавить в пол, зарычать ему в лицо и прикусить кожу на шее, напоминая о своей силе. Не для того, что бы напугать или унизить, просто что бы он знал, что рядом есть кто-то большой, кто-то способный заступиться за него. Защитить. Но Нильс ускользает от неё, прячется обратно в ракушку, из которой они с Кэмероном так долго его выковыривали. Всё это не имело никакого смысла, все их усилия в одночасье развалились, рухнули с самого верха и разлетелись на тысячи осколков, стоило кому-то, чей запах отдаёт гнилью сырой земли снова появиться в его жизни. Она никогда не претендовала на единоличное внимание или обладание жизнью младшего Фонтейнов, но его защиту, его безопасность воспринимала как личную ответственность. И сейчас, жадно втягивая носом липкий запах чужака, от которого у неё начинал щетинится затылок медведица готова была выступать в крестовый поход, возвеличивая Нильса Фонтейна если не до святых, то хотя бы до своей личной святыни, во имя счастья которого стоило убивать.
- Ты должен был мне сказать. - Слова отчеканиваются монетами и звонко падают на пол. В голосе Уиннифред сквозит такая не свойственная ей требовательность. Жестокая уверенность, зараза, которую подхватила где-то в другом городе, с кем-то другим, о ком так и не решается рассказать мальчишкам.
[indent] Злость утробным рычанием клокочет где-то в горле. Не на Нильса, злиться на него было просто невозможно, это же он, её самый драгоценный мальчик, который стоит всего на свете, который так нуждался в ней, и которым она посмела пренебречь в пользу кого-то другого.
Хочешь в Нью-Йорк?
Её никто не звал на это раз. перекладывать последствия собственных решений на других глупо, особенно когда сам действительно понимаешь, что это всё было только твоим выбором. Оставить Нильса одного было только её решением. И именно из-за этого решения он остался без защиты наедине с мучителем. С этим бездумным, одержимым, грязным и больным на всё голову садистом. Уродом, что посмел своими грязными кривыми и липкими пальцами лезть в чужую душу и ломать да калечить. Её дыхание становится тяжелее, глубже.
- Я же говорила, что я всё сделаю.  - Уиннивред пытается, действительно старается быть мягче, но вместо этого лишь глотает часть букв, давясь собственной яростью. - Ты знаешь кто он? Нил, посмотри на меня. Нил. Ты же знаешь. - Его молчание обезаруживает. Почему он так жесток с ней? Почему отказывается упростить ей задачу и не помогает ей помочь ему? Почему вынуждает давить и клещами вытаскивать такие простые ответы? - Нил, я всё сделаю, я со всем разберусь. Просто скажи мне кто это мать его такой! -Резкий шаг вперёд, она пытается схватить его за руку, но он отдергивает руку. В и без того хрустальных глаза Нила дрожит страх, что вот вот разорвёт его на осколки. Он боится её? Такого просто не может быть. Это невозможно.

[indent] Толчок будто бы ломанный, невнятный, скомканный и едва ощутимый. Уиннифред высокая, крепкая сильная. Нильс в его текущем состоянии больше похож на хрустального кузнечика, нежели на полноценного человека. Махни лапой посильнее и он просто упадёт, сломается и разобьётся навсегда. Она может просто прижать его с к стене зарычать в лицо, кричать, выпускать когти, а затем и клыки, недовольно урчать и брызгать слюной. Может это бы помогло. Может тогда бы она смогла вытащить из треснувшего брюшка хрупкого насекомого записку, на которой ещё тот, потерянный, но не раздробленный на тысячи осколков мальчишка нацарапал имя того единственного, кто действительно заслуживает его ненависти.
Но этого она конечно же не делает.
[indent] Позволяет ему оттолкнуть себя. Шарахается и просто смотрит испуганным зверьком. Кого так боится? Его? Себя? Что вообще происходит? Уиннифред чувствует как где-то в груди начинает метаться острое ревущее создание, что уже скребёт когтями и торопиться вывернуть её наизнанку и вырваться наружу. Кто-то там посмел не просто навредить ему. Изуродовать. Испортить. Но уже кажеться навсегда разрушить ту странную связь, что была между ней и Нильсом. Горечь, злость, разочарование комом подкатывают к горлу. Всё на что её хватает это тихое, пристыженное булькающее урчание. Ещё чуть-чуть и им она просто захлебнётся.
Она что-то сделала не так? Она его обидела? Уиннифред не понимает.
- Нильс, я... я всё исправлю Нильс! - Едва подаётся корпусом вперёд но тут же осекается видя в его взгляде... обиду? Злость? Разочарование? Уиннифред всё ещё не понимает и от того лишь больше злиться, но на этот раз уже на себя.
Что он делает? Почему не говорит таких простых и очевидных вещей? Почему заставляет её давить и причинять ему боль, ржавыми клещами копаясь в едва подернутой застывшей пленкой ране? Наверно ему просто не хочется возвращаться к этим воспоминаниям, что из-за её глупости снова обрели объем и запах, что снова прикасались к нему и оставляли эти мерзкие грязные следы.
Решение нужно принять. Нужно что-то придумать. Она должна всё исправить. Она всё починит. Всё снова будет нормально. Ей не нужны подсказки.
- Я не буду. Я всё сделаю и так. Не надо Нильс, просто пожалуйста не надо. Я не хотела. - Пусть он успокоиться. Пусть перестанет дрожать и жаться ближе к стене, шарахаясь от каждого её взгляда и даже едва ощутимого движения. Это потому что она уехала? Он на неё злиться?
Нильс дрожит и эта дрожь передаётся ей так же как дрожит от стража сука, что жмётся к его ногам. Её пробирает озноб и вместе с тем, гаденькая идея о том, что для того, что бы починить её сломанного мальчишку есть лишь один единственный способ всё плотнее укореняется в животном сознании.
- Всё будет хорошо. - Не ему, скорее себе, хотя сама же очевидно в это не верит. Плевать. Она хотя бы попробует.
[indent] Он сказал что вещи в которых он был вчера остались в ванной, в корзине с бельём.
Рюкзак с её вещами остаётся в комнате мальчишки. Девчонка круто разворачивается на пятках и убегает из комнаты даже не говоря ему и слова. Слова это вообще ерунда, люди их переоценивают, придают им слишком много смысла.
[indent] В ванной слава богу никого и корзину с бельём ещё никто не разбирал. Ей просто чертовски повезло. Грязная одежда вываливается на пол самым наглым образом, сначала торопливо, потом уже не так спешно, понимая, что в попытках угнаться за зайцем она просто потеряет его след и уже больше никогда не сможет найти. Одежду Нильс найти в общей куче не сложно.  Она уже провоняла тысячей запахов других домочадце, но даже в этом месиве из грязных носков, белья, футболок, кухонных полотенец и ещё бог знает чего она сможет найти самое важное.

[indent] Она бережно выжигает запах на костяшках памяти, позволяя ему оставить некрасивый, неровный рваный и грубый след из тысячи будто бы трещин, что рассекают её когда-то спокойный мир на крохотные частицы. Когда-то у этого спокойного, уютного и крепкого мира было имя, было вечно улыбающееся лицо и звонкий смех. Сейчас же он изуродован, искалечен и скрипуч. Её изгоняют под этот назойливый до сводящих скул звук и одного этого ей хватает что бы прийти к очевидному выводу - это всё её вина. Не смогла. Не справилась. Не защитила. Хотела ли Ева искупить свою вину, после того, как была изгнана из рая? Думала ли она чем может искупить грех познания и оправдать столь страшное преступление? Считала ли она в уме сколько всего плодоносных древ да змеиных шкур нужно принести к воротам Рая, что бы расплатиться за возможность вновь войти?

Уиннифред сама определила цену возвращения в свой Эдем и цена эта не так уж и велика.

Ночь 16 октября 2018 года.
[indent] Все города воняют. Какие-то больше, какие-то меньше, но они все источают зловоние, которое так свойственно одному только человеческому роду, стоит лишь количеству людей на квадратный метр пересечь условную разумную черту и то, что раньше казалось процветающим поселением превращается в зловонную клоаку найти в которой один единственный запах практически невозможно. Аркхем уже давно был на грани падения в сточные воды, но видимо уже много лет ловко ходил по острому краю, сбрасывая вниз лишний балласт и сохраняя равновесие. Но даже не смотря на это она тратит слишком много времени на поиски одного ей ведомого следа. Возможно была слишком самонадеяна. Глупа. Возможно стоило обратиться к кому-то более опытному, может даже отцу. Но Уиннифред знает, в этом крестовом походе она должна быть одна, иначе её сломанное, изуродованное божество не сможет оценить жертву по достоинству и она попросту упустит шанс вернуть всё на свои места.
[indent] Возле школы как всегда слишком много грязи. Уиннифред не думает о том, что она не хочет копаться в помойках или влезать в здание школы. Ей не зачем думать о том, чего она хочет, ей просто нужно сделать это. Она рыщет вокруг, плохо понимая что имел в виду Нильс когда говорил за школой и всё больше и больше начинает сомневаться в своих действиях. Может он вообще говорил о другой школе? Может он просто хотел её запутать? Может он просто соврал ей, что бы... испытать её? Это всё похоже на судорожный бред, такого просто не бывает, это же её Нильс, он совершенно не такой. Он мягкий, добрый, теплый, просто забыл об этом. Просто слишком сильно испуган...Нильс. Испуг. Это бьёт в нос и разрывает сознание на куски. Она топчется на месте и словно не может сориентироваться. Вот оно. Они были здесь. Её мальчик, он был так напуган, конечно же это мускусный, едкий и холодный страх, что же ещё это может быть? А вот и он, оно... То холодное, липкое, отдающее прохладой гнили существо, что тянуло свои кривые пальцы к хрустальному юноше, что бы оставить на совершенном лице грязные паточные потёки как напоминание о своём присутствии. Она взяла след.

поздняя ночь 17 октября 2018 года
[indent] Она барабанит в дверь мальчишеской спальни так долго, что начинает болеть ладошка, но всё равно продолжает это делать. Он наверняка знает, что это она. Думает, что снова пришла требовать от него какой-то там правды или честности, жертвенных откровений. Но нет, она сегодня здесь совершенно не за этим. Ведь совершенно не для этого под ногти её забилась грязь и кусочки человеческой крови, не от того на губах и щеках её уже багряным росчерком запеклась чужая кровь, и не по тому волосы её спутаны и украшены случайными ветками да едва заметными травинками.
- Нильс, пожалуйста открой. Это же я, Нильс! - Она скребётся в дверь и скулит сползая по ней вниз. Почему он такой жестокий в этот момент, который должен быть так счастлив? - Я всё сделала, я со всем разобралась!

[indent] Уинни не на много ниже Нильса, но раньше этой крохотной разницы хватало, что бы он мог не надменно, но с трепетным покровительством поглядывать на неё с бесконечной вершины своей человеческой добродетели. Нил никогда не был высокомерным зазнайкой, считающим себя лучше кого либо, он не считал себя идеальным или тем более безупречным, от того становясь лишь свяче. По крайней мере именно таким она ощущала его. И даже сейчас, когда совершенное фарфоровое изваяние уже было не отдавало теплом парного молока, руки его были перебиты, прекрасный лик испещрен множеством морщинок-трещин, что были ему совершенно не к лицу, мягкие одеяния покрылись жесткой коркой крови, а драгоценные камни глаз были вырваны, что бы покоиться где-то там, в сундуке существа настолько низкого и мерзкого, что рука его даже не почернела в огне прикоснувшись к горячему свету. Наверно так и становятся святыми, пройдя через уничтожающее страдание и возрождаясь вновь. Вот только Уиннифред отказывалась ждать, пока хрупкий огонёк птички феникса покажет голову из под кучки пепла и торопилась исправить всё сама, смыв грязь чужой кровью и спешно шлифуя любые трещины и пробоины чужой плотью.
[indent] Уинни не на много ниже Нильса, но после всего что он пережил мальчишка будто бы скукожился, усох, стремился втянуть голову и потеряться в остром частоколе собственных плечей. Он кажется хрупким, совершенно маленьким, потерявшимся, жадно цепляющимся за теплый, перемазанный землёй мех. Стыдится собственной трусости, ищет в неё защиты и тут же хочет спрятаться от самого себя, отрицая такую очевидную необходимость в присутствии кого-то больше, сильнее чем он сам. Атланты, держащие на своих плечах весь мир не думают о том, что этот самый мир может хоть раз перевернуться, уронив их в мягкую траву и подарив покой.
[indent] Уинни не на много ниже Нильса, но сейцчас, спустя столько времени, когда он пытается успокоить перевозбужденную чужой кровью и собственным триумфом медведицу его плечи словно становятся шире.
Что ты сделала, крошка?
Принесла своему богу жертву, в которой он так нуждается.
Она неуклюже задирает подбородок, пытаясь посмотреть в лицо Нилу и забывает дышать, когда видит в нём ничего кроме тревоги и беспокойства. Не за себя, за неё. Ладошки девушки тут же сжимаются в кулачки, стыдливо пряча ногти, под которыми всё ещё прятались крупицы человеческого тела. Смывать кровь в случайном лесном ручье неудобно, но ей было нужно хотя бы немного умыться, что бы дойти до дома и вызвать минимальный интерес у случайных прохожих. Сегодняшняя ночь посвящена лишь одному мертвецу.
- Я всё сделала.
Почему-то простое и очевидное признание в собственном подвиге застревает у неё в горле комом и начинает душить. Уиннифред дышит тяжело, глубоко, невпопад, словно заставляя себя.
Раньше она бы никогда не призналась Нильсу в убийстве, он бы никогда не смог найти ей оправдание, не смог бы больше пускать на порог или даже видеть. Уини была в этом более чем уверена и никогда не рисквала. Сейчас же, это казалось ей чем-то совершенно правильным. До последних трех секунд.
- Я... я покажу тебе. Ладно?
Она отрывисто и грубо вырывается из мальчишеских объятий, только для того, что бы тут же схватить его ладошку, не обращая внимание на кровь, что ещё не до конца высохла на её собственных руках. Дальше, глубже. В лес.