РЕСТАРТ"следуй за нами"

Arkham

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Arkham » Аркхемская история » Two medallions


Two medallions

Сообщений 1 страница 16 из 16

1

http://sg.uploads.ru/EAbNY.jpg

Ромейн и Роберт Эстервуд
29 ноября 2018, дом Эстервудов, Аркхем


Внезапные находки и сложные разговоры

+1

2

Сейчас уже не понятно, что заставило Роберта этим утром искать один-единственный конкретный галстук. И даже несмотря на то, что в вещах в гардеробной всегда был порядок, максимально приближенный к идеальному, искомое куда-то запропастилось, и никак не хотела показываться на глаза. Чертыхаясь, мужчина в очередной раз перерывал вещи, прекрасно помня, что не мог не выкинуть этот несчастный галстук, ни убрать куда-то в другое место. Уже практически отчаявшись, он решил проверить последнее место в гардеробной, где галстука совершенно точно быть не могло, но это хотя бы успокоит его совесть – он сделал все, что мог. Роста Эстервуда хватало на то, чтобы дотянуться до длинной верхней полки гардеробных шкафов, заставленной какими-то шляпными и обувными коробками, кажется, никто не доставал оттуда ничего уже целую вечность. О чем свидетельствовал слой пыли. Но дело уже было начато, а потому мужчина все же продолжал двигать коробки, совершенно ничего нужного там не находя. У самой стены от наткнулся на небольшую коробку, которую неудачно зацепил и та практически упала ему в руки, в процессе чего крышка слетела и сейчас мирно покоилась на полу гардеробной. Роберт без особого энтузиазма заглянул внутрь коробки – какие-то шейные платки, ничего интересного, и он уже готов был отправить ее обратно в дальний угол, как под пальцами нащупалось нечто твердое. Металлическое, овальное и плоское. Роберт ловко извлек это из-под ткани, и так и застыл, даже не заметив, что коробка со всем остальным содержимым выпала из рук на пол.  Этого не могло быть. Эстервуд не моргая смотрел на маленький медальон на длинной серебряной цепочке, и не мог заставить себя дотронуться до него. Невозможно. Немыслимо. Простояв так не менее минуты, мужчины вдруг резко покинул гардеробную, наплевав на беспорядок, который там устроил, и еле сдерживаясь, чтобы не перейти на бег, направился в кабинет.

Ключ от одного из ящиков стола никак не хотел попадать в замочную скважину, пожалуй, сам Роберт слишком нервничал сейчас для этого. Наконец-то ящик поддался, совершенной пустой, с одной лишь вещью, спокойно лежащей на его дне – точно таким же медальоном на точно такой же цепочке. Эстервуд шумно выдохнул, переводя взгляд с медальона в его руке, на тот, что он так бережно хранил все эти годы, как можно дальше от чужих глаз. И к которому с прошлого декабря так и не смог заставить себя прикоснуться. Все происходящее больше всего походило на дурной сон, и мужчина многое бы отдал, чтобы сейчас проснуться, но это было невозможно. Он не знал, сколько времени прошло, пока он просто стоял и смотрел на маленький плоский овал из серебра, пока наконец-то решился дотронуться до него, извлекая из ящика.

- Зря ты так думаешь, - Роберт ободряюще улыбнулся, невзначай коснувшись руки Элоры, будто бы успокаивая девушку. – Мы же внимательно все прочитали, осталось только повторить без ошибок, - они сидели на полу, друг напротив друга, в дальней комнате совершенно пустого дома Эстервудов. Мать Роберта уехала к кому-то в гости на несколько дней, прислугу он отпустил сам. Они, возможно, выглядели сейчас как дети, пусть обоим и было уже немного за двадцать. Впрочем, для магов – это практически детский возраст. Роберт внимательно вглядывался в лицо Элоры, такое красивое в царившем в комнате полумраке. И мысли невольно уходили все дальше и дальше от цели. – Ладно, давай начнем? – он снова улыбнулся, заставляя себя вернуться в текущую реальность и сосредоточиться. Надо было начинать ритуал.

///

- Работает, слышишь? – Эстервуд был настолько счастлив, что не задумываясь подхватил девушку на руки, покружил и внезапно смутившись своей несдержанности, поставил обратно, делая шаг назад, от непозволительно близкого расстояния, которое явно мешало внятно думать.  – У нас получилось. Ты рада? –ритуал сработал, значит они все сделали правильно. И мужчина это чувствовал, касаясь пальцами медальона, что теперь висел на длинной цепочке.  Теперь, как бы далеко они вдруг не оказались друг от друга, они всегда смогут почувствовать, что с другим все в порядке, печален он или радостен.

- Этого не может быть! – Эстервуд даже не понял, что говорил вслух, находясь в кабинете в полнейшем одиночестве. Он отчаянно сжимал в руке свой медальон, интуитивно зная, что должен был почувствовать сразу же, как только к нему прикоснулся. Но все было не так. Мужчина знал, что много лет назад ритуал сработал целиком и полностью правильно, а значит, не могло быть того, что он явно чувствовал сейчас. – Не может быть… - в голове, да и в душе Роберта, сейчас творился полнейший хаос. Медальон явно давал понять, что обладательница второго такого же жива и здорова. Вот только Эстервуд точно знал, что это ложь. Это он видел, как гроб опускается в холодную землю, он так долго не мог смириться, хотя видел тело Элоры своими глазами. Она была мертва. И похоронена.
Голова кружилась от слишком противоречивых чувств и мыслей. Но не давало покоя еще кое-что: Роберт нашел второй медальон в вещах Ромейн. Это была коробка с ее платками, которые женщина уже давным-давно не надевала и даже не брала в руки. Эстервуд не знал, как сформулировать свои вопросы. Он просто надел свой медальон на шею, спрятав под рубашку, а второй убрал в карман брюк, после чего покинул кабинет, и спустился вниз. С недавнего времени у них в доме были приняты завтраки, причем супруга зачастую готовила их сама, чего с ней за столько лет не случалось. Бекки уже не было дома, и, пожалуй, именно сейчас это было к лучшему.

Мужчина сидел и пил кофе молча, не понимая, насколько адекватно будет задавать вопросы в лоб. Но других вариантов у него сейчас не было, - Ромейн? – он окликнул женщину, которая собралась уносить чашки, - Оставь. – он кивнул на посуду, в конце концов, у них здесь были те, кто справится с уборкой ничуть не хуже, - Подойди ко мне, пожалуйста, - вглядываясь в лицо женщины, Роберт снова и снова думал, что случилось в последний месяц, почему она так сильно менялась в своем поведении, спрашивать было бессмысленно, но сам он от этих мыслей никак не мог отделаться, просто не получалось. Дождавшись, пока Ромейн подойдет к нему, Эстервуд встал со стула, доставая медальон Элоры из кармана и демонстрируя его супруге на раскрытой ладони, - Не подскажешь, откуда это у тебя?

Отредактировано Robert Esterwood (23-03-2019 15:07:19)

+1

3

Ей нравилось готовить, почему-то столь механичная работа, пусть и с довольно творческой подоплекой, позволяла женщина успокоить нервы, очистить разум, а заодно порадовать родных и близких. К сожалению, последние годы она утратила всё это, как и близких, ради которых стоило было несколько часов проторчать на кухне за плитой, так и возможность, когда будучи под личиной Ромейн пыталась соответствовать заданным стандартам, а значит на кухню ни ногой.
Почему-то и первые и вторые мысли отдавали горечью от множества упущенных возможностей и сожалений, а потом ведьма мотнула головой прогоняя дурные мысли, ощущая при этом, как прядь волос выпадает из неаккуратного пучка, спадая ей на лицо и щекоча кожу. Она машинально попыталась убрать её тыльной стороной руки, понимая, что не хочет измазать лицо мукой, ведь у них на завтрак сегодня были канадские панкейки с кленовым сиропом. Подумав о последнем, женщина моментально спохватилась и начала обыскивать шкафчики, оставляя после себя белые следы разводов, но об уборке она подумает позже, главное найти сейчас проклятый сироп.

И вот спустя какие-то полчаса она с неким трепетом поставила перед Робертом тарелку с блинами, ощущая крошечную гордость за себя любимую. Но почему-то повисшая атмосфера быстро сбила с неё всю радость. Ведьма и так пыталась сейчас сдерживать свои спонтанные порывы во всех их проявлениях, так как понимала, что её спешка никчему хорошему не приведет, а лишь вызовет очередную порцию недопонимания и вопросов, которых женщина пыталась максимально избегать. А потому она тактично не стала вторгаться в личное пространство супруга, который этим утром оказался на удивление молчаливым. Учитывая то, что они обычно никогда и не вели долгих дискуссий по поводу и без, то его отстраненное состояние изрядно щекотало женщине нервы. Потому она искренне обрадовалась, когда Эстервуд допил свой кофе, что означало конец сего странного утреннего обряда, а заодно давящего молчания.
- Да? - она лишь вздрогнула от разорвавшего тишину голоса, с недоумением посмотрев на мужчину, а затем на чашку в собственных руках. Первая мысль, озарившая её голову - она сделала что-то не так? Оставив посуду в раковине ведьма неспеша подошла к Роберту, с немым вопросом вглядываясь в его лицо и пытаясь понять, что же мужчине понадобилось от неё после столь затяжного молчания, - Что-то случилось? - на вопрос супруга женщина лишь удивленно выгнула бровь, вглядываясь в крошечный предмет, лежащий на его ладони. Небольшой серебряный медальон вызвал у женщины очередную волну непонимания, но взглянув на него более внимательно ведьма ощутила, как липкий ужас сковал всё её тело. Потому что это был именно тот медальон.

Элора лишь растерянно смотрела на медальон, еще до конца не понимая, хорошо ли, что их авантюра сработала, или плохо. Потому что искренние чувства Роберта обжигали её кожу, заставляя сердце предательски трепетать. Но девушка лишь глупо улыбалась, заражаясь счастьем от друга. Да, они уже далеко не дети, но это не мешало девушке искренне радоваться происходящему, упиваясь странными и довольно смешанными ощущениями, как и от медальона, так и от спонтанных действий со стороны Эстервуда.
Выскользнув из внезапных объятий девушка лишь перевела дыхание, ощущая как легкие распирает от рвущегося наружу смеха, - Дурак, - было сказано с легкой иронией, когда девушка потянулась к Роберту и взъерошила ему волосы, отстраненно отмечая то, как же сильно он вырос за последние несколько лет, а ведь совсем недавно они были одного роста, - Рада? А ты сам не чувствуешь, что я сейчас испытываю? - улыбнувшись она лишь сжала ладонь Роберта, внутри которой сейчас лежало её маленькое дрожащее сердце.

- Где ты это нашел? - ведьма задыхалась от нахлынувшей паники, но вместе с этим понимала, что надо взять себя в руки и проявить хладнокровность даже в этой ситуации, когда её маленькая игра была всего лишь в шаге от краха. Сглотнув ком в горле она в очередной раз перевела свой взгляд на медальон, ощущая всей кожей, как пристальный взгляд Роберта продолжает блуждать по её лицу, - Кажется, это валялось среди вещей Элоры, которые мне передали после её смерти. Давно стоило выбросить эти вещи.
Приняв новый облик, женщина мысленно отрезала себе все пути назад, оставив всё в прошлом, всё, кроме этого маленького украшения, на которое у неё попросту не поднялась рука. И сейчас столь маленький предмет грозил ей раскрытием и уличении во лжи. Ведьма всё еще надеялась, что её слова выглядели убедительно и супруг и правда поверит этой спонтанной истории. Загвоздка была лишь в том, избавился ли мужчина от своей копии медальона или нет, о чем женщина первые несколько месяцев пыталась разузнать, но так и не найдя его среди вещей Эстервуда слегка успокоилась, ровно до сегодняшнего дня.
- Давай сейчас же это и сделаем, - рука слишком резко метнулась в сторону раскрытой ладони, вмиг ощутив знакомый, обжигающий трепет, исходящий от медальона, напомнив женщине о прошлом. Её пальцы моментально разжались, обронив на пол это злосчастное украшение.

Она сидит на полу у стены, машинально сжимая в холодных пальцах небольшой предмет. Руки лишь в немом отчаянии прикладываются ко лбу, и женщина начинает медленно раскачиваться взад и вперед. Всякий раз, когда ей было плохо, Элора невольно тянулась к нему, ища поддержки и сил двигаться дальше. Потому что пульсирующее тепло исходящее от медальона неосознанно придавало ей сил окончательно не скатиться в пучину отчаяния. Даже не понимая этого, Лора стала зависима от этих ощущений, собирая их по крупицам и лелея надежду, что Роберт по ту сторону сейчас не ощущает этого всепоглощающего холода, который окружил девушку и загнал её в угол.

Кажется, она неосознанно чертыхнулась, или издала какой другой звук удивления, но женщина машинально присела на пол, пытаясь поднять оброненный медальон, лишь ощущая, как паника накрывает её с новой силой. За всё время, которое она не прикасалась к этому артефакту, ведьма успела позабыть все эти ощущения, которые несли с собой ворох воспоминаний, как слишком радостных, так и не очень.

+1

4

Он чувствовал. И это было потрясающе. Удивительное, радостное тепло пронизывало кожу, когда Эстервуд касался медальона, уверенно лежащего сейчас в его ладони. Он смотрел то на Лору, то на небольшой плоский овал из серебра с незамысловатым узором. У них получилось. Более всего другого Роберту хотелось, чтобы девушка всегда была рядом. Может быть ему и следовало сказать об этом прямо, раньше, намного раньше. Но сейчас он был счастлив, в данную конкретную минуту, и, конечно же, ничего не мог знать о том, что им обоим уготовано в грядущем. Эти мгновения он будет вспоминать позже, все с тем же невероятным теплом, но одновременно и с горечью. – Теперь я всегда буду знать, что с тобой все в порядке, - Эстервуд улыбнулся, накрывая тонкую кисть девушки своей ладонью. – А если нет – я найду тебя, даже если ты будешь на другом конце света, - прозвучало слишком просто и прямо, без лишних красноречивых изысков, но слова эти шли от самого сердца. Он понимал, что где-то в глубине его зреет то сильное и всепоглощающее чувство, с которым нельзя бороться, да и, откровенно говоря, совершенно не хочется этого делать. Пока Роберт не мог его четко обозначить, даже для самого себя. Сейчас его безмерно радовал уже тот факт, что теперь Элора будто бы будет с ним рядом всегда, в каждую минуту.

Роберт внимательно смотрел на супругу. Ромейн нервничала, и он это видел, слишком хорошо успев изучить ее повадки и способы выражения тех или иных эмоций. Она нервничала так, что если бы вовремя не оставила посуду в раковине, сейчас на полу лежали бы осколки фарфора, вперемешку с остатками кофейной гущи. И это было странно. Впрочем, как и все поведение этой женщины в последние месяцы. Иногда Эстервуду казалось, что с ним живет кто-то другой, вовсе не та Ромейн, на которой он вопреки всему женился, не та, что не мыслила своей жизни без ссор и скандалов, не та, которая не имела ни малейшего представления о взаимоуважении, а, что самое главное, вовсе не горела желанием делать хоть что-то со своей стороны ради других. Эта, новая Ромейн, как мысленно называл ее мужчина, была мягче, нежнее, она будто бы тянулась к нему, внезапно начав собственноручно готовить, что для миссис Эстервуд всегда было смерти подобно. Впрочем, Роберт справедливо предполагал, что если бы Ромейн раньше вдруг что-то приготовила, он не стал бы это пробовать и под страхом смертной казни. Ибо любая казнь была бы гуманнее. Но сейчас он начал привыкать к завтракам и ужинам, он начал привыкать к большей покладистости. Казалось, что эта женщина наконец-то пытается не только гнуть свою линию, но и хотя бы старается услышать других. Это было слишком странно. И слишком удивительно. Не менее, чем то, как она отреагировала на медальон Лоры.

- В вещах Элоры, говоришь? – Эстервуд вопросительно посмотрел на супругу, не успев вовремя среагировать на ее порыв. Он все еще был в сильном замешательстве касаемо тех ощущений, что испытал, впервые за практически год надев свой медальон. Он оказался на полу в считанные секунды, забирая из рук Ромейн заветную вещь. – А ты уверена, что именно в ее вещах? – было несколько странно сейчас рассказывать, что он безобидно искал галстук, когда ему на голову свалилась коробка с шейными женскими платками. С платками его жены, но никак не Элоры. И это мужчина знал наверняка.

- Позволь? – он все же забрал медальон окончательно, сжав его в своей ладони. – Ты как-то странно реагируешь, тебе не кажется? – Эстервуд хотел правды, точно также, как хотел понять, что вообще происходит. И с медальоном, и с его законной супругой, судя по виду последней, она как будто призрака увидела. По крайней мере, обычно говорят именно так. – Я нашел его случайно, Ромейн, - голос мужчины становился все более ровным, с привкусом металлическим, что не сулило снова ничего хорошего, - Искал все утро галстук в гардеробной, проверил коробки, на всякий случай. И вот там наверху, в самой дали, - он внимательно смотрел в глаза женщины, четко произнося каждое слово, - Я случайно зацепил небольшую коробку с шейными платками. Твоими, Ромейн. Которые ты почему-то внезапно перестала носить. Я хотел лишь собрать их обратно и убрать, но тут такая находка… - прямо в глаза, Роберт чувствовал, что может догадаться сам, но знание от него ускользает. И сейчас он желал хотя бы самого малого – понять, почему Ромейн ему лжет здесь и сейчас. У каждой лжи есть своя причина.

Роберт отчаянно сжимал в руке медальон, отстраненно наблюдая, как над Гудзоном постепенно рассеивается туман. Было прохладно, но ему было плевать. Алкоголь также не согревал, более того, Эстервуд даже особо не чувствовал вкуса, вливая в себя очередную порцию весьма дорогого пойла. Он не мог отправиться домой, только не сейчас. Слишком противоречивы были чувства, слишком сложны для его восприятия. Он чувствовал сильное, невероятно сильное тепло от небольшого кусочка серебра, понимая, что она должна быть сейчас счастлива. И мог лишь молить Бога о том, чтобы свой медальон Элора сейчас убрала в самый дальний ящик. Негоже женщине, только что счастливо дававшей клятвы у алтаря, чувствовать ту горечь, что могла передаться посредством магии медальонов к ней от Эстервуда. Ей незачем знать, что он настолько преисполнен ненависти к самому себе, что это не передать словами. Что он чувствует себя полнейшим ничтожеством и неудачником. Он говорил ей, что будет счастлив, если будет счастлива она. Остальные слова при официальном поздравлении застревали тяжелым комом в горле. И сейчас Роберт никак не мог выпустить этот медальон из руки, будто бы он один остался тем звеном, что еще как-то связывало его с единственной любимой женщиной.

- Ты мне ответишь, Ромейн? – Эстервуд поднялся с пола, и подал руку супруге, вовремя не заметив, как точно такой же медальон на цепочке, надетый им менее часа назад, предательски показался из-за края не до конца застегнутой рубашки.

+1

5

Всё еще ощущая знакомое тепло застывшее на кончиках пальцев, женщина всё же поднимает упавший медальон, с неким трепетом зажимая его в собственном кулаке на несколько долгих секунд. Она с немым вопросом вглядывается в нависшее лицо супруга, пытаясь понять, что же он сейчас испытывает и догадывается ли о каком-то подвохе. Но ведьма успевает разобрать лишь смятение среди вороха всевозможных чувств, прежде чем Роберт успел забрать из её рук медальон, оставив на душе женщины лишь тяжелый тоскующий осадок. Она так давно его не видела, не держала в руках, не испытывала подобных ощущений, что сейчас желала лишь снова прикоснуться к артефакту, понять, чего желает Эстервуд, счастлив ли он сейчас, здесь, с обновленной версией Ромейн? Она так погрузилась в эти размышления, что напрочь забыла, в какой непростой ситуации сейчас пребывала.
Женщина с трудом переборола себя, чтобы ненароком не попросить у Роберта вновь подержать медальон, а потому лишь растерянно заморгала, с недоумением глядя в серьезное лицо супруга, когда он начал рассказывать ей историю про поиски какого-о там галстука, который стоил теперь ведьме жизни. Это было так смешно, что она позволила себе нервно улыбнуться, ощущая как все краски медленно покидают ее лицо.
- Не пробовал искать в паровом шкафу? - слова слетели автоматически и явно данная информация не помогла бы ведьме выйти сухой из воды, но она действительно не знала, что ей сказать в своё оправдание перед мужчиной, который явно начинал терять своё терпение. Прислушиваясь лишь к испуганному стуку колотящегося в груди сердца, ведьма отвела глаза в сторону, не в силах выдержать тяжелого взгляда Эстервуда, - Как я еще должна реагировать на твой допрос, когда дело касается моей младшей сестры? - её голос начал набирать уверенности, когда женщина почувствовала, что выбрала правильную позицию и вполне сможет теперь выстоять предстоящий разговор, каким бы ни был у него результат, - Мне передали вещи оставшиеся от Элоры и я от них тут же избавилась, - взгляд скользнул по сжатому кулаку, где Роберт продолжал хранить, как будто от самой женщины, этот медальон, - а от него не смогла.
Ведьма поняла, чтобы она сейчас не сказала, он ей не поверит, потому что у неё лицо той женщины, которая утратила все капли доверия еще в молодости, если не в раннем детстве, а потому она лишь устало прикрывает глаза, давая себе мгновение, чтобы собраться с мыслями и сказать действительно правдивые слова, которые редко можно было услышать из этих алых губ.
- Я не смогла от него избавиться, потому что он связан с тобой, - устало выдохнув она твердо посмотрела в лицо мужчины, вновь желая взять в руки проклятый амулет и понять, что сейчас творится у него на душе, за этой безэмоциональной маской, - пусть ты мне сейчас скорее всего не веришь, но я всегда знала, чем именно являются ваши парные украшения. И пусть я ничего не могу почувствовать касаясь его, - слова лжи снова вклинились в её речь, утратив прежний душевный трепет, когда женщина могла позволить себе сказать пару строк правды, - я не смогла его выбросить, а потому убрала в коробку и забыла. Ровно до сегодняшнего дня. Доволен?
В её тоне не было ни грамма раздражения, нарастающей ненависти или какого-либо негатива, она просто внезапно устала от происходящего, от себя, своего поведения, лжи и всего этого фарса, на который самостоятельно подписалась. Ведьма уже мысленно была готова, что Роберт не поверит ни единому её слову и придется начинать очередной скандал, как тут мужчина решил подняться на ноги и перед лицом ведьмы не мелькнул второй, точно такой же медальон.
Её глаза удивленно расширились и, прежде чем подумать, рука автоматически потянулась вверх, с жадностью вцепившись в цепочку и заставив мужчину замереть, нелепо нависнув над ней. Пальцы ведьмы привычным движением прошлись по знакомым линиям, ощущая как сердце предательски замирает в груди. Женщина сейчас искренне обрадовалась, что вовремя поймала медальон и супруг не успел почувствовать ту нахлынувшую на неё эйфорию, которую она испытала от одной лишь мысли, что Роберт не избавился от своего украшения.
- Он всё это время был у тебя? - она медленно поднялась на ноги, всё еще не отпуская медальон из собственных рук, догадываясь лишь об одном - он знает, что она всё еще жива, но не успел провести аналогию к происходящему, а потому её сердце бросилось в бешеный пляс, пытаясь понять, как ей стоит сейчас поступить. В ушах всё еще стояло недавнее признание Роберта в его чувствах, что сейчас так невовремя всплыло в сознании женщины, заставляя её смутиться и почувствовать какие-то странные отголоски надежды быть понятой и услышанной. Но затем она вспоминает кровь на собственных руках и холодеющее тело Ромейн, и её надежды сразу меркнут, возвращая ведьму к суровой реальности - она убийца и это не оправдывает её действий, какими бы благими они ни были.
- Я помню, что твои чувства еще не остыли, но не думаешь, что пора её уже отпустить? - затаив дыхание женщина с силой дернула за медальон, ощущая как цепочка вместе с её упавшим сердцем замирают в собственных дрожащих пальцах, - Может пришло время обратить внимание на тех, кто сейчас здесь и рядом с тобой? - её губы слегка подрагивают, но не из-за страха быть раскрытой, а из-за собственного горького выбора, который ведьма сейчас сделала одним резким движением руки, обрывая единственную возможность снять с себя эту проклятую маску.

+1

6

- Оставшиеся от Элоры… - Роберт не сразу понял, что произнес это вслух, пусть и тихо, едва-едва слышно. Как будто пробовал на вкус, нескончаемо горький. Что осталось ему от любви, помноженной на боль, длиною в столько лет? Все, что их когда-либо связывало с Лорой, и к чему можно было прикоснуться вживую. Эти крохи были заботливо сложены в тайный ящик письменного стола, тот же, откуда мужчина менее часа назад извлек знакомый медальон. Открытки, еще с детства. Он помнил историю каждой из них, знал наизусть все, слово в слово, что написано на обратной стороне каждой из них. И, кажется, мог бы узнать каждую наощупь с закрытыми глазами. Несколько книг, которые волею случая так и остались у него, и которые Роберт уже давно не пересматривал, но они все также покорно лежали у него. Уже достаточно старые, с пожелтевшими страницами. Все это, каждая мелочь, хранила частичку их дружбы, так жестоко оборвавшейся год назад. Все это хранило его память о Лоре. И если бы Эстервуд знал, что ее медальон все еще существует, он бы непременно нашел его, не позволив данной вещи оказаться в чьих-то чужих руках. В руках Ромейн в том числе.

- Нет. – коротко и четко, он не мог быть доволен. Роберт не мог доподлинно знать, что в словах супруги правда, а что – ложь. Но верить ей целиком и полностью не мог буквально на физическом уровне. Не позволяла интуиция. Но больше всего его возможной вере мешало то, что Эстервуд почувствовал, снова коснувшись медальона Элоры – она была жива. Он ощущал то ли страх, то ли смятение. И эти безумно сильные чувства не позволяли мужчине сосредоточиться. Он так легко перенимал ее состояния и настроение, даже когда они просто общались, еще до создания этих безобидных артефактов. Теперь же и подавно. И сама мысль о том, что он почти год считал Лору погибшей, в то время как она была живой, что-то делала, о чем-то думала и переживала, чего-то боялась… Он не был рядом все эти долгие дни и месяцы, когда, возможно, был ей нужен как никогда.

Эстервуд не сразу понял, что произошло, когда Ромейн крепко зажала в ладони тот медальон, что висел у него на шее. И тут не по себе стало уже самому мужчине. Как будто супруга пыталась лишить его того, что он только что вновь обрел. – Лучше отпусти, - Роберт не собирался угрожать ей, хотя прозвучало наверняка достаточно похоже. – Да, он всегда был у меня. Зачем тебе это знать? – он заметно нервничал, понижая голос, не отходя от Ромейн ни на шаг, даже наоборот, приблизившись, и беря ее за ту руку, в которой была зажата его часть давнишнего артефакта. – Я прошу тебя, Ромейн. Просто отдай его мне и все. – и это противостояние не будет закончено, пока он не получит желаемое. Кто бы там что не думал.

- А может быть ты позволишь мне самому решать? – Эстервуд злился, по-настоящему злился, уже практически не думая о том, что и как он говорит. Его чувства не остыли тогда, когда Лора отказала ему, несмотря на все, что успел испытать мужчина за какие-то несколько секунд, пока слово «нет» растворялось в тихом вечернем воздухе. Они не остыли, когда поддавшись эмоциональному порыву, схожему с шагом в пропасть, когда кажется, что жизнь закончилась уже с минуту назад, и чтобы ты не делал дальше, легче уже не станет, он дал свое согласие на бессмысленный и не нужный ему брак. Они не остыли, когда он смотрел как замуж выходит сама Элора. Когда Роберт держал на руках свою новорожденную дочь, матерью которой по злой воле судьбы была совсем не та женщина, какую он бы хотел видеть на этом месте на самом деле. Нет, и тогда они не остыли. И даже когда Эстервуд совершенно ясно осознал, что его любимой женщины нет больше на этом свете, даже тогда ничего с его чувствами не изменилось. Так с какой стати вдруг они должны остыть сейчас?

- Ты права, Ромейн, ты не можешь почувствовать ничего от этих медальонов. А я могу, - он сделал еще шаг вперед, из последних сил контролируя себя, чтобы не сжать ее руку непозволительно сильно. Сейчас он хотел лишь получить вещь назад. Обе. – И то, что я чувствую, наводит меня на весьма странные мысли, - Эстервуд не мог знать наверняка, утаивает ли от него что-либо супруга, поэтому практически шел ва-банк. И снова – интуиция. Словно иглой ввинчивающаяся в мозг мужчины. Проверь. Посмотри повнимательнее. По-ду-май. – Это простая магия, Ромейн. И оттого практически нерушимая. Прекратить ее действие может только смерть, - он тяжело вздохнул, - Смерть того, кто непосредственно участвовал в ритуале. А потому, мне безумно интересно, почему эти медальоны не стали вновь обычными серебряными кругляшками? Не знаешь, случайно?

+1

7

Она неосознанно попятилась, делая шаг под натиском Роберта, пока не почувствовала своей спиной острый угол кухонного стола. Отступать было некуда, и ведьма почувствовала, как её сковала подступающая паника, словно у загнанного в ловушку животного. Но это не означало, что женщина готова была сдаться так легко и без боя, хотя кулаками она размахивать точно не планировала, даже если бы перед ней сейчас стоял совсем другой человек, не Роберт, на которого она бы точно никогда не осмелилась даже замахнуться, ведьма отлично понимала, что в её жизни было и так слишком много жестокости, а потому подобные действия она даже не осмеливалась рассматривать.
Ведьма лишь сильнее вцепилась свободной рукой за край столешницы, опираясь на неё в надежде не рухнуть от нервного оцепенения, сковавшего всё её тело. Давление исходящее от стоящего в шаге от неё мужчины неимоверно угнетало и заставляло женщину испытывать очередные чувства раскаяния и сожаления перед Робертом, и в целом эти эмоции были оправданы всеми теми действиями, которая она успела совершить за его спиной. И если быть честными, ведьма никогда не думала о том, что ей придется поведать обо всём этом Эстервуду, а повисшая ситуация, словно дамоклов меч, грозил лишить её всего того, чего ведьме удалось достичь на протяжении этих месяцев.
Ей понадобилось несколько минут, чтобы попытаться взять себя в руки и твердо посмотреть в глаза Роберта, стараясь скрыть на своём побелевшем лице какие-либо признаки подступающей паники, - Я... я не могу, - пальцы лишь сильнее сжимаются на проклятом медальоне, потому что, как бы глупо это ни звучало, именно от этой крошечной вещицы сейчас зависела вся её никчемная жизнь. Парадоксальным было лишь то, что когда-то давно женщина утратила смысл жизни и не единожды сама пыталась отправиться на тот свет, но именно благодаря Роберту смогла удержаться на грани и не переступить эту незримую черту, которая манила благоговейным покоем. И вот сейчас, съежившись под взглядом его ледяных голубых глаз, женщина остро почувствовала, что не хочет ни то что умирать, но даже покидать это место, успевшее стать для неё домом. Сейчас ей действительно было ради чего жить, и ради кого продолжать бороться. - Позволить тебе что? Продолжить цепляться за прошлое? - она быстро облизывает пересохшие губы и опускает взгляд вниз, на вторую руку мужчины, где он сейчас держал парный медальон, ранее принадлежавший ей, - Мне кажется, что это справедливый обмен. Ты забрал предмет, который мне по праву достался от сестры, а я в ответ забрала твой. Всё вполне логично, - и пусть ей сейчас было чертовски страшно и от вкрадчивого голоса Роберта, и от перспективы, которая крылась за всем этим, женщина упрямо поджала губы, лишь сильнее сжимая пальцы с украшением, с легким удовлетворением ощущая боль от вонзающихся в ладонь ногтей.
Еще один шаг заставляет женщину вздрогнуть, фактически позволяя ощутить на собственной коже его тяжелое и горячее дыхание. Она пытается лишь сильнее вжаться в мебель, из-за чего чуть не задевает миску с фруктами, так опасно зависшую на самом крае стола, прямо как сама ведьма, которая в данной ситуации балансировала на грани величайшего провала, грозившего ей если не смертью, то огромнейшими проблемами и разочарованием со стороны Роберта. Эти все мысли проносятся за какую-то долю секунд, которые женщина потратила на то, чтобы бросить беглый взгляд на задетую посуду. Но почему-то этого мгновения хватило, чтобы выйти из оцепенения и взять себя в руки.
- К чему ты ведешь? Хочешь услышать из моих уст о том, что она всё еще жива? - сердце как будто замирает, пропуская несколько томительных ударов, от чего все внутренности скручивает тугим узлом и женщина ощущает, как её начинает мутить от собственных слов, слетевших мгновение назад с губ, - Даже если и так, не считаешь ли ты, что она поступила слишком эгоистично с тобой? Она ведь часто сбегала от тебя, от проблем, от происходящего, - слова продолжают обжигать губы, но ведьма уже не может остановиться, так как начинает испытывать злость не то что на собственные эгоистичные поступки, а скорее она злилась на Роберта, который никак не мог сдаться, забыть, оставить её в покое. Потому что одни лишь эти чертовы мысли о его сентиментальности, преданности и скрытых чувствах, заставляли её сердце предательски трепетать от радости, подвергая огромному сомнению все действия и тщательно принятые решения, - Не считаешь ли ты, что будь она жива, точно пожелала бы встретиться с тобой хоть раз? Тебя это не огорчает, не злит? - слова хрипло вырываются сквозь стиснутые зубы, ощущая лишь то, как всё же волна разочарования к себе начинает накрывать женщину с головой, - Просто скажи наконец-то, чего ты от неё хочешь?
Повисшую тишину разорвали густые алые капли, медленно стекающие сквозь сжатые пальцы и гулко падающие на паркетный пол. Ведьма была слишком привычна к боли, как к телесной, так и душевной, потому даже не сразу заметила, с какой силой продолжала сжимать медальон, всё еще пребывающий в её дрожащих руках.

+1

8

- О какой справедливости ты вообще говоришь? – он закипает, уже наверняка, и это прекрасно чувствуется в голосе, который становится тише, приобретает твердые, металлические нотки. Это случается крайне редко, а потому является более чем достаточным показателем. Роберт выразительно смотрит на руку супруги, в которой она сжимает его медальон. Будто бы там жизненно важное лекарство или столь необходимая доза наркотика. До сегодняшнего дня Эстервуд не думал, что может снова почувствовать от этого амулета хоть что-то, хотя бы самый слабейший намек. И точно также он был уверен в том, что не ошибается. Там билась жизнь, самая настоящая. И теперь он обязан разобраться. Что это? Ошибка в ритуале, проведенном много-много лет назад, которая проявилась только сейчас. Или это… правда. Та самая правда, в которую так отчаянно хочется верить, и которая априори невозможна.

- Нет, не логично, - мужчина все еще пытается сдерживаться, но получается с каждым разом все хуже и хуже. – Ты вспомнила, что она твоя сестра, Ромейн? Серьезно? – Роберт никогда не понимал столь сильной ненависти супруги к младшей, пусть и сводной сестре. Но она была видна невооруженным глазом. Все пренебрежение, с которым она отзывалась о Лоре, как вела себя в ее присутствии – все это не только выглядело для мужчины некрасиво и даже мерзко, но все сильнее отдаляло его от супруги. – Отдай мне медальон и на этом мы закончим, - она не собирается так просто сдаваться, проявляя воистину нездоровое упрямство. Вредность. Как и всегда. Роберт никогда толком не понимал, что у этой женщины в голове. Зная лишь, что эгоизм и больное самомнение всегда брали верх над любыми ее решениями и поступками. Эстервуд краем глаза видит, как чуть не падает стеклянная миска с фруктами с края стола. Понимает, что готов сделать все, что угодно, лишь бы получить свой медальон обратно. Лишь бы снова проверить те самые ощущения. Древняя, самая простая магия. И оттого сильная. Никаких ухищрений, никаких замысловатых нюансов в ритуале. Он знает это наверняка. Потому что прекрасно разбирается в ритуалистике, и понимает, что кроме смерти – ничто другое не способно разрушить эту магическую связь серебряных кулонов с их владельцами.

- Даже если и так?! – неожиданно для самого себя Эстервуд почти срывается на крик, все же сметая одним ударом руки несчастную вазу со стола на пол. Яблоки, виноград и апельсины смешиваются с осколками стекла, изображая теперь из себя весьма сюрреалистичный натюрморт. – Я не разрешаю тебе так о ней говорить. Поняла? – грубо, пожалуй, слишком, и также слишком редко мужчина мог себе позволить такой тон и такие выражения. Он все еще в состоянии сдерживаться, балансировать на самой тонкой грани. А потому не говорит Ромейн о том, что она и в подметки не годится столь ненавистной своей сестре. О том, что и мизинца ее не стоит. А он считает именно так. И раньше, и сейчас. – Откуда ты можешь знать, чего бы она хотела? Ты, которая никогда в жизни не замечала ничего, кроме своих собственных желаний?! Не надо, Ромейн. Я тебя очень прошу, не надо. Не говори о ней. – любое высказывание супруги о Лоре мужчина всегда воспринимал как личное оскорбление. И реагировал соответственно. Потому что просто не мог реагировать по-другому.

- Хватит, Ромейн, - он берет ее за запястье, поднимая тем самым руку, и несколько удивленно наблюдает, как из плотно сжатых пальцев просачиваются алые капли крови. Очень не похоже на его супругу, столь пекущуюся о своем комфорте, столь любящую себя, чтобы так жертвовать. – Разжимай пальцы, пока я не сделал это за тебя, - он ждет несколько секунд, после чего, аккуратно, но помогает ей разжать кулак. Окровавленный серебряный кругляшок, кажется, дрожит в такт биения сердца. Но это лишь иллюзия. В отличие от того, как быстро, буквально на глазах затягиваются ранки на руке женщины. Слишком быстро. Эстервуд забирает свой медальон, молча смотрит на Ромейн, не давая ей отойти в сторону. Не больше минуты, а на ладони нет и следа от ранок, только подсыхающие, маленькие пятна крови. – Я бы сказал это ей. Но уж точно не тебе, - Роберт качает головой, будто бы раздумывает над чем-то, будто бы пытается принять очень важное решение. Медальон, когда-то принадлежавшей Элоре, все еще находится в другой его руке. Мужчина осторожно вешает свой себе на шею, даже не пытаясь вытереть его от красных пятен. Второй же, тот, что когда-то носила Лора, он надевает на шею Ромейн, молча, не желая ничего говорить ей. И категорически отвергая любые попытки сопротивления.

- Так что там насчет прав? – горькая усмешка, и дрожь, от того, что ощущения все те же, что и некоторое время ранее, когда он впервые за почти год снова прикоснулся к этому медальону. Жизнь. Эстервуд чувствует ее биение. Страх, смятение и отчаяние. Все, что он только мог бы хотеть – это знать правду. – Это ее медальон, - он прикасается пальцем к украшению, теперь надетому на Ромейн, - Не могу понять, зачем ты его прятала. Для тебя он бесполезен. Ты все равно не можешь ничего от него почувствовать.  – впрочем, и без него – тоже. Эти слова застревают комом в горле. Кажется, он и так сказал уже слишком много. Роберт делает шаг назад, затем еще один. Отходит на достаточное расстояние, вновь разворачиваясь к Ромейн. Она могла бы убрать осколки на полу одним движением руки. Но почему-то не пытается это сделать.

+1

9

Женщина вздрагивает от резкого крика, за которым последовал звон разлетающегося стекла. Пожалуй, в другой ситуации она бы позволила себе оплакать разбитую посуду, но сейчас этот факт позволил ведьме лишь на секунду выйти из-под власти тяжелого взгляда Роберта, лишь машинально опустив взгляд на пол, не решаясь вновь взглянуть в лицо мужчины. Это было слишком невыносимо терпеть, - Боже, да как же ты слеп, что даже не желаешь видеть столь банальных вещей, - то, как он пытался защитить её, то, как остервенело реагировал на горькую правду, заставляли ведьму все больше погружаться в пучину отвращения к себе. Она ведь просто пыталась донести до него истину, самую настоящую, оторванную от её почерневшей и гниющей души. Хотела раскрыть ему глаза, что та женщина не была столь идеальной и прекрасной, какой он успел её запомнить. Она уже давно изменилась и никогда не сможет стать прежней, как не сможет получить прощение от Роберта, когда правда наконец-то всплывет наружу.
Когда всплывет... Собственные мысли заставили её вздрогнуть, ощущая как ужас медленно сковывает каждую клеточку её тела. Оказывается, волей-неволей ведьма уже успела смириться с тем, что рано или поздно всему этому спектаклю придет конец, и тогда она точно не сможет спокойно смотреть в лицо мужчины, боясь увидеть на нем не праведный гнев, как сейчас, а самое настоящее отвращение, сродни того, которое женщина испытывает сама к себе уже который день. Потому что это попросту её убьет, она не сможет этого вынести, только не от Роберта.

Она лишь сокрушенно машет головой в попытке отговорить мужчину не делать этого, не забирать медальон, ведь ему может не понравиться то, что таилось за всем этим. Он разочаруется в её эмоциях, в её действиях, в ней самой, - Прошу, не надо, - надрывно шепчет, ощущая как палец за пальцем Роберт добивается своего, оставляя женщину сокрушенно замереть, почувствовав, как контроль над ситуация медленно утекает сквозь её дрожащие руки. - Тогда хорошо, что мне не суждено услышать этих слов, - ведьма лишь съеживается под пристальным взглядом Роберта, боясь не то что шелохнуться, но даже сделать новый вдох. Глаза неотрывно следят за мужскими руками, которые столь привычным движением надевают на шею медальон и, кажется, сердце женщины в этот миг замирает в цепких пальцах страха, потому что именно в этот миг приходит осознание - всё кончено. Но как оказалось, самое мучительно было только впереди.
- Прошу, не надо, - она чуть ли не скулит, пытаясь вырваться из его рук, лишь бы Роберт прекратил это делать, но мужчина был неумолим, молча настаивая на своём, как будто хотел что-то доказать своими действиями, если не самой ведьме, то хотя бы себе, - Я не хочу... - сокрушенно шепчет, когда медальон наконец-то оказывается на её собственной шее, обжигая женщину чужими и столь желанными эмоциями, за которые невольно хочется ухватиться и держаться, ровно до того момента, пока они полностью не сожгут тебя дотла.

- Зачем ты так? Это слишком жестоко, - она готова была поднять белый флаг и принять поражение, наблюдая за тем, как Роберт отходит от неё, давая женщина чуть больше пространства и возможностей для действий. А потому рука сразу же тянется к шее, с единственным желанием - сорвать чертов медальон, перестать испытывать эту боль, отчаяние и необоснованную радость, от одной лишь мысли, что она жива. Было слишком невыносимо испытывать подобное, а потому пальцы с остервенением цепляются за медальон, в последнюю секунду замирая в нерешительности, ведь так легко было избавиться от подобной мелочи, но невозможно было выкинуть из головы все те мысли, которые теперь роились в её голове. Как невозможно было избавиться и от чувств, которые, словно яд, просачивались сквозь её кожу, проникали в вены и разносились в каждую клеточку её тела с каждым биением сердца. Это было невыносимо, и вместе с этим безумно приятно вновь чувствовать то, что испытывал Роберт, какими бы горькими ни были эти эмоции. Ведь они принадлежали ему. Потому что это был он, и никто другой.
Женщина лишь горько улыбается, разжимая ладонь с украшением, с легким трепетом переводя взгляд на этот серебряный кругляшек, источающий столь знакомое и заветное тепло. Она машинально потирает его в пальцах, пытаясь запомнить эти ощущения в последний раз, сейчас, действительно в последний.
- Ты как никогда прав, не могу, - устало машет головой, - не могу ничего почувствовать, - легко спутать не могу и не хочу, но в данной ситуации у неё не было больше выхода. Роберт не оставлял ей выбора своими действиями и словами, заставляя женщину все ближе отступать к краю, с которого она была готова сорваться в любую секунду, - И правда было глупо хранить нечто подобное, - губы надломлено искривляются в болезненной улыбке, когда пальцы поддевают цепочку и снимают с женской шеи это украшение. Её сердце лишь с тугой болью отзывалось на медальон, который с каждой секундой отдалялся от неё, теряя при этом какую-либо власть над женщиной, и это было просто невыносимо терпеть, как и то, каким взглядом Роберт продолжал сверлить её всё это время. За последнее время она сделала слишком много ошибок, одна за другой, и почему-то сейчас нашла одно единственное, действительно правильное решение, которое следовало сделать уже давно. - Прошу, забери, - она кладет ладонь на столешницу, замирая на несколько долгих секунд, прежде чем находит в себе сил разжать пальцы и отойти на несколько шагов назад.
Она проследила взглядом на пол, на подсознательном уровне ощущая, что Роберт ожидал от неё каких-либо действий, на которые ведьма была уже не способна. Ведь и ведьмой она уже не имела права себя называть, утратив какие-либо способности к элементарной магии. А потому женщина лишь делает то, что так легко у неё удавалось на протяжении столь длительного времени - сбегает. Делая шаг за шагом, случайно задевая упавший апельсин, который повинуясь всем законам физики покатился в сторону Эстервуда.
Ей следовало перекинуться в птицу и покинуть уже этот дом, сбежать от возникших проблем в точности, как она привыкла делать на протяжении всей своей жизни. Улететь прочь от происходящего, от проклятых чувств, которые обжигающей волной вспыхнули в грудной клетке не так давно, и всему виной был мужчина, так пристально наблюдающий за каждым её неловким шагом. Давно стоило сделать это, а лучше вообще было не затевать ничего подобного, не появляться на пороге этого дома, не пересекаться больше с Робертом и этой семьей. Оставить всё как было. Не тревожить прошлое, так бережно запертое на задворках сознания, которое обжигало женщину позабытыми эмоциями.
- Это правда невыносимо... Прости, - шепчет одними лишь губами, ощущая как из приоткрытого за спиной окна повеяло прохладным осенним воздухом. Женщине осталось лишь одно - найти в себе сил на последний рывок, который позволит ей покончить со всем этим.

+1

10

- Что ты не хочешь? – возможно, он поступает не слишком красиво сейчас. Но у любого человека есть некий предел. Граница, после пересечения которой прежние законы и принципы просто перестают действовать. Кажется, эта импровизированная черта Эстервудом была пройдена в то самое мгновение, когда медальон, аккуратно извлеченный из ящика письменного стола, запульсировал в его руке жизнью. Он чувствовал свою вину за собственный же страх. Потому что не прикасался к этой вещице именно по причине того, что безумно боялся почувствовать в ней глухую пустоту. Несмотря на то, что он видел тело, лежащее в гробу. У него не могло быть вариантов или сомнений. И все же ощущение, что никаких, даже еле уловимых эмоций он больше никогда от медальона не почувствует, пугал Роберта настолько сильно, что он так и не смог себя заставить хотя бы раз взять украшение в руки. И он потерял год. Почти целый год. Чтобы случайным образом заставить себя пойти на этот шаг, и узнать, что Лора жива. Сейчас он уже не мог в этом сомневаться. Все тот же медальон, касающийся кожи на груди, давал мужчине более чем определенный ответ.

Он мог бы начать искать ее раньше. Значительно раньше. Он мог бы выяснить, что случилось в жизни женщины, что она решилась на весьма странный шаг с инсценировкой своей собственной смерти. Он мог бы быть рядом, мог бы помочь ей. Как и обещал. А это Эстервуд прекрасно помнил. Он обещал Элоре, что всегда будет рядом, если это будет необходимо, что никогда не оставит ее одну, чтобы не происходило в ее жизни, насколько бы безвыходной не казалась ситуация. И теперь все указывало на то, что мужчина свое обещание не сдержал. Где Лора была сейчас? Что с ней происходило? Что порождало страх и эти метания в ее душе, которые послушно передавал Роберту надетый медальон.

Он не знал, что хотел сейчас от Ромейн. И хотел ли чего-либо в принципе. Ее редкие фразы казались эхом, и сквозь мутную пелену собственного взгляда, Эстервуд рассеянно смотрит, как женщина все-таки снимает отчего столь ненавистный теперь ей медальон, оставляя серебряный кругляшок на гладкой кухонной столешнице.  – Не можешь… - это больше мысли вслух, чем попытка какого-либо диалога. И Роберт выходит из оцепенения лишь в тот момент, когда Ромейн открывает окно. Как будто с этим негромким звуком в его голове внезапно находится последний элемент паззла, который, казалось бы, был давно и безвозвратно потерян. Эстервуд слишком быстро преодолевает пространство, толком не слыша, как хрустят под подошвами осколки, как лопается несколько виноградин, окрашивая небольшой участок пола в светло-красный оттенок. Роберт берет ее за запястье, практически разворачивая в себе, чтобы увидеть эти глаза. И понять то, что он действительно был слеп. Как крот или еще хуже того.

Желтые глаза с вертикальными черточками зрачков – таких не бывает у людей. Но любой маг наверняка знает тех, кто обладает столь необычными глазами. Роберт продолжает сжимать ее руку, пытаясь понять, как теперь должен обращаться к этой женщине, все еще носящей маску Ромейн Эстервуд. – Черт, - он внезапно улыбается, скорее это признак того, что нервы у мужчина окончательно сдали, устало потирает переносицу свободной рукой, все также не отрывая взгляда от находящегося напротив лица. – Черт! Как же ты права… Я и правда был настолько слеп… - он качает головой, не будучи пока в состоянии сформулировать еще хотя бы одну фразу, одно жалкое предложение.

Он думал, что ее голос звучал лишь в его голове. И ошибался. Очень жестоко ошибался.
Он думал, что нечто изменилось в Ромейн, что она пыталась все это время вести себя иначе. И снова ошибался.
Он думал, что женщина, которую он любил все эти долгие годы, и которую любит до сих пор, мертва. И это было теперь самой страшной и самой болезненной для мужчины ошибкой.

Возможно, нервы у Роберта сдали настолько, что он был просто не способен адекватно мыслить. Иначе как можно объяснить то, что его сейчас меньше всего волновало, где, собственно, настоящая Ромейн, хотя он знал о перевертышах достаточно, чтобы понимать, где именно может находиться его супруга.  – Идем, - он практически тащит женщину за собой, дальше от открытого окна, от разбросанных осколков, смешавшихся с виноградным соком, вообще прочь из кухни. И останавливается только пройдя столовую, а затем и почти всю гостиную, замирая лишь у стены, противоположной от больших панорамных окон.  – Прости, - Эстервуд хочет сказать гораздо больше, но слова застревают в горле. – Я ведь… почти целый год не мог заставить себя даже прикоснуться к этому медальону, - и сейчас мужчина не уверен, что рад тому, что последний все еще висит у него на шее. Сейчас он хотел бы слышать слова, а не чувствовать до того, как они, возможно, будут сказаны. Но сил дернуть за цепочку тоже нет. – С того самого дня, - Роберт будто бы снова переживает тот день, ощущая вес деревянного гроба на своем плече, чувствуя, как холодный зимний ветер пытается пробиться сквозь пальто, как он, отчаянно сжимая ее руку, пытается почувствовать хоть какое-то тепло, но все безуспешно. Как ноги будто бы врастают в кладбищенскую землю, не давая ему сделать ни единого шага прочь. Словно все это было несколько минут назад, настолько живы те жуткие эмоции.

- Я боюсь даже представить, что ты пережила… - и переживала все это время. Эстервуд больше не может стоять словно истукан, или же просто инстинктивно боится, что она решит уйти, а он в очередной раз не сумеет удержать. На какое-то мгновение Роберт отпускает руку женщины, чтобы сразу же обнять ее, крепко прижимая к себе.  – Мне казалось, что это игра моего больного воображения, - не ясно, понимали ли она сейчас, о чем он вообще говорит, но и держать дальше это все в себе было уже выше всяческих сил, - Что все эти изменения, что я просто придумываю их, потому что так легче? – он мучительно искал ответ на эти вопросы, а он был в совершенно иной плоскости, стоило лишь посмотреть под другим углом.  Его глаза были совершенно сухими, но, вероятно, когда люди говорят о том, что их душат слезы – это именно такое ощущение. Эстервуду просто не с чем было сравнивать. – Черт, я же столько наговорил тебе, - чувство вины снова болезненно обожгло грудную клетку где-то в области сердца.

- Лора… - он буквально выдыхает это имя, практически также, как несколько дней назад. Шепотом. Еле слышно. Немного замешкавшись, будто бы сам все еще не может поверить. Не может осознать.

+1

11

Стоило сразу понять, что у неё не хватит смелости сделать этого. Ведь она в тайне надеялась, что Роберт найдет причину, повод, или даже произнесет одну лишь фразу, из-за которой женщина вновь захочет остаться, из-за которой она дрогнет и не сможет пойти на этот шаг. Потому ведьма лишь замерла от действий Эстервуда, ощутив прикосновение его горячих пальцев на собственной коже, из-за которых сердце предательски замирает в предвкушении и женщина не может отказать себе возможности вновь заглянуть в эти голубые глаза, так самозабвенно рассматривающие её лицо, словно в первый раз.
- Отпусти, - она делает несколько слабых попыток освободиться, но без особого энтузиазма со своей стороны. Казалось бы, Элора хотела как можно дольше продлить этот момент, остановить время, чтобы в последний раз посмотреть в лицо Роберта, на котором, секунда за секундой, начало появляться осознание происходящего.
Его улыбка эхом отдается в груди, до боли сжимая сердце в тисках от одной лишь обжигающей радости, которая расцвела на лице Роберта. И это было невыносимо. Вся ситуация становилось до ужаса абсурдной. Женщине казалось, что происходящее было неправильным, как и эмоции на лице Эстервуда, как и чувства, вспыхнувшие в её груди, когда Лора с трепетом отозвалась на необоснованный восторг стоящего напротив неё человека. Не так он должен был отреагировать на столь горькую правду, не так она себе это представляла раз за разом, прокручивая всевозможные варианты в своей голове. Все эти мысли, словно яд, стали отравлять женщину изнутри, потому она лишь машинально перебирала ногами вслед за Робертом, когда мужчина, словно поняв ход её размышлений, уводил её прочь от распахнутого окна. В очередной раз спутывая все её планы и сводя скудные крохи уверенности на нет.

- Простить? За что? - с её губ срывается истерический смешок, который женщина спешит прервать свободной рукой, с немым ужасом прикрывая собственный рот. Казалось, что её медленно накрывает безумием, и лишь глаза Роберта, за которые она так неистово сейчас цеплялась, удерживали женщину от падения в эту пучину сумасшествия, - Не те слова ты сейчас должен говорить, - она пытается освободить руку и отойти от него, вырваться из странного оцепенения в которое ведьма впадала раз за разом, когда оказывалась в непосредственной близости к Эстервуду, - Ты сейчас должен задавать мне совсем другие вопросы, Роберт, - ведьме с трудом удается расслышать какие-то обрывки фраз, неуместные оправдания, нелепые речи, которые, словно сквозь толщу воды, доносятся до женщины, но смысл которых всё еще остается ей непонятным. Все его слова разбиваются о толстую преграду, которую она вмиг выстроила вокруг себя, пытаясь отгородиться, уйти от жестокой реальности.
Физически она почти ощущает ту боль, которую Роберт вкладывал в свои фразы, в свои воспоминания, в те мысли, с которыми он жил с момента её смерти, и от этого Лора лишь больше замыкается, ощущая непомерное чувство вины, которое женщина теперь никогда не сможет искоренить из своей грудной клетки, как бы ни пыталась, чтобы ни сделала или не пожелала сделать. Казалось бы, что момент был упущен уже тогда, когда она пошла на этот шаг, толком не задумавшись о последствиях.

Его объятия обволакивают её, заставляя все мысли броситься прочь, словно испуганные птицы. Его дыхание обжигает кожу, заставляя вспомнить события того безумного вечера, во время которого она позволила себе проявить слабость. И только его шёпот, пробирающий до самых костей, с одним лишь оброненным словом, заставляет женщину оцепенеть и перевести удивлённый взгляд на мужчину.
- Не надо, замолчи, - руки лишь испуганно рвутся вверх, чтобы коснуться дрожащими пальцами губ Роберта, прекращая все последующие слова, которые ещё не были озвучены, но заранее пугали ведьму до дрожи. - Остановись, не надо, - поздно отрицать происходящее и делать вид, что ничего не происходит, было слишком поздно и одна эта мысль заставляла кровь в жилах холодеть от ужаса. - Ты не понимаешь, ты даже не пытаешься понять, - с повышенными нотками надломленного голоса прорывается злость, которая спешит вылиться в ощутимые удары кулаков, которыми женщина начала обессиленно осыпать грудь Эстервуда, - Нет, нет, замолчи.
Вместе с выходящими наружу эмоциями ведьма начинает сокрушенно размахивать головой, не желая больше продолжать всё это. Женщина с трудом выбирается из крепких объятий, делая несколько шагов в сторону и боясь выпустить Роберта из поля своего зрения. Потому что она не знала, сможет ли вновь найти в себе сил противостоять этим чувствам и ощущениям, которые мужчина дарил ведьме одними лишь своими прикосновениями, а потому, если подобное повторится, ей будет сложнее с этим бороться.
- Её больше нет, смирись с этим, - она выплевывает резкие слова, хлестко разрывающие тишину словно кнут, - Той женщины, которую ты знал, больше нет и этого уже не изменить. Прошлого не вернуть. Совершенные ошибки не исправить.
Ведьма лишь вздрагивает, почувствовав, как из-за нахлынувших эмоций она начинает терять над собой контроль, ощущая как её маска, словно круги на воде, подрагивает, трещит, осыпается к её ногам, показывая Роберту ту прогнившую личность, которую она теперь пыталась всеми силами спрятать и никому не показывать. А потому ведьма в следующую секунду сделала глубокий вдох, возвращая себе прежнее самообладание, а заодно и холодное, безразлично лицо старшей сестры. - Ты же отлично понимаешь, на что мне пришлось пойти ради этого, - губы вытягиваются в тонкую линию, когда до Элоры приходит понимание, что всё это было бесполезно, всё, что она делала до этого превратилось в прах, как только Роберт раскрыл её подлый обман, - Потому прошу, просто отпусти её, раз и навсегда.
У неё не было сил поднять взгляд на лицо Роберта, как и не было возможности понять и почувствовать эмоции, которые мужчина мог испытать, услышав её горькие слова. Но Элора как никогда чувствовала, что поступает сейчас правильно. Потому что делает это, в первую очередь, ради самого Роберта, а не ради своих очередных эгоистичных прихотей.
- Сделай ты это раньше, тогда бы мне сейчас не пришлось... - она наконец-то испуганно посмотрела в глаза мужчины, понимая, что не сможет закончить фразу, как не сможет и уйти, если он попытается её вновь остановить.

Отредактировано Romaine Esterwood (21-04-2019 14:39:00)

+1

12

Завтра можливо знов розбудить вітер, злива,
Я обіцяю тобі, я обіцяю, мила.
Знай все залежить від нас, тому я маю силу пообіцяти тобі.
Завтра можливо знов, розбудить вітер, злива,
Це так важливо, неймовірно важливо.
Я обіцяю тобі, плекати твої крила.

Здесь слишком вязкий воздух, его можно рассмотреть в лучах утреннего, столь неожиданного ноябрьского солнца, заливающего светом всю гостиную сквозь огромные окна, не дающего спрятаться, не дающего почувствовать себя укрытым пологом ограниченности пространства. Все как на ладони. Он пытается дышать, но вместо густого горячего воздуха вдыхает ее слова. Каждое из них наполняет легкие, словно острыми иглами протыкает плевру, просачивается в полость грудной клетки, заменяя собой все соединительные ткани, застревает меж ребрами, заставляя мышцы болезненно сжиматься при каждой новой попытке вдоха. И в каждую, с таким трудом наступающую, минуту кажется, что вот-вот,  еще чуть-чуть, и эти острия выйдут наружу. Еще мгновение – и дышать дальше станет невозможно. И словно неожиданный удар под дых, приходит внезапное осознание – он всегда так дышал. Сколько лет уже? Мозг отказывается вспоминать цифры. Словно однажды он просто свыкся с тем, что так теперь будет всегда, всю долгую жизнь, что была отведена ему кем-то свыше. Двести-триста лет безвоздушного пространства. Сколько-то там сотен тысяч минут  не жизни, но существования. Несколько прочных оболочек из хрестоматийных психологических защит, что заботливо выстраивались подсознанием. И что так жестоко сейчас рушились одна за одной, осыпались как старая штукатурка, являя наружу оголенный комок сплетенных нервов, истертых, измученных.

Роберт совершенно точно понимает, что происходит. Дословно. Слишком хорошо понимает. И та радость от осознания факта, что Лора, что его Лора жива; и та боль, что неистово бьется внутри от каждого ее слова, от каждой попытки снова отдалиться – в какой-то момент просто перестают существовать. И он проваливается в зияющую пустоту, у которой нет ровным счетом никакого описания и никаких характеристик. Она всеобъемлюща и бесконечна. Она больше чем вся Вселенная. И он летит вниз, чувствуя, как ее кулачки врезаются в грудную клетку, вторя нестройным ударам сердца.

Все возвращается снова, как только она делает шаг назад, выпутываясь из его рук, которые, кажется, держали так крепко, как только вообще могли. Впрочем, так казалось всегда. И каждый раз она ускользала, оставляя Эстервуда наедине с пониманием, что каким бы сильным ты не был, ни морально, ни, тем более, физически, от одного не сможешь защититься ничем и никогда. Одно-единственное ощущение, которое настигает неожиданно, заходит со спины, нанося удар за ударом, которые никто не в состоянии блокировать, и все жалкие попытки отгородиться от него  - бесполезны. Не нужен… Об этом не принято говорить, тем более мужчинам. Они же очень сильные, смелые и стойкие, им все ни по чем. Вот только никто не знает, что на самом деле творится глубоко внутри, когда осознаешь это по-настоящему. Однажды, просыпаясь посреди ночи, всматриваясь в темный потолок, понимаешь – не нужен. Роберт всегда желал ей счастья, искренне желал. Но это желание никак не умаляло того удара, от которого он, как оказалось, так и не смог в полной мере оправиться.

- Снова решила уйти? – сдавленный, тихий голос, не от злости, с совершенно другим оттенком, куда больше похожим на обреченность. Роберт в какой-то момент будто бы пытается протянуть к ней руку, но в итоге просто с непонимающим взглядом несколько секунд рассматривает собственную ладонь, едва заметно дрожащую кисть руки.  Ловит себя на мысли, что если эта дрожь однажды не пройдет, он может ставить крест на работе. На том единственном способе ухода от жестокой реальности жизни вне стен его больницы.  Два до тошноты простых слова вертятся на языке, но Эстервуд все еще молчит, не шевелится, переводя взгляд с собственной ладони на женщину. Внимательно смотрит, как дрожит то, что проще всего было бы назвать маской, как сквозь нее проступают настоящие черты лица. И как болезненно оказывается их узнавание.  Он приваливается спиною к стене, замечая это на долю секунды позже, чем это происходит на самом деле.

- Ты ждала, что я буду спрашивать, почему это произошло?  - он устало качает головой, снова пытаясь сделать вдох, отмечая, как тяжелый воздух снова и снова застревает где-то в районе гортани, - Зачем? – пожимает плечами, вновь пытаясь сфокусировать взгляд на ее лице, и уже толком не понимая, что вообще видит перед собой. – Если ты не посчитала нужным сказать мне год назад, на кой черт мне знать это теперь? - неоправданная, но все равно закипающая внутри злость не получала никакого выхода наружу. Он злился на самого себя. На то, что, видимо, до сих пор не смог заслужить доверия. На то, что был не в силах отпустить, и тем самым, вероятно, причинял Элоре определенный дискомфорт.

- Нет, - он как-то слишком горько усмехается, качает головой, - Нет, прости. Не могу. – самое твердое решение, основанное на стопроцентном понимании, что он и правда никогда не будет способен на то, чтобы просто взять и отпустить ее. Никогда не мог сделать это до конца и по-настоящему.  – И я точно также знаю, что женщина, которую я лю… знаю, - слово «люблю» едва не вырывается, но в самый последний момент Эстервуд заменяет его другим, неправильным, чужеродным. Может быть, и не знал по-настоящему никогда? - Что она была здесь все это время, и продолжает находиться до сих пор. -  на несколько секунд мужчина прикрывает глаза, будто бы погружаясь в какое-то отрешенное состояние, призванное дать время, чтобы собраться с мыслями, – И передай ей, пожалуйста, - Роберт медленно отходит от стены, делая несколько шагов в сторону женщины, - Передай, что я не выполнил данное ей обещание. Что мне безумно жаль, что меня не было с ней рядом, когда она была в отчаянии. Что я пришел слишком поздно… как мне тогда казалось – слишком поздно, когда ничем уже не мог помочь, - по спине бегут мурашки, будто бы сейчас здесь, в доме, также холодно, как было тогда на открытом пространстве, - Передай ей, - отбросив колебания, касается ладонью ее щеки, - Что я безмерно ей благодарен за каждый день этого года. Несмотря на то, что я понимаю это лишь сейчас. – проводит пальцами по линии скулы, останавливаясь около уголка губ, - Передай ей, что в тоже время мне горько оттого, что не смог понять всего раньше. Но если именно так она чувствовала себя в безопасности, хотя бы одну минуту из всех этих дней ей здесь было хорошо – я счастлив. – в последнее время их отношения с якобы Ромейн все же несколько изменились. И лишь сейчас Эстервуд понимал, кого стоит за это благодарить. И что это на самом деле были за отношения.  – Передай ей, что я ее люблю, чтобы ни случилось.

Отредактировано Robert Esterwood (22-04-2019 06:38:55)

+1

13

Элора уже не первый раз задавалась вопросом, почему именно решила пойти на этот шаг. Почему возжелала этого, почему выбрала именно такой путь, почему вообще оказалась сейчас здесь, переполненная отчаянием и глубоким разочарованием к себе самой. Было ли это из-за ненависти к сестре, из-за какой-то банальной зависти, или она просто уже давно тронулась умом, еще в тот роковой для женщины день, когда она похоронила в сырой земле большую часть своих эмоций, как и смысл жизни. Но время бежало, а вместе с этим пришло и осознание, что Элора вновь может испытывать такие трепетные эмоции как привязанность, радость, любовь... Для этого надо было просто разрешить одному человеку наконец-то вторгнуться в её израненное сердце, занять её мысли, заставить кровь быстрее бежать по венам, напоминая ведьме, что она жива, что всё происходящее вполне реально, а не придумано её разыгравшейся фантазией.
Может потому она выбрала Ромейн, с её идеальной жизнью. Может потому она выбрала Роберта, где-то в глубине души храня те теплые и будоражащие чувства, которые Лора запрещала себе испытывать по отношении к нему. Может ей действительно было так намного проще, прятаться за чужой маской, словно за стеной, которой она успела огородиться за этот год.
Может потому ей сейчас было так тяжело выбраться из этой скорлупы, которая нещадно трещала под давление сказанных слов и прорывающихся наружу эмоций.

Ей становится невыносимо смотреть на Роберта, на ту боль, которая с каждой секундой становилась лишь более осязаемой, проникала сквозь кожу, до боли обжигая нервные окончания, заставляя при этом дрожать, словно осиновый листик. Она столько раз ранила его, столько раз отворачивалась, чтобы не наблюдать за последствиями сказанных слов, столько раз сбегала, что в данный момент Лора заставила себя стойко выдержать этот потерянный взгляд, заставила себя вслушаться в надломленный голос, заставила себя смотреть на происходящее широко распахнутыми глазами, чтобы наконец-то понять, до чего же жестока она была к этому мужчине. К человеку, который точно не заслуживал к себе подобного отношения.
И ведь совсем недавно она так остервенело предлагала Эстервуду изменения, которые бы могли принести ему радость в этой жизни, надежду, тепло, которые сейчас, секунда за секундой таяли прямо на глазах, предвещая лишь очередное падение в небытие. И только она могла предотвратить это. Женщина четко это почувствовала, вместе с той резкой болью, пронзившей её сердце с каждым произнесенным словом, слетевшим с бледных губ Роберта.
- Я правда не могу... - её глаза широко распахнулись от внезапного осознания, потому что Лора наконец-то начала понемногу осознавать то, что нет ничего невозможного, чего бы она не могла сейчас сделать, главное было найти в себе сил и решимости на это. Главное было подобрать действительно правильные слова, которые продолжали застревать в горле, цепляясь за голосовые связки, боясь быть озвученными. Что она не могла? Остаться, когда так сильно этого желала? Не могла принять своё новое я, к которому успела привыкнуть за последний год? Или она не могла принять те чувства, которые прорывались наружу, ломая и выворачивая наизнанку ребра? Всё это было настолько жалко и глупо, как и её скудные попытки отрицать происходящее. - Я не хотела втягивать тебя во всё это. Я сама избрала этот путь, а значит и ношу эту нести требовалось исключительно мне, - слишком много я, слишком много эгоизма в каждом её слове и поступке, и лишь глаза с немым раскаянием следили за каждым движением Роберта, за каждым его тяжелым вдохом, который с болью отзывался где-то под ребрами, - И я действительно надеялась, что ты никогда об это мне узнаешь.

Вся её решимость, а точнее те жалкие попытки отгородиться от Роберта за баррикадами выстроенных стен, начала рушиться на глазах, с каждым четким "нет", так уверенно произнесенным мужчиной. - Нет... - тихо вторит ему, пробуя это слово на вкус, ощущая во всем происходящем некую иронию, но почему-то до боли приятную, как будто Лора втайне надеялась услышать именно эти слова. Как будто она желала в очередной раз почувствовать этот трепет в груди, причиной которого был мужчина, стоящий напротив. Мужчина, которому она незаслуженно причинила так много боли. Мужчина, которого она мечтала сделать счастливым, если не тогда, то хотя бы сейчас, пусть и столь нелепым образом ворвавшись в его жизнь. Казалось бы, что именно с этого слова тогда всё и началось. С короткого "нет", необдуманного отказа, которым Лора от страха наградила Роберта, испугавшись собственных чувств и перспектив, которые могли последовать за этим. Но кто же знал, что этот самый отказ, произнесенный в другом контексте, и другим человеком, заставит женщину испытать гамму неописуемых чувств, которые с каждой последующей секундой лишь сильнее пробирались внутрь, вытесняя прочие, столь незначительные сейчас, вещи.
Элора лишь замирает, когда Роберт делает очередной шаг в её сторону и в коем-то веке она находит в себе сил не сбегать от мужчины. Только не сейчас, только не в эту секунду, когда каждая фраза, каждый оброненный звук проникают глубоко внутрь под кожу, заставляя ведьму с жадность ловить каждое последующее слово. Она с замиранием опускает ресницы, прислушиваясь к ощущениям, к этим едва уловимым прикосновениям, которые ей сейчас были так необходимы. А потому ведьма идет им навстречу, льнет к мужской руке, которая словно видела её настоящую, сквозь эти слои лжи и фальши, которыми Лора успела пропитать всё своё существо. Женщина лишь накрывает мужскую ладонь своею, в надежде продлить этот миг как можно дольше. Вычеканить в сознании каждое произнесенное им слово, каждое обжигающее признание, заставляющее женщину теряться в собственных ощущениях, - Ошибаешься, ты всегда был рядом с ней, - слегка неуверенно, она все же убирает свою ладонь, чтобы в следующий миг опустить её на вздымающуюся мужскую грудь. Чтобы нащупать крошечный кусочек серебра, за который в своё время она не единожды цеплялась. Потому что только этот медальон, а точнее те чувства и тепло, которые исходили из него, не дали Лоре окончательно погрязнуть в непроглядной тьме, - Пожалуй, ты даже сделал намного больше, чем она могла дать тебе в ответ, - губы искривляются в грустной улыбке и Лора спешит поднять взгляд, чтобы найти в глазах Роберта понимание сказанных ею слов. - Она тоже тебе благодарна, но не только за этот год, но и за все предыдущие, когда ты был рядом даже в самые тёмные для неё дни. Она всегда хотела выглядеть сильной в твоих глазах, пусть это и было довольно глупо, - все невысказанные ранее слова, все те мысли, которые снедали её на протяжении долгих лет, все они разом застряли поперек горла, до боли обжигая легкие с каждым новым судорожным вдохом, - Рядом с тобой она всегда чувствовала себя в безопасности, не смотря ни на что, - глаза обожгло предательскими слезами, а потому Лора поспешила скорее опустить голову и задержать дыхание, в попытках вернуть себе хоть часть прежнего самообладания или той уверенности, которая была у неё пару минут назад, - Может потому её всегда так тянуло к тебе, как бы она ни пыталась с этим бороться...

Тяжело прикрыв глаза, женщина увидела череду столь ярких и живых воспоминаний, которые так или иначе были связаны с Робертом и тем, какой непосильный вклад он успел внести в её искалеченную жизнь. Ведь если бы не он, Элоры бы сейчас не было здесь и сейчас, возможно даже, что её бы уже давно и не было в живых.
- Знаю, что глупо сейчас говорить нечто подобное, - её пальцы нерешительно, словно в первый раз, скользят по мужской шее, едва уловимо касаясь кончиками жестких волос на затылке Роберта, - Но мне действительно понравилось исполнять роль твоей жены, пусть это и длилось так мало, - с губ срывается легкий смех, а вместе с этим с лица начинают медленно, словно с толикой нерешительности, исчезать прежние черты Ромейн, за которыми женщина привыкла прятаться на протяжении всего этого времени. Потому теперь она чувствовала себя вновь беззащитной, словно маленький ребенок, который стремится сделать свои первые шаги в этой новой жизни. Сейчас ей просто требовалось стать собой, хоть на короткий миг, но высказать самые сокровенные мысли, которые при других обстоятельствах она бы даже не осмелилась озвучить. - Даже ссориться с тобой было захватывающее, - она всё же улыбается, неосознанно зарываясь лишь сильнее пальцами в волосы Роберта, заставляя мужчину склониться как можно ниже, - Спасибо тебе за это, правда, - пользуясь возможностью, которая, скорее всего, больше никогда не подвернется, Лора спешит прижаться лбом ко лбу Роберта, боясь при этом поднять веки и встретиться взглядом с его голубыми глазами, - Но как же глупо будет продолжать всё это сейчас. Как бы мне этого не хотелось.

Отредактировано Romaine Esterwood (23-04-2019 14:30:26)

+1

14

Я не спрашиваю, сколько у тебя денег,
не спрашиваю, сколько мужей.
Я вижу, ты боишься открытых окон
и верхних этажей.
И если завтра начнется пожар,
и все здание будет в огне,
Мы погибнем без этих крыльев,
которые нравились мне.

Модифицированный день сурка. Только каждый новый виток немного меняет условия. Вот только итог всегда один и тот же. И сейчас Эстервуд испытывает острый приступ ненависти к самому себя за то, что не в силах ничего изменить настолько, насколько всегда этого хотел. Он зачем-то ждал подходящего момента, и упустил его, умоляя Элору уйти с ним тогда, когда его грядущий брак с Ромейн уже был решенным вопросом. Опоздал. По своей же собственной вине. Это он поддался эмоциям, будучи напрочь выбитым из колеи ее отказом, что стоя перед алтарем с женщиной, к которой так и не научился, не смог себя заставить, испытывать хотя бы нечто, крайне отдаленно напоминающее любовь, дал свое согласие, когда все внутри требовало прямо противоположного. Это он повел себя как гребанная истеричка. И раз за разом, он отступал самостоятельно. Довольствуясь тем, что все еще мог время от времени быть с ней рядом, чем-то помогать, хотя бы минимально участвовать в ее жизни. Собственная неустроенность пожирала Роберта изнутри на протяжении всех этих долгих лет.

И даже когда Эстервуд был уверен в том, что Лора – мертва. Когда деревянный гроб больно давил на плечо, когда промерзшая к зиме кладбищенская земля оставляла свои микроскопические частицы на пальцах и ладони, когда он сам видел закрытые навсегда глаза, когда так сложно было окончательно отпустил ее охладевшие руки – где-то глубоко внутри, на самых дальних и потаенных задворках подсознания теплилась безумная надежда, что однажды они все равно будут вместе. Отчасти –это было возможно. Но лишь после смерти. После той роскоши, которую Роберт пока что не мог себе позволить. И как бы не были абсурдны эти мысли, какими сумасшедшими они не казались, мужчина все равно не мог от них избавиться.

Теперь же он понимает, что не ошибался тогда. Что то, что выглядело самым безумным из возможного, оказалось правдой. И совершенно не понимает, какие слова необходимо найти, что сделать, чтобы использовать этот дарованный ему шанс. Шанс, коих больше может не быть уже никогда, ибо у всего есть свой предел, и отнюдь не исключено, что Роберт именно сейчас исчерпал отведенный ему лимит возможностей. И именно поэтому он никак не мог убрать руку с ее щеки, пропуская через себя практически забытое по ощущениям тепло, но столь живо горящее где-то далеко в памяти, способное вырваться наружу по одному мановению. Сколько можно вести себя как трус? Какие еще нужны знаки и события, чтобы наконец-то понять одну-единственную вещь – это в его руках его же собственное будущее. То будущее, которое он уже давно мог бы сделать куда более счастливым. Лучшим. Таким, о котором до сих пор мог лишь мечтать.

Роберт слышит каждое слово, и слова эти, словно шрамы, останутся навсегда вырезанными не на коже, но в душе. Он очень много еще, наверное, хочет сказать, но все равно продолжает молчать, будто бы собираясь с силами. Практически синхронно, чувствуя, как ее рука скользит к затылку, Эстервуд обхватывает лицо женщины своими ладонями. Горячее, сбивчивое дыхание обжигает, когда Лора продолжает говорить. – Нет… - столь простое, короткое, обыденное слово, сейчас выражает не просто отрицание, не просто несогласие; в него сейчас вкладывается все то отчаяние, что рвется наружу, бьется о ребра, колючей проволокой сковывает горло и виски. В него заложена вся та боль, что Роберт никогда не желал испытывать, с которой давным-давно, как ни парадоксально, перестал бороться. В одном маленьком слове «нет» кроется в это мгновение та безграничная надежда, что день за днем давала ему силы жить дальше. Та самая надежда, что окольными путями заставила мужчину сегодня впервые за долгое время прикоснуться к известному медальону. Та самая надежда, что сильнее и могущественнее любого страха, любой безнадежности.  – Нет… - он качает головой, стоя настолько близко, что становится невыразимо сложно сделать нормальный вдох.

- Не глупо, - выдыхает, наклоняясь, и с каждым произнесенным словом практически касаясь ее губ своими, - Совсем не глупо, Лора, - мужчина не находит в себе моральных и физических сил отодвинуться от нее хотя бы на миллиметр, но при этом испытывает самое что ни на есть отсрейшее желание всматриваться в столь знакомые черты. Одна мысль, приходя сейчас в голову Эстервуда, заставляет его замереть на мгновение. Застыть подобно статуе, чтобы просто переварить это открытие, осознать пришедший внезапный инсайт. – Послушай, пожалуйста, - он все также не в состоянии отстраниться, но при этом продолжает говорить, - Когда-то давно я уже просил тебя об этом, - слова даются тяжело, застревают в горле, спотыкаются о сбивающееся дыхание и асинхронный сердечный ритм, - Сейчас я понимаю, что мне абсолютно не важно, что ты решила тогда. Это в прошлом. Все в прошлом, - он кивает, вновь касаясь лбом ее лба, - Все, кроме одного, - это происходит самопроизвольно, как нечто безумно желанное, и в тоже время естественное. Он просто касается ее губ, легко, недолго, но даже такой невинный поцелуй стократно укрепляет Эстервуда в решении продолжить сбивчивую, но безумно важную, жизненно важную для него речь. – И я хочу сказать тебе это еще раз: будь моей женой, - вопросительные интонации, казалось бы, как нечто само собой разумеющееся, куда-то теряются. А ожидание ответа, пусть оно и длится менее секунды, кажется целой вечностью.

+1

15

Когда было подобное, что она могла с легкостью прикасаться к нему, не боясь при этом быть непонятой? Когда в последний раз она могла беззаботно запустить свои пальцы в эти волосы и взъерошить их, не боясь при этом почувствовать сотню обжигающих взглядов в спину, которыми одаривали ведьму собственные родственники? Возможно, это было в самом начале их знакомства, когда они были детьми? Или позже, когда были обычными друзьями? Когда приходилось долгие годы подавлять растущие в груди чувства, отмахиваясь от них из-за каких-то своих скудных соображений. Казалось бы, что именно тогда Лора еще могла позволить себе ощутить мягкость его волос, в те редкие дни, когда Роберт лежал на её коленях, читая вслух одну из тех книг, которые ей так нравились и увлекали. Но, может, её тогда увлекали совсем не книги, а те редкие минуты, которые они могли провести вдвоем, спрятавшись где-то в тени раскидистого клена. Ведь сейчас, когда все невзгоды наконец-то осталось позади и ничего больше не мешает и не отпугивает женщину, можно себе позволить подобные мысли. Что ей действительно нравилось слушать его голос, обволакивающий Лору с каждым новым звуком, пока она могла украдкой погладить друга по голове, ненавязчиво зарываясь кончиками пальцев в его каштановые волосы. Как обычные друзья. Ведь всё было безобидно. Ведь она старалась держать себя в руках, довольствуясь малым и этими скудными прикосновениями, хранившимися потом долгие годы на задворках собственной памяти.

Элора с неким трепетом перебирает все эти воспоминания, которые совсем недавно обжигали тоской, а сейчас дарили тепло, неуловимо распространяясь по крови с каждым порывистым ударом сердца. Женщина даже позволяет себе радостно улыбнуться, когда очередное нет разрезает воздух и пробирается до костей, этим самым заставляя дрожать от нахлынувших чувств. Столь маленькое слово оказалось до такой степени желанным, что женщина машинально испугалась этой всепоглощающей эйфории, вмиг накрывшей её с головой. Слишком страшно убирать запреты и идти на поводу у желаний, ощущая все те давно позабытые чувства, которые в итоге принесли лишь одну боль и страдания. Но Элора больше не может им противится, потому наслаждается происходящим, пытаясь как можно лучше запомнить каждую секунду, словно в последний раз.
Она с жадностью впитывает в себя тепло его ладоней. Слепо ловит губами его прерывистое дыхание, скользящее по её коже. Наслаждается хриплыми нотами, вырывающимися с губ Роберта, отлично теперь понимая, что даже с закрытыми глазами сможет найти его среди толпы, потому что все эти мелочи, все дорогие сердцу детали, уже очень давно укоренились в её сознании, просто она никогда не давала им волю, как бы сильно того не желала. Но тут женщина хмурится, ощущая перемену в голосе мужчины, и она спешит приподнять ресницы, чтобы наконец-то взглянуть в глаза Эстервуда. Она захотела понять причину его беспокойства, потому что, казалось бы, всё было предрешено уже в тот миг, когда ведьма скинула свою маску и решила уйти.
Одно лишь Элора не учла - никто её не отпускал.

- О чем ты? - её голос хрипло врывается в речь Роберта, успешно затерявшись в его словах, смысл которых начал медленно доходить до ведьмы. Как и то мимолетное тепло оставшееся от поцелуя, которым мужчина порывисто наградил её. Прекрасно помня, что подобное происходило между ними и не раз, женщина все равно смутилась, машинально приложив кончики пальцев к собственным губам. Она просто замерла, с неким трепетом ожидая того момента, как с губ мужчины наконец-то слетят до боли знакомые слова. И Эстервуд не заставляет себя долго ждать, ведь не в его привычках было убегать от собственных желаний, ни сейчас, ни тогда, когда его предложение взлетело ввысь и затерялось среди крон деревьев. Но прилив радости и воодушевления мигом сменяется ледяным страхом, и Лора не успевает даже подумать, как губы машинально размыкаются, чтобы озвучить очередной отказ. - Я не... - голос запнулся, когда женщина почувствовала, как земля начала медленно уходить из-под её ног. Та самая земля, которой была вымощена её воображаемая дорожка, на которую она необдуманно занесла ногу, решив пойти по тем же стопам. По старым ошибкам, которые долгие годы не давали ей покоя. И сейчас Лора могла поклясться, что слышит шелест скатывающихся по обрыву камней, которые чуть было не унесли её следом, сделай она этот опрометчивый шаг в очередных попытках сбежать от происходящего. От человека, которого продолжает неосознанно сторониться, боясь быть поглощенной силой его не угасающих чувств.
Лора неуверенно поднимает взгляд, чтобы успеть заметить в глазах Роберта застывший страх, ощущая как горечь мигом достигает её сердца, касаясь своими холодными и безразличными пальцами живой плоти. Это было невыносимо терпеть. Как не было больше сил бороться с собой.

- Боже, Роберт, это выглядит полным безумием, - с каждым вымолвленным словом вся её решимость рушится, ровно как и защитный барьер, за которым она пряталась на протяжении всей своей жизни, начиная с той холодной ночи, которую она провела вся в слезах после своего необдуманного отказа. Ведь до недавнего времени Лора больше никогда не встречала столь искренних и самоотверженных чувств, которые обожгли её в тот вечер. Ей даже начинает казаться, что она окончательно потеряла связь с реальностью, а потому женщина спешит поднести ладонь к лицу мужчины, едва уловимо коснувшись его щеки, пробежавшись пальцами по подбородку и с легкой неуверенностью замерев на линии губ, едва ощутив на коже обжигающее дыхание Эстервуда. Это действительно происходило и было настолько же реальным, как и эхо её сорвавшегося в бег сердца, которое гулко раздавалось в собственных ушах. И женщина даже не сразу поняла, что смех, который она расслышала сквозь этот оглушающий шум, сорвался с её собственных губ, - И даже если так. Даже если это какое-то сумасшествие, но почему... - ей не хватает воздуха, и ведьма даже пытается отстраниться от Роберта, в попытках избавиться от этого наваждения, но сил хватает лишь на то, чтобы как можно сильнее вцепиться пальцами в мужскую одежду. С немой мольбой схватиться за него, как будто Роберт мог исчезнуть, достаточно было едва моргнуть или проснуться, словно от долгого, но очень желанного сна, - но почему мне так хочется согласиться?
Боясь вновь заглянуть в глаза Роберта и не сдержать собственных эмоций, Лора торопится опустить голову, с неким исступлением уткнувшись лицом в мужскую грудь. - Ведь в прошлый раз мне так хотелось сказать тебе да...

Возможно, будь у неё чуточку больше сил и уверенности, в тот роковой для них двоих вечер, Лора бы и смогла найти правильные слова. Смогла бы сделать правильные действия, выбрать правильный путь. Но всё это познается в течение жизни, после того, как в сотый раз споткнешься и разобьешь колени в кровь, боль от которых уже перестанешь чувствовать по прошествии времени. Но несмотря на это, надо все равно искать в себе сил, чтобы перебороть прежние страхи, чтобы переступить через них и вновь попытаться сделать нечто действительно правильное. Нечто такое, что может кардинально изменить твою жизнь, какими бы пугающими бы не казались последствия этого выбора. Надо просто перестать бояться, ведь всё так просто.
- Буду, - она едва шепчет, ощущая как уверенность проникает в легкие, наполняя каждое её новое слово и действие решимостью. Вера в собственные силы просачивается даже сквозь нерешительную дрожь пальцев и губ, - Я действительно хочу... - кажется, что Элору подхватывает поток воды, который, словно с прорванной плотины, стремится унести женщину дальше, к новым ощущениям и эмоциям, которые она сдерживала все это время. И она идет у них на поводу, приподнимая подбородок и заглядывая в столь родные голубые глаза, надеясь однажды утонуть в них раз и навсегда, - быть твоей женой.
И повинуясь всё тем же снедающим изнутри желаниям, Лора спешит неуверенно прильнуть к губам Роберта, чтобы спустя несколько секунд отстраниться и с легкой иронией прошептать: - Но знай, это все равно безумие.

+1

16

- Безумие? – полуулыбка, заключающая в себе то ли вопрос, то ли легкое недопонимание. Роберт сейчас слишком далек от любых логических изысканий, от какой бы то ни было рациональности.  – Вовсе нет, - с каким-то почти отчаянием он мотает головой, категорически отрицая  слова Элоры. Пусть, пусть это безумие. Пусть – сумасшествие. Сто тысяч миллионов раз. Ему – плевать. Когда большую часть достаточно долгой жизни живешь, цепляясь за столь призрачную надежду, изо дня в день ускользающую, становящуюся все более неисполнимой, и вот вдруг, она прямо перед тобой. Все то, о чем в последние месяцы не получалось даже мечтать по-настоящему.  Разве возможно вообще пытаться это как-то разумно осмыслить?

Казалось, что он находится сейчас в двух временных реалиях одновременно. С одной стороны – здесь, в две тысячи восемнадцатом, в собственном доме, а с другой там – в саду возле дома Фейнов в Нью-Йорке. И толком не понятно, в каком из этих временных отрезков его волнение было сильнее, когда ощутимее сбивался сердечный ритм, пропуская удары. Вот только исход в прошлом он уже знал, ответа же сейчас, на тот же самый вопрос, все еще оставался для Эстервуда  неизведанным. И он до изнеможения сильно желал его услышать из уст Лоры, и в тоже время мужчину одолевал самый настоящий страх. За который он не мог даже стыдиться, хотя знал, с самого раннего детства, что бояться мужчине не престало, ибо это удел представительниц слабого пола, что, впрочем, должно быть понятно из самого обозначения этого самого пола.  Но ему все равно было страшно. Отчетливо страшно было услышать очередное «нет».

В некотором оцепенении он чувствует, как женская ладонь скользит по его щеке, неосознанно касается кончиками пальцев ее запястья. Столь жизненно необходимый тактильный контакт, когда кажется, что стоит лишь на долю секунды отпустить руки, и все исчезнет, растворится в воздухе. Он не может этого позволить, только не сейчас, когда мироздание подарило столь неожиданный шанс все исправить. Согласиться? Он совершенно точно слышит это слово в конце предложения. Слышит, и все еще боится поверить в реальность происходящего. Вместо слов получается лишь шумно выдохнуть, хотя казалось бы, что в легких давно не осталось воздуха. Под ногами словно исчезает опора, и в этой реальности его держат лишь ее руки, крепко схватившиеся за ткань его футболки.

Эстервуд не думал, что это когда-нибудь произойдет, но сейчас ему совершенно не хочется знать, почему же тогда Лора ответила отказом, если сейчас говорит, что хотела прямо противоположного. Он достаточно знал о ее жизни, мог предположить, в чем именно были причины. Но в это самое мгновение, прямо в сию секунду, все это вдруг стало чем-то настолько далеким и неважным, будто бы происходило вовсе не с ними, а с какими-то другими людьми, в параллельной вселенной, на страницах книг или на киноэкране. История, которую он просто когда-то наблюдал со стороны. Новый отсчет времени начался только сейчас. Нулевая точка пройдена была долю секунды назад. И теперь не нужно было оглядываться на столь далекое и неправдоподобное прошлое. Оно утратило свой смысл, по всем счетам проиграло настоящему. Слова терялись где-то еще в подсознании, не успевая даже облечь какую бы то ни было определенную форму. И Роберт пока что мог лишь смотреть в глаза Элоры, не будучи пока в силах поверить, что теперь сможет делать это ежедневно.

- Правда? – безумно наивный вопрос, слетевший с губ Роберта самопроизвольно. Он прекрасно все слышал, все чувствовал, и понимал. Поверить было куда сложнее. Все еще жива была привычка ожидания. Теперь же ждать не нужно было. Она была с ним, здесь и сейчас. И каждый будущий день. Может быть это было неправильно, возможно, ему следовало бы подумать о том, что они будут делать дальше, учитывая то, кем теперь являлась Элора. Может быть, ему следовало бы задавать вопросы о кончине, а точнее об убийстве Ромейн.  Но как бы дико то не звучало, Эстервуду было все равно. Позже придет некое сожаление, какое всегда приходит при известии о гибели человека, которого ты знал долгие годы, но не испытывал к нему ничего положительного. Ему стоило бы всерьез подумать, как он будет объяснять все происходящее дочери.  Но все эти мысли отходили на другой план, занимали какую-то слишком второстепенную очередь.  – Может быть и безумие, - он наконец-то улыбался, искренне, без примеси горечи совершенно, - Мне плевать, - они упустили так много времени, но об этом Роберт никогда не скажет вслух, хотя бы из уважения к жизни Элоры в ее семье, где она действительно была счастлива, пусть и так недолго. Он просто отчетливо осознает, что теперь каждый новый день будет наполнен от начала и до конца. Что они наконец-то смогут осуществить то, о чем когда-то мечтали вместе. Что он сможет доказать Лоре, что она все еще может быть счастлива, в том числе, и будучи рядом с ним. – Я люблю тебя, Лора. Остальное – не важно, -  он целует ее осторожно, едва касаясь губами, будто бы вновь проверяя, снова и снова, реальность происходящего, и лишь окончательно убедившись, притягивает к себе ближе, ощущая биение женского сердца всем телом.

Эстервуд долго не мог уснуть, слишком эмоционально тяжелым вышел этот день. Но никакие мрачные мысли сейчас не посещали голову мужчины. Он просто-напросто был абсолютно счастлив, как не был, наверное, ни единого раза за всю жизнь. Совершенно особенные ощущения, которые захватило все его естество. Лора мирно спала, и он видел это спокойствие и умиротворение на ее лице, ощущал размеренное дыхание. И, возможно, хотел бы сейчас знать, видит ли она сны, а если видит, то о чем они. Может быть в сновидениях женщины воплощаются воспоминания из далекого прошлого. Или какие-то фантазии о далеком будущем. В любом случае, Роберт видел, что сны эти не приносят ей никакого дискомфорта. Он осторожно поправляет одеяло, едва касаясь пальцами женского плеча, бережно убирает с ее лица прядь волос. И наконец-то ложится сам, проваливаясь в сон, и будучи уже на самой грани между явью и небытием, неосознанно двигается ближе, обнимая ее, наконец-то засыпая.

+1


Вы здесь » Arkham » Аркхемская история » Two medallions


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно